Глава. 19. Первый прощенный.

Гарри решил, что будет посещать уроки вместе со слизеринцами. Сейчас только этот факультет он мог считать тем, который не полезет ему в душу, и при надобности будет держаться в стороне, оставляя ему место для маневра. Гриффиндорцев он пожелал бы убить максимум через час. В этом Гарри нисколько не сомневался. Четыре года на красно-золотом факультете, а затем предательство позволили ему сделать соответствующие выводы. Гриффиндорцы были более… даже сложно подобрать слово, которое бы описало их. Если слизеринцы поддерживали идеи чистоты крови, традиций и подобные вещи, то гриффиндорцы вроде бы были их противовесом, но у слизеринцев все было гармонично, по крайней мере, достаточно гармонично, а вот гриффиндорцы кидались в крайности. Они жили в мире, где было только белое и черное, зло и добро, и ничего между ними. Однобокость и узколобость – вот, что отличало гриффиндорцев в понимании Гарри от всех остальных.

Райнвекло и Хаффлпафф, в принципе, были неплохи, но и там существовали свои тараканы. Проблема этих двух факультетов была в том, что они в своей политической ориентации опирались все-таки на гриффиндорцев. Радовало то, что кроме белого и черного у них существовал еще и серый цвет.

Разобравшись в своих предпочтениях, Гарри вместе со слизеринцами отправился на свой первый урок, к той самой даме, что постоянно влезала в дебаты между ним и Дамблдором. Миссис Филтчер была вдовой и профессором по чарам. Флитвик теперь преподавал только у старшекурсников – с шестого по седьмой курс. Пятикурсники поведали все это Гарри, пока они вместе шли к кабинету. Юноша оценил фамилию и даже пожалел, что рядом нет Филча. Это двое были бы идеальной парой. В кабинете уже находились сама профессор и гриффиндорцы.

- Директор так и не понял, - пробубнил он.

- Вы что-то сказали, мистер Поттер? – тут же отреагировала женщина. Гарри на нее деаже не посмотрел, спокойно следуя к последнему столу. – Мистер Поттер, сядьте за первый стол!

Гарри дошел до конца кабинета, сел за стол, и… прикрыл глаза. Филтчер сжала кулаки, на лице у нее проступили красные пятна. Так с ней еще никто не обращался. А этот зарвавшийся молокосос, который возомнил о себе не весть что, позволял себе над ней издеваться, да еще и перед другими студентами.

- Если вы считаете, что вам все позволено, Поттер, то никто вам потакать в стенах этой школы не будет, - начала шипеть профессор. – Вы такой же, как ваш отец!

Гарри продолжал сидеть с закрытыми глазами и легкой улыбкой на лице. Было такое ощущение, что он находится в совершенно другом месте.

- Я не потерплю, Поттер…, - пятна на лице стали ярче. Гриффиндорцы мрачно смотрели на него, слизеринцы же тихо хихикали. Неожиданно дверь открылась и в кабинет вошла МакГонагалл.

- Мистер Поттер-Малфой, не могли бы вы проследовать за мной, - взглянув на Гарри, произнесла она. Юноша тут же открыл глаза, молча, встал, взял свою сумку и пошел к ней. Филтчер, как рыба хватала воздух ртом. Это было уже из ряда вон выходящим.

- Мистер Поттер, отработка сегодня в семь, - рявкнула профессор.

- Для начала выучите мою фамилию, - отпарировал спокойным голосом Гарри, даже не взглянув на нее. – И в этом кабинете нет никого по фамилии Поттер, - после чего вышел за дверь. Слизеринцы успели заметить быструю, но ехидную улыбку, которая промелькнула на лице профессора трансфигурации.

Оставив взбешенного профессора по чарам в кабинете с остальными пятикурсниками Гриффиндора и Слизерина, Гарри и МакГонагалл в полном молчании прошли в ее личные покои. Она предложила ему присесть, а сама ушла в спальню. Откуда Гарри узнал, что за той дверью спальню? Просто знал и все. Это было трудно объяснить, но он действительно знал расположение всех комнат в апартаментах гриффиндорского декана.

- Это твое, Гарри, - она осторожно поставила на стол довольно объемную шкатулку и несколько раз провела по ней рукой, словно погладила. Что-то такое было в ее глазах, что Гарри тут же потянулся вперед и откинул крышку.

Минерва наблюдала за тем, как расширились глаза мальчика, сидящего перед ней. И она знала почему.

«Ретроспектива.

