Часть третья

Земля, ведомая стихией Огненной, неслась по мирозданью, оживляя токами набухшей плоти пространства мёртвые. Их следовало к жизни возвратить, но сферы эти подчинялись только зову, дарованному им из недр планеты, в которой проснулась память, и сердце тела гигантской величины взывало к жизни новой. Ей помнилось, что нарекли её когда-то Майей и чтили вечной Жизни Колесо, приводящее в движенье формы и иллюзорные картинки бытия, в которой формы эти пребывали. Они впадали в дивный сон, что Майя навевала от скуки, и, побыв в нём совсем немного, возвращались опять в тот мир, в котором засыпали. В тот миг они не понимали, где явь, а где — обман, но оба мира были хороши, притягивая их. Хотелось быть и здесь, и там, благо память сохраняла не детали, а только общий зов. И сила непреодолимой мощи тянула их назад: то в мир иллюзии, то в явь. Так продолжалось до тех пор, пока страданья не проникли в сон. Когда испытывать их приходилось, душа рвалась туда, где властвовала та же Майя, но с другим лицом, не создававшая от скуки миры иллюзий, но почивавшая на мудром змие, пространство опоясавшем кольцом. В ней было столько трудолюбия и беспокойства о мирозданье, в котором она производила сферы времён! И там ей имя было — Кала. Если бы она не ткала из сущности своей духовной полотна, чтобы прикрыть им сферы, которые она засеивала жизнью, то сама бы не поверила, что творчеством её живёт Земля и Майя существует, затевая игры. Но видела, как поднимались из светоносной ткани первые ростки, за ними — целые сады раскидывались по просторам невидимым, но зримым тем, кто обладал духовным оком, сердцем смотря на мир. Да и сама Земля производила жизнь, питая формы заботой тела материнского. Потом она ждала, когда из сферы Вечного Огня Дух Огненную Искру ниспошлёт, Свет детям подарив и назовёт по имени любимых чад. Когда жизнь на планете расцвела, достигнув апогея, Земля взошла на новую ступень, призвав из Сфер Огня Того, кто мог Один её облечь в одежды ткани, что создавались Божественной Рукой. Основу ей дарила Кала. Майя, оставив чары, помогала обретать ту память, благодаря которой Земля могла к вершине горней, что манила планету, устремляться с той силой, на какую была способна. Она узнала того, кто вёл её по мирозданью и помогал взойти, кто жизнь дарил тем формам, что она производила. Она Его иллюзией рождала. В мир этот Он приходил из лона Майи, и нарекали Бога Буддой на Земле. Но Будда имел Божественную Ипостась, что Тарой называлась, а там, в высотах горних, звалась Софией, Премудростью Божественной, и сердцем обладала она огромным, охватывающим просторы звёздных далей.

Земля от напряжения вздымала тяжко грудь. Хоть телом обладала она немалым, но память в нём пробуждалась так же трудно, как и в любом другом. Она, прозрев высоты, потом опустит око вглубь себя и вспомнит, как она являлась в малых формах. Но то — потом, сейчас ей нужно воссоздать картину планетной жизни, которую она прошла от сотворенья мира до дня, когда усильем воли и открывающимся сердцем познала закон Любви.

Земля любила. Сердце её влекла звезда далёкая, манящая особым зелёным светом, что рождала из глубин сознанья. Звезда та звалась — Тиштрья. Не видала ничего Земля прекрасней более. Здесь всё давно знакомо было: ей нравились тела Урана, неравнодушная к Юпитеру, когда-то пылала страстью, но охладела позже.

Потом её влекли далёкие миры. Она искала среди них того, кто сможет увлечь планету необычным ощущеньем. Земля Любви не знала, но хотела познать то счастье, о котором ей вещала Венера, любимая Сатурном. Кто подумать мог, что столь странно сведённые судьбой планеты воспламенятся любовью! Но не тот Сатурн, который был знаком сейчас Земле, пленил Венеру. Тот, о котором речь, жил так же далеко, как Тиштрья, и блеском внутренним влёк светозарную Аврору. Сама планета устремилась к любимому, в далёкие миры, оставив в этом мире свет одеяний. Нужно ль объяснять, что нет самой Венеры здесь давно? Оставлена лишь плоть, а дух вознёсся в Долину Звёзд, где Тиштрья ждёт заветную звезду, которая восходит, обретая память, а вместе с ней — Любовь. Зелёный блеск манил призывно. Тиштрья, протягивая руки, хотела ухватить лучи Земли, но мало сознанья и духовной высоты в планете было и недоставало Света, чтобы, приблизившись, не расставаться. Лучи Земли не достигали тех миров, где Тиштрья пребывала. Но если сможет она развить в себе стремленье, дойдёт мгновенно, в порыве огненном промчится через сферы и, оказавшись рядом с Тиштрьей, познает Любовь.

