От волги до Одера

Константин Константинович получил назначение на должность командующего войсками Брянского фронта. Положение там было относительно стабильным, и возможности проявить себя оказывалось не так много. Однако ситуация изменилась, когда его - явно по рекомендации Жукова - поставили во главе Сталинградского фронта (в конце сентября 1942 г. он был переименован в Донской, а Сталинградским стал называться бывший Юго-Восточный фронт).

В предстоящем контрнаступлении Донскому фронту была отведена значительная роль: вместе с войсками Юго-Западного фронта предстояло окружить и уничтожить противника в малой излучине Дона. Войска Рокоссовского полностью справились с поставленной задачей: прорвав глубоко эшелонированную оборону, они сковали противника и не позволили ему парировать мощные удары по флангам 6-й немецкой армии. 23 ноября соединения Юго-Западного и Сталинградского фронтов замкнули кольцо окружения, в котором оказалась почти 300-тысячная вражеская группировка.

Противник сопротивлялся фанатично. Сокращение фронта обороны позволило ему значительно уплотнить свои боевые порядки. Кроме того, он воспользовался инженерными сооружениями, созданными советскими войсками в период оборонительной фазы Сталинградской битвы. Нашим сильно поредевшим частям нечего было и думать, чтобы с ходу преодолеть сопротивление врага.

"При очередном разговоре по ВЧ я счел своим долгом доложить об этом Сталину, - писал Рокоссовский. - Затронул вопрос и о том, что целесообразнее было бы операцию по ликвидации окруженной группировки противника поручить одному фронту - Сталинградскому или Донскому - с подчинением ему всех войск, действующих под Сталинградом" [29].

Верховный, однако, не дал определенного ответа. Значительно больше внимания он уделял внешнему фронту окружения, чтобы предотвратить попытки немцев деблокировать окруженную группировку извне. Но постепенно и он согласился с предложением командующего Донским фронтом, которому, в конце концов, и была поручена ликвидация окруженного противника [30].

План операции "Кольцо" был предложен лично Рокоссовским и разработан при "деятельном участии", что посчитал необходимым особо отметить Константин Константинович, начальника Генштаба А.М. Василевского и представителя Ставки Н.Н. Воронова. Ударами по центру окруженной группировки с двух сторон предполагалось расчленить ее, а затем ликвидировать по частям. 27 декабря 1942 г. доработанный план был представлен в Ставку ВГК [31].

В новогоднюю ночь за скромным застольем, в котором, кроме командования фронтом и генерала Василевского, приняли участие прибывшие из Москвы командующий ВВС А.А. Новиков и командующий Дальней авиацией А.Е. Голованов, как-то случайно и вроде бы даже не очень серьезно стали вспоминать исторические примеры, когда попавшему в тяжелое положение врагу предъявлялся ультиматум. На следующий день к делу подошли уже всерьез, общими усилиями текст ультиматума был составлен и отправлен в Москву. Сталин не только одобрил его, но и приказал за два дня до наступления вручить документ командующему 6-й германской армией Ф. Паулюсу. Всем добровольно прекратившим сопротивление гарантировалась жизнь. Но враг отказался от почетной капитуляции, более того - грубо нарушив общепризнанные нормы, открыл огонь по парламентерам.

И тогда 10 января 1943 г. заговорило оружие. Рокоссовский смело массировал силы и средства на решающих направлениях. Так, для нанесения мощного рассекающего удара по вражеской группировке были сосредоточены 33% стрелковых дивизий, 50% артиллерийских дивизий, 57% гвардейских минометов ("катюш"), 75% танковых полков [32].

Потребовались 22 дня напряженных боев, чтобы вынудить окруженных к капитуляции. В плен попали, по последним данным немецких историков, около 113 тысяч немецких солдат и офицеров, в том числе 22 генерала во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом [33].

Заслуги Рокоссовского в Сталинградской битве были отмечены орденом Суворова 1-ой степени. Сталин, встречая в Кремле руководящий состав, не дал по-уставному доложить о прибытии, а пожимая руку, стал поздравлять с большим боевым успехом.

"Всех поздравил, пожал руку каждому из командующих, - рассказывал позднее главный маршал авиации А.Е. Голованов, - а Рокоссовского обнял и сказал: «Спасибо, Константин Константинович!». Я не слышал, чтобы Верховный называл кого-либо по имени и отчеству, кроме Б.М. Шапошникова, однако после Сталинградской битвы Рокоссовский был вторым человеком, которого И.В. Сталин стал называть по имени и отчеству. Это все сразу заметили. И ни у кого тогда не было сомнения, кто самый главный герой - полководец Сталинграда" [34].

