Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский. 1944 г.

Но на следующий день, 23 мая, на совещании в Кремле Сталин долго не соглашался на предложение командующего 1-м Белорусским фронтом.

"Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложения Ставки, - вспоминал маршал. - После каждого такого "продумывания" приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили" [39].

Начавшееся 24 июня наступление войск Рокоссовского было успешным. За пять дней боев, прорвав оборону врага на двухсоткилометровом фронте, они окружили и уничтожили бобруйскую группировку и продвинулись в глубину на сто с лишним километров. Темп наступления составлял 22 километра в сутки! Так настойчивость Константина Константиновича перед лицом Верховного дала свои плоды. И оценена была по достоинству: 29 июня 1944 г. Рокоссовский стал Маршалом Советского Союза.

Известный британский историк Б. Лиддел Гарт сумел, сравнивая успехи фронта Рокоссовского и достижения союзников, незадолго до этого высадившихся в Нормандии, зримо показать принципиальную разницу между ними. "Совершив прорыв линии фронта непосредственно севернее Пинских болот, войска Рокоссовского продолжали развивать наступление со средней скоростью 32 км в сутки... Удары русских привели к общему краху системы германской обороны". Союзные же войска на западном фланге нормандского плацдарма под командованием генерала О. Брэдли за три недели боев (заметим в скобках: против куда менее грозного противника) продвинулись, как подсчитал Лиддел Гарт, всего на 8-13 км [40].

Одним из самых драматичных в полководческой судьбе Рокоссовского событий стали боевые действия 1-го Белорусского фронта на варшавском направлении. После Белоруссии перед войсками лежала Польша. А ведь это была для него родная земля.

Все советские энциклопедии указывали, что он - русский, и место его рождения - Великие Луки. В содержавшемся же в следственном деле личном листке по учету кадров приводились подлинные сведения: место рождения - Варшава, национальность - поляк. И вот он, варшавский каменотес, добровольно вступивший рядовым в полк каргопольских драгун и вместе с ним вынужденный уйти из Польши под напором германских войск, вернулся сюда спустя тридцать лет во главе войск фронта для освобождения своей родины от фашистского ига.

В сентябре 1944 г., пройдя за 40 дней напряженных боев 700 километров, форсировав несколько рек, войска 1-го Белорусского фронта вышли к Висле. На ее западном берегу были захвачены три плацдарма, а на правом взята Прага - предместье Варшавы. Однако дальше наступление застопорилось; в окружение попал один из танковых корпусов. В это время в польской столице, начиная с 1 августа, разгоралось антифашистское восстание. Но продвижение советских войск в этот момент затормозилось, они не смогли прийти на помощь восставшим варшавянам. Причины этого - предмет многолетних споров военных историков.

Сам Рокоссовский объяснял сложившуюся ситуацию так:

"Я в бинокль рассматривал город своей юности, где продолжал жить единственный родной мне человек - сестра. Но видел одни развалины. Войска были измотаны, понесли, конечно, немалые потери. Необходимо было получить пополнение, подвезти большое количество боеприпасов, создать резервы. Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи. Но мы помогали восставшим всем, чем могли: с самолетов сбрасывали им так необходимые нам самим продовольствие, медикаменты, боеприпасы. За две недели было сделано пять тысяч вылетов. Высадили через Вислу крупный десант, но он успеха не имел и, понеся значительные потери, отошел на восточный берег" [41].

По признанию маршала, ни от руководителя восстания главнокомандующего Армии Крайовой Т. Бур-Коморовского, ни от польского эмигрантского правительства никакой информации о готовящемся восстании не поступало. И в дальнейшем с их стороны не было попыток связаться с советским командованием и скоординировать совместные действия. Когда же Рокоссовский послал к Бур-Коморовскому для связи двух офицеров-парашютистов, он не пожелал их принять. На обратном пути офицеры погибли. Не пытался он связаться и с нашим десантом. 2 октября гитлеровцы подавили восстание. Погибли 200 тысяч поляков, Варшава была полностью разрушена.

С аналогичных позиций выступала и отечественная историография, в ней вся ответственность за поражение восстания возлагалась на эмигрантское правительство в Лондоне и руководство Армии Крайовой и Варшаве, которое заранее не уведомило советское военное командование о выступлении, а позднее уклонялось от установления связи со штабом 1-го Белорусского фронта [42].

Такие оценки до конца 80-х годов прошлого столетия разделяли и польские историки. Больше того, откликаясь на публикацию в 1981 г. воспоминаний генерала 3. Берлинга, в которых неудачу 1-й польской армии в форсировании Вислы он возлагал среди прочих и на Рокоссовского, проф. Т. Савицкий специально оговаривался, что такие обвинения не имеют документальной основы. Да и в целом, замечал польский автор, "шанс на спасение восставших варшавян существовал только в случае лобового удара Красной Армии. Но его нанести не удалось, поскольку противник оказался слишком силен" [43].