Звезда далёкая влекла, и вспоминала Земля, что они уже встречались в телах иных. Неважно, что в обличье этом они ещё друг друга не коснулись и не могли пока достать руками: луч Земли не достигал чуть-чуть до мира Тиштрьи. Но зато могли лучами сфер иных сплетаться, в других телах соединяться, помня или забывая, что их влечёт Любовь иная, из Высших сфер, духовных, проливая на низшие потоки вод глубоких, в которых утопая, два существа земных идут, воспламеняясь от взгляда да и просто от присутствия другого на планете. Земля не помнила деталей, но в целом сохранила ощущения от счастья жить с любимым, пребывая рядом. Она была его любимой и сама любила сердцем и душою материнской. Она в себе несла такое множество оттенков Любви духовной, что не различала, когда какою облачалась: дочерней, материнской или супружеской. В высоких сферах она преображалась в единство, ибо там другой не знали. Там она была мощнейшим притяжением сердец, открытых миру, которым непонятно, как можно объяснять Любовь. Она там просто есть, и ею насыщено пространство. Мать Мира из неё ткёт полотно миров. Она лучиста, светозарна, она — во всём, и без неё не существует мирозданье. О такой Любви, Божественной, неповторимой, мечтают все тела — от высшего до низшего. Но нисхождения её из сферы в сферу добавляют свои особенности до тех пор, пока внизу не превращают в желанье обладать и властвовать, не думая о счастье, что могут подарить любимому, а помнят лишь о том, что нужно удержать, не выпустить из рук добычу. Но что кнутом не насадить чувств, не заставить любить — не понимают, забывая, что Любовь — духовна, что она — дух чистый и растает в миг единый, не оставив следа.

Земля усиленно старалась вспомнить. Она познала, что во всех скитаньях по мирозданию в телах различных — духовных, плотных, высоких, низких — она любила одного всегда, что сердце влёк её зелёным светом, и зелёных тёмных глаз взор незабвенный её преследовал, куда б она ни направлялась воплотиться. Она его не знала, но в тех лицах, что проходили чередой по жизням, его искала. Лишь однажды Свет Высший в оба существа проник, для исполнения задачи великой соединённых рукой Творца, и вспомнили на краткий миг, зачем они здесь, кто они, откуда. Но вновь разлучены всё той же Божественной рукой, чтоб встретиться потом, в иных мирах, где правит Любовь.

Земля ждала того мгновенья, когда нанижет ожерелье воспоминаний, бусины собрав одна к одной. Но не простой была работа, и стоило трудиться ради той, которая воскреснет в конце концов. Ведь от неё зависела жизнь в мирозданье. Казалось бы, что от простой планеты не может жизнь возрождаться, но разве то, что видимо, диктует Творцу, что должно выполняться в Его владениях? То в этом мире — Земля, в других — Творца один из ликов, а в третьих — Ипостась Его, в четвёртых — Матерь Мира. И разве можно сознаньем низким понять творимую работу по воскрешению пространств? Я вам скажу: она зависит от того, как одному из тел удастся собрать себя в единство из частей, разбросанных по миру. Не только части Осириса Исида ищет, подбирая их во всех концах пространства, но каждый человек, планета и звезда взойдут тогда, когда все части воссоединятся. Не прост сей труд и требует не миллионов лет, а Манвантар. Но их в запасе у Творца немало, и Он их предоставит тем, кто хочет миру послужить, и всем дарует тело, что пригодно для задачи великой. Если ты готов, взывай к Творцу, и зов, достигнув слуха Бога, исполнен будет.

Но лишь одно воспоминанье бередило планете душу часто: когда она любила страстно, без размышлений подарив себя тому, кто на голову выше ей казался. Он был царём, огромным государством управлял, он мудрым был и смелым. Он равнодушен был к богатству, зрелым умом охватывал дел вереницу, судил по сердцу и вельможам позволял так строить отношенья с соседями, как виделось им, но чтоб не страдали люди от их политики недальновидной. Если им удавалось получить хвалу делам из уст царя, то радости их не было конца, ибо король был мудр и знал, кого за что хвалить.

