Читайте также:
|
|
Любите!!!
Немногословны речи, и тихи шаги царицы. Неслышно она скользит из залы в залу. Задумчивый взгляд. Кто разберётся в мыслях, проносящихся в её главе? Скрывает думы, вынося в Совет готовые решенья. О чём мечтает? О стране. О благоденствии народа. О мощном государстве. Величие ушло былое, Египет ослабел. Великолепие династий кануло в веках. Жрецы священных пирамид исчезли, вернее, потеряли былую власть. А власть — от Бога, от верховного Амона-Ра, который посылал на них свои лучи. Где радость разговора с Высшим? Где указания Богов великих?
Неслышными шагами царица мерит залы. Народ спасти и сохранить страну великую от разграбленья можно соглашением с врагами, если им предложить сокровища несметные и земли. И даже властью можно поделиться с Римом. Пусть думает, что правит. Власть фараонов невозможно заменить ничьей другой. И хитрые решенья подскажет сердце ей. Завоеватели нещадно грабили народ. Зачем им позволять топтать посевы, с таким трудом взращённые на скудных землях? Царица может им сама отдать богатство, которым полнится казна. Душа её щедра. Сокровища её не привлекают, за них она не держится, печётся о народе Клеопатра и о могуществе страны. Как сохранить династию? И на какие уловки ей пойти?
— Царица, ты рассуждаешь верно. Поскольку думаешь сейчас не о себе, пути найдутся народ спасти, великую страну от разграбленья уберечь. Тебе помогут силы Неба.
— Благодарю, — царица мысленно склонилась перед говорившим. — Я верю и знаю, что Египет находится под властью Неба. Я вашу волю провожу.
— Египту суждено пасть в скором времени, и возродится он не скоро. Ты — ниточка последняя, связующая землю с Небом. Держись. Хоть муки будут сердце разрывать на части. В огромном государстве одна ты слышишь нас.
— Что мне делать?
— Ждать. Проявлен будет ход событий вскоре. Увидим ясно цель врагов страны.
— Пассивно ждать несвойственно мне.
— Придётся. Земной план должен проявиться, а высший — утвердиться.
— Я подчиняюсь. Вам лучше видно. Исполню то, что скажете.
— Прекрасно. Не печалься. На первый взгляд всё будет странно, но мы заботимся о будущем далёком. Падение страны сейчас зерно величия воскресшего посеет.
— Когда она воскреснет вновь?
— Ей нужно несколько тысячелетий.
— А знания? А тайны?
— Они умрут с тобой. Ты унесёшь в могилу бесценные сокровища Египта. Когда придёт пора, откроешь миру нашу мудрость. Родишься вновь. Тебя окружат фараоны былых династий. Жрецы придут вас в мир сопроводить. Тебе понятно это?
— Да, тайны сохранятся в сердце.
— Ты много знаешь, но одна деталь сокрыта от тебя. Поведаю тебе её я. Обычно под печатью мы храним нетленные сокровища. Гробницы фараонов запечатаны словами, магическими знаками и ритуалами. Ты будешь живым носителем небесной тайны. Одна лишь сила на Земле способна тайну сохранить, потом — открыть. Зовётся она Любовью. Полюбишь ты царица, так сильно, как не любила никогда. Родишь дитя.
Часть силы передашь ему. Когда придёшь на Землю снова, чтобы могущество былое Египта возродить, ключ подберёшь к невидимой печати. Чтоб отомкнуть замок Любви, скрывающий Божественные знанья, Любовь на Землю вновь должна прийти. Полюбишь, но любовь будет во много раз прекрасней. Теперь ты знаешь всё.
— Я буду много раз рождаться или уйду в Страну Забвенья?
— Ты сотни раз придёшь на Землю. Ты будешь падать и вставать, на горы восходить, катиться вниз. Случится многое, пока не обретёшь ты память.
Царица молча согласилась с голосом, звучащим в сердце, и вновь склонилась в приветствии.
— Смогу ли слышать я Богов до дней последних?
— Конечно, Клеопатра, ты ведома нами. Судить твои поступки по внешней жизни будут, а то, что происходит внутри тебя, никто не должен знать. Слова Богов беззвучны да и решенья непонятны. Ты делай так, как хочет сердце. Оно одно способно различить, где правда. В него Любовь приходит. Ты в жизнь вступаешь новую, царица, в которой будешь руководима Небом.
