Шашка плюс клаузевиц

Рабочее происхождение, образование и воспитание, начало трудового пути, казалось, совсем не располагали Константина Рокоссовского к военной карьере. "Родился в г. Варшаве в 1896 г. в рабочей семье. Отец - рабочий машинист на Риго-Орловской, а затем Варшавско-Венской жел [езной] дороге. Умер в 1905 г. Мать - работница на чулочной фабрике. Умерла в 1910 году... Самостоятельно начал работать с 1909 года. Работал рабочим на чулочной фабрике в г. Варшаве (предместье Прага) до 1911 г. и с 1911 г. до августа 1914 г. работал каменотесом на фабрике Высоцкого в г. Гройцы Варшавской губернии. Окончил четырехклассное городское училище в 1909 г. в г. Варшаве (предместье Прага)", - так писал Рокоссовский cам о себе [1].

Его жизненный путь определила, как оказалось, первая мировая война. Призванный в первые же дни в 3-й драгунский Каргопольский полк, Рокоссовский прослужил в нем рядовым, а затем младшим унтер-офицером вплоть до октября 1917 г. За отличия в боях с германскими войсками был награжден георгиевским крестом и двумя георгиевскими медалями. С добровольного вступления в Красную гвардию начался его полувековой боевой путь в Советских Вооруженных Силах.

Повоевать, особенно на Восточном фронте против Колчака, довелось, что называется, через край. Константин Константинович был дважды ранен. За боевые отличия дважды удостоился ордена Красного Знамени. Он обладал отменной личной выучкой. Именно она выручила его при взятии станции Караульная, когда в бою Рокоссовский столкнулся с генералом Воскресенским, командиром одной из колчаковских дивизий. Генерал из пистолета тяжело ранил краскома в плечо, но Константин Константинович сумел, тем не менее, поразить противника сабельным ударом.

Командир эскадрона, кавалерийских полка и бригады - он не миновал ни одной должностной ступеньки, что для успеха последующей службы оказалось не менее важно, чем овладение теорией. А к учебе Рокоссовский, натура ищущая, творческая, тянулся всегда. В 1925 г. он окончил ККУКС - кавалерийские курсы усовершенствования командного состава в Ленинграде, а в 1929 г. - КУВНАС (курсы усовершенствования высшего начальствующего состава) при Военной академии им. М.В. Фрунзе. В том же, 1929 г. принял участие в конфликте на Китайско-Восточной железной дороге и удостоился третьего ордена Красного Знамени.

"Константин Константинович выделялся своим почти двухметровым ростом. Причем он поражал изяществом и элегантностью, так как был необычайно строен и поистине классически сложен, - вспоминал его сокурсник Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян. - Держался он свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка, освещавшая его красивое лицо, притягивала к себе. Эта внешность как нельзя лучше гармонировала со всем душевным строем Константина Константиновича, в чем я вскоре убедился, крепко, на всю жизнь сдружившись с ним" [2].

По словам самого Рокоссовского, на курсах он оказался под огромным впечатлением от рассказа одного из преподавателей-военспецов о немецком военном теоретике К. Клаузевице, одно время служившем в русской армии. И с тех пор стремление повседневно, усидчиво, настойчиво обогащать боевую практику глубоким изучением военной теории, образно говоря, к шашке приплюсовать Клаузевица не оставляло полководца, на какой бы ступени служебной лестницы он ни оказывался. Тем более что учеба в военной академии из-за репрессий и войны так и осталась для него мечтой, и только самообразование позволяло не отставать от требований времени.

В 30-е годы его рост шел последовательно - командир-комиссар 7-й Самарской кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в Минске (в ней командиром одного из полков служил Георгий Константинович Жуков), 15-й Отдельной Кубанской кавдивизии (Даурия), 5-го кавалерийского корпуса. Еще в марте 1919 г. он вступил в ВКП(б), что в той политической действительности было важным условием служебного роста.

Г.К. Жуков так отзывался о своем тогдашнем командире: "Ко мне он относился с большим тактом. В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитании личного состава" [3].

О том, что принес ему тридцать седьмой год, сам Рокоссовский, по сути, нигде не писал\ ограничившись буквально несколькими общими словами. Есть в его автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., короткая фраза: "С августа 1937 по март 1940 гг.находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела". Из-за ее крайней лаконичности не обойтись без хотя бы небольшого комментария.