Все произошло так быстро, что умом этого понять было нельзя. Она, декан Гриффиндора не могла поверить, что все эти люди поверили в то, что Гарри мог убить Седрика Диггори. Ничего нелепей этого она не слышала и не видела в своей жизни. КАК такое могло прийти в голову взрослым магам, которые должны были знать, что в четырнадцать лет произнести Аваду не возможно, особенно такому среднестатистическому студенту как Гарри Поттер? Мальчик не был способен на это. Ему Люмос с Алохоморой пришлось учить чуть ли не полгода, прежде чем он смог правильно ими пользоваться. О какой Аваде могла идти речь? Мальчику просто везло, жутко и неправдоподобно везло, до сих пор.

Минерва в ужасе смотрела на студентов, которые должны были знать его, понимать его, которые не должны были поверить в эту чушь… Но… Для нее это было шоком, настоящим шоком. Невозможно было поверить, что друзья Гарри, мальчики, с которыми он жил в одной комнате четыре года, теперь называли его убийцей и рассказывали небылицы.

Она была готова ринуться в бой за мальчика, но все ее силы исчезли, когда Дамблдор во всеуслышанье обвинил своего Золотого мальчика в переходе на Темную сторону, в убийстве, в попытке получить еще больше славы. Минерва не верила своим ушам, ведь она точно знала, насколько Гарри все это претит. Это подточило ее здоровье и веру в людей, пошатнуло все устои, на которых держалась ее жизнь.

Она случайно услышала, что гриффиндорцы собрались уничтожить вещи Гарри. Этого она не могла допустить, по крайней мере, в отношении некоторых вещей…

Конец ретроспективы».

Минерва смотрела как Гарри осторожно, почти любовно вытащил из шкатулки свою старую палочку, которую так и не смогли уничтожить, поскольку просто напросто не нашли. Палочка не отреагировала, она так и осталась мертвой в руках своего бывшего владельца. МакГонагалл на секунду прикрыла глаза. Предательство сильно изменило этого мальчика, очень сильно. Редко, но все же были случаи, когда случались вот такие дела, когда приходилось менять палочку и не из-за того, что сломалась прежняя. Если бы дело было в поломке, то палочка подбиралась с той же основой или близкой к ней, и из того же дерева. Сейчас был другой случай. Магия Гарри никогда больше не отзовется на Феникса.

Гарри отложил палочку в сторону, все свое внимание он обратил на аккуратно свернутую струящуюся серебром ткань. Мантия-невидимка Джеймса Поттера. На губах у Гарри заиграла улыбка, такая чистая и искренняя, что Минерва ей залюбовалась. Гарри вытащил мантию и встряхнул ее. Она засияла в его руках, заструилась к полу. Юноша бережно перекинул ее через подлокотник кресла и снова устремил свой взор в шкатулку. МакГонагалл видела, как судорожно он сглотнул и несколько секунд не решался вытащить последнее сокровище. Но вот, его руки сами потянулись и извлекли наружу альбом, когда-то подаренный ему Хагриду. Женщина наблюдала, как Гарри медленно перелистывает страницы. Но вот пошли новые фотографии, которых раньше в альбоме не было. Юноша поднял голову и посмотрел на своего бывшего декана.

- Как? – хрипло вырвалось у него.

- Я никогда не верила в твою виновность, но оказалось, что один в поле не воин, вздохнула МакГонагалл. – Я пыталась, но меня даже просто выслушать было некому. Это единственное, что я смогла сделать. Правда, твою Молнию я не успела спасти, - с сожалением произнесла она.

- Профессор, - у Гарри глаза засверкали от подступивших слез.

- Из всего моего факультета за последние пятнадцать лет только ты был достоин носить имя Годрика Гриффиндора, - тихо произнесла МакГонагалл.

Гарри встал со своего места, подошел к своему бывшему декану и обнял ее. Та несколько секунд была в замешательстве, а затем осторожно, словно чего-то боялась, обняла его в ответ.

- Прости меня, мальчик, что я не боролась, - прошептала она, смаргивая слезинку.

- Я прощаю Вас, Минерва МакГонагалл, строгий, но лучший профессор, настоящий декан Гриффиндора, - ответил Гарри после секундного молчания. – Я вас прощаю именем моим и силой моей, - вдруг произнес он. Таурин выступил на его руке и, выпустив бутон, прикрепил его на мантию профессора, где тот словно закаменел, превратившись в нечто, наподобие броши. МакГонагалл в изумлении смотрела на это чудо, но вместе с тем она чувствовала, как боль и вина уходят из ее сердца. Стук в окно отвлек их. С той стороны сидел Рогнар. Гарри уже сообразил, что профессор стала первой из числа магов, которую он, как Судья, простил, и не будет судить за прегрешения, которые совершены были до этой секунды.

