Или.. уже полноценная 1 глава. 30 страница

В начале одиннадцатого утра, в соседней комнате, я услышала, как орет Юлька. Ненавижу эти тонкие стены, можно слышать все, что угодно. Она заказывала себе в номер завтрак на ломанном английском языке. Прошло уже столько времени, а она так и не научилась прилично говорить на нем?

Да и зачем?

Зачем? Если у нее была я, такая смышленая, неплохо говорящая на английском. Она без остановки могла говорить на русском и в этих дурацких интервью не давала и слова мне вставить. Так пусть уж на английском буду говорить я. От меня есть хоть какая-то польза. Из-за этих мыслей мне становится все хуже. Нужно что-то с этим делать…

Позже, не сейчас.

И все происходит в точности, как в моих мыслях. Тот же план. Сидит Ваня, я и Юля. Ваня рассказывает нам про новую акцию, он так и обозвал ее «Хуй войне». Волкова ржет, я смеюсь тоже. На самом деле это забавно и самое абсурдное то, что эти америкашки ничего не поймут. Разве что единицы. Ну что нам эти единицы?

- Ну, правда же круто? – Смеется Шаповалов вместе с нами. – Все будут в шоке, я уверен! А нам нужно просто провоцировать!

- Вот провоцировать мы умеем, - утвердительно кивает головой Юлька и косится на меня.

- Еще бы, мы сделаем их!

- Я не сомневаюсь, девочки! – Улыбается мужчина и заключает нас в свои объятия.

Концерты, интервью, выходы в клубы, концерты, интервью, напиться до безумия, концерты, шоу, концерты, интервью. У меня от всгео этого кружится голова и я не могу с этим ничего поделать. К сожалению. Почему на нас столько всего свалилось? Я не представляю, как мне жить, как нам жить. Я не справляюсь, чувствую, что из моего тела постепенно уходит вся энергия. Блеска в моих глазах почти нет.

А мы на вершине славы. Мы популярны везде. Мы – известны во всем мире.

А мне так плохо, что я хочу умереть. И все так странно завертелось в последнее время, что чаще всего я думаю о том, что я сплю. И вот-вот я проснуть и все будет хорошо. Будет хорошо…

Я успокаиваю себя этой мыслью уже несколько недель. Или месяцев? Я путаюсь во времени и боюсь чего-то. Юля живет и улыбается, а мне нужно просто тешить себя надеждой. Ваня обещает, что у нас будет еще больше, чем есть сейчас. А разве так бывает? Еще больше? Когда весь чертов мир в твоих руках!

И я вроде стараюсь дышать…

Стараюсь, но силы покидают мое тело…

Глаза закрываются и кажется, что я куда-то падаю.

Страшно…

-41-

Манский, он снимал это шоу, потом он сказал хорошую вещь: «Известных людей снимать в принципе проще: ты опираешься на то, что уже знакомо зрителю, и только наполняешь это знание нюансами. Предположим, что народ думает о „Тату“? Что они лесбиянки. Ну, кто задумается, понимает, что они, скорее всего, не лесбиянки. Меня это вообще не интересовало, и не надо было задавать им этот вопрос. Достаточно было ввести мотив прерывания беременности — и все становилось ясно».

К тому времени и стали почти развеиваться мнения о том, что мы лесбиянки. Нет, все-таки не то, думали бы многие и меня это не очень огорчало. Юлю, думаю, тоже. Да было разве сомнения в том, что мы натуралки, ну, или как минимум бисексуалки? Все началось с того, что Волкова привела своего парня на это шоу. Пусть Паша повертится тут несколько раз перед камерами, не намного он станет богаче. Разве что Юлька.

Все туда-сюда бегают с камерами и что-то пытаются снимать, интересного всего много, особенно с нами.

И вот мы собрались очередной раз у Вани перед выступлением на телешоу The Tonight Show with Jay Leno. Выдал нам белые кофты, а сам взял черный маркер. С довольной, на все лицо, улыбкой, он по очереди стал писать на нас «Хуй войне».

