Если есть на Земле рай,
То он находится зимой в Домбае!"
Не меньше часа, наверное, я бродил потерянный, совершенно забыв, что у меня ни путёвки, ни вида на жительства.
Вид у меня, видимо, был такой странный, что какой-то мужчина сам заговорил со мной. Спросил всё ли у меня в порядке и что я тут делаю. Когда я ему всё честно рассказал, он быстро понял и говорит: "иди на турбазу "Солнечная долина", в бухгалтерию. Найди мою жену и скажи, что я велел помочь тебе с путёвкой".
Через час я уже вселялся в четырёхместный номер на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Место боевое. Поскольку в комнате я был первый, выбрал место и прилёг отдохнуть после всех волнений.
Здание турбазы "Солнечная долина" уже 70 лет является визитной карточкой Домбая. Его построила Академия Наук СССР в конце 30-х годов прошлого века. 
Для турбазы оно мало подходит. Чтобы принимать туристов, с южной стороны к старому 2-х этажному корпусу пристроили столовую и кухню с плитой. Поскольку труба у кухни была низковата, да и розу ветров строители не учли, в коридорах часто бывало дымно. В номерах было холодно, свет чуть теплился. В общем, звезду на этом отеле ставить было негде. Но это меня мало волновало. Так же, как и позорная еда в столовой. Главное то, что было за стенами турбазы.
А за стенами была лавинная опасность, длиннющие лыжи "мукачи", инструктор Халид Акаев, много снега и солнца.
Обучение азам горнолыжной техники в Домбае в ту пору было в самом зачаточном состоянии. На вводном занятии было сказано много слов и обещаний. А занятий практически не было. Утром общее построение, распределение групп по склонам и определение темы занятий.
|
Выбор был не велик. Подъёмник был всего один. Скромненький бугель метров на 250, который всё время ломался. Находился он при въезде в Домбай слева, там, где сейчас гостиница "Крокус". Это и был основной учебный склон. Или группы уходили на Русскую поляну вдоль опор первой и второй очереди кресельного подъёмника. Тогда стояли только опоры. Иногда самые настойчивые уходили в альплагерь Алибек. Там тоже был небольшой бугельный подъёмник.
Когда группа выходила на склон, инструктора куда-то быстро пропадали, и каждый вытворял, что мог. В нашем заезде был один симпатичный молодой мужчина, который прилично катался на лыжах. Это был вулканолог с Камчатки, бывший москвич. Как-то ему надоело смотреть на наши мученья, он собрал вокруг себя человек шесть и занимался с нами часа 3. После его советов я хоть что-то стал понимать.
|
Эффектный молодой мужчина, красиво катался и имел очень даже не- плохое, по тем временам, снаряжение. Когда мы уже с полученным инвентарём собрались на первое занятие, Халид, как я понимаю, специально задержавшись, вышел к нам со сверкающими белыми лыжами и бережно положил их на снег. Не так, как сейчас, самые прекрасные лыжи с грохотом и небрежно бросают к ногам, а положил. Вся группа тут же окружила его и молча уставилась на это великолепие. Кто-то охрипшим голосом несмело спросил: "Кто их делает?" Югославия. А когда на вопрос, сколько же они стоят, Халид ответил – 200 рублей, с некоторыми чуть не случилась истерика. Ведь в ту пору не каждый кандидат наук получал такие деньги.
Кроме того, Халид Акаев хорошо играл на гитаре, имел приятный голос и с лёгким акцентом неплохо исполнял песни Высоцкого, который тогда был в большом почёте. Даже по областному радио несколько раз передавали песни в его исполнении.
Поскольку я всю свою жизнь прожил в Сибири, мне казалось, что в бытовом, обывательском понимании, я про снег знаю всё. Ан нет. Оказалось, что Домбайский снег того года, совсем не такой как у нас. У нас снег чаще всего жёсткий и злой. Пушистый он бывает только, когда свежий, после снегопада. А в Домбае на склоне, где мы катались, он так и остался мягким. Поэтому после каждого падения при катании на склоне получалось довольно приличная яма и всех быстро приучили её засыпать. И ещё одна особенность.
Если в сугроб ткнуть тыльной стороной лыжной палки, то в этом углублении снег имел зеленовато-бирюзовый цвет.
В один из дней нашу группу повели на экскурсию в альплагерь Алибек. Это километра 3 вверх по ручью Алибек. Недалеко от посёлка тропа проходит рядом с кладбищем погибших альпинистов. Постояли, помолчали и положили несколько пихтовых веточек. В Алибеке снега оказалось ещё больше. Бугельный подъёмник был засыпан вместе с опорами и не работал. А дома тоже были засыпаны почти до конька крыши. 
В Алибеке,оказывается, тоже жило человек 20 любителей горных лыж. Но самые фанаты экзотики размещались в хижине под самым ледником. Там вообще никакой цивилизации – ни света, ни воды, ни дров. Поэтому в Алибеке существовал такой неписанный закон – все, кто хотели посмотреть хижину и на её обитателей, должны были захватить по 2-3 полена дров, что- бы хоть как-то помочь этим горемыкам. Впрочем, горемыками они казались нам. А они, наверное, были вполне счастливы. Захватили дров и мы.
Никаких развлечений в посёлке Домбай в то время не было. Ни кино, ни телевизора, ни ресторанов, ни кафе. Днём ещё что-то продавали - шашлык, пиво. А вечером мы в основном находились в помещении. На 2 этаже гостиницы был небольшой зальчик, где имелся бильярд со стальными шариками и стулья вдоль стен. Иногда, если Халид Акаев был в настроении и приносил гитару, мы пели под его аккомпанемент. В этом зальчике, кстати, висела аляповатая картина с надписью "Будущее Большого Домбая". По замыслу авторов там был изображён перспективный план развития горнолыжного курорта – трассы, подъёмники, гостиницы. Предполагался даже такой фантастический вариант – маятниковая канатная дорога с поляны на вершину Зуб Софруджу (это на перевальной точке Большого Кавказского хребта) и далее на южные склоны хребта с выходом на море в районе Сухуми. По замыслу авторов предполагалось организовать комплексный водно-горнолыжный отдых летом. Неделя у моря и через пару часов на горных лыжах на нетающих ледниках на высотах 3000-3500 метров. Правда, позже сообразили, что без акклиматизации это просто опасно для здоровья.
Поскольку свет в номерах был очень плохой, читать было нельзя. Да и нечего. Поэтому чаще всего мужская половина группы собиралась в нашем номере и начинался трёп на свободную тему: анекдоты, о работе, кто откуда приехал. Номер наш был четырёхместный, и съехались мы из разных концов: Москва, Рига, Мурманск, Красноярск.
Как было написано выше, я поселился первый. Вторым появился мужчина солидного (по моим тогдашним понятиям) возраста – лет за 50. "Эрдманис Владимир. Рига". Когда он узнал, что я из Красноярска, немного скривился и с кислой миной произнёс:
-Знакомые места!
-Что, приходилось бывать в командировке?
-Приходилось…
-Дальше я не стал расспрашивать, так как понял, что это была за командировка. Владимир уже тогда был националистом, и самыми любимыми его анекдотами были такие, где русские выглядят полными дебилами, а бравые латыши - умны, великодушны и благородны. Тем не менее, на Новый Год он прислал мне поздравительную открытку, которая начиналась так:
Здоровья, любви, денег!
Я, насквозь пропитанный коммунистическими идеалами, возмутился: "Вот, мерзавец! А где же любовь народа к партии и нет ничего про соц. соревнование". Потом довольно быстро сообразил, что лучшего пожелание человеку любой национальности, в любой точки Земли и придумать-то сложно.