Планета, вихрем проносясь в пространстве, сознанием пыталась ухватить конец той нити, что помог бы ей достичь в воспоминаниях определённой точки, откуда воплощений череда разматываться будет, иногда сжимая сердце неведомой тоской.

Земля с упорством ярым читала Книгу Жизни, но не все страницы доступны были взору: одни сияли ярко, другие покрывались как бы пылью, третьи расплывались молочно-белым пятном. Узор её планетного существованья не вырисовывался ясно, но Земля желанием незатухающим познать выискивала способы, как прочитать то, что пока её очам духовным не открыто. И наконец тот час настал, когда перед сердечным взором предстала та, что навсегда пленила короля пустыни: ей имя было Найхетта, и крови царской дева привлекла великого царя не красотой, а никому неведомой причиной. Для мудрости небесной просто всё: два тела звёздных, кружась средь Млечного Пути, стремятся друг к другу потому, что притяжение Начал — немыслимая сила, и сердца двух разделённых половинок мечтают слиться, дав рождение другим мирам. Для взора внешнего взрыв и образование сверхновой звезды подсказывает, что произошло. Для нас, кому ведома причина, тоже всё понятно: два сердца любящих соединились, единым светом озарив пространство.

Земля, страницы перелистывая, знала, что лишь однажды она познала счастье оттого, что могла коснуться лица любимого, прильнуть к его плечу, свернувшись, спать на груди Армузда и вглядываться в глубину его зелёных глаз. Тогда он мудрым взором на Найхетту смотрел, ибо помнил, со всею ясностью осознавая, кто он и свет какой звезды несёт несовершенной жизни на планете синей. Он помогал любимой Найхетте взойти, самой планете протягивал лучи далёкого светила для восхожденья по вселенским ступеням. Земному взору невидима его звезда, и только взгляд духовной оболочки планеты синей способен зрить зелёный свет других пространств. Как ему хотелось увлечь тогда её с собой! Но это — противозаконно, ибо она была дитя, не понимающее творимого рукой Творца! И никакое Знанье, словами переданное, не способно человека повести по эволюции ступеням. Должен он своим усилием идти, и впитывать сознаньем разлитую по миру грязь, и красоту вбирать не умом, а сердцем. Хоть дух высокий жил в Наине, но он имел лишь слабенькую нить, связующую мощь надземных сфер с нижайшей оболочкой. И тот, кто мог поведать духу тайну, появился в означенное время, чтобы повести Наину в глубины времени, где правит Кала. Но телу Найхетты открылось прошлое, о будущем — лишь общие намёки, прозрение событий частью и схемы построений, ибо оболочка знать может только то, что ей поможет правильно идти. И это — до поры, пока срок не придёт собрать в единый организм умерших всех, за тысячи веков хождений, рождённых сознанием земным, чтобы, воскресив воспоминаньем дух тел различных, вобрать его огромным сердцем планеты синей.

Теперь, как и Армузд тогда, я знаю, откуда я пришла, кто я, зачем живу я на планете под названием Земля.

Я знаю, что тому, что существует, я жизнь дала.

Я знаю, что значит сковывать сознанье и заключать в темницу дух.

Я знаю, что значит жить среди чужих, не ведающих смысла бытия.

Я знаю, как тоскует сердце, исходя слезами по тому, кто ждёт в пространстве дальнем.

Я знаю, как стремится дух в мир Огненный, чтобы увидеть родных.

Я знаю, что людям нужно дать, чтоб на ступеньку выше их поднять.

Я знаю, как их привести к Любви, ибо сознанье помнит, как пробиралось через дебри Знанья, прокладывая новый путь в пространстве.

Я жду, когда откроется проход в миры иные, где Богиня Кала справляет Новый год Эпохи Новой.

Я смотрю на мир, Сознаньем Будды Озарённый.

Я луч руки своей тяну всё выше, чтобы коснуться Тиштрьи.

Я снова на Земле хочу цветком пустыни стать, чтобы Армузду засиять, неся Любовь царю.

Хочу я, чтобы зацвела пустыня, преобразив пески в Сад Истины, в котором лепестки бутонов начнут распахиваться Солнцу Любви.