Если хочешь быть заметным – нужно выделяться.

«Ведь это наша такая особая работа такая провокация», - как бы сказала Волкова. Она бы всегда нашла, как прокомментировать самую острую ситуацию, язык у нее что надо. Во всех смыслах этого слова.

И вот началось это телешоу. Такое независимое, крутое, одно из ведущих. И вышли мы – в майках «Хуй войне». И заиграла наша фонограмма All the things she said, закрутились в голове слова и все движения. Правда сейчас это было не так наиграно, как на нашем первом выступлении, все стало свободней, сохранялись лишь некоторые правила. Одним из таких правил являлся наш поцелуй в проигрыше. Наигранный, терпкий, как вино из погреба. Терпкий и горький поцелуй. Были поцелуи, когда мне хотелось оттолкнуть ее, а были, когда наоборот не хотелось выпускать из рук ее черный короткостриженный затылок. И это такое странное чувство, когда ты стоишь на концертной площадке, перед тобой крутятся камеры, внизу стоят тысячи фанатов и плачут от умиления, а ты сжимаешь в руках ее затылок, прикасаешься губами к ее губам и понимаешь, что готов отдать этому человеку всего себя, остаться с ним на всю жизнь.

Навсегда.

Я так ненавидела и в то же время любила размышлять над этим. Над тем, как Юлька ворвалась в мою жизнь и без спроса перевернула в ней все с ног на голову. Не давай мне не единой возможности отдышаться после очередного наводнения, цунами, урагана, - всего, что она устраивала. Иногда мне и в правду казалось, что я смогу остаться с ней всю свою жизнь, терпеть ее, любить, уважать и заботиться о ней. Только было бы все так просто. Со временем я полюбила ее как никого и я не могла объяснить, что это за чувство. Его нельзя описать никакими словами и сколько бы я не пыталась – у меня так и не вышло. Сложно было думать о том, что думает она по этому поводу, а еще сложнее – было признаться ей. В этом и была моя слабость. Но я знала точно, что на все ее больные идеи и выдумки, я соглашалась. Это пугало…

Я так любила ее, а она…

- Давай сделаем их! – Закричала Волкова громко и по-русски.

Я в ответ улыбнулась ей и протянула ей руку, чтобы она помогла мне встать.

Мы начинаем петь, Юлька улыбается и то и дело смотрит на меня, я улыбаюсь ей в ответ. Улыбаюсь нашим фанатам и надписям на майках, которые никто не понимает. Может даже это к лучшему.

Сколько уже у нас было этих выступлений? Страшно себе представить. И все так любят эту песню, и я даже я люблю, но скорее ненавижу. Раньше все это казалось мне запретным, а сейчас все это лежит на руках. Все так просто и легко, что это пугает. Меня многое пугает, особенно то, что достается легко. Нам досталось это слишком легко.

И снова запретный проигрыш, запретные взгляды фанатов, жаждущих только одно. А что им еще надо? И они стали такими же развратными и ненасытными, как мы. Юлькина улыбка не сходи с лица, она подходит ко мне и обнимает за плечи. Я неловко кладу свои руки на ее талию, становясь чуть ближе. Сегодня все немного иначе. Немного. Ее запретные губы легко отпечатываются на моих, словно зеркальное отражение. Все так просто, но это только осложняет многое. Ее губы настойчивы, но мягки и я поддаюсь им без сопротивления.

Без малейшего сопротивления.

Реакция зрителей и самого телеканала никого не удивляет. Ни нас, ни Ваню. Все в шоке, все под током. Таков наш ход, наш план и он очередной раз срабатывает. Все, что мы придумываем – срабатывает. Это получается по определению.