Окончен разговор. В огромный тронный зал, роскошно убранный, она вошла. Царица знала толк в убранстве пышном. Вельможи и жрецы взгляд устремили на неё — она сияла странным светом. «С Богами говорила» — они решили. Жрецы старались в глазах огромных Клеопатры прочитать судьбу страны. Печать скрывала тайну. Глаза её не выдавали.
Ночь опускалась быстро. Солнце упало, и темнота в права вступила. Постепенно зажигались звёзды. Они чертили свои узоры, расположив светила на небосводе, как им удобно было. Они мерцали, посылая Клеопатре слова любви. Они делились мыслями своими, сестру осыпав искрами огней. Перед глазами мелькали звёздочки оттенков всех.
«Язык их необычен, но мне понятен, — царица думала. — Могу я с ними объясняться. Направят мысль мне прямо в сердце, к себе прислушаюсь и уловлю её звучанье. Ответ пошлю. Мгновенно послание назад приму. Нет расстоянья. Преград не существует между нами. И что другим мешает со звёздным небом говорить?»
— Ты веришь, потому ты слышишь нас. Мы говорим со всеми. Всем мысли посылаем, но их улавливает тот, кто хочет слышать. На самом деле таких немного. Обычно люди заняты делами земными, им не до неба.
— А почему мне интересно взгляд в небо устремлять?
— А ты — одна из нас. Упала искрой и воплотилась в Стране Забвенья. Звёзд много ходит по земле, но большинство себя не помнят. Однако есть одна примета, которая тебе поможет узнать сестёр и братьев. Их взгляд направлен в небо. Их звёзды манят красотой своей. Они готовы на них смотреть не отрывая глаз. Другие устремляют взгляд на землю и ищут что-то в ней.
— А что?
— Земную славу, власть, богатство, благополучие семьи, достаток. Всё тленное. Что может подарить земля? Прах, пепел. А небо просторы открывает для мыслей, хочется лететь всё выше, в дальние миры. Так, Клеопатра?
— Да, мне слиться хочется с пространством и стать одной из звёзд, но тело иногда мешает раствориться в небе или лететь, не зная цели.
— Позднее у тебя появится и цель. Узнаешь мир, откуда снизошла на Землю, и сердцем устремишься к звезде зовущей. Пока ж любуйся небом.
Тихий голос в сердце всё ещё звучал, но Клеопатра сознанием была уже среди собравшихся жрецов.
— Ты, царица, от нас скрываешь разговор с Богами. Кого ты призывала, с кем вела беседу?
— Я говорила с Амоном-Ра. Он нас просил беречь народ, без жертв стараться спасти династию и, если нужно, сокровищами откупаться.
Верховный жрец глаза прикрыл, сосредоточив мысль.
— Ты согласишься отдать своё богатство?
— Всё что угодно, лишь бы земли сохранить и не дробить на части государство.
— Я сам сегодня буду говорить с Сераписом и испрошу его совета.
— Ты, Инут Та, довериться мне должен. Зачем мне вас обманывать? Я делаю всё, что могу, чтобы спасти страну. Народ нищает, неурожай который год. Рим всё прочнее укрепляется у нас. Они святыни наши чтут, но выбирают те, что нравятся им больше, другие отдают на поруганье. Мне кажется, что варвары они. Хотят сокровищ и рыщут в поисках захоронений древних, чтобы разграбить. Наверно, думают, что богатство Кеме в золоте. А наши знания им не нужны. Зачем им наши тайны? И что они поймут в них? Я даже среди нашего народа не вижу тех, кто способен воспользоваться тайнами жрецов и фараонов. Уходит всё. Тоска сжимает сердце, но планету мы сберегли. Я думаю, печальные тысячелетья ждут народ Египта, и вряд ли будем здесь мы воплощаться. Уйдём на север, в северные страны. Заложим там основы новых поселений. А Рим жестокостью своей себя сразит сам. Придёт в упадок, получит удар обратный и то, что нёс другим, стократно примет. Карма его не обойдёт. Культуру уничтожив древних стран, своей создать не сможет. Когда-нибудь и он падёт.
Закончив речь, царица властно рукой махнула.
— Уйдите все. Пойду я к Нилу. Люблю смотреть на отражение луны в воде. Возможно, завтра я посещу тебя в святилище, верховный жрец, и ты мне скажешь, о чём поведали тебе Божественные голоса. До завтра, Инут Та.