В должности командира 5-го кавалерийского корпуса, дислоцированного в Пскове, Рокоссовскому довелось прослужить чуть больше года. Он был арестован и с 17 августа 1937 г. содержался во внутренней тюрьме УГБ НКВД Ленинградской области [5]. Его наряду с командующим войсками Белорусского военного округа командармом 1-го ранга И.П. Беловым, комкорами И.К. Грязновым и Н.В. Куйбышевым оговорил командарм 2-го ранга М.Д. Великанов [6]. Последнего органы НКВД "разрабатывали" на предмет причастности к военно-фашистскому заговору в РККА, не останавливаясь перед физическим воздействием на подследственного.

Попав в тюрьму, хлебнул лиха и Рокоссовский. "Били... Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу - верная смерть", - поведал сам маршал на встрече со слушателями Военной академии им. М.В. Фрунзе в апреле 1962 г. [7]. Во время пыток ему выбили девять зубов, сломали несколько ребер, отбили молотком пальцы ног. Чтобы морально сломить его, тюремщики, по некоторым сведениям, дважды инсценировали расстрел Константина Константиновича [8]. Какую же силу воли надо было иметь, чтобы не сломаться после всего этого.

По воспоминаниям генерала И.В. Балдынова, который находился в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру после допросов, каждый раз упорно повторял: "Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью" [9].

22 марта 1940 г. Константина Константиновича освободили из-под стражи "в связи с прекращением дела" - ему посчастливилось попасть в число тех, кого коснулась "малая реабилитация" 1939-1941 гг. [10]. Исследователи сходятся во мнении, что свою роль сыграло настоятельное ходатайство командарма 1-го ранга (позднее - Маршала Советского Союза) С.К. Тимошенко перед И.В. Сталиным, которого он знал с гражданской войны, а также Г.К. Жукова [11]. Имеется информация и о позитивной роли в этом деле маршала С.М. Буденного, правда, лишь с его собственных слов [12].

Обретя свободу, Рокоссовский вступил в командование 5-м кавалерийским корпусом в Киевском особом военном округе, т.е. вернулся на должность, которую занимал еще в 1936-1937 гг. [13]. Сколько же времени прошло даром! За те годы, что он провел в заключении, его бывший подчиненный Жуков вырос до генерала армии, командующего военным округом. А скольким потенциальным Жуковым и Рокоссовским вообще не довелось пережить 30-е годы! И кто может сказать, какие стратегические потенции оказались похороненными в застенках и лагерях?

"ВОЙСКА КОМАНДИРА Р."

Рокоссовский встретил Великую Отечественную войну в должности командира 9-го механизированного корпуса КОВО. К началу боев корпус был почти полностью укомплектован личным составом, однако материальной части остро недоставало. "Несчастье заключалось в том, - вспоминал маршал, - что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату [14]. Эта треть составляла около 300 танков.

В отличие от многих других высших командиров, растерявшихся в неразберихе начала войны, Рокоссовский с первых же минут проявил решительность и способность твердо управлять своими немногочисленными силами. Около 4 часов утра 22 июня 1941 г. дежурный доставил ему телефонограмму из штаба 5-й армии с предписанием вскрыть секретный оперативный пакет. Сделать это можно было только по распоряжению председателя Совнаркома СССР или наркома обороны, но комкор, узнав, что связь с Москвой и Киевом нарушена, взял ответственность на себя.

Хранившаяся в пакете директива предписывала немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. Быстро провели необходимую подготовку, затруднения возникли только с обеспечением автомашинами, горючим, боеприпасами. Командир корпуса приказал вскрыть находившиеся неподалеку склады с боеприпасами и автопарк. Формально он превышал свои полномочия, учитывая, что склады были центрального подчинения. Но в обстановке непрерывных налетов вражеской авиации, при отсутствии связи с вышестоящими штабами ждать разрешения было некогда да и не от кого, поэтому где расписками, а где и угрозой применения оружия сопротивление интендантов было сломлено. Зато корпус получил возможность для быстрого маневра.

В первый же день войска прошли свыше 50 км, а 131-я моторизованная дивизия (т.е. пехота, посаженная на реквизированные автомобили) достигла Ровно, совершив 100-километровый марш. На следующий день 20-я и 35-я танковые дивизии также сосредоточились северо-западнее Ровно.

О том, насколько своевременными и единственно правильными были действия Рокоссовского, вспоминал бывший тогда начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И.Х. Баграмян:

"Подходил к концу третий день войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная обстановка. Угроза, в частности, нависла над Луцком, где 15-й механизированный корпус генерала И.И. Карпезо нуждался в срочной поддержке, иначе танковые клинья врага могли рассечь и смять его. Ждали помощи и окруженные врагом вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий.