Идут дни, а нас все еще снимают, готовят материал для этой программы. Мы даем какие-то интервью, в них рассказываем то, о чем не знают. Ведь главное добавить нюансов. И я рассказываю о том, что я православная, что я хожу в церковь. Юлька тоже православная, но не посещает такие места. И самый интересный казус в том, что на сцене мы – две лесбиянки. Лесбиянки-христианки. Такие нимфетки, которые любят парней. Любят парней, но друг друга. Абсурдность ситуации меня забавляет, вот тебе и нюансы. Ничего, ничего, главное, чтобы нас любили. Неважно как. Я даже не боюсь разочарования фанатов, разве что самую малось, но эту уже не важно.

Мы с Юлей христианки. Это так смешно и грешно смеяться над этим.

А Волкова рассказала о своем оборте. Так вышло, так было надо, - ее единственное оправдание. И все так просто…

Наступил очередной вечер, очередного суетящегося района Лос Анжелеса. Я сидела у себя в комнате и о чем-то думала, как вдруг мои мысли прервал стук в дверь. Я обернулась и увидела входящую Юлю. Она обернулась по сторонам и убедилась, что никого из операторов нет. Время съемок закончилось, все продолжится лишь завтра утром. Она молча закрыла за собой дверь и подошла ко мне, склоняясь ближе. Я улыбнулась ей. Она улыбнулась мне в ответ.

И мир снова рухнул.

Все так же продолжая молчать, Волкова медленно приблизилась к моим губам и распахнула их своими губами. Это было настолько нагло и неожиданно, что я едва не задохнулась. Кровь почему-то прилила к лицу, и я поняла, что краснею. Оставив мои губы в покое, она отстранилась от меня.

- Привет, - поздоровалась девчонка, как ни в чем не бывало, и рухнула на стоящую рядом кровать.

- Привет. – Ответила я ей и совсем растерялась.

Не зная, куда деть глаза, я уставилась в окно.

- Ты чего пришла?

- Просто так. Соскучилась, - пояснила она, и вроде бы все встало на свои места.

Вроде бы.

- Я не очень понимаю твое настроение. – Честно призналась я и мельком взглянула на нее. – Что это было?

- Что это?

- Ты поцеловала меня…

- Поцеловала. – Утвердительно кивнула та.

- Не понимаю…, - снова удрученно вздохнула я.

- Чего ты не понимаешь, Ленок? – Она подошла ко мне и мягко прикоснулась пальцами к моим волосам, поглаживая их. – Что опять не так?

- У тебя ведь есть парень! Паша ведь в соседней комнате, а ты приходишь сюда и целуешь меня! – Совсем отчаянным голосом продолжаю я. Мне становится не то грустно, не то противно.

Не могу понять. Угнетающая обстановка вокруг и Юлька стоит рядом…

- Ты же знаешь, что я тебя люблю!

- Юля!

- Ну что Юля? – Взмахивает руками она. – Я просто соскучилась по тебе, просто захотела поцеловать!

- У тебя как всегда все просто! – Совсем тихо говорю я, еле сдерживая подходящие слезы.

Затем встаю и выхожу с комнаты.

- Ну, куда ты пошла? – Спрашивает она меня вслед. – Ленок… чего ты?

- Извини, я очень устала, хочу побыть одна.

- Я пойду, оставайся. – Сдается она и нехотя уходит из комнаты, провожая меня самым грустным взглядом на свете. – Сладких снов, котёнок.

- До завтра. – Я мягко закрываю за ней дверь.

Закрываю глаза, закрываю руками лицо. Все так напрасно. Прошло столько лет с тех пор, как мы встретились в поезде, как прошел этот кастинг и мы оказались в одной лодке. В маленькой лодке посреди океана. Сколько времени прошло с нашего поцелуя и первого объятия? Мне страшно представить. Хочется не молчать об этом, но нет смысла. Зачем кричать, когда никто не слышит? Когда тебя не слышат для чего кричать?

И если только подумать, сколько всего мы уже пережили, а сколько еще впереди… если об этом подумать, у меня, несомненно, закружится голова и я снова упаду в обморок, как в прошлый раз. Когда из моего тела уходила вся энергия. Хочется кричать о том, как мне сложно любить ее, как мне сложно все это переносить.

Давай, кричи, но тебя могут не понять. Никто из них не хочет ничего менять.