Саргон

Проснись, душа моя! К тебе дорогу я пробью, хоть тысячи щитов на пути моём стоять будут. Я нуждаюсь в зове твоём. Я вихрь огненный создам и пронижу слои, дорогу к тебе пролагая. О если б знала ты ту боль, что меня пронзила, когда на Землю ты сошла! Я вынужден был ждать тысячи лет, чтоб ты услышала меня. Но что моменты ожидания, когда Таинство Встречи происходит! Я смотрел на тебя и великую тоску испытывал, возможности не имея к тебе прикоснуться. Я ждал. Я ждал, когда ты воззовёшь ко мне и я смогу приблизиться, не опалив тебя. Я готов был тысячи раз рождаться, лишив тебя этой тяжёлой участи, но так распорядились Боги! Я бросался в бой, я уносился в сферы далёкие, но Сила Любви жгла меня и призывала меня вернуться. Я сходил на Землю в надежде, что ты меня узнаешь, и сколько раз видел искру воспоминания, мелькавшую в глазах твоих! Но ты отвергала меня, царица сердца моего! Что был я? Неприметный служащий твой у ног твоих! Тебя окружали величественные лица, и золотом были украшены одежды их. Ты одаривала их знаками внимания своего, царица! Я смотрел на тебя, и ты не могла выдержать взгляда моего, ибо великую силу любви он нёс. Она жгла тебя, и оттого затуманивался разум твой. Ты же хотела мыслить ясно. О, как тяжек удел земной! Но как прав Ты, Владыка, лишая человека памяти на Земле бренной!

Моя Любовь звала тебя, она заставляла тебя не спать ночами, а ты пыталась отогнать наваждение. Как сладостен был миг твоего отхода ко сну, ибо я мог встретить тебя и мы пребывали в мире грёз, где нет законов земных. Мы сливались воедино и кружились в танце, нас осыпали фиалками и пели Гимн Любви Торжествующей.

Но коротки были эти мгновения, нам приходилось возвращаться из мира сновидений наших и облачаться в плоть земную. Твой удел был страной править, мой — сады растить для тебя.

Я нёс тебе Огонь. Ты ждала меня, любовь моя. Твоему сознанию были подвластны многие сферы, но ты не видела меня. Ты сотрясала просторы космические, но не могла узреть свет звезды далёкой, что манила и притягивала тебя. Ты блистала и светилась, но из-за гордости своей не замечала Любви моей, тебе посылаемой. Мой цвет небесно-голубой окутывал тебя лаской, которой не было у тебя, о моя царица! Твой яркий алый цвет струился по волнам Беспредельности, но не хватало в нём нежности, любовь моя!

Я ровно мерцал и наращивал силу свою, я ждал. Я мог ждать ещё зоны тебя, душа моя, ибо не было у меня гордости твоей.

Ты выходила в сад по ночам, царица сердца моего, я же за тобой следовал. Ты обвивала рукой стройные стволы пальм и обращалась к Небу, но Боги не давали тебе ответа на раздиравшие твою душу вопросы. Ты была предоставлена самой себе. Небеса молчали, ибо ты должна была сама решить свою судьбу. Ты приносила жертвы, но Великий Ану не давал знамений. Он день заднем снаряжал колесницу для осмотра царства своего.

Царица! Я посылал тебе Огонь! Ты ловила его стрелы и затуманившимся взором окидывала зал. Твои поданные склонялись в поклоне, ты же пыталась заглянуть в глаза. Я стоял вдалеке, у колонны, мой сан не позволял мне приблизиться к тебе, царица, и, охваченный трепетом, я не падал на колени, но гордо стоял, моля Богов послать твой взгляд мне. Ты смотрела на меня и бессильно распускала всех.

Я уходил в сады, ибо это была единственная отрада, и долго бродил там, поглощённый раздумьями. Я разговаривал с цветами, ибо только они меня слышали и дарили нежный аромат свой. Я с любовью растил их для тебя, любовь моя.

Моя любовь жгла меня, и я долго бродил по дорожкам, раскрывая душу лишь Небесам.

Ты же, не давая поглощать себя грустным думам, предавалась развлечениям царским. Тебя омывали в священном бассейне, умащивали тело твоё маслами, и девушки с божественными фигурами танцевали перед тобой. Ты бросала на них печальный взор и уносилась вдаль, в мир своих грёз.