Правда, ряд западных, а в последние два десятилетия и польских историков стали открыто обвинять СССР в том, что он злонамеренно не захотел оказать помощь восставшим [44]. Главную причину они видели в политиканстве советского вождя. Так, американский историк Р. Вофф считал циничным поведение Сталина, который "обещал снятие войсками Рокоссовского осады, высмеивая при этом «кучку преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру» " (цитата из послания главы Советского правительства У. Черчиллю и Ф. Рузвельту от 22 августа 1944 г. - Ю.Р.) [45].

Введенные в последние годы в научный оборот документы позволяют выработать более объемный взгляд на эту сложную научную и моральную проблему. Сталин, бесспорно, вел свою партию в сложных международных играх вокруг Польши и ее будущего. Он одновременно то делал противоречивые заявления о согласии оказывать помощь восставшим, то отказывал союзникам в их просьбе предоставить советские аэродромы для посадки американских и британских самолетов, совершавших полеты на Варшаву.

Однако правда и то, что советские соединения, в самом деле, были изнурены предшествующими боями. За август 1944 г. потери 1-го Белорусского фронта составили почти 115 тыс. чел., из них 23 483 убитыми. На направлении действий 2-й танковой армии генерала А.И. Радзиевского была дана неверная оценка сил противника, в результате армия понесла значительные потери, и ее прорыв в Прагу стал невозможен. Потерпели неудачу и попытки частей 1-й армии Войска Польского форсировать Вислу, чтобы захватить плацдармы непосредственно в Варшаве и установить боевой контакт с повстанцами [46].

Все это происходило на глазах Рокоссовского и, без сомнения, добавило ему рубцов на сердце. Не довелось ему и реабилитироваться перед самим собой, когда в Ставке наконец был утвержден его план наступательной операции, предусматривавшей освобождение Варшавы. Вновь, как это часто случалось в судьбе Константина Константиновича, в дело вмешалась большая политика.

12 октября 1944 г. состоялось решение Ставки, в соответствии с которым командование 1-м Белорусским фронтом Константин Константинович передал Г.К. Жукову, а сам принял войска 2-го Белорусского фронта. По признанию Рокоссовского, это было столь неожиданно, что он сгоряча даже спросил Сталина, чем объяснить такую немилость - перевод с главного направления на второстепенный участок? Полученный ответ: тот участок, на который его переводят, не относится к второстепенному, а входит в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов - 2-й Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского, не мог удовлетворить Рокоссовского, обида не только на вождя, но и на своего давнего сослуживца долго не оставляла его. По собственному признанию Георгия Константиновича, с тех пор их отношения были уже далеко не такими дружескими и сердечными, как раньше, вину за что он возлагал на Сталина, который по мере приближения конца войны все больше "интриговал между маршалами - командующими фронтами".

На войска фронта, которым теперь предстояло командовать Рокоссовскому, возлагалась задача отсечь группировку, действующую в основной части Германии, от восточно-прусской. Начав наступление 14 января 1945 г., 2-й Белорусский фронт последовательно форсировал реки Нарев и Вислу и успешно продвигался на запад. Но через неделю в первоначальный план пришлось вносить коррективы: отстали войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И.Д. Черняховский). Ставка сформулировала Рокоссовскому новую задачу - совместно с Черняховским окружить и уничтожить восточно-прусскую группировку противника.

Удар по Восточной Пруссии был организован в считанные дни - к 20 января. Войска 2-го Белорусского фронта прорвали мощный укрепленный рубеж, построенный немцами еще до войны. Маршал ввел в прорыв 5-ю гвардейскую танковую армию, главные силы которой уже 26 января вышли к береговой полосе Балтийского моря и тем самым отрезали противнику пути отхода из Восточной Пруссии на запад.

Одновременно левофланговые армии фронта форсировали Вислу в нижнем течении и вступили в Восточную Померанию. Стремительность, с какой действовали войска Рокоссовского, трудно переоценить. Ведь вступив в противоборство с действовавшей в этом районе немецко-фашистской группой армий "Висла", состоявшей из более чем 30 дивизий, в том числе восьми танковых, соединения 2-го Белорусского фронта сорвали коварный план врага, вознамерившегося ударить во фланг 1-го Белорусского фронта, войска которого вышли к Одеру.

Восточно-11омеранская операция развивалась без всяких пауз, стремительно. Введя в сражение переданную в состав фронта 1-ю гвардейскую танковую армию генерала Катукова, Рокоссовский еще раз продемонстрировал всю мощь своего полководческого таланта. Всеми своими действиями он подтверждал верность сформулированной им самим истины: "Каждый день, каждый час войны убеждал нас, командиров: нужен коренной перелом в нашем сознании, мышлении... решительный отказ от устаревших методов организации и ведения боя". Подвижными соединениями маршал рассек группировку врага на части и порознь уничтожил ее. Были освобождены крупнейшие порты и военно-морские базы на Балтике - Гдыня и Гданьск (Данциг).