МакГонагалл все еще в шоке переводила взгляд с растения на руке Гарри, на великолепную живую брошку на своей мантии, а потом посмотрела глаза, сияющие зеленые глаза. Сейчас перед ней стоял могущественный, сильный и невероятный маг.

- Кто ты, Гарри? – тихо спросила МакГонагалл.

- А что вы хотите услышать, профессор? – с улыбкой произнес Гарри.

- Когда-то давно, еще будучи студенткой этой школы, мне в руки попалась одна книга, но после того, как я ее прочла, книга превратилась в прах. Но я навсегда запомнила то, что в ней написано, - как-то издалека начала МакГонагалл. – Может быть, ты составишь мне компанию и выпьешь со мной чаю?

- С удовольствием, - улыбнулся Гарри. Минерва сама, собственными руками приготовила чай, без магии, по камину попросила домовиков прислать пирожков и пирожных. Через пять минут все уже было на столе, и профессор продолжила.

- Так вот, эта книга была о таурине. Мы неправильно понимаем сущности этого растения. Чем только его не считали – сорняком, вредителем, паразитом. В конце концов, таурин попал в список темных растений, после того, как несколько человек укололись об него, и половина из них умерла в сильнейших муках. Никто не мог найти противоядия. Но самым странным было то, что кто бы не пытался уничтожить это растение, оно время снова вырастало. И была еще одна странность…

- Оно всегда начинало цвести, если происходило что-то плохое, - закончил за нее Гарри очень задумчивым тоном.

- Да, и в последние лет двадцать таурин цветет постоянно, выпуская свои бутоны на свет, - кивнула МакГонагалл.

- Профессор, а что было в той книге? – Гарри пристально смотрел на женщину. Кое-что Гарри знал об этом цветке, но очень мало.

- Там рассказывалось о том, что таурин имеет свойство прощать, если человек готов раскаяться, - произнесла МакГонагалл. - Он наносит укол тому, кто очень много грешил. Если человек не признает свои ошибки, то умирает долго и мучительно. Но если он раскаивается и готов начать свою жизнь с чистого листа, то таурин дарит ему прощаение.

- Так вот почему таурин выбрал меня, - чуть рассеянно произнес Гарри. МакГонагалл смотрела на него и ждала объяснений. Но юноша молчал.

- Гарри, кто ты? – спросила она.

- Он – Судья! – раздался голос Рогнара. Тот уже давно находился в комнате. Окно удалось открыть, правда, не с первой попытки. МакГонагалл с удивлением смотрела на викинга, но не чувствовала опасности.

- Судья? – переспросила женщина.

- Ему дано право судить всех магов и выносить приговоры, которые сама магия будет претворять в жизнь, - произнес Рогнар. – Я храню жизнь Наследника Азкабана, Судьи этого мира. Его отец – Защитник, тот, кто может изменить вердикт Судьи, если будут доказательства, смягчающие вину подсудимого. Его брат Хранитель души маленького Судьи. Есть Палач, тот, кто зачитывает окончательный решение и после его слов магия претворяет вердикт в жизнь. И есть Вестник.

- И почему мне кажется, что Палач – это Северус, - произнесла МакГонагалл.

- Так и есть, - улыбнулся Гарри.

- Как так получилось? –Минерва переводила взгляд с викинга на своего студента.

- Как Гарри стал Судьей? – уточнил викинг. – Его выбрал Азкабан. Было пророчество, сказанное самим Азкабаном…

- Подождите, Азкабан был человеком? – до профессора только сейчас стало доходить, что же именно ей пытаются сказать. Гарри же в это время думал, почему так доверяет ей, почему верит, что она никому не расскажет о том, о чем узнает сейчас. Пока Рогнар давал ей некоторую информацию, МакГонагалл пыталась ее переварить. Гарри отошел к окну и теперь смотрел на Запретный лес. Его мысли были далеко. Он вспоминал те четыре года в стенах этой школы, но сейчас все это было так. как будто произошло с другим человеком, а не с ним.

- Гарри, ты имеешь какое-то отношение к исчезновению Сириуса и Ремуса? – сделав правильные выводы, поинтересовалась МакГонагалл.

- Блек сам выбрал свое наказание, я его только подтвердил, - отрешенно ответил Гарри. – Ремус…, профессор обратила внимание, что крестного Гарри назвал по фамилии, а оборотня по имени. – Ремус лечится.