Вторым соседом оказался москвич, выпускник МВТУ, кандидат наук Герман Шишков. Остроумный, ехидный и близкий мне по духу человек. В этом сезоне на мне была одежда вся чёрная – и шапочка, и куртка, и брюки. Так Гера тут же прилепил мне прозвище - "Чёрная молния". С молнией у человека ассоциируется что-то быстрое и стремительное. А это "чёрная молния", то-бишь я, едва держалась на лыжах, а по склону двигалась судорожными рывками, часто падая. В отличие от многих, с кем я знакомился за долгую жизнь в командировках и путешествиях, с Германом Борисовичем и его семьёй я поддерживал дружеские отношения более 30 лет. До тех пор, пока не перестал ездить в командировки в Москву. Помимо многих своих талантов (он, например, был ещё и мастером спорта по самбо), Герман Борисович обладал ещё одним редким даром. Он был профессиональный спорщик высокой квалификации. Не в том смысле, что по любому поводу и без повода ввязывался в свару и орал, как зарезанный. Нет. Он, как правило, редко начинал сам, но если вступал в спор, вёл себя очень спокойно, всегда находил убедительные аргументы и обычно побеждал. Мне ни разу не удалось выиграть у него спор. И самое удивительное, я почти уверен, что если бы мы после его победы поменяли точки зрения, он бы снова положил меня на лопатки.
Четвёртым был Веня из Мурманска с молодой красавицей (может быть) женой.
В те годы в Домбае было такое увлечение. В каждой комнате имелась одна или две бутылки из-под шампанского. За горлышко, как правило, был привязан кусок бинта. И вот по утрам и вечерам обитатели "Солнечной долины" ходили к ближайшему выходу минеральной воды в долине реки Аманаус. Водичка была приятная на вкус с лёгким запахом сероводорода. Очень похожая на нарзан.
|
Всего в Домбае за свою жизнь я был 5 раз. Вторая поездка была где-то в самом начале 70-х годов. Точно не помню, но один ориентир абсолютно точный. В тот год сгорел альплагерь "Звёздочка". Он находился немного выше того места, где сейчас гостиница "Крокус". Я в "Солнечную долину" устроится не смог и жил в вагончиках строителей, которые строили гостиницу то ли "Домбай", то ли "Аманаус". Ночью услышал резкие выстрелы. Но что-то уж сильно много выстрелов, как на войне. Оделся, вышел и увидел зарево. Когда подошёл, то понял, что это не выстрелы, а так ведёт себя шифер в огне. Снегу в тот год было мало. Каких-либо запоминающихся событий и интересных мне людей тоже. Тем более, что в Домбае ничего не изменилось – ни подъёмников, ни склонов, ни новых гостиниц.
В 1982 году я решил показать Домбай своим дочкам – близняшкам Тане и Юле. Через агентство "Спутник" купили путёвки в новый отель "Горные вершины". Обычно из аэропорта до Домбая я добирался на перекладных – сначала автобус до Теберды, потом до Домбая. В этот раз какой-то энергичный частник на микроавтобусе сам стал закидывать наши вещи в машину, приговаривая: "Да не боись, о цене договоримся, и в Домбае Вы будете раньше всех!" Так и вышло. И вёз он нас не обычной дорогой, по долинам рек, а где-то по верхам. Так, что большую часть дороги мы могли видеть главный Кавказский хребет во всём великолепии.
Да! Вот теперь в Домбае произошли значительные изменения. Во-первых, появились четыре кресельных подъёмника на склоны Мусатчери. Оттуда открывался просто потрясающий вид на все окружающие вершины: Домбай-Ульген, пик Ине, зуб Софруджу, Белалакая, Эрцог, Сулахат. Во-вторых, появился первоклассный (по моим понятиям) отель "Горные Вершины". Двух, трёх, четырёхместные номера, бассейн, бар на последнем этаже и конференц-зал, про который стоит сказать особо. Архитектор удачно использовал красоту окружающих вершин и громадных домбайских елей. Вся правая стена зала (если смотреть на сцену) выполнена из стекла. Поэтому, когда вы с противоположной стороны входите в зал, перед вами открывается большая картина только нарисованная не художником, а самой природой.
Конечно, в номерах было холодно, кормёжка плоховатая, с утра на подъёмник очередища часа на полтора. Самое главное было выскочить на верх, там уже очереди были терпимые. Поэтому я чаще всего делал так. Быстро расправлялся с завтраком и до 9 часов спешил на канатку. Там уже была очередь, и все ждали, когда её запустят. А я не ждал, а шел пешком вдоль первой очереди. Это не очень далеко (приблизительно 800 метров) и не очень круто. Зато к дороге, которая уносит вверх, я иногда подходил первым.
|
Когда были соревнования на приз турбазы по горным лыжам, наша группа заняла 1-ое место. А Таня и Юля просто разорвали своих соперников. Всё-таки, они были бывшие спортсмены и добрались до 1-го разряда.
В четвёртый раз я посетил Домбай в января 1990 года. Снова жил в гостинице "Горные вершины", погода была прекрасная, подъёмники работали исправно, в том числе и маятниковая дорога. Покатался я хорошо ещё и потому, что привёз с собой новые лыжи с мультикантом. Незадолго до поездки во мне вдруг проснулся уже забытый интерес к фотографии, и я купил широкоформатную немецкую зеркалку "Пентакон сикс". Благодаря ей, получил несколько отличных (для меня) снимков. Особенно хорошо получалась красавица "Белалакая" с 5 очереди канатной дороги и гостиница "Летающая тарелка".
Не обошлось и без знакомств. Первое случилось ещё в аэропорту Минеральные воды. Я скучал в ожидании автобуса, когда недалеко от меня остановилась молодая пара с горнолыжным снаряжением. Упакованы они были неплохо, особенно хороши были белые куртки. Они только что купили по огромному чебуреку и собирались перекусить. Когда парень положил край чебурека в рот и надавил зубами, большая мутноватая струя жирного рассола располосовала его прекрасную куртку от воротника до подола. Парень взревел и со всей силой шмякнул чебурек о землю. Эти ребята (Сергей и Лена) оказались москвичами и тоже едут в "Горные вершины". Потом мы подружились, и я был у них в гостях в Москве.
Второе знакомство состоялось уже в номере гостиницы. К обоюдному удивлению одним из жильцов нашего 4-х местного номера оказался житель Красноярска Николай Чичак. Фанатик горных лыж и сноуборда Коля уже несколько лет работал инструктором в "Бобровом логу". К сожалению, через несколько лет после нашего знакомства Коля погиб.
В 1992 году я решил показать мой любимый Домбай своей жене Тамаре. Это была 5-я и, видимо, последняя моя поездка в эти места. Снова был январь. Но всё получилось не так как обычно. Это была самая неудачная поездка в большие горы. Всё началось с гостиницы "Горные вершины", куда у нас были путёвки. Этот извечный сволочизм работников гостиницы. Ведь отель был полупустой, т.к. в стране уже начались безобразия. Так нет, нас пытаются засунуть в 4-х местный номер с молодой парой. Тогда Тамара пошла к администратору и начала свою речь словами из сказки Пушкина:
"Жили были старик со старухой ровно 30 лет и 3 года…" и достала наши паспорта. Когда администраторша увидела, что мы и в самом деле прожили вместе 33 года, она заколебалась. А когда Тамара сунула ей в подарок книгу В.Астафьева, она сдалась, и нас поселили в 2-х местный номер. Но это была наша единственная победа, т.к. с остальными безобразиями и неурядицами мы ничего поделать не могли. То вырубали электричество, то бастовали канатчики, то сильнейший снегопад с такой пургой, что в 2-х метрах ничего не видно. Потом из-за лавинной опасности не разрешали высунуть нос из гостиницы. Кончилось тем, что мы решили свалить домой на 2 дня раньше срока. Тамара решила написать директору гостиницы заявление с просьбой вернуть нам разницу, ну пусть не деньгами так хоть продуктами. Когда мы рассказали об этом нашему инструктору Борису Маскилейсону, он долго веселился, а потом и говорит:
-Я здесь работаю уже 10 лет, но такого ещё никому не удавалось, хотя пытались многие.
