Глава десятая 1 страница

Сумерки упали на Город, как сбитая невзначай птица. Прощальный красный лучик мазнул по осыпающейся стене Ключевой Башни. И все сгинуло в густой, как черничный кисель, мгле. От нее свирепо ломило кости у старых моряков, не раз и не два садившихся на коварные мели у входа в бухту.

Вход был узок и с двух сторон подперт скалами, торчащими, будто клыки. Миновать их в обход не было никакой возможности. Оставалось править в скудную местом горловину, уповая на мастерство штурмана и на изрядную толику везения. Затаив дыхание, ждать, пока не мелькнет по правому борту серый гриб Ключевой Башни. У ее подножия цепь, выбранная на огромный, закаменевший от соли барабан. Длина цепи – шестьдесят локтей и толщина – две мужских руки. При военной необходимости ее как раз хватает, чтобы перегородить вход в бухту.

Миновав Башню, полагалось честно выставить команде по чарке нагретого вина с корицей и медом. И огласить дерущий глотки морской воздух приветственными воплями.

Но были те, кому это не удавалось. Неудачники, севшие на мель или врезавшиеся в скалу. Их-то и поджидали юркие пиратские баркасы, таящиеся до срока в укромных фьордах. Укромных от природы и от Слова Тумана, вышитого на треугольных черных парусах.

Как алчные на поживу чайки, слетались чернокрылые корсары. Крюкастые гарпуны-кошки цеплялись за пузатые борта севших на мель купцов. По веслам карабкались проворные бойцы в куртках и штанах из тюленьей кожи, смазанной жиром от сырости и громкого скрипа. В ярких косынках, узором и способом повязывания на голове отличающих людей и нелюдей разных кланов. С парными абордажными саблями и топориками на длинном древке. И «летучими рыбами» – метательными ножами с овальным лезвием, бросаемыми щепотью на десять шагов.

Отсыревшие механизмы самострелов часто давали осечку. «Бродячий огонь» не горел, и тяжелые горшки с ним тонули попусту– вот оно, Проклятие Меерфолька.

«Чернокрылые» без труда брали верх над командой. Сгружали товар и пленников, годных к продаже, и бесследно растворялись в тумане, наведенном их колдовством. Под слаженный плеск весел и заунывную горловую песнь.

Галеры Береговой Стражи, длинные и узкие, с высокими бортами, обшитыми заговоренной черной медью, обычно не спешили преследовать корсаров. Отделывались парой-другой залпов из носового «тритона».

Платили «береговикам» скудно, дрались «чернокрылые» охотно и яростно. А кроме того, среди них было немало братьев, шуринов и зятьев все тех же стражников. Потому все тяготы выпадали на долю бедняги купца.

Со временем эти бесчинства привели к захирению морской торговли. И, следовательно, к оттоку средств из городской казны. Озабоченный этим Совет Отцов Города не далее как на днях разродился пачкой указов толщиной в коровью ляжку. Коими предписывалось «укротить разгул пиратства» и «возродить былое величие жемчужины торговых путей Архипелага». И еще полпуда подобной избитой чуши высоким слогом.

Первым следствием этого бумагомарания стало увольнение Лорда-Капитана «береговиков». «За негласное попустительство творимым бесчинствам». Новый Лорд-Капитан не стал сидеть на месте без дела.

Позавчера, к всеобщему удивлению, из доков показались два «серых лебедя». Эти военные парусники строились по эльфийским образцам и одинаково годились как для дальних рейдов, так и для карательных экспедиций. Яростных бросков в условиях ограниченного маневра. С выцарапыванием затаившегося врага из скалистых щелей, последующим утоплением оного, развешиванием на реях и набиванием соломой шкуры, содранной с командиров.