И вот когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, туда подоспели главные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го мехкорпуса, которым командовал К.К. Рокоссовский. Читая его донесение об этом, мы буквально не верили своим глазам. Как это удалось Константину Константиновичу? Ведь его так называемая моторизованная дивизия могла следовать только... пешком. Оказывается, решительный и инициативный командир корпуса в первый же день войны на свой страх и риск забрал из окружного резерва в Шепетовке все машины - а их было около двухсот, - посадил на них пехоту и комбинированным маршем двинул впереди корпуса. Подход его частей к району Луцка спас положение. Они остановили прорвавшиеся танки противника и оказали этим значительную помощь отходившим в тяжелой обстановке соединениям" [15].

25 июня командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос приказал командарму-5 генерал-майору М.И. Потапову, в чье подчинение был передан корпус Рокоссовского, создать подвижную группу в составе 22, 9 и 19-го мехкорпусов и нанести контрудар в общем направлении на Дубно. Навстречу им с юга наступали 4, 8 и 15-й мехкорпуса. В районе Луцка, Ровно, Дубно, Броды развернулось крупнейшее танковое сражение, по числу задействованных в нем боевых машин большее, чем Прохоровское. С обеих сторон на участке шириной до 70 км столкнулось около 2 тыс. танков [16].

20-я танковая дивизия прорвалась к Дубно, но другие соединения развить ее успех оказались не в состоянии. Немцы пытались окружить ее. Выехав с группой офицеров штаба в расположение дивизии, Константин Константинович с высотки наблюдал движение из Дубно в сторону Ровно огромной колонны автомашин, танков и артиллерии противника. С юга к рубежу обороны советских войск подходили все новые колонны гитлеровцев. Что мог сделать командир корпуса, располагавший лишь небольшим количеством танков? Только опереться на артиллерию, тем более что немецкие войска из-за болотистой местности передвигались только по большим дорогам.

Комкор приказал командиру дивизии сосредоточить артиллерийский полк, вооруженный новыми 85-мм орудиями, в кюветах у шоссе, а частично - прямо на дороге Луцк - Ровно.

"Немцы накатывались большой ромбовидной группой, - вспоминал полководец. - Впереди мотоциклисты, за ними бронемашины и танки. Мы видели с НП... что с ними стало. Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли огонь. На шоссе образовалась чудовищная пробка из обломков мотоциклов и бронемашин, трупов гитлеровцев. Но наступавшие вражеские войска продолжали по инерции двигаться вперед, и наши орудия получали все новые цели" [17].

К сожалению, сражение велось при больших издержках со стороны нашего командования: отсутствовала связь с вышестоящими штабами и соседями, соединения наносили удары разрозненно, без организованного взаимодействия родов войск и при неудовлетворительном снабжении горючим и боеприпасами. И тем не менее контрудар сумел на некоторое время задержать продвижение 1-й танковой группы Э. Клейста.

Враг был вынужден довольно долго по тем временам топтаться на месте. Чуть позднее, так же умело сочетая усилия пехоты, артиллерии и небольшого количества танков, Рокоссовский сумел нанести противнику серьезный урон уже под Новоград-Волынским. Он был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Сам по себе факт награждения говорит о многом: ордена в первые месяцы войны давали очень скупо, генералам тем более.

В разгар боев под Новоград-Волынским, в ходе которых немцы пытались отбросить 9-й мехкорпус на северо-восток, что обеспечить продвижение к Киеву, Рокоссовский получил указание убыть в Москву. Приказом Ставки ВГК он был назначен командующим армией на Западном фронте и, таким образом, встал в ряды непосредственных защитников советской столицы.

16 июля Рокоссовский прибыл в Москву. Противник к этому времени высадил под Ярцево крупный воздушный десант и пытался окружить к западу и востоку от Смоленска 16-ю и 20-ю армии. Чтобы не допустить этого, Ставка спланировала контрудар, для нанесения которого создавались пять подвижных групп, каждая в составе нескольких танковых и стрелковых дивизий. Одну из групп для действий на главном, смоленско-вяземском направлении и должен был возглавить Константин Константинович.

Командующий фронтом маршал С.К. Тимошенко, ставя Рокоссовскому боевую задачу, предупредил, что предназначенные для него дивизии еще не прибыли, поэтому приказал подчинять себе любые части и соединения для организации противодействия врагу на ярцевском рубеже. Так прямо в процессе боев началось формирование соединения, в штабных документах именовавшегося группой генерала Рокоссовского, а в печати - "войсками командира P.".

