Отчаяние

Когда Уэверли проснулась, вздутие в ее животе сменилось ужасной болью. Она застонала и попыталась принять более удобное положение, но ремни на ней были туго затянуты. От стены отделилась тень, и Уэверли подпрыгнула, когда в комнате внезапно включился свет.

— Ты проснулась.

Свет был таким ослепляющим, что Уэверли не могла держать глаза открытыми. Она почувствовала, как к ее губам прижимается трубочка, и попробовала жидкость на язык. Это была холодная вода, и она проглотила ее, позволяя ей смыть песок, который, казалось, покрывал все ее горло. Ее зрение прояснилось, и она смогла искоса взглянуть на гостя.

Это была Аманда. Ее лицо было напряженным, вокруг глаз пролегли беспокойные морщинки.

— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? — спросила она.

Уэверли отвернулась. Ей не хотелось разговаривать.

Аманда прижалась лбом к поручню кровати возле локтя Уэверли. По ее лицу катились слезы.

— Ты не представляешь, как мы были несчастны, Уэверли. Мы все были в отчаянии, подавлены горем.

— Вы хотите, чтобы я вас пожалела? — резко бросила Уэверли.

— Когда я думаю о том, что произошло в грузовом отсеке… — Аманда покачала головой, стиснув зубы. — Я не могла поверить, что они в тебя стреляли! Я хочу, чтобы ты знала, что я ударила этого мерзавца в глаз.

— И что, вы ждете от меня благодарности?

— Ты должна меня ненавидеть, — сказала женщина слабым голосом.

— Конечно, я вас ненавижу.

— Я тебя не виню.

— Мне плевать, кого вы вините.

Аманда уронила голову, потерла живот и на время затихла. Наконец она сказала:

— Я не ожидаю, что тебе это интересно, но я чувствую, что все сработало. Я знаю, что я беременна.

Уэверли не хотелось ничего слышать. Знать, что ее детей будут растить эти безумные люди… она не могла вынести мысли об этом.

— Я не могу представить, что ты должна сейчас чувствовать. Когда тебя так использовали. — Аманда ждала, что Уэверли заговорит, но Уэверли даже не смотрела на нее. — Я мучилась над вопросом, могу ли я принять эмбрион, который был… получен таким способом. На корабле было так много женщин, чьи циклы совпадали с твоим. И — ты, возможно, знаешь, — все это было ровно в срок. Если бы я не согласилась на имплантацию, этот эмбрион мог бы погибнуть. А они были такие прекрасные…

Каждое слово, которое произносила Аманда, вонзалось Уэверли в череп, словно игла. Ей было наплевать на Аманду и ее трагические жалкие мысли.

— Я не знаю, поможет ли это, — робко сказала Аманда, — но твоя подруга Фелисити добровольно согласилась стать донором. Завтра мы будем получать ее яйцеклетки. Мы только надеемся, что она так же хорошо, как и ты, отреагирует на лекарства. — Аманда снова подождала ответа Уэверли и снова ничего не дождалась. — Она у двери. Ты хочешь ее увидеть?

Уэверли ничего не ответила.

— Я пришлю ее сюда, хорошо? Вы сможете поговорить.

Аманда тяжело поднялась и вышла из комнаты. Через пару секунд плеча Уэверли коснулась робкая рука.

— Как твоя нога? — спросила Фелисити.

— Искалечена. — Она посмотрела девочке в глаза. — Значит, ты позволишь им сделать это с тобой?

— Думаешь, у меня есть выбор? — возразила Фелисити. — Посмотри на меня, я свободно хожу повсюду, со мной обращаются, как с королевой. А ты лежишь здесь, привязанная к кровати, с покалеченной ногой. И ты говоришь, что это ошибка — сотрудничать с ними?

Уэверли ничего на это не ответила. Она знала, что ей не стоит верить Фелисити, но это был, возможно, ее единственный шанс передать сообщение Саре и Саманте.