-42-

Снова и снова у Вани появляются больные идеи. Никто уже этому даже не удивляется. Едет он в машине и неожиданно говорит:

- А давайте за акцию «Хуй войне» нобелевскую премию получим?

Машина сотрясается от смеха и Шаповалов не исключение.

- А че? Ну реально же? Можно ведь выдвинуть эту идею. Тут важна не сама фраза, а концепция этой идеи. Мы ведь против войны. Не, ну а че? Давайте!

И все опять смеются. А что всем остается делать?

Кажется, в этой компании редко бывают здравомыслящие люди и адекватные мысли. А вместо слов всегда – смех. Пусть смеются, буду жить дольше, - всегда думала я.

А потом Ваня уехал, опять кинув нас. Оставил с Пашей. Теперь я еще больше чувствовала себя одинокой, и ничего с этим не поделать. Юля все свободное время проводила именно с ним, а я – одна. Наедине с собой, вспоминая о том, как она вошла в мою комнату и поцеловала меня. Ей так захотелось. Как она вошла с мою жизнь и все разрушила в ней.

Ей так захотелось.

Была идея снять клип на песню Show me love, хотели снимать на Красной Площади, а тут Ваню задержали. Как всегда нарываемся на неприятности. И даже это уже не удивительно. Юлька переживает, мол, как так задержали? Ваню? Да Ваню задержать не могут, ведь Шаповалова знают все. Говорит ему:

- Ты им диск дай наш, откупись! Они же дебилы, диск возьмут, а тебя выпустят.

А Ваня смеется и говорит, что разговаривать по телефону ему больше не разрешают. Волкова злобно сопит и снова начинает кричать на него. А рядом сидящий Пашка ржет. Я переживаю не меньше, но все же надеюсь на лучшее, знаю, что его выпустят, это просто дело времени.

- Чего ржешь? – Юля начинает злиться на свое бойфренда, а я снисходительно улыбаюсь, глядя на нее.

- Ему разговаривать не разрешают, - жалуется мне девчонка, - ты представляешь? Вот что теперь делать? Нам надо позвонить…

- Успокойся! – Я едва удерживаю себя, чтобы не засмеяться, хотя это, в общем-то, не смешно. – Все будет нормально, его выпустят! Вот увидишь, просто подожди немного!

- И черт бы побрал этот клип! Паш, заткнись! – Срывается она и сбивает какие-то предметы с журнального стола.

- Ладно, пойду я, - чуть затихаю я, глядя на разъяренную Волкову. – Успокойся, в конце концов, выпей успокоительного! Истери-и-ичка, - улыбаюсь я, подкалывая ее.

И теперь спокойно ухожу, хотя все еще переживаю за нашего Ванечку.

Шаповалова выпустили, и теперь я была спокойна. А Юлька со спокойной душой продолжала целовать Пашу, неужели ей действительно нравилось это? Я все время оставалась в тени своего гостиничного номера и просто давала интервью для нашего готовящегося телешоу. Кроме этого мне ничего не оставалось делать. Ваня, сидя в Москве, тоже зря время не терял и давал такие же интервью нашим операторам. И самое главное, чтобы он не находился под травкой, потому что это могло бы многих опечалить. Именно тогда он бы случайно мог рассказать о двух лесбиянках-христианках, которых он придумал, вылепил. Рассказал бы нам Великий Ваня-наркоман, который имеет образование детского психиатра. И это было бы забавно. Эдакое сумасшедшее шоу, напичканное нюансами. И я даже знаю, что бы сказал Ваня: «Да вы знаете все ведь купились на эту дешевую утку! Ха, она и правда дешево мне обошлась! Стоило только обеспокоиться о костюмах, но вам же нравятся эти юбки и блузки? Не трудно было и придумать концепцию, как две девчонки, абсолютно гетеросексуальные, любят друг друга. И на это вы клюнули. И вы, и вы, и вы, и даже вы, - он бы показал на несчастного оператора. – И весь чертов мир вопил с ними строки из песни «Я сошла с ума», и весь мир скупал блузочки, юбочки...»