Как сладостен был миг ожидания, когда ты со своими придворными выходила на прогулку во владения свои! Тебя обмахивали веерами, и вереница людей чинно следовала за тобой, храня молчание. По любому жесту они могли пасть ниц перед тобой, ловя сорвавшееся с уст слово. Как велико было желание возвыситься перед тобой, царица! И ты смотрела на них, Богиня, с высоты своего положения и столько лживости читала в их глазах! Ты искала преданности среди окружающих, но не находила её; все эти люди были приставлены к тебе, чтоб ты проводила среди них Огонь Божественный.

Лишь одно пламенное сердце готово было разорваться на тысячи кусочков по велению твоему, царица. То был я, моя госпожа. Я готов был усмирять диких львов, сражаться с полчищами тьмы, если бы на то была твоя воля.

Я мечтал, что ты снизойдёшь ко мне, я отгонял прочь все наваждения. Я мог лишь уповать на Волю Богов, смотревших с высоты на царствование твоё. Боги были милостивы, ибо знал я с детства, что мне была уготована особая участь. Я обращался к Матери своей небесной и во всём узревал руку Её, меня ведущую. Я предоставил жизнь свою Богам.

Я окреп в силе своей, ибо велико было моё желание любить. Я исходил сферы далёкие, но нигде не нашёл света твоего, звезда моя. Я видел многих, их лики были прекрасны, души чисты и нежны. Они могли подарить мне Любовь, которой мне так не хватало. Но ты пленила меня, сердце моё! Окрепший, я засиял новым светом, я набрал недостающей мне синевы и превратился в ярчайшее пятно. Я ходил, шлейф за собой оставляя, и теперь ты не могла не заметить меня, любовь моя!

Лишь с тобою слившись, мы могли породить звезду новую, сиявшую светом лазурно-фиолетовым.

И в других вселенных, что избороздил я, я видел вечно юных дев, которых пленил свет, мной излучаемый. Они видели тоску, сиявшую на челе моём, и посылали свои лучи ко мне, которые, как думали, притянут меня к ним. Как много в них было Любви, тебе недостающей! Но я видел перед собой лишь один свет, одно творенье. То была ты, повелительница сердца моего!

С восходом солнца я пошёл на край владения твоего, царица, ибо велико было предчувствие моё, и я ждал, не покажется ли столб пыли, несущийся со стороны далёкой Палестины.

Почему так сильно билось сердце моё, чего ждал я? Но я привык доверять ему и потому зорко вглядывался в даль. Всадник был один, я видел сияние, его окружавшее, и лишь силой воли мог подавить дрожь, во мне пробегавшую. Он нёсся прямо на меня, и я не удивлялся, почему он направляется к мало кому известным вратам. Я отворил их и стал ждать.

Как прекрасен был Ты, Владыка, в лице странника приближающегося! Как ни велика была сила моя, я просил Тебя умерить сияние твоё, ибо не могли глаза простого смертного смотреть на Тебя. Ты спешился, я пал ниц перед Тобой, ослеплённый величием Твоим.

Я потерял счёт времени и унёсся в сферы далёкие, дабы напитаться Огнём Познания. Очнувшись, я увидел перед собой обычного человека в богатых одеждах, и лишь глаза его выдавали Служителя Света.

«Не надлежало будущему царю склонять колени перед слугой его», — с тонкой усмешкой произнёс посланник, и я прозрел и безропотно принял судьбу свою. «Да будет по воле Твоей, Мать моя, Великая Иштар!» Я перенёсся духом во владения Её и увидел Мать свою, величественную в Любви и Силе Своей. Она коснулась чела моего, и в тот же миг сотряслось пространство и полились божественные звуки; раздвинулись сферы, и я принял Огонь, на меня проливающийся...

Очнулся среди цветов, и лишь огромный камень, сиявший изумрудным цветом на груди моей, говорил мне о том, что это был не сон. Моё тело полыхало Огнём, и я долго лежал не в силах пошевелиться.

Я грезил тобой, моя царица, но не смел приблизиться, ибо моя сила могла опалить тебя. День за днём я уходил на восток, где стоял разрушившийся храм Матери моей, и проводил там долгие часы, предаваясь думам о тебе, любовь моя. Я чувствовал твой призыв, царица, ибо ты уже не могла жить без любви моей. Но я знал, что ты должна окрепнуть в чувствах Твоих, чтобы, возгоревшись Огнём Небесным, не завять, как цветок без влаги под палящим солнцем.