А веселился-то он зря. Он ещё плохо знал Тамару. Ночь накануне похода к директору она плохо спала. Всё что-то вертелась, что-то шептала. Иногда слышалась "Тох-тибе-дох", или "Сим-сим…". Утром вся озабоченная написала бумагу и отправилась к директору. Что она там написала, я не знаю, но минут через 40, помахивая бумажкой и улыбаясь, Тома сообщила: "Всё! Подписано даже в бухгалтерии. Пошли получать продукты". Когда с 2 сумками Тома вышла с продуктового склада, моему удивлению не было предела. Батон копчёной колбасы, сыр, масло, банка импортной ветчины (за 10 предыдущих дней этой ветчины нам выдали 2 раза по тоненькому ломтику), мясная тушёнка, гречка, печенье. Это при том, что Тома не взяла хлеб, макароны, картошку, а за 1 обед вообще ничего не взяла. Сначала мы подумали, что это какая- то ошибка, потом сообразили. В стандартной ситуации между бухгалтерией (которую иногда всё же проверяют) и потребителем длинная цепочка: склад, получатель продуктов, повара, раздача еды. И никто эту шоблу проверить не в состоянии. А тут и цепочки то нет. Бухгалтерия и получатель – заинтересованное лицо. Так вот почему начальство никогда не идёт на возмещение досрочного отъезда.
"Что ты там написала директору?" – спросил я.
"Я написала, что приближается юбилейная дата великой победы(50 лет) и что у нас остался последний шанс посетить могилу отца в г. Орджоникидзе". Хотя на самом деле никакой могилы отца поблизости не было.
Борис Маскилейсон, был самой запоминающейся личностью в этот Домбайский сезон. Мы как-то быстро с ним подружились. Он притащил и оставил в нашем номере магнитофон и гитару. Наша небольшая группа раза 3 собиралась у нас в комнате вместе с Борисом.
Однажды, когда мы вместе поднимались в кресле наверх, он рассказал мне свою историю. В молодые годы жил где-то на Урале. Закончил техникум и работал на заводе. Занимался пешеходным туризмом. Как-то случайно попал зимой в Домбай, который его так покорил, что через месяц он уволился и переехал сюда жить. Завёл семью, у них родился мальчишка.
В 1995 году мы с Томой снова засобирались в Домбай, и я написал Борису письмо с кучей вопросов, и чтобы у него было меньше проблем, я в конверт вложил ещё один не запечатанный конверт с моим адресом. Вскоре пришёл ответ. И как только я взял в руки это письмо (почерк на конверте был мой), я понял, что что-то случилось. Потому что было исправлено имя и отчество отправителя. А случилась беда. Ответ написала жена Бориса Лена. А Борис погиб под лавиной 1 февраля 1994 года. Горы его покорили, горы его и погубили.
Человек он был рисковый. Как-то уговорил меня спуститься с Мусатчери по лавиноопасному склону под тросом маятниковой дороги.
Приэльбрусье (Баксанское ущелье)
Ещё при первом посещении Домбая я узнал, что главный горнолыжный центр СССР находится в Баксанском ущелье на склонах г.Чегет и г.Эльбрус. Там есть несколько гостиниц: "Иткол", "Азау", "Динамо", "Терскол". Чтобы достать путёвку в одну из этих гостиниц, нужны очень хорошие связи. Ни хороших, ни плохих связей у меня не было. В основном эти гостиницы профсоюзные, интуристовские, ведомственные. Правда, гостиницей "Терскол" командует министерство обороны. Я понял, что это мой единственный шанс, т.к. в конце 60-х годов предприятие, где я работал, выполняло один ответственный заказ, и я часто бывал на космодроме Плесецк. Вот мужики с космодрома и добыли 2 путёвки – на меня и мою жену.
Путёвки я получил, а незадолго до отъезда у меня на работе случились большие неприятности – с коротким интервалом один за другим на орбите вышли из строя 2 спутника, основную аппаратуру для которых делало наше предприятие. А разработала эту аппаратуру лаборатория, которой я командовал. Меня вообще не хотели отпускать. Потом всё-таки согласились и отпустили только на 10 дней (вместо 14 по путёвки).
И вот в январе 1970 года мы с Томой улетели в Минеральные воды. Уже в Пятигорске мы поняли, что турбаза "Терскол" - это солидная фирма. У них была там своя гостиница, а утром турбазовский автобус повёз нас в Баксанское ущелье. В пути, примерно 5 часов. Склоны Чегета и подъёмники на ней видно издалека, километров за 8-10.
Гостиница "Терскол" расположена в посёлке с одноименным названием. Гостиница большая, этажей семь или восемь, примерно на 800 человек. Небольшая нервотрёпка и волнение, которые всегда бывают при расселении большой группы людей, и вот мы входим в наши апартаменты. Эта скромная 2-х местная комнатка. Туалет и душ в маленьком коридорчике, где есть ещё одна дверь в трёхместную комнату. Там наши соседи. Жильё наше располагалось на первом этаже, и окна на север. При всех последующих посещениях "Терскола" было всегда так – первый этаж и окна на север. На верхних этажах с видом на юг селилась элита, нужные люди, родня, друзья, и т.д. "Нормально, Константин!" Всегда так было и будет. По этому поводу мы не печалились.
Разместились и пошли осмотреться. Большая столовая, холл, приличная библиотека, кинозал мест на 400. Над дверью кинозала висел большой цветной снимок Михаила Хергиани. Где-то на восхождении, потому что лицо его было в снежном инее. А сбоку большой чёрный траурный бант. Оказывается, Михаил Хергиани, выдающийся грузинский скалолаз и альпинист, несколько месяцев назад погиб при восхождении в Доломитовых Альпах (Италия).
Когда читали объявление, узнали, что завтра для всех вновь прибывших вступительная беседа в учебном классе. Беседу проводил человек, который уже много раз это делал. Слушать его было интересно, т.к. всё для нас было новым и незнакомым. Тем более что вся информация преподносилась с большим юмором. Рассказали нам об истории горнолыжного спорта, о том как устроены лыжи, о лавинах, о коварном горном солнце и горной болезни. Склоны г. Чегет, где мы будем кататься, имеют 3 названия: Чегет-1, 2 и 3. Чегет-1 это склон, где есть 2 кресельных подъёмника. Эти подъёмники доставят вас до кафе "Ай" (луна). Склоны Чегета-2 обслуживает ещё один кресельный подъёмник, а на самом верху - Чегет-3 и буксировочный подъемник, длинной метров 500. В народе этот подъёмник назывался "Разбойник". Несмотря на то, что на "Разбойнике" цены были гораздо ниже, чем на "креслах", вы не успевали опомнится, как просаживали приличные деньги. Никаких абонементов с льготами или скидками тогда не было, так как спрос значительно превышал предложение.
Особое внимание в беседе было уделено дисциплине и поведению в горах. На склоны Чегета можно выходить только с инструктором. Чегет - гора серьёзная. Самый верхний подъёмник находится на высоте более 3000 метров. У кого проблемы с давлением, лучше туда не подниматься. Или, по крайней мере, пройти акклиматизацию внизу дня за 2-3. Особенно коварна высота в сочетании с алкоголем. Мы потом встречали много таких бедолаг, которые вырвавшись на свободу в первый же вечер наподдавались, а потом им было не до лыж.