В том, что планируется именно такой поход, не оставляли сомнений три десантные баржи типа «драконья черепаха», пришвартованные борт о борт с «лебедями». Сегодня утром, за три часа до полудня, на баржи погрузили пресную воду и провиант. А также топливо для огнеметающей снасти, залитое в исписанные предохранительными рунами бочонки. Увязанные по дюжине арбалетные болты. И особый заказ Береговой Стражи – наборы именных кандалов.

В каждом две пары «браслетов» и клепаный ошейник. С высеченными прозвищами самых ярых пиратских главарей. Моржовый Уд. Ярл Толстый. Айзенбард Оскаленный, известный также как Коротыш Улыбка. Мэри Кровь. Четыре Руки.

Этих самозваных морских владык предполагалось взять живьем. Заклеймить каленым железом, заковать в кандалы и доставить на берег для последующей расправы. С этой целью на Площади Правосудия как раз сколачивались недостающие виселицы из отменного привозного дуба.

Ровно в полдень на «серых лебедях» был поднят сигнальный флаг к отплытию. Трюмы «черепах» приняли в себя морских десантников элитных отрядов «Свирепые тунцы» и «Алмазные крабы». Из них больше половины носили позолоченные значки ветеранов и не менее чем по четыре воинских браслета.

У «Свирепых» был щит-сигнум с разбивающим лед тунцом и крылатой валькирией, держащей свиток с надписью: «С ним и Победой». Обладание этим магическим щитом лишало «тунцов» страха в рукопашной и наделяло их дополнительными силами при штурме крепостных укреплений.

У «крабов» сигнума не было, но их командир знал Слово, выкрикнув которое он мог остановить бойцов, обратившихся в бегство. Этим Словом он мог воспользоваться трижды в день.

Вскоре эта небольшая, но могущественная флотилия, включившая в себя еще десяток галер Стражи, отшвартовалась от причала. И, неспешно миновав Ключевую Башню, отправилась вершить правосудие.

Ясное небо не предвещало яростной непогоды, которая разразится совсем скоро.

Антон отчетливо понял – его окружают безумцы. И хуже всего – он сам был одним из них.

– Штурмовать «Неотех»? – он подарил рыцарю красноречивый взгляд. – И как ты это собираешься сделать?

– Мы, – поправил Глеб, – мы собираемся сделать, Ты. Я. Икари. Доктор Мураками. Тэньши.

Икари, нагнувшись к уху автора «Охоты», переводил ему вполголоса, Ксана подалась вперед:

– Ты забыл…

– Я ничего не забыл, – в голосе тамплиера было больше металла, чем во всем его «доспехе». – Ты останешься здесь, в доме. Твоя задача – прикрывать нашу сетевую команду от возможных гостей.

По лицу охотницы было видно – отведенная роль ее не устраивает. Но она понимала: сквозное ранение – это не шутки. А Глеб давал ей возможность сохранить лицо. Она получала смехотворное на первый взгляд, но задание. Вместо того чтобы быть просто брошенной в тылу. Ксана оценила этот жест и не стала больше спорить.

Антон же вычленил из слов Глеба то, что касалось лично его.

– Сетевая команда? И в нее, конечно, вхожу…

– Да. В ее состав входишь ты и доктор Мураками.

– Надо полагать, на добровольной основе.

– Надо полагать, что на обмен колкостями у нас нет времени. Мертвец сказал, что через… – Глеб сверился с внутренним таймером, – через час пятьдесят три минуты большинство коммуникационных линий Города полетит в тартарары. Вместе со зданием ТПК «Глобалком», заминированным террористами, Так что нам лучше поспешить, если ты хочешь спасти себя и Марту.

Меньше чем через двадцать минут Антон уже ломал в крошево хлипкую защиту домашнего базиса, чтобы через него выйти в Мультиверсум. Немного смущало молчаливое присутствие за спиной самого известного в мире «крысолова». Но скоро он целиком забил на него, отдавшись работе.

Беззвучно вошедший Икари протянул своему соотечественнику присоску лингвистического м-софта. Постоял, глядя на сосредоточенное лицо Антона. И вышел.