Первой дивизией, встреченной на пути к Ярцево, оказалась 38-я стрелковая полковника М.П. Кириллова из 19-й армии генерала И.С. Конева. Ее Рокоссовский развернул восточнее Ярцево, уже захваченного противником. Вслед за стрелковым соединением в группе появилась 101-я танковая дивизия Героя Советского Союза полковника Г.М. Михайлова. Она насчитывала около 90 танков, из них всего семь тяжелых боевых машин, но и это при умелом использовании представляло определенную силу. Группа пополнялась также отходящими с фронта и выходящими из окружения отдельными подразделениями и даже одиночками.

"Узнав, что в районе Ярцево и по восточному берегу реки Вопь находятся части, оказывающие сопротивление немцам, люди уже сами потянулись к нам... - писал Рокоссовский. - Мне представляется важным засвидетельствовать это как очевидцу и участнику событий. Многие части переживали тяжелые дни. Расчлененные танками и авиацией врага, они были лишены единого руководства. И все-таки воины этих частей упорно искали возможности объединиться. Они хотели воевать. Именно это и позволило нам преуспеть в своих организаторских усилиях по сколачиванию подвижной группы" [18].

В этих условиях многое зависело от личного примера командующего. В один из первых дней боев Рокоссовский с командующим артиллерией группы генералом И.П. Камерой проверял, как окопалась пехота. Неожиданно из-за гребня невдалеке расположенных высот появились густые цепи вражеских солдат, а затем и танки с черно-белыми крестами. Наши бойцы дрогнули: к лесу стали отходить сначала одиночки, а затем уже и группы. Что было делать генералам - кричать, грозить оружием? Нет, они встали во весь рост, на виду у всех - несуетливые, рослые, видимые со всех сторон. И это оказалось самым действенным средством против паники. Константин Константинович по этому поводу говорил, что напускная бравада и рисовка не отвечают правилам поведения командира, но порою необходимо встать выше правил.

Захватив Ярцево, соединения 3-й немецкой танковой группы стремились продвинуться по шоссе к Вязьме и одновременно развить наступление на юг к Ельне, в которую ворвались части 2-й танковой группы. Группа Рокоссовского получила приказ командующего фронтом на наступление. В условиях безраздельного господства вражеской авиации группа имеющимися силами сумела овладеть Ярцевом. В течение нескольких дней она отражала ожесточенные атаки танковых частей противника. 27 июля С.К. Тимошенко доносил в Ставку: "Ярцево твердо удерживается Рокоссовским".

На следующий день командующий группой сумел организовать контрудар, в отражение которого втянулись все части и соединения 3-й танковой группы Гота. 1 августа одновременным ударом группы войск Рокоссовского с востока и частей 16-й и 20-й армий с запада фронт окружения советских войск в районе Смоленска был прорван. Начались бои по обеспечению вывода этих войск из окружения.

Это был крупный успех. Гитлер - впервые во второй мировой войне (!) - был вынужден отдать группе армий "Центр" приказ о переходе к обороне. И хотя обстановка в районе Смоленска продолжала оставаться сложной, стало ясно, что гитлеровский план "молниеносной войны" затрещал.

После выхода наших войск из окружения группа Рокоссовского вошла в состав 16-й армии, а сам Константин Константинович был назначен ее командующим. Армия занимала оборону на 50-километровом фронте, перехватывая магистраль Смоленск -Вязьма. Все попытки противника прорвать оборону были пресечены, и на некоторое время он перешел к обороне.

Именно в ходе этих августовско-сентябрьских боев сложился коллектив руководителей, которые прошли с Рокоссовским большую часть войны - начальник штаба М.С. Малинин, начальник артиллерии В.И. Казаков, начальник бронетанковых и механизированных войск Г.Н. Орел. Секрет такого дружного, стабильного и работоспособного коллектива попытался раскрыть генерал-лейтенант Н.А. Антипенко, влившийся в него в качестве начальника тыла фронта на Брянском фронте:

"К.К. Рокоссовский, как и большинство крупных военачальников, свою работу строил на принципе доверия к своим помощникам. Доверие это не было слепым: оно становилось полным лишь тогда, когда Константин Константинович лично и не раз убеждался в том, что ему говорят правду, и что сделано все возможное, чтобы решить поставленную задачу; убедившись в этом, он видел в вас доброго боевого товарища, своего друга. Именно поэтому руководство фронта было так сплочено и спаяно: каждый из нас искренне дорожил авторитетом своего командующего. Рокоссовского на фронте не боялись, его любили" [19].

Характерную зарисовку по рассказам очевидцев приводит И.И. Николаев:

"Я - из племени Сиук-Су! - мог воскликнуть посреди своего штаба Рокоссовский. Это вам не жуковское «мать-перемать» !.. Это - Майн Рид" [20].