Кроме того, склоны Чегета имеют большую длину и не очень приспособлены для массового катания, т.к. имеют средний уклон более 18 градусов. А по Европейским стандартам это должно быть в пределах 12 градусов. И ещё одна особенность горнолыжных склонов 70-х годов - на моей памяти их никто и никогда не готовил. Причин, наверное, было две: бедность наша советская (ведь ратрак стоил дорого) и разгильдяйство. Нет, ратраки я, конечно, встречал, но они стояли либо поломанные, либо раскулаченные. Один раз, правда, видел работающий ратрак, который пытался вылезти из глубокой (не менее 5 метров) снежной ямы, которую, по неумению водителя, сам и выкопал. Потом этот ратрак так и оставили в яме до весны. По этой причине склоны Чегета-2 всегда представляли жуткие бугры, т.к. основное катание проходило там. Ведь утром главная задача заключалась в том, чтобы подняться наверх и уже там кататься, не спускаясь до самого низа, где стояла жуткая (иногда часа на 2) очередь. А утром бывало очень холодно и солнце ещё закрыто горами. А на Чегете-2 уже и солнышко, и в кафе можно посидеть.
Вернемся к вступительной беседе. Когда лектор сказал, что группы с инструкторами катаются только до обеда, аудитория недовольно загудела: "Так мало?" Последовал ответ: "Если дня через три после катания на Чегете Вы будете так же недовольны, можете сломать об меня палку!" Я, помнится, тоже был не доволен, но очень скоро понял справедливость таких порядков. Обычно к обеду мы чуть живые добирались до своих номеров, принимали душ, если была горячая вода (в 1970г горячую воду давали еще 3 раза в неделю), обедали и валились спать часа на два. Кормили, надо сказать, сносно. Особенно хорошо стряпали булочки и сладкий пирог. Одно время, в качестве эксперимента, выдавали небольшой сухой паек, чтобы перекусить на горе и восстановить силы. Но мы его обычно съедали в столовой.
Конечно, армия всегда отличалась своей повышенной дисциплиной по сравнению с гражданскими организациями. Это отразилось и на турбазе "Терскол" министерства обороны. Порядки здесь были железные. Подъем в 7 часов, и все на зарядку. Первые дни вновь приехавшие еще ходили заниматься, но потом ряды энтузиастов быстро таяли. На это нарушение начальство закрывало глаза. А вот отбой в 23 часа соблюдался неукоснительно. Никаких "за приезд", "за отъезд". Если Вы хотите резвиться за полночь или до утра – ради Бога. Но только в поселке. Договаривайтесь, где сможете. А в 7 утра можете возвращаться на турбазу.
Имея большой опыт обслуживания туристов-горнолыжников, работники турбазы заметили, что количество травм резко возрастает поле 7 дней катания. Видимо, накапливается усталость. Поэтому в "Терсколе" ввели такое правило. Восьмой день пребывания на турбазе выходной. В смысле, на гору Вы не идете. Лыжи Вам просто не выдадут. Можете, заранее договорившись, съездить на экскурсию, или пешая прогулка, или шашлыки. Все это вместе взятое привело к тому, что на турбазе "Терскол" травматизм был значительно ниже, чем на других турбазах: "Иткол". "Азау", "Чегет", "Динамо".
Меня, как человека законопослушного, порядки на турбазе очень даже устраивали. Тем более, что был не только "кнут", но и "пряники", и дело тут не в том, что это была армейская гостиница, а в том, что начальник турбазы был человек умный и неравнодушный.
Пользуясь тем, что гостиница большая и приезжает самый разный народ, они при регистрации сразу выделяли интересных, информированных людей и договаривались с ними о лекциях, беседах, просто вечерах вопросов. То это был конструктор авиационных моторов, то гляциолог, то писатель, то лавинщик. В этот наш заезд в гостинице отдыхал известный профессиональный фотограф, горнолыжник и альпинист Вадим Гипенрейтер. Он показывал нам прекрасные слайды о вулканах. Он, кстати, много лет назад одним из первых спустился на лыжах со склонов Эльбруса. Гипенрейтер был высокий седой мужчина спортивного телосложения. Катался хорошо. Отдыхал то ли с дочкой, то ли с внучкой лет 8. У них была такая игра. Вход в столовую был из холла на первом этаже. Холл был большой, а пол каменный и очень гладкий. Так вот, Гипенрейтер вытягивал руку, девчонка цеплялась за нее своими руками и на пятках скользила до столовой.
Еще одна встреча была с мастером спорта по альпинизму из Прибалтики. Звали его Тонис Варанка. Он показал черно-белый фильм о трагедии на Памире. Фильм назывался "Зов". Как объяснил Тонис, название имеет двойной смысл. С одной стороны, это зов о помощи, а с другой - это зов гор. В горах Памира группа альпинистов попала под ледопад на высоте около 5000 м. Часть из них погибла, а часть с тяжелыми травмами надо было спасать. Это делала другая группа альпинистов, где был и Тонис. Они и фильм снимали. Когда пострадавших спустили с ледопада и подготовили площадку, вызвали вертолет. При посадке то ли от порыва ветра, то ли из-за ошибки пилотов вертолет упал и загорелся. Правда, пилоты успели выскочить. Вызвали второй вертолет. А это не так просто, т.к. летать в горах и делать посадку высотах около 4000м могут далеко не все пилоты. Их еще нужно найти. Все-таки нашли и всех спасли.
Еще одна завлекушка была на турбазе "Терскол". Когда приезжала новая смена туристов, на следующий же день все группы начинали борьбу за первое место в спартакиаде. И в чем только мы не соревновались – волейбол, перетягивание каната, шахматы, настольный теннис, художественная самодеятельность (каждая группа давала заключительный концерт) и т.д. Венцом спартакиады были соревнования по горнолыжному спорту. Победители получали грамоты и главный приз – сладкий пирог метр на метр. Как уже говорил, в силу обстоятельств в 1970г наш сезон был укорочен, и победителя я не увидел. Хотя мне было интересно посмотреть на такой пирог. Что же это за духовка такая, где можно испечь метровый пирог?
Отдельных слов заслуживает библиотека турбазы. Это было уютное помещение на втором этаже. Там стоял черный рояль с оплывшими свечами на крышке. Было довольно много книг по горным лыжам. Командовала всем этим Творилова Евгения Павловна, пожилая уже женщина. Пользуясь возможностями такой большой турбазы, она тоже привлекала интересных людей (музыкантов, исполнителей) и устраивала интереснейшие тематические вечера при мерцающих свечах. То это были песни на стихи Есенина, то русский романс, то песни о горах, туристские. Популярность этих вечеров была такова, что приходилось занимать очередь часа за 3. Иначе не попадешь.
В качестве примера приведу песню, которую сочинили ребята из параллельной группы нашего заезда и исполнившие ее на одном из вечеров (на мотив песни В.Высоцкого "Як – истребитель")
Виталик я, мое сердце кипит,
С Чегета валюсь, как булыжник.
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он горнолыжник.
Вот мною чей-то инструктор сбит
Я сделал все, что умел.
А тот, который во мне сидит,
Ужасно мне надоел.
Вот сбоку заходит ко мне Семен
Уйду, я устал от ран.
Я чувствую – этот здоровый слон
Возьмет меня на таран.
Что делает он? Вот сейчас будет взрыв
И, кажется, я не уйду.
Запретные скорости все перекрыв,
Я выхожу на мульду (1).
Лечу я, в ушах моих ветра свист.
Мне бы сейчас тормоза.
А тот, который во мне сидит,
Уже закрывает глаза.
Напрасно пытаюсь я кантовать
Здесь склон, а напротив обрыв.
И только прощальное слово "мать…"
Уносит ветра порыв.
По слаломной трассе лечу напрямик
Себя от смерти страхуя.
Кто-то сегодня не купит шашлык,
Не купит вещь шерстяную.
Спустился я вниз, упал и затих
Не скоро меня откопают.
Но здесь в Терсколе немало таких,
Они Чегет доломают.