Незадолго до этого.

– Есть одна проблема, – сказал Антон, глядя на свои перекрещенные над столом пальцы. – Не хотелось о ней упоминать, но придется. Боюсь, что из всей этой затеи ничего не выйдет.

На обращенных к нему лицах застыл молчаливый вопрос. На всех, кроме лица Тэньши. Антону представились крохотные осколки льда, медленно перемещающиеся по хрустальным венам «одержимого». Хорошая картинка для небольшого трипа под «бархатом».

– Я не смогу работать без «заправки», – сказал он. – Мне нужна двойная доза психоделика BV-4, чтобы разогреться и взлететь. Я «призрак», спросите у доктора, что это такое. «Призраки» не работают насухую.

И пока все молчали, переваривая сказанное, все тот же Тэньши наклонился вперед. И спросил:

– А ты когда-нибудь пробовал?

Перед самым наступлением темноты в таверну «Дом Красного Быка», издавна облюбованную Береговой Стражей, вошел удивительный гость.

Его макушке было далеко не то что до высокой дверной притолоки, но и до подбородка взрослого человека. Кроме того, она отличалась неестественной гладкостью,

Гладкость эту одни объясняли природными свойствами волосяного покрова гномов. Другие – особым обрядом вступления в совершеннолетие, заключающимся в выливании на мохнатую голову бывшего подростка горячей асфальтовой смолы. Смолу в подсохшем состоянии отдирали вместе с волосами, что навсегда обеспечивало потрясающую гладкость и завидный блеск. С этого же дня и до самой смерти взрослому подгорному жителю предписывалось не стричь (и злые языки говорили, даже не расчесывать) бороду.

Вместе с паническим страхом гномов перед водой это порождало немалое количество шуток. В коих обильно фигурировали всякие гнусные твари, имеющие обыкновение поселяться в местечках до неприличия грязных. «Ловит как-то гном вшу у себя в усах, а она ему говорит…»

Стражник, сподобившийся так пошутить, поймал спокойный взгляд гостя. И отчего-то поперхнулся нагретым пивом.

Для своей породы этот гном был высок и невероятно широкоплеч. На его лысой голове наблюдалась коллекция впечатляющих шрамов и вмятин. Неписаная летопись бурной и не всегда благополучной жизни.

Точно посреди склоняемой на все лады макушки был вытатуирован причудливый клин, острием спускающийся к многократно ломаной переносице гнома. На трех сторонах клина были наколоты руны, обозначающие родовое имя носителя. От острия клина линия татуировки шла вниз, вдоль носа, разбегаясь на щеки, где раскрывалась путаной узорной вязью.

Прямо из черных штрихов лицевого рисунка росли волосы густой бороды, имеющей удивительный серый цвет и металлический блеск. При случайном взгляде казалось, что из лица гнома растет огромный пучок стальной проволоки. Вопреки болтовне, любовно расчесанной и разделенной на три толстые косицы с аккуратно подровненными на уровне пояса концами.

Сплющенные уши гнома были жестоко проколоты множеством разнокалиберных колец. Живого места на них не осталось. От самого большого кольца в оттянутой книзу левой мочке шла тонкая цепь к небольшому гвоздику в левой ноздре. В правое крыло мясистого носа был всажен черный камень.

Одет был гном под стать своему лицу. Черный кафтан с огромными пряжками и бархатные штаны, заправленные в сапоги. Застежки на сапогах были гигантскими, а их носы венчались опасными даже на вид «рогами нарвала» – острыми металлическими штырями. Поверх кафтана – наборный пояс из металлических пластин.

Оружия на поясе замечено не было.

«Дом Красного Быка» не успел еще прийти в себя от такого посетителя, а он сам – взобраться на табурет и подозвать к себе хозяина, когда в дверях показалась не менее загадочная, чем он, пара.