Ты заметила отсутствие слуги твоего и долго гуляла по садам своим в надежде почувствовать присутствие моё. Я находился далеко, но был с тобою, охраняя тебя любовью своей. О Сила Великая! Я мог слышать биение твоего сердца, чувствовать дыхание твоё, сливающееся с моим, я мог видеть глаза твои, подёрнутые пеленой. Теперь ты знала всю тоску, томившую сердце моё, царица, и просила Богов ниспослать тебе великое счастье, Любовью называемое, в жизнь твою. Ты воспылала, любовь моя, но кто знал, как долго будет длиться счастье твоё?

Где гордость твоя, царица? Как снизошла ты до слуги своего? Но ты предавалась самым сокровенным мечтам, не испытывая стыда за чувства свои. Ты купалась в лучах заходящего солнца и сияла блеском его, отливающим твоим цветом, звезда моя! Ты хотела дарить любовь свою всему окружающему тебя, ибо огромно было чувство, тебя переполнявшее.

Я вернулся из краёв далёких охваченный синим пламенем; тебя окружали туманности, рассказывая тебе различные сказания. А я сиял и смотрел на тебя, любовь моя, и ты увидела отражение своего сияния в моих лучах. Гордячка, ты думаешь, я не заметил искру, зажёгшуюся в груди твоей? Но я имел огромную выдержку, чтобы не припасть к ногам твоим, звезда моя. Я знал, что искра, возгоревшись, превратится в пламя, и две звезды взойдут во вселенной новой, освещая путь сердцам любящим.

«Я люблю тебя», — произносили губы мои камням холодным. «Я люблю тебя», — шептали уста твои цветам благоуханным. Ветер приносил мне твою молитву, и я присоединял к ней голос свой, моля Небеса даровать нам счастье неземное. Что слышали вы, Боги? Какую судьбу приготовили вы нам?

Ты стояла у входа в святилище и ждала, пока я окончу молитву свою. Я услышал биение твоего сердца, и ответно забилось моё. Какой язык может передать чувство, охватившее нас? Нам не требовалось слов, ибо пространство говорило само за себя, а души слились в едином порыве.

Я подошёл к тебе не в силах оторвать взгляда от тебя, а из глаз твоих катились крупные слёзы. Я коснулся волос твоих, и они шёлком рассыпались по плечам твоим. О, я готов был умереть за единый миг этого счастья! Я слышал пение в храме, я видел тысячи искр, нас окруживших. Сама Иштар благоволила нам! Боги смотрели на нас с высоты своего царствования и видели необыкновенную картину: тебя, царицу, одетую в дорогие одежды, украшенные золотом, и меня, слугу твоего, в льняных одеждах, с сиявшим дорогим камнем на груди моей. Но нас невозможно было разделить, душа моя, ибо во имя Любви мы были призваны в этот мир.

Как сладостны и упоительны были минуты, с тобой проведённые! Но вот забрезжил рассвет, и длинные тени легли на холодный пол. Что нёс нам день новый? Только Любовь. Моя душа пела, ей мешала броня, сковывавшая её, телом называющаяся; счастьем была пронизана каждая клеточка тела моего. На что нам броня эта? Но как познать тогда всё величие, Тобой, Владыка, сотворённое?!

Защебетали птицы, забилось сердце. Ты была здесь, любовь моя! Ветер принёс шаги твои лёгкие. Как могла ты не спешить, когда сама любовь звала тебя? Поспеши, царица, и ты познаешь великое Таинство Единения.

Твои глаза сулили мне вечное блаженство, я прильнул к устам твоим и почувствовал твою покорность. Ты росла только для меня, царица, и сохранила чистоту в грешном мире, чтобы неосквернённую любовь положить на алтарь Матери нашей! О Боги! Твои уста были подобны источнику живительному, и я не уставал пить из него, снова и снова чувствуя жажду, меня мучившую.

«Ты красив, как сам Бог!» — прошептали губы твои, и Боги поняли всю чистоту мыслей твоих. Мы не боялись слов, которые в других устах могли бы прозвучать кощунственно, ибо незапятнанная была любовь наша, мы славили Богов, подаривших нам жизнь эту. Мы жили только настоящим и вверили судьбу свою в руки более сведущие.

