Символы в христианской архитектуре

Первые христиане не ощущали надобности в постройке храма. Им казалось невозможным вместить в простое здание такое всеобъемлющее существо, как Бог. Показательны слова Октавия Минуция Феликса: «Какой храм ему построю, когда весь этот мир, созданный его могуществом, не может вместить его?.. Как заключу в одном небольшом здании столь великое существо?..»[42] Обоснование такого взгляда присутствовало в самом Писании: «Так говорит Господь: небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня, и где место покоя Моего?» (Ис. 66:1).

После Медиоланского эдикта перед церковью встает задача обращения в христианство большого числа людей. Однако адекватной архитектурной формы, удовлетворяющей высоким духовным запросам новой религии, еще не существовало. Античный храм, имея великолепно разработанный внешний облик, «выявлялся вовне». К тому же молящиеся находились не внутри здания, а снаружи, перед ним. Все это служило «символом всенародности, понятой как полисная общительность, открытость...». Внутреннее помещение здания было лишь «ларцом», в котором помещались статуя божества и сокровища.[43] При создании же собственно христианской архитектуры экстерьер храма приобретает другое значение. Строгость и сдержанность внешнего вида уподобляются праведному христианину, заключающему внутри себя полноту духовного бытия. Акцент переносится на внутренний облик здания, что связано с чрезвычайной ценностью внутренней жизни каждого верующего. Не публичная открытость, а духовные глубины — вот что становится важным. Поэтому именно интерьер должен сообщить молящемуся, по мысли С. С. Аверинцева, определенную «душевную настроенность и дать иллюзию пребывания в бестелесном мире раскрытого и явленного смысла».[44] Способ раскрытия этого смысла и станет предметом творческих поисков художников при создании нового типа храма.

Первоначально для церкви использовали в основном такой тип общественного здания Римской империи, как базилика. Но и здесь, еще в рамках старого, осуществляется отход от телесной, пластически выразительной красоты античности и устремление к красоте развеществленной материальности используемого при строительстве камня. Дальнейшие поиски приводят к тому, что стена приобретает легкость и «невесомость», она как будто не подвержена силе земного притяжения, материя преображается и просветляется духом. Следует указать некоторые конкретные проявления привнесенного в архитектуру спиритуалистического смысла, пока на примере базилики. Во-первых, это новый характер ритмики и новые колонны. Движение пространства к алтарю определяется равномерным ритмом колоннад. Но в отличие от античности этот ритм организует пространство, а не пластически выразительные архитектурные формы. Пространство же — это нечто бесплотное и потому представляющее духовность. Тем самым ритмичное движение пространства приобретает духовный характер, становясь при этом значительно важнее чувственновоспринимаемой красоты материализованных форм. [45]Сами колонны не демонстрируют теперь своей телесности: их делают гладкими, полированными, без каннелюр. «Блеск их твердой поверхности» не дает «пространству взаимодействовать с ними, заставляя его нейтрально огибать опоры».[46] Массы опор, таким образом, не вовлекаются в общее духовное движение. В целом происходит утрата античных тектонических принципов; массы теряются, уступая место пространству, их стараются ограничить и вытеснить на периферию восприятия. Во-вторых, в базиликах учащаются случаи использования опирающихся на колонны арок. Эти аркады постепенно занимают место классического горизонтального антаблемента. Данный способ построения принесен из Сирии. Здесь в базиликах нередко вместо внутренних колоннад применялись мощные столбы, связанные друг с другом арочными пролетами. По мере дальнейшего развития архитектуры колонны, несущие арки, становятся более тонкими и сильнее вытягиваются вверх в сравнении с античными. Этим устраняется излишняя массивность архитектурного материала. Полукружия арок, вырастающие над колоннами, словно снимают «закон тяготения». Камню сообщается «невесомость», он до известной степени развеществляется. Мягкий арочный изгиб противоположен «телесной логике прямого угла», образуемого элементами ордера. Поэтому теперь в базилике «место твердого стояния на земле заступает тихое парение в пространстве».[47] Свой завершенный вид такое одухотворенное парение приобретает в тех византийских купольных храмах, в которых осуществилось соединение центрально-купольной архитектуры с базиликальной.

Теперь следует рассмотреть символику архитектурных форм купольных храмов, сыгравших значительную роль в духовной переориентации искусства, начавшейся еще в катакомбной живописи. А. И. Комеч считает возможным проследить развитие религиозной архитектуры в V—VI вв., исходя из распространенной в III—IV вв. аналогии, уподобляющей сотворенный Богом мир — храму. Идея эта постепенно усваивалась людьми в течение IV—VI вв., определяя специфику художественных творений и общественных вкусов. О таком уподоблении говорит Василий Великий в «Беседах на Шестоднев»: «Не обступим ли... сию великую и полную разнообразия Художественную храмину Божию созидания... не будем ли рассматривать украшение вселенной?».[48] Отсюда вскоре вырастает стремление к символическому сближению архитектурного образа храма с образом Вселенной. Собственно же купольные представления вызывает трактовка неба. Вот что об этом пишет Василий Великий: «Небо, по слову Пророка, поставленное яко камара (Ис. 40,.22)...».[49] Речь идет о следующих словах Исайи: «...Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья» (Ис. 40:22). Также у Феофила со ссылкой на авторитет того же пророка находим аналогичное понимание неба, сравниваемого с кровлей, сводом. Все это, по выражению Василия Великого, касается «очертания неба».[50] То есть можно сказать, что символика купола в храмовой архитектуре, по всей видимости, связана с трактовкой неба» как свода.

Искусствоведы отмечают «висячий» характер композиции купольных храмов, когда ее движение идет сверху вниз. Показательно в этом отношении описание процесса божественного творения у Феофила, приводимое А. И. Комечем. Феофил считает, что Бог в отличие от человека, находящегося внизу и потому начинающего строить дом с его основания, творит мир иначе: как сказано в Библии, вначале сотворено было небо. Исходя из восприятия Вселенной как «Художнической храмины Божия созидания», становится понятен своего рода перенос принципов божественного творчества на творчество человеческое при постройке культовых сооружений.[51]

Во многом благодаря такой как будто зависшей композиции возникает ощущение определенной бесплотности архитектурного материала, легкости интерьера здания, так что даже больших размеров купол кажется невесомым, парящим в воздухе, словно подвешенным с неба. Особенно выразительно выглядит парение купола в соборе Св. Софии в Константинополе.[52] Ведь здесь эффект невесомости усиливается еще и потоками света, струящегося из 40 окон в основании купола. Эти потоки практически растворяют в глазах созерцающего тонкие простенки между окнами. В такой бесплотности опять-таки можно увидеть аналогию с пониманием мироздания, созданного Богом. Василий Великий говорит: «...касательно сущности неба довольно для нас сказанного у Исайи, который... дал нам достаточное понятие о природе его: Утвердивый небо яко дым (Ис. 51, 6), то есть для сотворения неба Осуществивший естество тонкое, не твердое, не грубое».[53] Сама земля, несмотря на свою тяжелость и материальность, не имеет массивных опор: «...на чем опирается этот огромный и несдержимый груз земли? —...в руце Божией концы земли (Пс. 94, 4)».[54]

Так, из уподобления мироздания храму постепенно вырастает обратная аналогия: зодчими возводятся храмы, соответствующие религиозным представлениям о Вселенной. В итоге же в процессе развития купольной архитектуры складывается особая символика архитектурных форм, вырабатываются определенные способы создания «бесплотной» атмосферы парения внутри культового сооружения. Все это отвечало спиритуалистической направленности новой религии.

Дата добавления: 2015-08-17