— Они нас подслушивают? — прошептала Уэверли.

Фелисити бессмысленно посмотрела на нее.

— Они подслушивают наш разговор?

— Я не знаю, — ответила Фелисити и затем одними губами сказала: — Возможно.

Уэверли поманила Фелисити, чтобы та приблизилась, и золотистые волосы девочки защекотали ее по щеке. Она прошептала так тихо, что едва слышала сама себя:

— Я видела маму. Они держат выживших с «Эмпиреи» в грузовом отсеке с правого борта.

Сначала Фелисити не шелохнулась. Когда она отклонилась назад, ее лицо было мертвенно-бледным.

— Как ты это обнаружила? — спросила она.

— Я не могу тебе сказать.

— Мои родители были там?

— Я не знаю. У меня была всего минута, чтобы поговорить с мамой. Мне жаль.

Фелисити пожала плечами, словно ее совершенно не интересовали родители. Учитывая то, как они вели себя с ней, это было неудивительно.

— Но они тебя поймали там, внизу? — задумчиво прошептала Фелисити.

Уэверли кивнула.

— Значит, они перевели их в другое место. Или собираются это сделать.

Ну, конечно. Уэверли это не приходило в голову, но она знала, что Мэтер очень предусмотрительна. Она, возможно, уже искала того изменника, который рассказал Уэверли о пленниках.

Времени было мало. Мэтер могла убить пленников с «Эмпиреи». Она могла все выяснить и убить также женщину с каштановыми волосами, которая оставила записку в туалете.

Уэверли услышала, как кто-то приближается.

— Скажи Саре и Саманте, но больше никто не должен это слышать! — прошептала она, и в следующую секунду в комнату втиснулась Магда, несущая на подносе батон хлеба и миску с бульоном.

— Передай им привет, — громко ответила Уэверли. — И скажи, что я в порядке.

— Хорошо, — пообещала Фелисити.

— На сегодня достаточно визитов, — прокудахтала Магда. — Тебе нужно поесть. — Она поставила поднос Уэверли на колени. — Девочки, вы еще успеете поговорить позже.

«Будь сильной!» — хотелось сказать Уэверли, когда Фелисити опустила глаза и вышла из комнаты с растерянным и обеспокоенным видом.

— Вот, милая, — проворковала Магда, поднося ложку с теплым бульоном к губам Уэверли. — Это вкусно, правда?

— Нормально.

— Ну, будет тебе. Наш пациент сегодня капризничает?

— Я не ваш пациент, — холодно сказала Уэверли. — Я ваш пленник. В сущности, вы меня просто похитили.

Магда оцепенела. Она машинально совала в рот Уэверли одну ложку за другой, даже не следя за тем, чтобы Уэверли успевала глотать.

— Тебе повезло, что Аманда Марвин проявила к тебе интерес, — наконец произнесла Магда. — Она же лучшая подруга Пастора.

— И? — успела сказать Уэверли прежде, чем ей у нее во рту оказалась очередная полная ложка.

— И из-за твоего поведения у тебя больше нет друзей, — строго сказала Магда. — Ты сейчас наиболее способна к рождению детей, а ты принимаешь это как само собой разумеющееся. Если бы ты была по-настоящему предана миссии, ты была бы счастлива помочь людям иметь детей. А вместо этого ты жалеешь себя.

Уэверли молча приняла еще одну ложку.

Магда поджала губы.

— Неужели все члены команды «Эмпиреи» были так же эгоистичны, как ты?

Уэверли перестала жевать и холодно посмотрела на Магду, пока женщина не опустила глаза.

— Ну, я тебе скажу, люди с вашего корабля никогда не пользовались у нас хорошей репутацией. Мы даже слышали, что они позволяли женщинам делать аборты. Я никогда не слышала о подобном грехе! Мать убивает своего собственного ребенка!

— Это произошло только однажды. Чтобы спасти мать. А ребенок в любом случае умер бы.