Задавала в ней тон высокая и невероятно худая девица с черными немытыми волосами. Собранные в прическу «скорпионий хвост», они воинственно торчали над ее маленькой головой.

Походила девица сия на портовую шлюху и одета была так же – в коротенькую кожаную юбку с разрезами, сапоги и обрезанную до пупа матросскую тельняшку. Но было в ней что-то угрожающее. Длинные, отменной остроты ногти, крашенные ярко-красным лаком, казались обляпанными кровью. Ту же мысль навевал сочный рот на очень бледном, осунувшемся лице. Левая рука девицы была обмотана цепью. Такое себе украшеньице.

Ее спутник тоже выглядел мрачно, хотя и попроще. Ростом повыше девицы, он был одет в длинный, до самого пола грязно-желтый балахон без рукавов. Очертания тела под ним не угадывались совершенно.

Но костистое безбородое лицо было чужим. Это как с эльфами: смотришь на такого – человек человеком, ан нет.

Однако этот гость точно не был эльфом.

Эта пара предпочла сесть поближе к выходу. И, заказав дешевого красного вина, сосредоточенно уставиться в свои стаканы,

Внимательный наблюдатель заметил бы, что они нет-нет да и бросают осторожные взгляды на гнома.

И, как говорится, тем временем…

Пост на Ключевой Башне давно утратил свою важность для Города. Никакой войны в ближайшее время не предвиделось. «Чернокрылые» всерьез угрожали только заезжим торговцам (так было, по крайней мере, до сегодняшнего дня). Народ Моря был в незапамятные времена изгнан в неведомые пучины, и пророческим бредням о его неминуемом возвращении никто всерьез не верил. Так что запираться было не от кого.

Посему б продуваемую восемью ветрами Башню посылали дежурить самых откровенных раздолбаев. Или же за какую-нибудь мелкую, не стоящую гауптвахты провинность.

Была ли таковая на душе у четырех дежуривших в эту смену стражников – история Архипелага умалчивает. Об их же раздолбайстве можно было судить по тому, что длинношеие топорики Береговой Стражи они свалили в кучу на первом этаже Башни. А сами уселись резаться в карты на третьем. Не позаботившись наполнить свежим маслом красный Фонарь Тревоги и держать его под рукой, как требовал Устав.

Говоря по правде, сигналу Фонаря вот уже полчаса было некому внимать. Безжалостная рука перерезала глотки береговому посту, наблюдающему за бухтой. Эта же рука щедро полила маслом ступени мраморной лестницы, ведущей к главному причалу. Зачем – станет ясно позже.

Сквозняки, обитавшие в чреве Башни, следовало звать не иначе как лютыми. Презрев любую одежду, они хватали за самые нежные места. То, что стражники каждые десять минут спускались к подножию Башни помочиться, не вызывало в связи с этим никакого удивления.

Вот и сейчас их начальник кинул на стол карты рубашкой вверх. Поднялся, упираясь руками в колени, и осторожно ступил на крученую лестницу. Каждый его шаг вызывал миниатюрный обвал. Шурша, булыжники соскальзывали вниз, в подвал, где вместо боеприпасов для метательных машин гнили невнятные обломки.

С уходом начальника подчиненные переглянулись и полезли смотреть его карты. Не догадываясь, что он оставил их на столе намеренно. С тем, чтобы, вернувшись, уличить своих партнеров в подглядывании. И под этим предлогом сдать все по новой. Уж очень безрадостно выглядел нынешний расклад.

Пара черных двоек, Дама Мечей и Кавалер Чаш. И вдобавок неприкаянная девятка Жезлов. Умей кто-нибудь из игроков гадать, эта комбинация внушила бы ему ужас своим единственным толкованием.

Карты неопровержимо сулили смерть тому, кто держал их в руках.

Если бы в этом мире существовали запахи, то начальник стражи почувствовал бы аромат прогорклого жира. Столь неуместный возле Ключевой Башни, где пахнуть должно было морем, и только им. Ну, может быть, еще ржавеющим, несмотря на все наговоры, железом от Большой Цепи.