И на этом пора бы было прервать его, но я была уверена, что оператор, с довольной ухмылкой, продолжил бы снимать его. Ведь все дело в нюансах.

Почти так все и было. Он сидел на подоконнике одного из гостиничных номеров, и безразлично пережевывал виноград, рассказывая о своих гениальных идеях. О том, как вообще создавался проект. Именно с тех минут, люди стали немного ближе к правде, да и вообще узнали что-то большее о нас. Ваня все же поведал историю о том, как добрый дядя Боря дал нам денег и словно Бог спустился с небес, дал нам шанс дышать. И так всегда с этими инвесторами!

- Ты знаешь, - Шаповалов почему-то обращался к оператору, - мы с Борисом были знакомы давно, я делал рекламу его компьютеров, а тут мы задумали кастинг. Лена Катина, она как раз выиграла его, должна была быть хедлайнером на телешоу в поддержку Югославии. Нас тогда с Войтинским очень затронула эта тема. Нужны были деньги, я к Ренскому и пошел, а он мне говорит мол, зачем тебе это? Давай я дам тебе денег, а ты сделаешь музыкальный проект. А я на него смотрю и не понимаю, шутит он или серьезно, ведь я никогда не занимался этим. И он дал, - Ваня засмеялся и уставился в окно. – Представляешь, дал денег?

Затем он долго молчал, что-то обдумывая. Оператор выключил камеру и тяжело вздохнул, а Ваня снова засмеялся. Только в его глазах почему-то была глубочайшая грусть. Он слез с подоконника и молча куда-то ушел.

Шло время, и с каждым днем было все больше и больше планов на будущее. Мы выступили на Евровидении, и после этого я ушла в затяжную депрессию. И какой черт меня дернул ввязаться в этот мир шоу-бизнеса? Где все так нечестно и куплено. Где тебя подставляют и ходят по головам. Вот Юлька так может, а я нет. Заняв третье место, мы ни к чему не пришли, раз все что к одной нервотрепке. И все так нечестно, несправедливо, что я только и могу кричать эти слова, но разве до этого есть кому-то дело? Совсем нет. И это все после того, как мы объездили эти страны с гастролями!? Эти страны, которые поставили нам ноль баллов? Так все странно. Вот тебе и гастроли в США.

Поздравляем Тату, все с успехом провалилось!

Ленчик был в ярости, Ваня подавлен, а мы…

А с нами итак было все уже давно понятно. Неприятно? Слабо сказано. Трудно подобрать слова, что мы тогда испытывали. А какие-то придурки носились с камерами туда-сюда, снимали нас. А зачем нас снимать? А кто-то особенно одаренный пробовал даже сфотографироваться с нами. Хватило же ума…

Только на что? И какого ума.

И все как-то не так. Такое ощущение, что все рушится именно после того Евро. Буквально все. И так офигенно логично было закончить это чертово телешоу Манского именно этим третьим местом. Прервать нас таких униженных и оскорбленных, подавленных. Оставить в таком состоянии, позволив зажаться в угол и выть. На что он рассчитывал? Показать миру, что мы – ничто, или дать им шанс – пожалеть нас. Таких подавленных. Это оставалось загадкой. Это вы отлично придумали, ребята. «Тату доигрались!» Я представляю себе этот заголовок уже во всех свежих газетах. Теперь нужно где-нибудь засесть и не высовываться. А как иначе?

Мы сняли номер с Юлькой и отправились спать. Нужно было отдохнуть от всех, по-другому мы бы не выжили. Номер скромный, хочется отдохнуть от роскоши. Для роскоши не тот момент, ведь мы взяли третье место. Как те, кто номер один в мире могут быть третьими? Это не укладывается в моей голове.

- Эта долбанная херня меня бесит! – Ругается Юлька, выглядывая в окно нашего номера. – И эта долбанная Москва меня тоже бесит!