— Ну. Будь я на ее месте, я бы всем рискнула ради ребенка.

— Но это были не вы. Так что заткнитесь.

Магда вскочила со стула и прошла прямо в кабинет, где опустила шприц в пробирку с прозрачной жидкостью. Уэверли не знала, что это, но она определенно не хотела, чтобы это вкололи ей в кровь. Пока Магда стояла к ней спиной, Уэверли ухватилась зубами за трубку капельницы и вытащила иглу из руки, после чего прикрыла руку одеялом. Когда Магда вернулась и воткнула шприц в трубку, Уэверли почувствовала, как жидкость капает на простыню возле ее ноги. То, что она отказалась от лекарства, наверняка значило, что ей будет больно, но она не доверяла Магде и поэтому закрыла глаза и притворилась спящей. Она лежала неподвижно, глубоко и ровно дыша, пока женщина наконец не вышла из комнаты.

Уэверли лежала так несколько часов, засыпая и снова просыпаясь, пока боль в ноге не стала невыносимой. Она лежала в темноте, пытаясь не думать об этом. Вместо этого она представляла сильные руки Кирана, обнимающие ее, его улыбку. Ох, ей так его не хватало. Если бы он был здесь, он бы сумел вытащить ее из этого жуткого места.

Дверь скрипнула, возвращая ее к реальности. Кто-то вошел в лабораторию и теперь шагал снаружи прямо за дверью ее комнаты. Магда засмеялась, и какой-то мужчина тихо хихикнул.

— Она в отключке? — спросил он.

— Да, маленькая принцесса наконец-то заснула.

— Надолго?

— Часов на десять как минимум. Я вколола ей столько, что хватило бы на целую корову.

— Значит, ты можешь уйти?

— И что у тебя на уме? — игриво спросила она.

— Арти сварил пиво в амбаре.

— Главное ему не попасться на глаза Пастору, — хихикнула она.

— Идем. Я тебя угощу.

Уэверли услышала, как дверь снаружи открылась и снова закрылась, и голоса Магды и мужчины становились все тише по мере того, как они удалялись по коридору.

Неужели это может быть так просто?

Она знала, что ей не стоит рисковать. Если она снова попадется, они, возможно, ее убьют, особенно теперь, когда получили от нее то, что хотели. Но что, если у нее не будет другого шанса?

Вся проблема была в ремнях. Она неловко изогнулась и вцепилась зубами в застежку-липучку. В таком положении ноге было очень больно, но она все-таки смогла ухватиться за ремень как следует и оторвать его от правой руки. Освободив одну руку, она легко открепила другие ремни.

Следующее действие было гораздо сложнее: вылезти из кровати. Рана на ее ноге разошлась, но она нашла в себе силы приподняться и сесть. Некоторое время она оставалась в таком положении. Она ощущала тошноту и головокружение и была слаба от боли, но с некоторым усилием могла держаться прямо.

Когда головокружение прошло, она ухватилась за кровать, чтобы избежать давления на рану, и медленно опустила ноги на пол. Она совсем не могла опираться на больную ногу, и потому крошечными шажками запрыгала к двери. Выглянув наружу, она увидела длинные ряды столов и кабинетов, заставленных центрифугами, весами, каким-то сложными контейнерами, морозильными камерами и бесчисленными штативами с пробирками. Уэверли медленно запрыгала вперед. Преодолев пять футов между дверью и ближайшим столом, она прислонилась к нему, тяжело переводя дыхание.

Это было безумием. Она и не представляла, насколько она слаба. Ее ноги и руки неудержимо тряслись, и ей казалось, что она в любую секунду может упасть. Она глубоко дышала, пытаясь насытить кислородом свои истощенные мышцы в надежде унять дрожь.

Но дрожь не унималась.

Ей необходимо сесть, прямо сейчас.