Но он не знал запахов, как Адам не знал стыда и одежды. Ему было суждено умереть в неведении. С позорно приспущенными штанами и свисающими завязками.

«Летучая рыба», пущенная опытной рукой, воткнулась в толстую шею стражника слева, на три пальца ниже уха. Он с натугой кашлянул кровью и опрокинулся лицом вперед, прямо в кипящие волны. Стонущий ветер сделал его смерть беззвучной, а море прибрало бренные останки.

На то место, где смерть застала начальника стражи, выбрался из воды невысокий гибкий человек. Всю его одежду составляла перевязь с метательными ножами. Каждый дюйм его смуглой кожи был густо умащен жиром. Тем самым, чей не существующий здесь запах так и не коснулся ноздрей мертвеца.

Он был первым из пятерых боевых пловцов, отправленных на остров. Скоро остальные его товарищи выберутся из моря. Вместе они войдут в Ключевую Башню, чтобы творить смерть уже под ее сводами.

Им потребуется совсем немного времени.

Стая летящих в ночи вестников бури, чернокрылая пиратская эскадра – три десятка баркасов и еще с полсотни мелких парусных лодок. Беспрепятственно и никем не замеченная она проскользнула в бухту и устремилась к берегу.

Сегодня сухопутные крысы заплатят по старым долгам. Сегодня ночью пиратская сабля найдет себе славную работу. Пока карательный флот будет попусту шарить по опустевшим фьордам, пока он будет в ярости грызть Большую Цепь, которая впервые за много лет перекроет морские ворота Города, корсары возьмут порт и прилегающие кварталы, предав их огню и грабежу.

А с рассветом они смешаются с толпой, рассеются по загодя приготовленным норам. Лягут на «сухое дно». Там их не достать.

Так Город узнает силу и тяжесть пиратской руки. И его Отцы надолго зарекутся воевать с морской вольницей.

Это был хороший план, и он удался бы в любую другую ночь. Но сегодня было суждено сбыться другому начертанию. Древнему и зловещему. Вписанному в Книгу Неизбежности нечеловеческой рукой.

Антон откинулся назад и позволил себе частично выйти из виртуальности. Отодвинул ее за пределы периферийного зрения.

Работать без «бархата» оказалось возможно, но непривычно тяжело. Синтетический dasein Мультиверсуматак и норовил возобладать над всеми органами чувств. И тогда все, прощай свобода «призрака». Там, где на VRML-III^[27] написано «стена», он будет упираться лбом. Где «яма» – падать, где «вода» – тонуть. Жалкая участь слепца, трясущегося в испуге перед каждым цербером.

Но Тэньши, его странный проводник на путях в неведомое, сказал, что, как и с лифтом, у него все получится.

– Ну как? – спросил Глеб. – Мы вот-вот начинаем.

– Лошадка оседлана и готова к скачкам, – Антон развернулся к рыцарю, ловя на себе внимательный взгляд Мураками. – Я решил ломиться не напрямую, а обходным путем. Лобовая защита у «Неотеха» слишком мощная. Их не раз пытались брать и поодиночке, и командами, но к ядру никто не доступился. Всех сожрало.

– А что за обходной путь?

– Ну, это наполовину слухи, – Антон покусал себя за нижнюю губу. – Я работал с одним крутым дилером по софту. С неким Багратом. Он занимался серьезными делами, организацией крупных набегов и взломов. Нанимал за процент специалистов, давал наводки. Короче, был плотно в бизнесе. Все дела в Сети вел через своего вестника, купил ему гражданство на Архипелаге, построил там гостиницу…

– Где?

– Архипелаг Исчезающих Островов. Название что-нибудь говорит?

– Ничего, как это касается нас?

Антон поймал себя на том, что радуется передышке и пытается оттянуть начало работы. Впервые за много лет он испытывал такую неуверенность перед набегом.