- Это просто невозможно… - Я схватилась за голову и плотно сомкнула ресницы, все еще не веря в происходящее. – Юлька, мы же первые!

- Мы третьи, Катина, эти сволочи… они… да я уверена, что что-то было не так!

- Так просто не могло было быть!

- По определению не могло! Что б их, суки…

- Что делать будем? – Спрашиваю я, хотя даже ответ меня не особенно интересует.

- Спать. – Коротко отвечает Волкова и, резко развернувшись, идет к кровати.

- Да, надо бы. – Соглашаюсь я.

Мы быстро раздеваемся и ложимся. За окном уже почти светло, а мы ложимся, но нам все равно. Просто хочется спать и ни о чем не думать. Она уверенно вкладывают свою руку в мою, и мы забываемся во сне. Теперь нам ничего не нужно. И нам уже почти все равно на это третье место. Черт их еще подерет! Я уверена!

А тема временем материал отсняли и запустили в эфир. Пусть народ смотрит и дрочит. Других вариантов у них нет.

Все начинает в привычном ритме после той безумной ночи. Мы третьи, но первые. Все говорят нам об этом. А на первый канал через какое-то время пришло письмо, о том, что мы первые и вся эта херня подставная. И зачем я вляпалась в это дерьмо? Юлька кричит, а я молчу. Так всю жизнь. Но разве что-то из этого может помочь? Да нихрена. И мы обе понимаем. А Ваня все смеется. Смеется и наверняка думает над новыми идеями и как нам покорить мир! Да он уже покорен.

Тут стали планировать крупнейший тур Show me love рассчитанный на япошек, которые просто сходят с ума. Эти миниатюрные, милые японочки сходят по нам с ума. Просто с умааа сойти! Концерт в Tokyo Dome 130 тысяч человек и вокруг кричащие япошки, в юбочках и блузочках, как мы. Правда, если говорить на чистоту, мы отходим от этих юбочек и маечек, ведь возраст уже не тот. Не тот возраст, чтобы носить их, чтобы любить друг друга. Но это ничего. Ване это не мешало продолжать уговаривать нас целоваться, он был уверен, что все держится именно на этом. И временами мне казалось, что духовная наша связь с Юлькой его даже не интересует. А как бы мне хотелось знать, что он думает о нашей постельной жизни? Ведь прошло столько лет, а она так и не совратила меня. Почти. В любом случае мы полноценно ни разу не переспали. Поцелуи и всякие нежные прикосновения не в счет. А чтобы так, все правильно или точнее неправильно – такого не было. Вот что Шаповалов думает об этом? Может, он уверен в том, что каждый раз после концерта, приходя в номер, мы занимаемся диким, страстным сексом? Хотя сил у нас ни на что не хватает. С другой стороны – зачем ему думать об этом? Его задача все лишь заставлять нас целоваться. Хотя и это не кажется мне уже таким уж и запретным, нереальным. Мои губы – зеркальное отражение ее губ. И все уже так просто. И совсем ничего не значит.

Почти ничего не значит.

Почти – это значит, что не все так просто. Прошло уже четыре года, с тех пор, как я впервые попробовала на вкус ее губы. Тогда от этого я не могла дышать, а мои колени предательски дрожали. Это было новое ощущение, запретное, это было, как искушение. Сейчас же – все иначе. Она может подойти и поцеловать меня просто так. Как тогда в номере. И мне становится грустно. Ужасно грустно. Иногда мне кажется… что я люблю ее.

Нет, мне только кажется!

Тогда почему мне так хреново? Я чувствую ураган внизу живота, когда она целует меня. От этого становится страшно, я не хочу никому в этом признаваться. Наверное, это юношеский максимализм. Но почему такого не было раньше? Почему я злюсь, когда она с Пашей? Почему я готова зареветь, когда она целует его, и представляю себя на его месте! Наверное, потому что я плакса! У меня есть только один выход – выкинуть эти мысли из головы, и желательно Юльку из своего сердца. Но, ни то, ни то невозможно. А как бы хотелось…

И я начинаю совсем в серьез задумываться над этим…

И вообще, зачем мне все это нужно?

