ОБ ИГРЕ РОССИ

... Росси удивил меня своей необыкновенной пласти­кой и ритмичностью. Он не был актерюм стихийного темперамента, как Сальвиыи или Мочалов; это был гени­альный мастер. Ведь и мастерство требует особого таланта, и в нем можно дойти до гениальности. Таков был Росси. Это не значит, что Росси не производил впечатления, что у него | не было темперамента, выразительности и внутренней силы воздействия. Напротив, все это было у него в большой сте-пени, и мы не раз радовались и плакали с ним вместе в те­атре. Но это были не те слезы, которые выливаются от пол­ного органического потрясения. Росси был неотразим, но не этой стихийной силой, а логичностью чувства, последователь­ностью плана роли, спокойствием его выполнения и уверен­ностыо своего мастерства и воздействия. Когда Росси играл, вы знали, что он вас убедит, потому что искусство его бьло —правдиво. Ведь правда лучше всего убеждает. И в речи и в движениях он был чрезвычайно прост. Я увидел его впервые в роли короля Лира. И каюсь, первое впечатление при вы­ходе было неблагоприятно. Живописная сторона его ролей почти всегда была слаба.. Он не обращал на нее должного внимания. Банальный оперный костюм, плохо наклеенная борода, мало интересный грим.

Первое действие, казалось, не открывало в нем ничего особенного. Зритель лишь приспособлялся к тому, чтобы смо­треть иностранного актера на непонятном ему языке. Но чем дальше большой мастер развертывал перед нами план со­зданной роли и рисовал нам ее душевные и внешние конту­ры, тем больше она росла, ширилась и углублялась в нашем представлении. Незаметно, спокойно, последовательно, шаг за Шагом, точно по ступеням душевной лестницы, Росси подво­дил нас к самому возвышенному месту роли. Но там он не давал нам последнего стихийного удара могучего темперамен­та, который творит чудо в умах и душах зрителей, — а, точно щадя себя как актера, уходил нередко на простой пафос или на гастрольный трюк, зная, что мы этого даже не заме­тим, так как сами докончим начатое им и пойдем ввысь от данного толчка по инерции, одни, без него. Таким приемом пользуется большинство крупных артистов, но не все одина­ково его проводят и заканчивают. В лирических местах, в любовных сценах, в поэтических описаниях Росси был непо­дражаем. Он имел право «говорить просто и умел это де­лать, — что так редко у актеров. Для этого права у него был голос, (замечательное уменье владеть им, необыкновенная четкость дикции, правильность интонаций, пластика, дове­денная до такого совершенства что она стала второй его природой. А природа его была приспособлена больше всего к лирическим чувствам и переживаниям.

И все это — несмотря на то, что его внешние телесные данные не были первоклассными. Он был мал ростом, толст, с крашенными усами, с широкими ладонями, морщинистым лицом, но с великолепными глазами — настоящим зеркалом души. И с этими данными, уже стариком, Росси передавал Ромео. Он не мог его играть, но он восхитительно рисовал его внутренний образ. Это был смелый, почти дерзкий рису­нок. Например, в сцене у монаха Ромео — Росси от отчаяния и муки катался по полу. И это осмеливался делать старик с круглым брюшком, — и это не было смешно, потому что бы­ло нужно для внутреннего рисунка роли, для правильно и интересно намеченной психологической линии. Мы понимали прекрасный замысел, любовались им и сочувствовали Ромео.

К. С. Станиславский, «Моя жизнь в искусстве», изд. «Academia», стр. 110—112.

Дата добавления: 2015-08-17