1 – мульда (нем.) – в геологии разновидность пологих пластов горных пород, имеющих форму чаши, обращенной выпуклостью вниз.
Когда закончилась вступительная беседа, мы пошли получать снаряжение. По сравнению с Домбаем, это снаряжение хоть на что-то было похоже. Передняя часть ботинка фиксировалась устройством типа "маркер", пятка ботинка располагалась на вращающейся пластине и фиксировалась защелкой на пружинах. Ботинки были кожаные на шнурках, но двойные. Назывались "Эльбрус". Когда все получили, померили и подогнали, пошли на обед. После обеда было велено одеться по-спортивному, получить инвентарь и – на склон, где мы будем показывать свое уменье группе инструкторов. По результатам этих показательных выступлений нас распределят по группам, хотя бы с приблизительно похожим уменьем. Если я хоть что-то умел, то Тома моя была совсем новичок, и мы попали в разные группы.
Инструктором в моей группе был Толя Ортин. Хороший мужик, но кататься он мог только "из упора". Кто занимался горными лыжами, знает, что это первый маленький шажок в освоении горнолыжной техники.
Кстати, на турбазе "Терскол" был еще такой порядок. По окончанию сезона по представлению инструктора (в зависимости от статуса группы – новички, продвинутые, умелые) наиболее отличившимся туристам вручался документ и значок I, II или III категории.
И вот вторая ночь в Терсколе, немного волнительная. Ведь завтра первый день занятий. Куда нас поведут? Когда на Чегет?
Два дня мы упирались с Толей Ортиным на учебном склоне, который на полпути до подъемника от Терскола, и на склонах около буксировочного подъемника за вторым кресельным подъемником. На третий день нас подняли на третий Чегет. Вот это горища! Аж дух захватывает. Прямо перед тобой высится двухглавый Эльбрус, с другой стороны Накра и Донгуз-Орун. Видимость по долине реки Баксан километров на 30. Катались мы в основном на третьем Чегете, там все-таки поположе. А ближе к обеду двинулись вниз. Правда, не все. Некоторые не рискнули и поехали на кресле. Добрался я донизу чуть живой. Уже собрался идти на турбазу, смотрю впереди ковыляет моя Тома. Сначала, я ее не узнал. Вся вываляна в снегу, лицо поцарапано, штаны по шву распоролись от верха до низа и заколоты булавкой. "Что случилось?" "Да ничего, просто боролась с Чегетом". Оказывается, их группа тоже поднялась наверх. И там Тамара отбилась от группы. Но Тома не растерялась и стала в одиночку сражаться с буграми и крутизной. Женщина она мужественная, воспитанная на скалах Красноярских Столбов и в походах. Когда какой-то чужой инструктор увидел, как она завязывается в узел, он помог ей добраться до низа.
С погодой нам повезло в этот сезон. Снега, правда, было маловато. Зато не было затяжных снегопадов, лавинной опасности и, самое главное, мы остались целыми. За день до отъезда решили съездить на поляну Азау. Это вверх по Баксану к самому подножью Эльбруса, на его южные склоны. Посмотрели гостиницу Азау и пошли на нижнюю станцию маятниковой дороги, которую уже построили и вот-вот должны были запустить. Маятниковая дорога это вот что такое. Между двумя точками(в данном случае "поляна Азау-Старый Кругозор") натягивается толстенный (примерно 70 мм) канат. Иногда даже без промежуточной опоры. Длина между этими точками 1.5-2 км. У верхней и нижней станции на канат вешается по одному вагончику человек на 30 каждый. Когда погрузка туристов закончена, дорога запускается, и вагончики движутся навстречу друг другу со скоростью 12м в секунду. Когда мы пришли к нижней станции, там уже суетились какие-то люди. Это были местные жители, которые работали на этой дороге. Недалеко к сосне был привязан баран. Люди явно собирались наверх. Мы попросили их разрешить подняться в вагончике на Старый кругозор. Они отказали. Мол, дорога ещё не запущена, не принята госкомиссией. Потом пошептались и сказали: "Наберитесь человек 15 и по 2р с носа. Будет вам поездка. Туда и обратно". Мы, конечно, согласились, и набрали 30 рублей. Мужики забегали ещё быстрее. Один куда-то убежал с деньгами, а два других тут же на наших глазах зарезали барана, сняли с него шкуру, и вместе с нами стали загружаться в вагончик. Тут и посланец прибежал с большим количеством бутылок. Всё сложилось как нельзя лучше. По дороге мужики рассказали, что такие канаты в Советском Союзе сращивать не умеют. Приглашали спецов из Швеции. На Старом кругозоре большое помещение. Музей. Интересная экспозиция о боях за Кавказ во второй мировой войне.
И последнее в этом заезде. В нашей группе оказался интересный человек. Это Николай Николаевич Мельников из Москвы.
|
Доктор технических наук специалист по тяжёлому горнодобывающему оборудованию. Мы с ним подружились, и я несколько раз побывал у него в гостях. Потом наши пути разошлись, и я потерял его из вида. Встретились мы с ним совершенно случайно спустя много лет и снова вместе покатались. Но это уже совсем другая история, и о ней я расскажу в своём повествовании чуть позже.
Второй раз в Приэльбрусье мы с Томой попали в 1974 году. Я снова добыл путёвки на турбазу "Терскол". Нас снова поселили на 1-ом этаже с окнами на север. И опять на втором Чегете были большущие бугры, и никто ратраками не готовил склоны. Но зато в этот раз я попал к классному инструктору. Это был бывший мастер спорта по горным лыжам из Киева Хоруженко Виталий. Он красиво катался на своих "Белых звёздах" фирмы "Кнайсл". Был спокоен и немногословен. Кроме того, в этот заезд нас ждала ещё одна приятная неожиданность – горячая вода в душе была каждый день.
Мы за эти 2 года кое-чему подучились, т.к. дома катались теперь каждые выходные, и г. Чегет опасались уже меньше. На склонах Эльбруса тоже кое-что изменилось – запустили вторую очередь маятниковой дороги до станции Мир от Старого кругозора.
Опять была вступительная беседа, проверка горнолыжной техники каждого туриста и распределение по группам. Мне, честно говоря, эти процедуры всегда нравились. Чувствуешь себя чуть-чуть спортсменом. Появляется хоть какая-то причастность к этому прекрасному виду спорта. Чему-то учишься, даже иногда получаешь похвалу от инструктора.
Теперь кататься можно было не только на Чегете, но и на склонах Эльбруса. Раза 2 за сезон мы съездили на поляну Азау и на маятниковой дороге поднялись до станции Мир и вниз по глубокому снегу. Но чтобы кататься по глубокому снегу, нужна немного другая техника и приличная выносливость. Очень быстро устают мышцы ног. Кое-как добрались до Старого кругозора и до поляны Азау снова в кабине, т.к. там очень сложный спуск. Из кабины при спуске я видел, как 2 асса спускались по скалистому крутому кулуару. А обратно до Терскола можно добраться на лыжах. Почти везде лыжня имеет небольшой уклон вниз.
В один из дней, спускаясь по Чегету-1, я с удивлением увидел странный летательный аппарат и снизу человек. Аппарат имел вид крыльев бабочки и плавными зигзагами на высоте метров 40 над склоном спускался вниз. Я, конечно, подъехал к нему на выкате с горы и стал задавать вопросы. Оказалось, что эта штука называется дельтаплан, а его хозяин Миша Гохберг, москвич из института Земли. Завтра он снова собирается лететь с Чегета-3. Я сказал, что у меня есть кинокамера, и я хотел бы снять его полёт. "Хорошо" - ответил Миша. "Завтра в 12 часов будь на солнечной Мульде ниже кафе Ай". Все указания я выполнил и снял полёт. Правда, камера у меня была простенькая, с механическим заводом. Поэтому первое минута полёта ещё ничего, а потом во время заводки камеры всё стало прыгать. Плёнку я проявил и через некоторое время заехал к Гохбергу в Москву и подарил её первопроходцу. В Советском Союзе это был первый спуск на дельтаплане с большой горы.