-43-

Это такое странное ощущение, когда у тебя есть все.

Когда ты охватываешь необъятное. В 2003 году мы получили свою вторую премию Международной ассоциации производителей фонограмм «IFPI Platinum Europe Award» за миллион проданных в Европе копий альбома «200 km/h in the Wrong Lane. Мы заняли второе место в национальном хит-параде Франции и первое место в чартах Великобритании. В октябре стали призёрами World Music Awards в номинациях «лучшая мировая поп-группа», «лучший мировой дуэт» и «лучшая танцевальная группа». Шаповалов тогда предложил во время церемонии вручить нам настоящие автоматы с холостыми патронами, которыми мы должны были «расстрелять» зал. В итоге как всегда все обломилось, организаторы выдали игрушечные автоматы. Но это же просто смешно! В результате мы отказались от участия и не получила призы. Ну и подумаешь! У нас их сто-олько! Мы отказались участвовать в борьбе за премию MTV Europe Music Awards в номинации Best Russian Act (лучший исполнитель России). Да ладно, зачем нам? В 2001 мы уже взяли эту премию, пусть и другие поучаствуют! Нам ведь не жалко! Нам никогда и ничего не жалко!

А потом началось приготовление к огромному шоу в Tokyo Dome, запланировано было все просто гениально. Дело оставалось за малым – репетировать. Продумать каждую мелочь. Но это мы умеем. И сто тридцать тысяч японцев будут пожирать нам своими глазами. Днями и ночами мы торчали на репетиционной базе, шоу обещало быть интересным.

Накануне вечером мы с Юлькой сидели у нас в номере и обсуждали предстоящий концерт. Давно пора было спать, но почему-то нас обеих мучила бессонница. Наверное, такое бывает, когда очень волнуешься. А как тут не волноваться? Когда ты выступаешь на самой крупной площадке Японии. Организаторы молодцы, так постарались.

- Лен, боишься завтрашнего дня? – Спрашивает Юлька, лежа на кровати и уставившись в потолок.

Она молчала на протяжении пяти или десяти минут, а тут вдруг заговорила.

- Волнуюсь, конечно, не без этого, но ведь у нас столько было этих выступлений, - протянула я и улыбнулась самой себе.

- Да я знаю, много, а тут прям что-то боязнено! Мы никогда не выступали перед таким количеством народа!

- Дааа, представляешь сто тридцать тыщ!

- Не, не представляю! – Она тоже улыбается и поворачивается ко мне. – И все пришли к нам!

- Посмотреть на нас, послушать нас, - я тоже смотрю на девчонку и улыбаюсь в ответ.

- Нет! Ну, что ты? Они пришли посмотреть, как мы с тобой целуемся! Это ведь так важно! – Начинает ржать она.

Вообще-то Юлька права.

- Они стали такими же извращенками, как и мы! – Подхватываю ее смех я.

Как можно не смеяться, когда смеется она? У нее самый заразительный смех в мире! Уж я в этом уверена!

- Как Ваня! Это все Ваня, он виноват!

- Он молодец, если бы не он…, - начинаю было говорить я, но Волкова прерывает меня.

-Знаю-знаю, то нас бы не было! И не было бы ничего, и наших миллионов тоже, и Tokyo Dome не было бы, и сто тридцать тыщ японцев! Я знаю!

- И тебя бы не было, - грустно замечаю я.

- И тебя, - так же грустно вторит она.

- Как хорошо, что мы есть! Это так важно. – Я не сдерживаюсь и обнимаю ее.

Так мы и засыпаем, не произнеся ни слова.

К вечеру следующего дня все становится предельно ясно. Настолько все просто, что я схожу с ума. Всегда в нашей жизни было две ситуации: все очень сложно и все очень просто. Сейчас время как раз второго варианта. И я даже не знаю хорошо это или нет. Наверное, хорошо. Все предельно просто: 2003 год, наш пик популярности, все визжат, орут «Я сошла с ума», «Юля, Лена…», «Я вас люблю» и все это на ломаном русском. Этот год стал кульминацией чуть ли не всей нашей жизни, если не так, то столько эмоций я в любом случае не испытывала еще никогда, и редко когда испытывала потом. Почти никогда. За исключением и только.