Все разошлись. В полнейшей тьме царица шла по залам. Одежды лёгкие слегка от ветра колыхались, и изредка свет факелов её фигурку освещал. Она была тонка. Невысока. Особой грацией отмечены движенья. Прекраснейшая голова с копной волос сидела гордо на длинной шее, величие Египта вобрав в себя. Особенно прекрасны были её глаза. Большие, пристально смотрящие, они пронзали сердце. Впервые кто смотрел в них, понимал, что Клеопатра душу их читает. Воспитанная во дворце, она обучена была приёмам царским. Движенье пальца, едва заметное, ловили слуги, бросаясь исполнять приказы. Нельзя сказать, чтобы она щадила провинившихся. Карала за ошибки сразу, наказывая строго. Её боялись. Она умела править, но часто женское обличье ей мешало. Там, где мужчина мог проявить жестокость, она не смела. Женщине такое не прощали. В народном представлении, тиран и деспот — обязательно мужчина, и это вяжется с характером и личностью мужского пола. Но точно за такие действия все женщину бы осудили. Поэтому царицу за жестокость порицали, но по сравнению с отцом она была невинна, как маленькая львица.
Детей царя воспитывали вместе, но чуть позднее каждый выбрал себе храм по сердцу и посещал те сокровенные места, святилища и ритуалы, которые им ближе были. Два храма рядом находились — святилище Амона-Ра и Сераписа. Жрецы обоих Клеопатру привечали и обучали древним знаньям. Она была на редкость восприимчива. Не надо было ей специально объяснять, зачем нужны те или иные знаки, как их использовать для вызыванья духов, как запечатывать стихии. В ней жило всё. Жрецы дивились тем силам, которые таились в хрупком теле, но продолжали обучать её упорно. Чуть позже наступил предел тому, что дать они могли. Теперь она сама должна развить то, что давали ей жрецы на протяжении десятка лет. Зависело всё от её упорства. Из всех детей умершего царя она одна стремилась мир познать и знания использовать во благо народа своего и процветания страны. Теперь бессильны были жрецы.
Она пошла вперёд, общаясь с Небом без особых ритуалов, а просто погружаясь в сердце. На берегу реки, среди колонн, в толпе придворных Клеопатра вслушивалась в повеленья свыше и поступала так, как говорили ей. Советы были необычны и не всегда такие, как ей хотелось. Но она привыкла доверять словам Богов, хотя не раз вначале поступала своенравно, поскольку очевидно для земного глаза было: абсурдные советы ей давали. Но время проходило, и Клеопатра убеждалась, что не права она. Последуй же Богов советам, она бы раньше добилась цели или события бы разрешились ей во благо. Бывало, что в неурожайный год, когда зерно хранили, как святыню, давался ей совет открыть амбары и раздать зерно. И — чудо, так случалось, что из соседних стран помощь приходила. Правители их предлагали обменять зерно на золото или просили людей на построенье храмов. Примером мелочи служили, и Клеопатра убеждалась, что очень часто суждения земные не соответствуют небесным представлениям о жизни, но Боги лучше знают, как нужно поступать.
Позднее, став царицей, она всё глубже проникала в мир иной, который в сердце открывался ей. Но познавала она его самостоятельно. Советчиков там не было. Училась на собственных ошибках. Так постепенно ей открылись тайны мирозданья и предназначение великое.
— Кого могу я полюбить, когда забота лишь о власти, о том, как продержаться дольше, как сохранить единую страну? Великий план осуществляется в Египте. Почти сокрыли знания и тайны упрятали в надёжные хранилища. Святыни недоступны. Всё, что найдут, и малой части не расскажет о скрываемых сокровищах Египта. Гробницы обнаружат, золото достанут, таблицы со значками и письменами» но что поймут? Утерян ключ для следующих поколений. Я поверну его в последний раз, и я же отомкну замки. Заговорит сфинкс. Пирамиды поведают Богам воскресшим, что делать им и как планету вновь спасти. Я знаю тайну. Догадывается Инут Та. Но мы молчим. Так нам велели. А жизнь идёт вперёд. Когда-нибудь отряд небесных воинов на землю ступит Кеме и возродит бессмертное, что замерло на время. Восстанут Боги, Долина фараонов оживёт, великое наследие Египта даруют людям те, кто бессмертие обрёл и в человеке воскресил зерно, всегда сверкающее светом солнц далёких.