Как-то, поднимаясь на кресле на Чегет-2, я увидел, как по буграм на большой скорости мастерски спускалась четвёрка горнолыжников. В ярко выраженной задней стойке. Этот приём называется "авальман", а лыжники были спортсменами из Франции. Они приехали то ли покататься, то ли дать мастер-класс, не знаю. Обо всём этом мне рассказали внизу. Смотреть на таких мастеров, особенно на фоне дилетантов – одно удовольствие. Кстати, иностранные спортсмены уже бывали раньше на Чегете и участвовали в товарищеских соревнованиях с нашими лучшими горнолыжниками. А наши тренеры снимали всех участников на плёнку, а потом с помощью специальных приёмов сделали учебный фильм. Нам его показывали как-то в кинозале. Силуэт и траектория спуска нашего спортсмена были сделаны красным цветом, а иностранного спортсмена синим. Сразу были видны ошибки наших спортсменов (с помощью комментатора), а длина спуска на трассе тоже была не в нашу пользу.
Я, помнится, в заводской газете высказал такую мысль. По моему мнению, вид классного горнолыжника, спускающегося в свободном (я подчёркиваю!) катании по целинному снегу среди заснеженных елей и скалистых вершин, под голубым небом и ослепительным солнцем, по своему эмоциональному воздействию на человека не может сравниться ни с чем, хотя бы потому, что действо это разворачивается на фоне таких красот, которые может создать самый талантливый художник и скульптор – Природа.
Тем, кто катался в конце 60-х, начале 70-х на горных лыжах, знакома такая специфическая проблема. Класс катания на лыжах среди любителей был, конечно, ниже, чем сейчас, и они часто падали на склонах. А поскольку лыжи с ногой не были связаны, а "стопперов" тогда ещё не было, на склонах часто раздавался тревожный клич: "Лыжа, лыжа!" и все тут же устремляли взор вверх, стараясь разглядеть этот неуправляемый снаряд. А несущаяся лыжа и в самом деле была опасна. Мало того, что лыжу могло разнести в щепки о скалы, на такой могучей горе, как Чегет или склонах Эльбруса, Вы вообще могли её не найти. Но самое страшное, что лыжа могла серьёзно покалечить катающихся. Инструкторы рассказали, что в 1972 году на 2-ом Чегете несущаяся лыжа попала парню в висок, и он погиб. Потом стали привязывать лыжу к ноге с помощью ремней. Но в этом тоже хорошего мало. Катиться кубарем по горе с привязанными к ногам лыжам – небольшое удовольствие. Только позже появились "стопперы", и проблема исчезла.
Среди катающихся на горных лыжах часто можно услышать слово чайник. Кто-то произносит его с презрением, кто-то с иронией, кто-то без злости. Но все под этим словом понимают неумеху, новичка, т.е. полного профана в технике катания на горных лыжах. А знаете ли вы, откуда появился и что означает этот термин? Я слышал много разных объяснений, но, на мой взгляд, самым удачным является такое. Но сначала, для большей ясности, небольшое отступление.
В начале 70-х годов появилась отличная книга Владимира Санина под названием "Белое проклятие". Эта книга о горах, горнолыжниках и лавинах. Книга написана со знанием дела и с большим юмором. События, которые описаны в ней происходят в Терсколе. Хотя автор почему-то назвал посёлок Кушколом. Главный герой повествования – молодой мужчина, специалист по лавинам и горнолыжник, уже несколько лет живёт в Кушколе. В его задачу входит борьба с лавинами и предупреждение администрации и всех находящихся в посёлке о грозящей опасности. Много лет наблюдая катающуюся братию, он разделил всех любителей горнолыжного спорта на 4 категории и дал им названия.
1. Элы. Имеют прекрасное снаряжение и экипировку, но совершенно не умеют кататься. Поскольку в Советском Союзе в те годы ничего хорошего купить было не возможно, в эту группу входили люди посольств, торговых представительств и все те, кто мог ездить за границу и имел деньги. Туристы, которые по путёвкам могли ездить за рубеж, в эту группу не входили, так как им разрешалось иметь при себе гроши.
2. Фаны. Имели классное снаряжение (лыжи, ботинки, крепления, очки и палки) и сносную экипировку. Прекрасно катались на лыжах и фанатично любили горы. Ночевать готовы были где угодно – у лавинщиков, спасателей, на полу, на столе. В дорогие отели не рвались. В эту группу входили в основном бывшие спортсмены, альпинисты, туристы, инженеры.
3. Группа без названия, промежуточная. По одежде ближе к Элам, по поведению к Фанам. Это были работники НИИ, бывшие космонавты, бывшие чемпионы по разным видам спорта.
4. Случайные люди. В один из заездов я видел ярких представителей этой категории. Эта группа шахтёров из Донбасса. Путёвки им, скорее всего, выделил профсоюзный комитет, причём бесплатно. Первые несколько дней они беспробудно пили. Потом опухшие на креслах поднялись до кафе "Ай" и с недоумением разглядывали разношерстную улыбающуюся публику. На лыжи они так и не встали.
Вернёмся к Элам. Выходит такой экземпляр, упакованный по высшему классу, с яркими лыжами и, отстояв очередь, поднимается до кафе "Ай". А там уже солнышко вовсю светит. Выберет неподалёку точку, на которой его хорошо видно, и встанет в характерную позу позагорать (см. рисунок). И что вам эта поза напоминает? Правильно. Чайник.
Позагорав, этот чайник на кресле едет обратно вниз. Потому, что как я уже сказал выше, Чегет – гора серьёзная и не каждый "чайник" рискнёт спуститься по ней на лыжах.
Видимо, когда Санин писал свою повесть, ещё не сообразили всех начинающих неумех называть "чайниками". Если бы Санин был жив, он бы добавил к своим 4 категориям ещё самую многочисленную и назвал бы её "чайниками".
Ещё во время первого посещения Терскола кто-то из опытных завсегдатаев рассказал, что однажды на Чегете устроили соревнования по горным лыжам с участием иностранных спортсменов. Трассу скоростного спуска проложили по северному склону. Начиналась она на 3-ем Чегете, ниже метеостанции, а потом уходила вправо, в сторону кафе "Ай". Назвали трассу "доллар". Человека всегда тянет на "подвиги", особенно мужскую половину. Вот и я как-то решил по ней скатиться, хотя бы со средины. Выбрал момент, и, спустившись ниже кафе, подобрался к этой трасе. Когда увидел, что это такое, отпятился назад и вернулся обратно на знакомые уже склоны. Говорят, что после соревнований, организаторов раскритиковали за очень сложную и опасную трассу. Вернуться-то я вернулся, не решившись в одиночку спуститься по "доллару", но мысль в голове осталась. Спустя какое-то время, несколько парней из нашей группы и я всё-таки уговорили нашего инструктора Хоруженко на этот шаг. Спустились мы по этому склону, хотя это было категорически запрещено правилами турбазы "Терскол". И надо же такому случиться – только мы спустились вниз до учебного склона (это между турбазой и выкатом с Чегета, где первая канатка), как наткнулись на группу начальства с турбазы. Досталось нашему инструктору на орехи. Чуть лицензии не лишили.
Восьмой, свободный от катания день, в этот заезд мы провели на редкость неудачно. Нам предложили съездить на экскурсию на автобусе на Чегемские водопады. Это в соседнем ущелье. В один конец дорога занимает часа 4. Автобус попался старый и вонючий, да ещё жарко в нём было. День выдался пасмурный и ветреный. Замёрзшие водопады без солнца выглядят не очень. Вернулись мы озверевшие, с больной головой от автобусных газов.
