|
Читайте также: |
СУДЬБА ТАЛАНТА 1
1 Вахтангов Евг. Материалы и статьи, с. 315--317.
Парадоксально прозвучала в театральном мире постановка Вахтангова "Эрик XIV", вызвав восхищение и отрицание, признание и яростный отпор. Это признак нового. [...]
Вахтангов не был твердокаменным, он тяжело переносил порицание и насмешки. И все же натура человека, разведывающего новые пути, гнала его по непроторенным дорогам. [...]
Когда Вахтангов пригласил художника Игнатия Нивинского, не признававшего бытовизма, разве не хохотали над эскизами декораций некоторые из будущих исполнителей?
И до сих пор кое-кто из театральных судей отвергает ценность этой вахтанговской постановки: форму спектакля считают "плащом", то есть чем-то накинутым сверху, а не воплощением мысли произведения.
Но на деле в часы спектакля зрители принимали его горячо. Горячо было признание, жгуче отрицание, а это значит, что спектакль был живой. Форма была "плотью мысли" драматурга Стриндберга, режиссера Вахтангова, актеров-исполнителей, а мысль -- смертный приговор абсолютизму-- была "душой жизни" спектакля.
Спектакль "Эрик XIV" говорил о том, что народ -- единственно живой, но что он обезличен знатью -- мертвецами в парчовых одеяниях, что его священное достоинство поругано безумным монархом.
Вахтангов любил ясность мысли и, как скульптор, ощущал форму. В "Эрике" ему удалось достичь единства глубокого содержания с острейшей формой. [...]
Помню, что волнение не покидало нас, исполнителей, во все время репетиций и в дни спектаклей. В особенности взволнован был сам Вахтангов.
Началась репетиционная работа: читали пьесу по картинам. Вахтангов перед началом и во время чтения много говорил, вернее, мечтал вслух, а мы слушали его. Наверное, какие-то "заветные" слова перелетали от Вахтангова к нам и будили наше воображение. [...]
Прежде чем начать читать свою роль, я вдруг зашуршала по паркету подошвами туфель:
-- Правда, королева вот так ходит по длинным коридорам дворца? Она скользит? -- обратилась я к Вахтангову. Он с этим согласился.
"Шуршание" так понравилось всем, что потом, на репетициях Чехов часто просил меня: "Будь добра, пошурши".
Мы, исполнители спектакля, не нуждались в режиссерском администрировании: Вахтангов организовывал спектакль своей целеустремленной творческой волей, своей художнической мечтой.
[...] Самое волнующее и до сих пор живое впечатление осталось от работы Вахтангова с Михаилом Чеховым -- исполнителем Эрика. [...]
Чехов -- артист, выходящий из ряда вон, огромный по своим достоинствам и недостаткам. Как можно, говоря о Вахтангове, не сказать об "Эрике XIV"? Как можно, вспоминая Эрика, промолчать о Чехове? Эрик XIV -- герой пьесы; Чехов был героем спектакля.
Вахтангов вел репетиции тяжко больным, и подозревал характер своей болезни. Презирая грызущую боль, он обращался всем существом к радостному труду творчества. И все же плоть боролась с духом. Бывало, что репетиции прерывались. "Минутку!" -- шептали губы Евгения Богратионовича... Он весь съеживался, низко клонил голову, стискивал зубы, чтобы не закричать от яростной боли. Затем он вынимал из кармана коробочку с содой, глотал щепотку и оставался на какие-то секунды неподвижным... Проходил болевой пароксизм, лицо его расправлялось, он выравнивался: "Продолжаем".
Да, это было геройство въявь. Жизнью души своей он попирал болезнь, Оставаясь в зрительном зале, он весь уходил на сцену, превращался в зрение и слух.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Б. ЗАХАВА | | | А. ДИКИЙ |