Царица уже давно сидела на берегу реки, на полную луну смотрела и размышляла о своей судьбе. Жизнь во дворце не сладка. Под пристальным вниманьем Клеопатра. Хотя безумно любит одиночество, ей редко дают побыть одной. Всегда окружена служанками, телохранителями и жрецами. О каждом шаге разносят вести слуги во все концы огромного дворца. Все знают, что Клеопатра делает, куда идёт и с кем ведёт беседу. И только с сердцем разговор ей счастье дарит. Его подслушать не по силам никому. Никто не может слышать тихий голос, его советы и указанья. Поэтому все подозрительны: откуда новости царица знает, кто помогает ей принять решенья?
Три воина стояли за спиной невдалеке. Царица поднялась, рукой махнула. Носилки поднесли ей и понесли в покои.
Инут Та долго беседовал с Богами. Он Клеопатру воспитал, характер знал и сам когда-то направлял её исканья. Он внутреннюю жизнь в ней пробудил, довёл до высоты определённой, но дальше не пошёл. Сама царица развиваться начала и ввысь пошла. Он больше дать ей ничего не мог, да и не нужно было. Боги взяли её на воспитанье. Теперь они её учили сами. Указания Богов для Клеопатры были святы. Ей был открыт мир не такой, как этот, в котором люди жили. Там всё иначе было: законы, отношения, порядки. Там все любили, а на Землю крохи падали от той любви. «Противоречий много здесь, и нет единства. Мир раздирается на части, дерутся из-за власти, а там, в надземном, все понимают, что единство укрепляет и придаёт немыслимые силы». Так Клеопатра размышляла. «Ты тоже будешь драться из-за власти, — услышала она. — На всю Мою Обитель ты одна способна удержать небесный свод. От бесконечных войн обрушиться он может. Между мирами мост связующий трясётся. Кровавые расправы, бойни, тяжбы расшатывают связь земную с небом, подтачивают основанье. С трудом удерживается он. Ты, духом возрастая и наполняясь мощью сфер Огня, пока стоишь одна, но долго продолжаться так не может. Чем дальше, тем сложнее будет, и хрупкие земные плечи Женского Начала мост не удержат. Тебе необходима пара. Бог снизойдёт и в теле человеческом воскреснет. Только вместе задачу трудную вы выполните и продержитесь до срока. Там силы подойдут другие и ткать начнут дорогу, украшенную золотою нитью».
— Зачем далёких звёзд мерцанье вплетать в земной узор? — спросила Клеопатра.
— Дух снизойдёт великий. Путь ему мы украшаем золотыми лепестками. Мост же нужен, чтобы воинство небесное могло сойти на твердь и рядом быть с Мессией. Пророчеств много было, и люди ждут, чтобы исполнились они, но веры мало в них. Книги — одно, а жизнь — другое. В теории и рассужденьях — всё понятно, а применить — полёта маловато, соображенья не хватает низвести небесное на Землю. Всё, что пророчили мы, рождаясь и ходя по тверди, исполнится. Ты, Клеопатра, в этом нам помогаешь. Посланцы неба вокруг тебя — в жрецах, в вельможах, в знатных людях и простых, но сами они себя пока не знают. Дух не проснулся в них, сознание не пробудилось. Поэтому одна ты держишь мост, царица. Когда же дух проснётся в них, они к тебе на помощь устремятся, но ты уже уйдёшь вперёд, оставив их сражаться там, где стояла в одиночестве. Таков удел высоких духов. До срока тайного, но явного тебе власть над Египтом удержи и сохрани единство. Потом начнёт дух нисходить великий в земные сферы. А ты пойдёшь встречать Его в другие земли.
Кто б знал, что за обычной жизнью сокрыты целые пласты истории, неведомой созданьям, живущим знанием земным? Им виден внешний ход событий, они воюют. На части государства рвут, потом объединяют. При этом каждый стремится к власти, не зная, как и куда идти, народ вести. Ему ведом отрезок малый. А строить перспективу им не по силам. Поток Великой Жизни направляют Боги, а люди выполняют их желанья и умудряются навязывать Богам своё решение, течение событий изменять в угоду собственным амбициям. Они по ходу жизни удовлетворяют честолюбие, рвут друг у друга власть, богатство переходит от одного хозяина к другому, и земли делят, как хотят. Откуда знать им Божью волю? Что решило Небо?
Они живут в уверенности, что сами правят, что их стремленьям подчинены событья на Земле.
Историю они творят свою, а нам смешно смотреть на грустные забавы людей, не понимающих, куда ведут народы, какие записи в Великой Книге Жизни пишут, какую карму ткут. В историю вошедший полководец думает, что совершил неповторимый подвиг и за него отмечен будет Небом. Мы ж в ужасе следим за ним и думаем, как облегчить ему существованье после смерти, когда вся пролитая кровь обрушится на душу, не понимающую, чем провинилась перед Богом. Чем объяснить земное поведенье? Жестокостью, немилосердием, отсутствием любви и исполнением земных законов? В противоречии они с веленьем Неба.