– Я тебе и рассказываю – как. «Архипелаг» – это старая и очень популярная ВР-игра. Точнее, открытая игровая лицензия. Платишь деньги, приобретаешь виртуальный конструктор для создания ландшафтов, зданий, монстров и тому подобного хлама. И вместе с ним получаешь годовое разрешение на коммерческое использование миров, изготовленных в этом конструкторе и размещенных на твоем сервере. Разрешение можно продлевать, опять же за плату. Каждый мир – это Остров. Все Острова вместе – Архипелаг. В «Архипелаг» можно зайти игроком на время, заплатив разовый взнос хозяину сервера. А можно приобрести гражданство – стать постоянным абонентом. Это выходит дешевле, но контракт заключается на срок от трех месяцев. Зато можно купить на острове землю, построить там дом, крепость или башню мага. И гражданин Острова получает браслеты – Уровни мастерства в своей профессии. Воину они достаются за успешные бои, вору за кражи, магам за колдовство…

– Очень увлекательно, – перебил его Глеб. – Но ближе к делу.

– Во-от, короче, хозяевам сервера выгодно, чтобы у них было как можно больше посетителей и абонентов – «граждан». Поэтому они стараются, придумывают новых чудовищ и приключения, создают новые миры. «Архипелаг» входит в десятку самых популярных игровых вселенных. Огромный контингент постоянных пользователей и устойчивый приток новых. Саму базовую лицензию давно приобрел цех Айязовых, занимающийся индустрией развлечений. Они же выпускают новые версии конструктора миров. Так вот, фамилия моего приятеля Баграта как раз Айязов.

Он изменил исходный код конструктора. Благодаря этому из виртуальной гостиницы, принадлежащей его вестнику, можно получить доступ к любому Острову Архипелага. То есть к любому физическому серверу, на котором установлена работающая программа «Архипелаг Исчезающих Островов». И даже к любому персональному базису – есть и такие чудики, которым нравится таскать созданные ими миры у себя в голове. Понимаешь?

– В общих чертах. Как это поможет тебе пробраться в «Неотех»?

– Я знаю, что корпорация «Неотех» приобретала одну из последних версий «Архипелага». Для внутреннего пользования. Понятия не имею, что там было создано с ее помощью – виртуальный бордель или персональный ад для провинившихся сотрудников. Но в любом случае этот кусок Мультиверсума, расположенный внутри линий сетевой безопасности, должен быть доступен через одну из «кроличьих нор» Баграта, Осталось воспользоваться этой «норой».

– Хозяин, еще пива, – зычно потребовал гном. – И быстрее.

Его кулак звучно припечатал по столешнице. Опустевшая кружка подпрыгнула и со стуком приземлилась обратно.

Хозяина звали Милован. Или Красный Бык – за нездоровый цвет лица, грузность и манеру ходить угрожающе опустив голову. Это прозвище прилипло к нему еще с тех пор, как он числился сержантом «береговиков».

На оклик он повернулся к столу гнома всем своим огромным телом. Шеи у него не было. Сразу за оплывшим подбородком начиналась бочкообразная грудь, покоящаяся на затянутом в необъятный фартук брюхе. Несли все это тулово коротенькие, но очень толстые ноги с разлапистыми ступнями.

Господин Красный Бык был ходячим памятников неуемному обжорству. Но в отличие от многих упитанных людей он имел скверный характер и нрав обозленного животного, в честь которого прозывался.

Сейчас он как раз собирался этот нрав прилюдно (и пригном-но) выказать.

Его приближение к столу гнома было неспешным и величественным, как вековой ход ледников. Остановившись, он водрузил на грудь, точнее, на брюхо пару волосатых окороков, считавшихся руками. Выколотое на них бранное выражение можно было теперь разглядеть не нагибаясь.