В 1976 году мне снова удалось добыть путёвки в "Терскол" и не две, а целых четыре. Две были на январь, а две на начало апреля. Я долго думал, когда же нам поехать и решил так. Январские путёвки отдал своим друзьям по лыжам и таёжным походам Славе Лупинину и Коли Рыжкову. А с Томой мы решили поехать в апреле. Поскольку мой отпуск в том году целиком выпал на это же время, я решил перед Терсколом на неделю заглянуть ещё на один горнолыжный курорт. Это Цахкадзор в Армении.
Хоть и долго я думал о выборе путёвок, но забыл об одном неписанном правиле для катающихся на Кавказе. Если вы хотите хорошо покататься, нужно ехать в феврале и до 20 марта. Если хотите загорать, то конец марта-апрель. В апреле обычно с утра склоны ледяные после ночного мороза. Потом часа полтора более-менее. А потом – снежная каша, солнце печёт, пот глаза заливает. До турбазы добираешься уже никакой.
Инструктор в этот раз мне тоже попался хороший. Мастер спорта по лыжам, москвич. Главное, что он, в отличие от многих не только хорошо катался, но мог очень понятно и доходчиво объяснить другим, что надо делать. От первых двух дней занятий мы были в восторге. И вдруг уже вечером второго дня он нам говорит, что расстаётся с нами и завтра улетает в Москву. Дома у него случилось несчастие – брат то ли погиб, то ли его убили. Мы очень опечалились. Кого же к нам теперь назначат?
Ещё в 1-ый день пребывания в "Терсколе", я обратил внимание на одного типа. По турбазе уверенно разгуливал хлыщ средних лет с длинными какими-то засаленными, неопрятными волосами и гнилыми передними зубами. Одет был в шикарную (когда-то) до колен куртку. Блестящую в некоторых местах. Куртка была прострочена и состояла как бы из больших прямоугольников. Наружная поверхность имела цвет тёмно-серый "металлик", а подклад – яркий малиновый цвет. Штаны на нём были из белой парусины. И хотя в Терсколе снег был чистый, на штанах снизу были жёлтые мадежи, как если бы человек исхитрился описать свои штаны снизу. Короче, тот ещё хиппи.
Какого же было моё удивление и печаль, когда на другой день нашей группе представили этого типа в качестве нового инструктора. Но не зря мудрый народ придумал свои пословицы. Не зря говорят - встречают по одёжке, провожают по уму. Ну, насчёт ума особо ничего сказать не могу, т.к. слишком коротким было общение, а то что наш новый инструктор обладал кое-какими талантами и связями – это точно. Саша Берман, так его звали, - мастер спорта по туризму, между прочим. Даже пару книжек выпустил по туризму. Благодаря его связям и талантам, нам удалось в этом сезоне то, что с другим инструктором вряд ли. На лыжах Саша катался вполне прилично. И вот позанимавшись с нами на склонах Чегета один день, оценив, на что мы способны, в конце дня он объявил: "Завтра будет трудный и долгий день. Возьмите с собой немного еды". Утром, как обычно, встали в очередь на подъёмник и приготовились к долгому ожиданию. Саша куда-то исчез, потом появился и тихонько говорит: "Так, без суеты и не все сразу, а по одному, вон к тому входу". Мы не успели опомниться, как закачались в креслах 1-ой очереди. У Саши и среди канатчиков друзья! Мы ещё не раз пользовались этим приёмом, правда, каждый раз через Сашу передавали собранные деньги. Не очень большие.
Поднялись на Чегет-3 на "Разбойнике" и собрались вниз. А Саша говорит: "Лыжи сняли, на плечи и за мной!" И мы дружно потопали по гребню вверх. Прошли метров 400 новая команда: "Слушайте меня внимательно и не менее внимательно выполняйте мои указания. Я сейчас спущусь метров на 300, траверсируя склон, и остановлюсь. Далее, по взмаху моей руки, по одному, я повторяю, по одному, катитесь ко мне. Соберёмся все вместе, поедем дальше. Понятно?" Я обратил внимание, что остановки Саша выбирал, как правило за скалами для безопасности. И вот так по командам с остановками, мы километра через 3 добрались до озера. Передохнули и уже по долине ручья спустились до выката с Чегета. Нам так понравилось, что мы уговорили Сашу на этот маршрут ещё пару раз. Ещё 2 раза ездили на поляну Азау и катались от станции "Мир". Но в основном катание было на Чегете.
На 8-ой день, который без лыж, Саша опять нас порадовал. Накануне мы купили мяса, вина и утром пошли вверх по Баксану искать поляну. Саша тащил рюкзак с каким то непонятным грузом. Когда пришли на место, Саша объявил: "Сегодня я буду учить Вас ходить по слабо натянутому канату" - и достал из рюкзака трос длинной метров 20. Пока разводили костёр и готовили шашлыки, мы по очереди пытались ходить по канату. Как и в любом деле, тут тоже свои тонкости и приёмы. Во-первых, надо в руки взять шест, во-вторых, после того, как встанете на трос, нужно смотреть не вниз, не на трос, а в даль, на какой-нибудь ориентир. Получалось не у всех и не сразу. Короче, шашлыки, вино, хохот от судорожных дёрганий на канате, падения, костёр. Отдохнули мы отлично. Не то, что поездка на Чегемские водопады в предыдущий мой сезон. Ближе к концу нашего пребывания в "Терсколе" Саша задумал ещё одно необычное мероприятие. Он предложил нам на танкетке подняться с лыжами до "Приюта 11" - это такой необычный по форме дом на высоте около 4000 метров, откуда альпинисты обычно штурмуют Эльбрус, или пережидают непогоду. А от "Приюта 11" на лыжах спустимся вниз. Но что-то не сложилось, и в "Приют 11" мы не попали.
Прощальный вечер в этом сезоне мы тоже провели нестандартно. Группа у нас подобралась боевая, и все настроились резвиться до утра. Но на турбазе "Терскол", как я уже говорил, этого делать не разрешали. Саша и тут нашёл выход. Где только у него не было друзей и знакомых! На этот раз таким хорошим знакомым оказался строитель канатных дорог, который живёт в посёлке Терскол. 2-х комнатная квартира у него была на 2-ом этаже стандартного 2-ух этажного деревянного 8 квартирного дома. Пользуясь своим положением, связями и возможностями, он добился разрешения на строительства помещения над своей квартирой на чердаке дома. Получилось просто здорово. Когда мы по консольной лестнице из обычной квартиры поднялись в новое помещение, нашему взору предстало громадная комната площадью во всю квартиру с коридорами, кухней, ванной вместе взятыми. Пол, стены и потолок сделаны из прекрасного дерева, покрытого бесцветным лаком. В торце одной узкой стены - отличный музыкальный центр, в торце другой – камин и громадный стеллаж с книгами. Ближе к 1-ой из широких стен – большой деревянный стол с лавками, а над столом на цепях светильник во всю длину стола, отделанный латунными листами с чеканкой. Это сегодня никого не удивишь каминами, бассейнами, высококачественной, хорошо обработанной древесиной. А тогда это было удивительно и непривычно. Вот в этом помещении мы и устроили прощальный ужин. Спасибо Саше за такой подарок. Спустя несколько лет я случайно разговорился с человеком, который был знаком с Сашей Берманом. Он рассказал, что года 2 назад Саша нелегально (на яхте) перешёл границу, и, видимо, перебрался на историческую родину.
В 1980 году я не смог достать путёвки в Терскол. А съездить хотелось, тем более, что собрались туда компанией. Это были мои коллеги по работе Лисовский Ян, Слесарев Николай и Степанов Володя. Кто-то предложил написать письмо начальнику турбазы Терскол с просьбой нас принять. Я, зная популярность этого курорта, сказал, что это бесполезно. А Володя Степанов вместо рассуждений и сомнений взял и написал. К своему удивлению, мы очень быстро получили ответ с приглашением посетить "Терскол", но только в декабре. Понятно. Не бархатный сезон, да и со снегом могут быть проблемы. Но выбора у нас не было и мы отправились.