Особенно крепким оказался второй "орешек". Чтобы избежать бессмысленных потерь, Константин Константинович, как в свое время под Сталинградом, направил гарнизону ультиматум с предложением сложить оружие. Но ответа не получил. И тогда одновременно с трех сторон начался планомерный штурм. 31 марта 1945 г. маршал Рокоссовский одним из первых среди советских военачальников "за искусное руководство крупными операциями, в результате которых были достигнуты выдающиеся успехи в разгроме немецко-фашистских войск", удостоился ордена "Победа" [48].

Газета "Британский союзник" 11 марта 1945 г. образно определила значение тех событий для дальнейшего хода войны: "Большая часть прочного фундамента прусского милитаризма сломана" [49].

В начале апреля 1945 г. Рокоссовского вызвали в Ставку, где ознакомили с планом участия войск его фронта в Берлинской операции, 2-й Белорусский фронт должен был наносить рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая тем самым правый фланг 1-го Белорусского фронта, и уничтожить силы врага севернее его столицы.

20 апреля войска фронта пошли вперед. Наступление началось с форсирования долины Одера. Река разделялась на два русла, каждое шириной от 100 до 250 м. Разделявшая их пойма была изрезана протоками и каналами и почти сплошь затоплена водой. Эту почти пятикилометровую преграду солдаты метко называли не иначе, как "два Днепра, посередине Припять". Как было взять ее? Ведь навести мосты было практически невозможно, а для лодок и паромов глубины зачастую не хватало.

Верный своему принципу, командующий фронтом объехал войска, вместе с командирами отрекогносцировал местность и наметил направление главного удара.

"Мы решили форсировать его (Одер. - Ю.Р.) там, где имелись так называемые дамбы, - говорил Рокоссовский на военно-научной конференции в Северной группе войск в 1945 г. -Это решение явилось результатом личной рекогносцировки и оказалось правильным (решение по карте могло быть иным). Операция предстояла сложная, в известной мере рискованная, но при наличии наших артиллерийских средств мы могли на это пойти. В связи с этим еще раз подчеркиваю свою мысль, что ни одна река в современных условиях не является непреодолимым препятствием. Задача прорыва на р. Одер была выполнена, как мы ее наметили" [50].

Замысел операции, разработанный командующим 2-м Белорусским фронтом, предусматривал, что главный удар вдоль западного берега Одера нанесут на левом крыле фронта три общевойсковые армии. После прорыва обороны в сражение вводились три танковых, механизированный и кавалерийский корпуса. Продвигаясь в западном и северо-западном направлениях, они должны были изолировать 3-ю танковую армию противника от Берлина, оттеснить ее к Балтийскому морю и уничтожить.

Неимоверно сложно оказалось перебросить через пойму артиллерию и танки. Пехота первоначально вынуждена была буквально прогрызать оборону врага без поддержки тяжелой техники и ощущала помощь только с воздуха. Тем не менее всего за шесть дней боев рокоссовцы приковали к себе и разгромили до десяти дивизий врага. Расчеты на помощь вражеского командования, державшего оборону против 1-го Белорусского фронта Жукова на Зееловских высотах, оказались тщетными: все резервы 3-й танковой армии противника были скованы 2-м Белорусским фронтом надежно.

А на втором этапе Берлинской операции эта армия и вовсе была охвачена войсками Рокоссовского. Ни к Берлину, ни на запад отойти она уже не могла. Уничтожая фашистские войска, соединения 2-го Белорусского фронта занимали один за другим порты на Балтике. Заключительная операция блестяще завершилась выходом на побережье, овладением островами Воллин, Узедом и Рюген, портом Свинемюнде.

3 мая 3-й гвардейский танковый корпус установил контакт с передовыми частями 2-й британской армии. Через командира корпуса генерала А.П. Панфилова командующий 21-й армейской группой английский фельдмаршал Б. Монтгомери пригласил советского маршала посетить его штаб-квартиру в Висмаре. Визит состоялся 7 мая, прошел в теплой и гостеприимной обстановке. Но все ожидания превзошел ответный прием 10 мая. Его было решено провести с традиционным русским гостеприимством.

"В почетный караул ставим кубанцев 3-го гвардейского кавалерийского корпуса Осликовского в конном строю, в полной казачьей форме... -вспоминал маршал. - Англичане долго провожали восхищенными взглядами лихо удалявшуюся конницу. После церемонии встречи гости были приглашены в большой зал, где умело и со вкусом был сервирован стол. Сидя за обильным столом (у англичан беседовать приходилось стоя), наши гости почувствовали себя еще лучше. Беседа приняла задушевный характер. Сам Монтгомери, сначала пытавшийся в очень деликатной форме ограничить время своего визита, перестал поглядывать на часы и охотно втянулся в общий разговор.

В заключение с концертом выступил наш фронтовой ансамбль... Этим мы окончательно покорили британцев. Каждый номер они одобряли такими неистовыми овациями, что стены дрожали. Монтгомери долго не мог найти слов, чтобы выразить свой восторг и восхищение" [51].

Дата добавления: 2015-08-17