Относительное затишье на фронте нарушилось с рассветом 2 октября: противник нанес сильный удар на центральном участке обороны 16-й армии. Его здесь ожидали, поэтому враг был отброшен с большими для него потерями. Казалось, ситуация контролировалась, из штаба фронта тоже никаких тревожных сигналов не поступало. А между тем гроза надвигалась. Удар 2 октября по 16-й армии не был ни случайным, ни единственным: именно на вяземском направлении вражеское командование начало генеральное наступление на Москву.

Вечером 5 октября командующий Западным фронтом генерал-полковник И.С. Конев приказал Рокоссовскому передать участок фронта с войсками командующему 19-й армией, а самому со штабом прибыть в Вязьму, принять пять стрелковых дивизий и организовать контрудар в направлении Юхнова. Однако обстановка менялась стремительно: в Вязьме никаких войск не оказалось, а штаб 16-й армии сам едва миновал удар фашистов. В течение нескольких суток командующий вместе со штабом и присоединившимися в пути частями шли с боями по вражеским тылам, но все-таки пробились из окружения.

В районе Можайска Рокоссовский получил от нового командующего Западным фронтом генерала армии Жукова приказ: подчинив себе все войска, какие удастся обнаружить на месте, организовать оборону столицы на волоколамском направлении в полосе от Московского моря на севере до Рузы на юге. События развивались стремительно: 14 октября Константин Константинович прибыл в Волоколамск, а уже 16 октября враг нанес удар по левому флангу обороны армии.

Подчиненные Рокоссовскому войска надежно перекрыли Ленинградское и Волоколамское шоссе, по которым противник прежде всего стремился прорваться к Москве. В течение двух недель армия сдерживала значительно превосходившие силы врага. Командарм-16 создал на наиболее угрожаемых участках прочные противотанковые и артиллерийские очаги обороны, вынуждавшие врага прорывать все новые и новые позиции, применял имевшиеся у него танки не только против пехоты противника, но и - сосредоточенно - для борьбы с вражескими танками. Оба шоссе и танкоопасные направления между дорогами были заминированы, были также взорваны шлюзы Истринского водохранилища, что сильно замедлило продвижение танковой группы врага. Именно в составе 16-й армии добыли ратную славу воины стрелковых дивизий: 316-й генерал-майора И.В. Панфилова и 78-й - полковника А.П. Белобородова, танкисты генерал-майора М.Е. Катукова, кавалеристы генерал-майоров Л.М. Доватора и И.А. Плиева.

Правда, 27 октября под натиском 125 вражеских танков пришлось оставить Волоколамск, но войска отошли на заранее подготовленный рубеж, по-прежнему перекрывая путь к столице.

На следующий день произошел эпизод, вызвавший крайнее возмущение Рокоссовского. В штаб армии прибыл генерал армии Жуков во главе специальной комиссии для расследования обстоятельств сдачи города. Константин Константинович был убежден, что никакой необходимости в подобном разбирательстве и наказании виновных нет, и потому подчиненных в обиду не дал.

Надо сказать, что во время битвы под Москвой служебные отношения между двумя полководцами складывались уже иначе, чем раньше. Рокоссовский объяснял это так: "Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит" [21].

За этими размышлениями крылся принципиальный для понимания взаимоотношений Жукова и Рокоссовского эпизод, широко освещенный в литературе. Напомним, что когда бои приблизились к Истринскому водохранилищу, командующий 16-й армией предложил отвести вверенные ему войска за водоем и оборону организовать там. Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было организовать прочную оборону, притом небольшими силами - такими доводами обосновывал командарм свое предложение. Но Жуков категорически запретил это делать. Когда же Рокоссовский, будучи абсолютно уверенным в своей правоте, получил согласие на указанный маневр со стороны начальника Генерального штаба маршала Б.М. Шапошникова, командующий Западным фронтом свой запрет подтвердил самым категорическим образом в знаменитой телеграмме. А затем состоялся очень тяжелый телефонный разговор. "Я вынужден был ему заявить, - говорил Рокоссовский о Жукове, - что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день грубость переходила всякие границы" [22].

Столкнулись два характера, два взгляда на подобные критические ситуации. Как и Жуков, Рокоссовский не страдал отсутствием твердости, воли и целеустремленности. Но, настаивая на том, что высокая требовательность - необходимая и важнейшая черта военачальника, Константин Константинович тут же подчеркивал: железная воля должна непременно сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. При этом полководец не только декларировал этот принцип, но и непременно руководствовался им, умел поправить подчиненного, не задевая его самолюбия и щадя авторитет. Это, к слову, не мог не оценить и Жуков: "С Константином Константиновичем Рокоссовским... мы... хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом" [23].

Дата добавления: 2015-08-17