Его лицо – наезжающие друг на друга бугры и две впадины, в которых прятались вечно налитые кровью свирепые глазки. На этом вытесанном из плоти лунном ландшафте зашевелились мясные оладьи губ. Слова протискивались между ними с трудом, измазываясь в слюне и мелких катышках жевательного табака. Вслед за ними летели частицы жареного лука и размягченные желудочным соком мясные волокна. И все это в лицо одного гнома.

– Ты, землекоп, допивай свое пиво, – изрек Красный Бык. – Плати. И топай отсюда по-доброму. Не видишь, ребята на тебя уже косятся. Харя твоя им зело не по нраву.

И в подтверждение своих слов он указал на «ребят». Пятерых недавно сменившихся береговых стражников, чьи кирасы и топоры были кучей свалены возле стола. Взгляды, кидаемые ими на гнома, и правда не отличались теплотой. Двое даже демонстративно поднялись, не спеша отодвигая табуреты.

Кто-то проворно задернул пропахшую дымом занавеску в помещение, где сидели офицеры. Еще не произнесенное, но уже в нетерпении катаемое на языке слово «драка» заставило многих попробовать, как легко ходит в ножнах дага или кортик. Потеха обещала быть знатной.

– Эй, грязеед, ты не понял, что тебе хозяин сказал? Человеческую речь разумеешь?

Стражники были похожи, как близнецы. Старательно выскобленные черепа могли бы поспорить с гномьим, но вот ряхи «береговиков» были позорно безволосыми от природы. Обоим ревнителям порядка не было еще и двадцати. Однако недостаток лет они восполняли наглостью мелких бойцовых шавок.

– Ты зачем его пустил, Милован? – удивился второй, тыкая носком сапога в ножку табурета, на котором восседал гном. – У него же ноги до пола не достают. Борода и та длиннее.

Сзади пьяно зареготали. Гном, не выказывая особого беспокойства и обиды, продолжал восседать на своем месте. Только руки переложил со стола на пояс. Его прямой невозмутимый взгляд приводил Красного Быка в ярость.

– Ты глухой? – спросил он, повышая голос. – Плати и выкатывайся!

Гном продолжал не мигая смотреть в переносицу хозяина. Один раз его глаза стрельнули в сторону. И гигант в желтом балахоне повел плечами, откинулся назад, быстро оглядывая помещение. Сидевшая напротив девица не шевельнулась. Красные ногти обмотанной цепью руки выбили нетерпеливый ритм на столешнице.

Красный Бык, рыча от злобы, вытянул левую руку ладонью вверх. Правой сграбастал пустую кружку со стола. Это означало «плати и убирайся» на его собственном языке жестов. Он прибегал к нему, когда способность изъясняться отказывала под влиянием животной ярости.

Если бы не пагубное пристрастие к жратве, из стражника Милована мог бы получиться отличный берсерк. И тогда смерть его, возможно, была бы другой. Не такой нелепой, как та, что была во взгляде гнома – не грозном, но обещающем.

Напряжение достигло своего звенящего пика, Один из молодых стражников отвел ногу, чтобы с маху выбить табурет из-под каменной задницы гнома.

Дверь таверны распахнулась, и внутрь, шатаясь, вбежал человек. По его лицу, размывая густой налет копоти, стекала дождевая вода. Поверх домашней одежды, побывавшей вблизи огня, был наброшен плащ городского стражника, Все лица невольно обернулись к нему.

– Пожар! – закричал он. – Горят виселицы на Площади Правосудия!

Меньше всего внимания на закопченного стражника обратил как раз гном. Пусть все это время он и ожидал принесенных им вестей.

В отличие от других он знал, что это будут за вести.

– Как же пожар? – удивились у окна. – Там же ливень стеной!

Стражник открыл рот, чтобы поведать, как неизвестные злоумышленники забросали виселицы «бродячим огнем». Но не успел, Раздалось громкое «тр-р-р-рак», и всеобщее внимание вернулось к гному.