В Минеральные воды прилетели, как всегда, в конце дня, а автобус в Терскол только утром. Не помню, по какой причине, но в гостиницу мы устроиться не смогли. Бродили, бродили по городку и уже вечером поняли, что единственное место, где мы в тепле можем пересидеть ночь это переговорный пункт, который работает круглосуточно. Расселись мы там, а часов в 11 вечера женщины, которые там работали, видимо, решили, что мы бандиты и вызвали милицию. Вскоре явился наряд милиции и грозно потребовал с нас документы. Когда мы всё объяснили, нам разрешили остаться.
На турбазе нас встретили хорошо. Поселили в этот раз не на 1-ом этаже, а на 3. Дали хорошего инструктора. Тоже мастер спорта по горным лыжам и чуть ли не победитель юношеских (это в прошлом) соревнований СССР. Москвич. В Терсколе был с женой. Тоже горнолыжницей. Но она не каталась, так как была уже в серьёзном положении. Но почти на все наши занятия поднималась в кресле. Снега было достаточно, погода вполне приличная, несмотря на декабрь. Очереди, конечно, поменьше, чем в феврале и марте. Ратраков так и не видели. Днём катались в своё удовольствие. Вечерами делали лёгенькое вбрасывание, так тогда говорили про стопочку, другую. По мере сил участвовали в спартакиаде, надеясь заработать метровый пирог. Группа у нас подобралась небольшая (всего 12 человек), дружная и талантливая. Женщина в группе была всего одна, если не считать жену нашего инструктора Володи Сибирякова.
Из этой поездки мне запомнились 2 события – это концерт нашей группы в зачёт спартакиады и прощальный ужин.
Про концерт. Мы решили на сцене разыграть небольшой спектакль. Как будто бы недавно археологи в одном из глухих ущелий Баксанской долины нашли захоронения с большим количеством уникальных экспонатов, представляющих художественную ценность. В том числе, скульптуру Аполлона и картины известных художников прошлого. Руководство археологической экспедиции любезно согласилось представить несколько этих шедевров на суд общественности турбазы "Терсокол".
Начали со скульптуры Аполлона. На сцене поставили табуретку, раздели Лисовского Яна до трусов, на голову ему напялили венец из сосновых веток и закрыли простынёй. Краткое сообщение о найденных шедеврах и комментарий по существу вопроса должен был сделать специально приглашённый искусствовед. Роль искусствоведа просто блестяще исполнила Мила Брестскина, единственная женщина в нашей группе. Когда со скульптуры сдёрнули простыню и взорам зрителей предстала фигура Яна-Аполлона, Мила начала комментировать:
-Вы обратите внимание на совершенство фигуры Аполлона, на белизну кожи, на изящество линий и т.д. в том же духе.
Даже я, заранее знавший сценарий этого сюжета, слегка обалдел от такой наглой лжи. "Какое к чёрту изящество линий, когда ноги у этого Аполлона кривые, какая на хрен матовость кожи, когда её не видно из-за шерсти?" в общем, зал зашёлся в истерическом хохоте. Но Ян, надо отдать ему должное, не дрогнул и ни разу не улыбнулся. Он, по-моему, даже не моргал. Ну, чистый Аполлон.
Следующая сцена - картина Репина "Не ждали". Только с горнолыжным уклоном. Как будто бы не из тюрьмы, а с горнолыжного курорта вернулся отец со сломанной ногой. Отца на костылях с замотанной бинтами до самого основания ногой изображал я. А без меня родившегося сына изображал Володя Степанов. Он по замыслу режиссёров сидел на горшке со спущенными штанами и с громадной соской во рту. Кто изображал жену и других домочадцев я, к сожалению, не помню. Не помню так же, какие ещё картины мы изображали. Как я уже писал выше, "чайник" - это неумелый новичок. Кого-то одели в классный костюм, ботинки в руки и вручили потрясающие лыжи, взятые для этого случая у кого-то из тренеров. Поставили этого артиста в позу "чайника", а рядом укрепили большой профиль чайника, склеенный из газет. В заключении наша группа под аккомпанемент гитариста Н.И. Слесарева исполнила песню А. Городницкого "Моряк покрепче вяжи узлы, беда идёт по пятам". Наш концерт удался, и мы в этом виде спартакиады получили первое место. Повторюсь и скажу, что основная заслуга в концертной победе принадлежат Миле Брестскиной – искусствоведу и комментатору. Профессионально, со знанием дела, употребляя массу специфических терминов, громко, чётко и без всякой бумажки. Молодец!
Учитывая, что в соревнованиях по слалому мы тоже заняли 1-ое место, в общем зачёте мы победили и нам вручили долгожданные пирог метр на метр. Но стряпухи тоже оказались хитрецы – это просто были 4 пирога 50*50 см.
И вот прощальный ужин. Мы знали про строгие порядки на турбазе "Терскол", запрещающие шумные компании после 23 часов. Но наш инструктор Володя Сибиряков был свой человек, тем более, что в эту ночь старшим дежурным по турбазе был его хороший друг из местных жителей. Заручившись нашими клятвами о примерном поведении, он разрешил нам собраться в одном из номеров. Но обещания легко даются трезвыми людьми, а через 20 минут после первых тостов вечеринка вошла в обычную колею – шум, гам, тарарам. В 12 часов ночи с грохотом отворилась входная дверь, на пороге возник небольшого роста старичок с выпученными глазами. Это оказался жилец номера под нашей комнатой этажом ниже. Он с возмущением кричал о распущенности нынешней молодёжи, о низком моральном облике, что он найдёт на нас управу. Короче, полный "жентельменский" набор. Минут через 5 после исчезновения старичка с грозным видом появился старший дежурный. Ему тут же налили 150, опять заверили в том, что теперь то уж мы всё поняли, и всё будет благопристойно. Нам дали ещё полчаса, чтобы окончательно разобраться с оставшимися бутылками. Финал всего этого мероприятия был довольно своеобразный. Когда около часа ночи на пороге снова возник дедуля, Юра Вахромеев после очередного вбрасывания лихо отплясывал на столе цыганочку. Мы поняли, что нужно сваливать и, чем скорее, тем лучше.
Как я писал выше, после прилёта в Минеральные воды нам пришлось провести почти бессонную ночь на почте. Обратный пусть оказался сложнее. Когда мы на автобусе выехали из Терскола, погода была просто великолепная. Тихо, солнечно. И так было до самых Минеральных вод. При подъезде к городку появился туман. А в аэропорту он был уже совсем плотный. Причем, когда смотришь вверх, видно голубое небо. Билетов у нас не было, поэтому встали в кассу. В кассе сказали, что до Красноярска есть всего один билет, а аэропорт пока закрыт. У нас не только не было билетов, но и денег в обрез. Ян предложил ехать поездом до Москвы. Там и денег найдем, и до Красноярска долетим без проблем. И тут мы разделились. Я все-таки решил лететь из Минеральных вод, а мои товарищи отправились на ж.д. вокзал. Денег у меня осталось всего 6 рублей. За всю мою жизнь, где было много полетов в командировки и на отдых, такой задержки вылета не было. Я просидел в аэропорту Минеральные воды 72 часа. Когда я первый раз пошел в буфет и взял скромный бутерброд и стакан сока, с меня попросили копеек семьдесят. На вопрос, почему так дорого, ответили, что в сок добавлено вино. А другого нет. Вот паразиты. И все-таки я своих товарищей опередил на 4 часа.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 91 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Мои горные лыжи | | | Чимбулак |