Как ты была прекрасна, моя царица! В твоих глазах я видел алый цвет, вбирающий в себя мою синеву, в них отражались звёзды.

Во дворце могли заметить твоё отсутствие, и я не мог заставить тебя рисковать. Ты должна была управлять страной и давно подумывала об её объединении. Слишком много глаз за тобой следило, и они не могли не заметить преображённую царицу, с ярким румянцем на щеках и блеском в глазах. Поистине, любовь творит чудеса!

И мне надлежало вернуться из укрытия своего. Я вознёс хвалу Матери в доме Её, где так много счастья было мне открыто, и вернулся в мир тленных удовольствий.

Я вернулся, чтобы уйти, царица, и ты знала о разлуке, что уготовили нам Боги. Я должен был уйти, чтобы, вернувшись, взойти на трон страны великой, соединить могущество держав сильнейших, назвав ее Месопотамией.

Я знал, что с рассветом ты уходишь в «храм Любви», как прозвали мы его, душа моя. Что говорили тебе Боги, то тайной для меня осталось. Твой образ был со мною, и никакой силой нельзя было вырвать его оттуда. О Боги, почему любовь так коротка и лишь миг счастья познать мы можем? Но дар небесный лишь чистым душам даётся. Святое чувство увлекает в небо, рождает новые миры, творит вселенную. Понять дано ту тайну лишь единицам, и мы с тобой познали счастье это. Познав счастье на Земле, взойти мы можем в краю далёком, где путь нам звёзды освещают. В том царстве правит лишь Любовь, она сидит на троне. И мы должны у трона встать, чтоб, получив благословенье, взлететь, соединившись, ввысь.

Звук родился в космической дали. Пульсирующей нотой растёкся по волнам. Любовь моя, ты слышишь? Отец наш весть нам посылает. Настройся на звучание небесное; мы, в унисон зазвучав, взметнулись ввысь. Торжественно возвёл тебя, звезда, я к трону. И новым светом воссияла ты, утихомирив пыл свой преодолением препятствий. Сияй, любовь моя, всё так мое нежно, тепло даруя оступающимся. Соединив лучи твои с моими, стремись подняться ввысь, где правит Благодать. Любовь моя, мы — едины!

Любовь моя, я ни на миг не оступился, тебя возводя на пьедестал. Твои глаза стояли пред моими, когда сражался я в бою. Любовь моя, что тяготы, невзгоды, когда в душе горит Огонь? Я с песней путь свой начинал, я с песнею его закончу.

Душа моя, как тяжек путь, когда ты знаешь, что на другом конце земли оставил сердце. Тоскует дух, и грустная песнь его разливается в пространстве. Но нет времени предаваться печали, ещё должно остаться немного счастья на нашу долю.

Я город основал, назвав его Дур-Шаруккеном, и стал отныне именоваться я Саргоном. Я власть имел и земли. Нужны ли они мне были? Зачем? Зачем, когда у меня была повелительница и на земле её я чувствовал себя свободным?

Я понял всю тоску твою, царица, по краям безлюдным, где знаешь, что за тобою не следят, где только ты и я, и мы — едины. Но я мог быть доволен своими подданными, среди них были верные слуги.

Пришла пора вернуться мне, царица, увидеть блеск твоих очей. Что скажешь, меня узнав, подносящего земли богатые к стопам твоим? Ты помнишь меня слугой одетого, сейчас увидишь ты царя, положившего сердце своё на алтарь Вечности.

Я знал, где увижу тебя, любовь моя. Я поспешил на зов сердца моего. Ты стояла в святилище нашем, руки к груди прижимая, боясь, что сердце от предчувствия встречи нашей разлетится на мелкие кусочки. Я снова боялся прикоснуться к тебе, как святыню, любовь нашу оберегая. Я здесь, душа моя, звезда моя! Я вновь прошу принять меня в твои объятья!

Кто может радость встречи передать?! Ты бросилась ко мне, и я успел подхватить тебя, кружа между колоннами. Саргон пришёл просить твоей руки, царица сердца моего! Когда Любовь живёт в сердцах, что ей преграды на пути? Преодолеть их можем мы легко. Любовь моя, тебя люблю я! Всё тот же свет в твоих очах, и губы блеск не утеряли. Ты так юна, как та звезда, что путь в ночи нам освещала. «Красив ты, как сам Бог!» — твои уста мне прошептали.

Светило новое взошло,

Дата добавления: 2015-08-02