Тот успел как раз неторопливо слезть с табурета. И, подхватив его за ножку, смачно врезать по голени ближайшего стражника. Того, что насмехался над его ростом.

Хруст ломающейся кости потонул в грохоте разлетающегося табурета. Падающий малец наткнулся подбородком на выставленный кулак гнома. Крик боли оборвался громким «чванк!». Челюсть стражника уехала к уху, и на пол высыпались осколки зубов.

Гном переступил через поверженного недруга. И, пользуясь преимуществами своего роста, деловито ткнул второго стражника кулаком в окрестность гульфика. А когда тот с воем надломился, повторил свой коронный в челюсть. С тем же потрясающим эффектом.

Рот Красного Быка изумленно приоткрылся. Он попытался изобразить подобие боевой стойки. Гном с сомнением посмотрел на свисающий живот хозяина таверны. И наподдал ему выше щиколотки носком ботинка.

Острый «рог нарвала», венчающий носок, пропорол жировую броню и укутанные ею сухожилия. Взвыв, Милован запрыгал на одной ноге. И, не удержав равновесия, повалился на бок.

Его глаза оказались на одном уровне с глазами гнома. Их тонкая радужка была цвета необработанной руды. Пульсирующие зрачки напоминали озерца черной ртути. Бык почувствовал, как в них тонут остатки его мужества.

Гном медленно и широко улыбнулся. Его щербатый рот был полон металлических зубов, местами сточенных до половины.

– Принимай плату, хозяин, – сказал он.

Ухватив Красного Быка за подбородок, гном дернул его челюсть вниз, И всунул ему в глотку пятерню с зажатой в ней горстью медных монет.

Кусать эту руку было все равно как грызть железный боксит, еще и поросший колючими волосами. К тому же Бык сразу поперхнулся монетами и начал задыхаться.

Гном оттолкнул его скребущие руки. Брезгливо вытер тыльную сторону кулака о фартук агонизирующего Милована. Скосился на двоих сосунков, уже не выказывающих признаков жизни. Вот так.

Никто не смеет требовать плату с Коротыша Улыбки, если хочет дожить до старости. Никто не называет Айзенбарда, грозу сухопутных червей, «землекопом» и «грязеедом».

Об этом вам расскажут в любом порту Архипелага. Шепотом из уст в уста передаются мрачные истории похождений единственного гнома, не имеющего страха перед водой. Главы немногочисленного, но свирепого и влиятельного клана «чернокрылых» – Артели Железной Бороды.

Сегодня ночью к этим историям добавится еще одна. О разорении самонадеянного Города, бросившего вызов Морю. И начало ее положено пожаром на Площади Правосудия. Это сигнал для Айзенбарда и его друзей, пришедших в кварталы Береговой Стражи.

Почему же никто не спешил на помощь Красному Быку и двум стражникам? Ведь кругом было столько желающих подраться.

У желающих хватало теперь забот.

Их заботами были высокий человек в желтом балахоне и его спутница, похожая на шлюху. Именно она запустила кувшин вина в голову одного стражника, сунула коленом ниже пояса другому. И затанцевала на их столе, черной бабочкой перемахнула на другой, третий.

Ее ловкость была приобретена в десятке портовых таверн.

И отточена на сотне корабельных палуб, с которых она, Мэри Кровь, шла на абордаж. В сопровождении ватаги кровожадных, амазонок, чьи улюлюкающие вопли заставляли бледнеть самых бесстрашных.

Все знали: где Мадам Кровь – пощады не будет. Мэри презирала работорговцев, пройдя единожды через их грязные руки. Поэтому всех пленников, кроме молодых девушек, готовых присоединиться к ее отряду и красивых парней, отобранных для ее «гарема», скармливала рыбам. Скорбящие родственники ее жертв оценивали пиратессу в двенадцать мер чистого золота. «Скупердяи», – фыркала Мэри и отправлялась в очередной поход, после которого сумма вознаграждения удваивалась.

Дата добавления: 2015-08-20