Примерно в десяти футах от нее был черный офисный стул. Она начала подтягиваться к нему, держась за стол, подталкивая себя локтем и скользя вперед сантиметр за сантиметром. Оказавшись возле стула, она перевела дыхание, прислушиваясь к трясущимся мышцам бедра. Могла ли ее нога выдержать ее полный вес?

Она стиснула зубы и оттолкнулась от стола, как можно быстрее стараясь добраться до стула. Каждое ее движение все глубже пронзало болью рану на ноге. Дотронувшись наконец до черной ткани стула, она заплакала от облегчения, но стул откатился от нее на два фуга.

Эти два фута показались ей целой милей.

Когда она добралась до стула и опустилась на него, пытаясь по возможности не опираться на больную ногу, по ее щекам катились едкие слезы. В середине ее бедра была сочившаяся кровью ямка, сосредоточившая в себе всю боль. Как же это было больно. Слишком больно.

Слишком. Она не могла никуда идти. Все это было зря.

Уэверли сидела одна в лаборатории и плакала, спрятав лицо в ладонях. Какой смысл бороться? Ей хотелось сдаться. Она знала, что так будет проще. Здесь могли быть люди, которые бы стали ее друзьями. Возможно, через какое-то время Мэтер отпустит маму Уэверли и остальную команду «Эмпиреи» или, по крайней мере, разрешит им увидеться со своими детьми.

Но нет, Мэтер ни за что не позволит команде «Эмпиреи» увидеться с детьми. Если другие девочки узнают, что их родителей насильно держат взаперти, вся надежда на сотрудничество исчезнет. Мэтер всегда будет держать семьи раздельно.

Уэверли не могла смириться с этим. Просто не могла.

Отталкиваясь здоровой ногой, она покатилась на стуле через комнату. Она не знала, что ищет. Просто что-то. Что-то, что могло ей помочь. И тут она увидела в углу пульт связи.

Уэверли подкатилась к нему и изучила экран. Это был пульт только для внутренней связи; связаться через него с «Эмпиреей» не было возможности. Она ударила кулаками по клавишам, что вызвало новый взрыв боли, пронзивший ее ногу. Столько трудов, чтобы попасть сюда, — и она не могла связаться с домом.

На глаза ей набегали слезы, но она яростно кусала изнутри щеку, пока они не пропали.

Ну ладно, связаться с «Эмпиреей» она не могла, но она могла что-нибудь выяснить. Она прокрутила меню в поисках активных сигналов и нашла два терминала, работающих на корабле. Она задохнулась от волнения. Один был в квартале Пастора Мэтер. Другой сигнал был движущимся.

Уэверли взяла гарнитуру и надела на уши, закрыла микрофон рукой и кликнула на сигнал Мэтер.

Ничего, кроме цифровых помех. Конечно же частота связи Мэтер зашифрована.

Но этот движущийся сигнал мог быть на открытой радиочастоте. Уэверли тронула шкалу, слушая голоса. Вблизи верхнего предела частот помехи сменились ритмичным монотонным гулом. Послышался мужской голос, и, несмотря на то, что он заглушался помехами, Уэверли смогла разобрать слова.

— С большинством из них мы разобрались мирным путем, и теперь они все заперты, живые и невредимые.

Уэверли поймала сообщение о пленниках! Скорее всего, это было оно. С бьющимся сердцем, сдерживая дыхание, она наклонилась к терминалу, чтобы не пропустить ни слова.

Ответ Мэтер был неразборчив. Уэверли поняла только половину сказанного.

— Если вы хотите знать мое мнение, — сказал мужчина, — то мы должны просто избавиться от них. Просто чтобы…

Помехи. Уэверли затаила дыхание.

— Да, да, конечно, вы правы, Пастор. Простите.

Еще одна реплика Мэтер. Уэверли кусала губы, жалея, что не может услышать, что говорит женщина.

— Ну, вы не можете предсказать, на что могут оказаться способны отчаявшиеся люди, Пастор. Мы просто пытаемся не подвергать вас опасности. Не думаю, что кто-то их там найдет.