В тот 2003 год я поняла, что начала влюбляться. Кажется, в тот 2003 год, у меня поехала крыша от нашей славы. А как она могла не поехать, когда вокруг тебя миллионы фанатов и все кричат: «Тату, тату!» А ты смотришь, смотришь на них с какой-то вышки и улыбаешься, и думаешь, что может быть лучше? Что может быть хуже? И никто бы не смог сопротивляться такой славе, и мы не исключения. Тогда мне казалось, что нам возможно все, что мы чуть ли не Боги. Я думала, что я и есть Бог, пока не поняла, что Бог внутри меня. Но это немного о другом, не то, о чем хотелось кричать.

Этот 2003 год разрушил все возможные стереотипы, и нам совсем унесло крыши. Совсем. Я и не могла думать о том, что мы зайдем настолько далеко. Моя мама была права, когда предупреждала меня о том, что я могу заиграться. И был прав Ваня, который шутливо говорил, что стерпится и слюбится. Стерпелось. И слюбилось. Да еще как.

Нам совсем снесло крыши.

Тогда стоял обычный день, и мне казалось, что земля уходит из-под моих ног. Она смотрела на меня сегодня будто весь день и ни на секунду не отводила взгляд. Когда я спросила у нее, что случилось, она улыбнулась и покачала головой, что означало – все в порядке. Как могло было быть все в порядке, когда она так смотрела на меня? Так, когда бегают мурашки по коже. Или так надо? Не думаю. Но это совсем не важно, она не прекращала смотреть на меня. И с каждой минутой я чувствовала, что мое сердце уходит куда-то ниже. Ниже. Я слабо улыбнулась, глядя на нее. Тогда она подошла ко мне так близко, что расстояния между нами почти не осталось. Я снова удивленно кинула на нее взгляд и попятилась обратно. Она все еще молчала, но отставать не хотела и двинулась за мной. Через несколько секунд я почувствовала что-то твердое сзади. Это была кровать. Я засмеялась, ведь всегда, по всем законам жанра, когда человек пятится назад, он на что-то натыкается. Юлька усмехнулась тоже и мягко опустила меня на покрывало. Я не стала сопротивляться. Сама она замялась и еще минуты две стояла рядом, молча смотря на меня. Я вопросительно посмотрела на нее, совершенно не понимая, что происходит. И только я хотела спросить ее об этом…

Только хотела…

Но было поздно. Она не дала мне собраться с мыслями и все обдумать. Почти не дала.

Едва успев вздохнуть, ее губы мягко накрыли мои. Я чувствовала ее волнение, хотя так и не понимала в чем дело. Она неловко присела сверху меня, продолжая целовать. Я, к своему же удивлению, почему-то совсем не сопротивлялась. Совсем не хотела…

Только совсем не понимала что происходит…

Это было еще тогда, в 2003, так скоро после нашего концерта.

А пока мы стояли за кулисами Tokyo Dome и с дрожью в теле ждали нашего выхода, который и так уже задерживали. Ни чего, ни чего, - уверяла я саму себя, - вот Киркорова два часа ждали, а у нас всего лишь полчаса задержка. И ничего кроме этого занятия мне не оставалось делать, так мамы уверяют детей в том, как Дед Мороз существует, а поэтом их детское сознание рушится и оказывается все наоборот. Стоит только появиться папе в новогоднюю ночь у ёлки и подложить туда какой-либо подарок. Всего-то, но так люди и разочаровываются. Но я почти не разочарована, хотя почти не считается, просто нужно немного подождать и выступление начнется. Вообще за свою недолгую, но довольно плодотворную жизнь я поняла – ждать, не всегда хорошо, но и не совсем плохо. Лучше ждать.

Дата добавления: 2015-08-17