- Они очень хорошо помогали в борьбе с Тем-кого-нельзя-называть, - начала МакГонагалл.

- Профессор, - Гарри повернулся к ней лицом. – Для меня вы все едины и вас всех я воспринимаю только как тех, кто предстанет передо мной в качество подсудимого. И мне не важно, что на одной скамье, фигурально выражаясь, могут сидеть и Волдеморт, и Дамблдор. Для меня не существует Тьмы или Света. Ведь в каждом человеке есть и то, и другое. Я мог бы простить Блека, но он сам делает все для того, чтобы его наказание длилось все дольше и дольше. Он считает меня монстром, выродком. Я чувствую его ненависть к себе. Но он даже не задумывался, что в том, кто я теперь, есть и его вина. Я мог бы прожить свою жизнь по-другому и в этом мире еще долго бы не появился Судья… Но случилось то, что случилось.

- Почему Сириус так считает? – удивилась МакГонагалл. Она помнила, как вел себя Блек после того, как выяснилось, что Гарри невиновен, и это знание не вязалось со словами юноши.

- Я остаюсь человеком только потому, что рядом со мной есть Драко и отец, Северус и Рогнар, и…, - Гарри замолчал до того, как произнес имя Вестника. – Если их не станет, мир получит бесчеловечного и жесткого, а то и жестокого Судью, который будет не способен прощать.

- Ох, – выдохнула Минерва. – Если что-то случится…

- Этого нельзя допустить, - произнес Рогнар. – Ни в коем случае.

- Скажи, Сириус и Ремус когда-нибудь смогут…, - Минерва замолчала.

- Это только их выбор, профессор, - произнес Гарри. Он прямо на глазах у МакГонагалл снова становился обычным, если это слово вообще применимо к этому юноше, студентом.

- Все, что вы совершили до этого момента, Минерва МакГонагалл, вам прощено, - произнес Рогнар. – Живите достойно, и Вам никогда не придется предстать перед Судьей.

Этим много было сказано, и МакГонагалл все правильно поняла.

- Моя дверь всегда для тебя открыта, Гарри, - произнесла она.

- Спасибо, - улыбнулся тот в ответ. – Теперь я знаю, что в этих стенах у меня есть друг.

Юноша покинул комнаты профессора, забрав вещи, которые она ему передала, а МакГонагалл осталась сидеть в кресле, на спинке которого застыл большой черный ворон. Рогнар пока не сказал ничего Гарри, но он знал, что становление Судьи завершилось. Каким-то странным образом, не знал все, что касалось Судьи, словно знания были вложены в него самим Азкабаном, как в банковскую ячейку. Суть последней этапа становления была в том, что первый прощенный от души маг должен был занять место Советника, то есть того, кто будет помогать Судье ориентироваться в мирской жизни. Рогнар был рад, что это место занял достойный человек. А профессор думала над тем, что же все они вместе взятые снова сотворили с жизнью этого мальчика и что нужно сделать, чтобы он был счастлив, чтобы никто больше не смел вмешиваться в его жизнь. Она понимала, что ни Люциус Малфой, ни Северус Снейп не позволять манипулировать мальчиком, но знала, что кое-кто не оставит своих попыток снова сделать из Гарри Избранного, вот этому она и должна была помешать. Приняв решение, МакГонагалл встала и направилась в кабинет, где должен был вскоре состояться первый для нее урок на сегодня. Она тоже теперь преподавала только для шестых и седьмых курсов, остальные вела новый профессор трансфигурации Гермиона Уизли. На ее лица была такая неожиданная для этой женщины улыбка, что возникало слишком много вопросов. А вызвана она был тем, что Минерва МакГонагалл прекрасно осознала, что Гарри так уж просто не сдастся и ой как потреплет нервы некоторым присутствующим в этой школе личностям. «А я посмотрю», - усмехнулась про себя женщина. Рогнар проводил ее проницательным взглядом, затем превратился в человека, подошел к окну, распахнул его и через секунду уже снова преобразившись, вылетел на улицу.

А Гарри? А что Гарри? Он пошел в комнаты своего отца, где сейчас никого не было. Кто сказал, что он должен посещать эти дурацкие уроки, тем более что был умнее всех профессоров вместе взятых. На его губах блуждала ехидненькая такая улыбочка: «Вот Грейнджер удавится, когда поймет, что есть что-то, чего она не знает и никогда не узнает». Он так и не появился больше в этот день на уроках.

Дата добавления: 2015-08-17