В литературе высказывались предположения, что особым отношением к себе со стороны вождя Константин Константинович был обязан не только полководческим успехам, но и чувству вины, которую Сталин мог испытывать за предвоенные злоключения Рокоссовского.

Правда, годы спустя в определение истинного вклада каждого из командующих фронтами вмешалась политическая конъюнктура. Основные заслуги стали приписывать себе бывший командующий Сталинградским фронтом маршал А.И. Еременко и член военного совета фронта Н.С. Хрущев, ставший в сентябре 1953 г. первым секретарем ЦК КПСС. Позднейшему прославлению Хрущева, а вместе с ним и командования бывшим Сталинградским фронтом способствовала случайность: 4 февраля 1943 г. Рокоссовский был отозван в Москву и, естественно, не мог присутствовать на митинге, организованном в Сталинграде в связи с окончанием сражения и снимавшемся на кинопленку. Из "высоких" лиц в нем принял участие член политбюро ЦК ВКП(б) Н.С. Хрущев, запечатленный для истории. Фронтовая кинохроника пришлась как нельзя кстати, когда в 1963 г. широко отмечалось 20-летие победы на Волге.

...Новыми гранями сверкнуло полководческое мастерство генерал-полковника Рокоссовского в Курской битве. Его Центральный фронт занимал северный фас Курского выступа, где в июле разгорелась одно из крупнейших сражений второй мировой войны. Еще ранней весной, загодя до решающих боев, Константин Константинович выдвинул идею о необходимости организовать прочную оборону выступа, предполагая, что именно на этом участке советско-германского фронта противник попытается перехватить инициативу, утраченную под Сталинградом. По просьбе прибывшей из Москвы комиссии он изложил свои соображения в специальной записке, где подчеркивал, что наиболее вероятным объектом летнего наступления врага станет именно Курская дуга. Поэтому он предлагал сосредоточить восточнее дуги мощные резервы, чтобы отразить вражеский удар и обеспечить своевременный переход наших войск в контрнаступление.

Эта идея оказалась созвучной предложениям представителя Ставки генерала армии Жукова, в результате Ставка приняла решение в районе Курска перейти к преднамеренной обороне. Рокоссовский в качестве наиболее угрожаемого направления определил основание орловского выступа. Именно здесь, по его мнению, группа немецких армий "Центр" планировала прорыв нашей обороны, и потому полководец стянул сюда свои основные силы - более 50% стрелковых дивизий, 70% артиллерии и 87% танков и самоходно-артиллерийских установок [35]. Это был осознанный риск, и, как показали дальнейшие события, Рокоссовский поступил весьма дальновидно.

В ходе наступления противник применил специально припасенные Гитлером к Курской битве тяжелые танки "тигр" и штурмовые орудия "фердинанд". Авиация наносила бомбовые удары на всю тактическую глубину обороны фронта. Но и при этом противнику удалось (да и то лишь на отдельных участках) вклиниться в нашу оборону на глубину всего в 8-12 километров. В ответ Константин Константинович принял решение нанести здесь контрудар силами находившегося в резерве 9-го танкового корпуса генерала С.И. Богданова. В ночь на 8 июля корпус, подтянутый на главное направление, помог стабилизировать положение.

В середине июля войска Рокоссовского перешли в контрнаступление против орловской группировки врага. За три дня они полностью восстановили положение, которое занимали до начала операции "Цитадель", а затем развили этот успех и во взаимодействии с Брянским фронтом и левым крылом Западного фронта разгромили орловскую группировку врага.

Наши войска устремились на запад. "Броском за Днепр" назвал этот этап действий сам полководец. Вот где сказались качества Рокоссовского как изощренного мастера наступления. До конца сентября вверенные ему соединения продвинулись на 300 километров, форсировали Днепр, Припять, Сож и захватили выгодные плацдармы для дальнейших действий. С октября 1943 г. фронт стал называться Белорусским. Войска и их командующий получили исключительно почетную задачу - начать освобождение Белоруссии.