Краткий ответ Мэтер.

— Хорошего вам отдыха, — сказал мужчина, и связь оборвалась.

Уэверли ударила по пульту связи кулаком, потом еще раз. Но не нашла ничего нужного. Вообще ничего!

Ей хотелось расплакаться, но она знала, что в любой момент сюда может вернуться Магда. Она покатила здоровой ногой стул по полу, морщась от боли каждый раз, когда колесики стула попадали на неровность пола. Она была почти в своей комнате, когда услышала голоса снаружи лаборатории и хихиканье, от которого у нее чуть не остановилось сердце. Дверь в лабораторию открылась, и Уэверли удвоила скорость, пытаясь как можно быстрее преодолеть шесть футов, оставшиеся до комнаты.

Оказавшись внутри, она застыла и прислушалась.

По клавиатуре компьютера бодро застучали пальцы. Магда была на противоположной стороне лаборатории, у пульта связи. Уэверли как можно тише подъехала на стуле к кровати. Ей едва хватило сил слезть со стула, но каким-то чудом она все же перекатилась с него на матрас. Нога взорвалась болью, и она чуть не закричала. Она проползла по кровати, пока под щекой у нее не оказалась прохладная подушка.

Кончиком ноги она отпихнула стул в угол, надеясь, что Магда его не заметит.

Магда могла не обратить внимания на стул, стоящий не на месте, но могла ли она не заметить трубку капельницы, которую Уэверли вырвала из руки? Двух этих подсказок вместе будет достаточно даже для такой тупицы, как Магда.

При мысли о том, что ей придется сделать, она покрылась испариной.

Уэверли подняла с матраса иглу для капельницы и осмотрела ее. Она была пластиковой и подвижной. Достаточно узкой. Уэверли изучила сгиб своего локтя. Ранка, оставшаяся от иглы, уже засохла. Кожа была красной, воспаленной и сильно болела.

Уэверли отковырнула от кожи засохшую кровь. Она легко отошла. Из прокола засочилась кровь, и Уэверли, слизнув ее языком, увидела под ней крошечную ямку. Ей бы не помешало немного света, но и неяркого освещения, проникавшего из лаборатории, было вполне достаточно.

Кончиком иглы она для пробы нажала на ранку. Боль пронзила руку до самых костей.

Магда была уже возле двери.

Как можно быстрее Уэверли воткнула иглу в руку. Боль прожгла ее огнем. Изо рта у нее вырвался мучительный стон, и она застыла на месте. Магда, мурлыкавшая себе что-то под нос, теперь замолчала.

Уэверли откинулась на подушку и закрыла глаза, тяжело переводя дыхание. Ее рука пылала болью, и ей так хотелось, чтобы пришла Магда и вколола ей очередную дозу. Но этого нужно было ждать еще несколько часов. Она не знала, сможет ли вынести это ожидание.

Ей показалось, что кто-то за ней наблюдает, и она заставила себя дышать спокойнее. Приоткрыв один глаз, она увидела тень, которая промелькнула на пороге и исчезла.

Стараясь не шуметь, Уэверли закрепила ремни на ногах и руках, попытавшись, чтобы они смотрелись примерно так же, как раньше. Чтобы сделать это, ей пришлось перегнуться, и нога ее при этом, казалось, готова была оторваться от тела.

Она не представляла, как вообще сможет заснуть с такой болью, но все же закрыла глаза. Она лежала совершенно неподвижно, совершенно неподвижно, совершенно неподвижно, позволяя боли заполнить каждую клеточку ее тела. Потом она потеряла сознание.

В ее лихорадочном сознании проплывали ритмичные гулкие звуки, похожие на шум работающего насоса. Ей был знаком этот звук; она уже слышала его на «Эмпирее».

Этот звук был разгадкой всего. Если она сможет найти его, то найдет и пленников.

И свою маму.

Дата добавления: 2015-08-02