Первым объектом действий фронта стал Гомель. Решение, которое принял Рокоссовский в борьбе за город, очень ярко характеризует глубину его оперативного мышления. Дело в том, что наши войска уже заняли плацдарм за Днепром напротив Гомеля и враг, блокируя его, сосредоточил там мощные силы. Избегая длительных кровопролитных боев, командующий фронтом решил скрытно вывести оттуда войска 65-й армии генерала П.И. Батова и вновь форсировать Днепр ниже по течению. Это было мастерское решение. Операция принесла быстрый успех, и 26 ноября первый областной центр Белоруссии Гомель был освобожден.

В конце февраля 1944 г., когда 3-я армия форсировала Днепр и захватила выгодный в оперативном отношении плацдарм, между ее командующим А.В. Горбатовым и Рокоссовским произошел памятный инцидент. Не согласившись с решением командующего фронтом на продолжение наступления на Бобруйск, командарм пожаловался в Ставку.

Александра Васильевича Рокоссовский характеризовал как интересного человека, смелого и вдумчивого военачальника, страстного последователя Суворова, который, однако, понимал суворовские принципы - внезапность, стремительность, броски на большие расстояния с выходом во фланг и тыл противнику - подчас слишком прямолинейно, без учета характера современной войны и конкретно сложившейся обстановки.

"Я побаивался, что после этого у нас с К.К. Рокоссовским испортятся отношения, - писал А.В. Горбатов. - Но не таков Константин Константинович. Командующий фронтом по-прежнему ровно и хорошо ко мне относился" [36].

Как же конкретно действовал Рокоссовский? Предоставим слово ему самому:

"Поступок Александра Васильевича только возвысил его в моих глазах. Я убедился, что это действительно солидный, вдумчивый военачальник, душой болеющий за порученное дело. Так как ответа из Ставки не последовало, я сам решился, в нарушение установившейся практики, раскрыть перед командармом все карты и полностью разъяснить ему роль его армии в конкретной обстановке" [37].

Многие ли военачальники способны на такое? Что же касается Горбатова, то он, поняв свою ошибку, не только проникся к командующему фронтом еще большим уважением, но и сумел достойно показать себя даже на второстепенном участке. Его 3-я армия, улучив момент, внезапным ударом опрокинула противника и на его плечах форсировала Днепр.

...Многие не без основания утверждают, что внутренней красотой, душевными качествами Рокоссовского был покорен даже Сталин, совсем не склонный к сантиментам. Генерал-лейтенант Н.А. Антипенко приводит рассказ самого Константина Константиновича о том, как в декабре 1943 г. он, находясь в Москве, был приглашен Верховным Главнокомандующим на ужин. Повод был более чем подходящий: и Сталин, и Рокоссовский родились в один и тот же день - 21 декабря.

"Было далеко за полночь с 20-го на 21 декабря, - вспоминал маршал. - Присутствовали некоторые члены политбюро. Обстановка за столом была самая непринужденная. Взяв меня за руку, Сталин отвел в сторону и тихо сказал: «Да, мы вас крепко обидели, товарищ Рокоссовский... Ну что ж, бывает... Извините...»(извинение, очевидно, относилось к факту довоенного ареста и тюремного заключения. - Ю.Р.). Потом мы возвратились к столу. Кто-то провозгласил тост за здоровье Сталина. Закусили. Встав из-за стола. Верховный подошел ко мне с полным бокалом «Хванчкары» (его любимого вина), произнес тост в мою честь и стал чокаться со мной так, чтобы верхний край его бокала был бы не вровень с моим, а чуть пониже. Я знал этот грузинский обычай, выражающий особое уважение, и сам поспешил опустить свою рюмку ниже. Сталин повторил свой прием, опустив руку с бокалом еще ниже, то же сделал и я. В конце концов наши бокалы оказались на полу. Это всех рассмешило" [38].

По некоторым воспоминаниям, вождь даже называл Рокоссовского "моим Багратионом". Было бы большой ошибкой, однако, думать, что все это давало основания для каких-то поблажек. Между Верховным и Константином Константиновичем случались, хотя и редко, размолвки. Когда в мае 1944 г. Рокоссовский приступил к разработке плана операции по освобождению южной части Белоруссии с последующим выходом в восточные районы Польши (в рамках предстоящей летом Белорусской стратегической операции), он пришел к нетривиальному выводу. Тщательное изучение местности, лесистой и болотистой, и особенностей обороны противника убедили его, что необходимо нанести не один, а два удара равной силы: один - из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, другой - из района низовьев Березины на Слуцк.

Дата добавления: 2015-08-17