— Как править нужно, чтобы выполнять Божественную волю?
— Нас слышать, слушать указанья и в творчестве земном слагать узоры. Мы можем всё, но на Земле творить необходимо тем составом ткани, из которой состоит материя земная. Руками и ногами, плотным телом. Решенья духа нести на твердь и преломлять в Земле.
— Но это часто несопоставимо.
— Да, сразу не получится. Но постепенно дух снизойдёт и творчество земное обратится в небесное творенье. Любовь придёт, и расцветёт Земля. Закладываем Сад. Распустятся в нём розы. Благоуханные цветы его наполнят. В прудах с водою ключевой головки лилии подымут. Сердца людей открыты будут.
— Да разве это можно? Вокруг меня одни интриги. Не вижу я любви.
— Зачем же видеть? Любовь необходимо в себе нести, не ждать, пока к тебе её проявят, и не искать в других. Сама люби и свет любви неси.
— Во мне разбужен чувственный аспект. Наверно, речь идёт о качестве ином?
— Ты правильно всё поняла. Различные аспекты Любви несут на Землю Боги. Мы пробуждаем сердца людей, и, чтобы засверкал кристалл, он должен многое в себя вобрать. Утехи и любовные забавы — как игры — проходящи. Натешатся — и скучно станет. Но если истинное чувство снизойдёт в кристалл сердечный — вокруг всё запылает светом. Обычно такое люди не прощают. Им непонятно, как можно жить ради другого и вместе с ним творить. Они всё меряют по своему сознанью, поэтому любви высокой они чинят препятствия, не позволяя никому, как, впрочем, и в других делах, их превзойти. Во всём ограниченья ставят. Так и любить никто не смеет иначе, чем понятно им. Учиться нужно будет всем любить так, как ты будешь, Клеопатра.
— Я не могу сказать, что сердцем кого-то отличаю. Пока мне все равны.
— Ещё не встретила ты Бога в человеке. Как встретишь, сердце распахнётся для Любви.
Инут Та думал о царице. Он выслушал Богов решенье, и в нём бурлил поток энергий, ниспосланных в его стареющее тело. Как трудно сознанью человеческому, даже очень развитому, понять, чего Боги хотят и план какой проводят.
«Ну разве я недостоин? Я Клеопатру обучал и ввёл в мир тонкий. Я знаю много, я вижу дальше», — думал жрец.
«Ты мысли скрыть от нас не в силах. Мы видим бурю, происходящую в твоей душе. Зачем ты сравниваешь личность жреца с царицей молодой? Ты судишь по-земному. Живёт великий дух в ней, и о нём ты не имеешь представленья. Но если даже ты всё перепутал, то что же требовать от окружающих тебя людей? Ты не смотри на личность Клеопатры, а дух попробуй увидеть, который выбрал это тело и эту жизнь, чтоб провести на Землю план небесный. Она свою задачу знает, тебе же хочется великий дух судить земною мерой. Что восстаёт в душе твоей? Чего ты не приемлешь?»
«Слишком молода царица. Откуда знать ей, где и как себя вести?»
«В тебе гордыня расцветает пышным цветом. Ты, Инут Та, на возраст не смотри, а больше Небу доверяй. Мы лучше знаем, когда ей выполнить её задачу надо, в какие сроки миру подарить любовь, и как ей знания сокрыть, которые сознанью твоему пока неведомы. Дух, приходящий выполнить Божественную волю, распустится тогда, когда ему положено, и никакие твои предположенья ему препятствием не будут. Клеопатра — знает. Ты о своей душе подумай, Инут Та, и не поддайся гнусным мыслям, подкинутым из тёмных сфер. Ещё раз повторяем: смотри на дух, на личность — не смотри».
«Возможно, что-то я не понимаю, — Инут Та присел на камень. — Увлёкся я земными рассужденьями, смотрю глазами человека на план Божественный. Что может знать обычный жрец, хоть и верховный, о Посвящённых? О том, какими способами им нужно выполнить задачу и к цели, поставленной Богами, повести народ? Но почему меня так задевает, что Клеопатра самостоятельно идёт вперёд? Наверное, мне хочется давать ей наставленья и направлять. Мне роль учителя пришлась по нраву, и не подумал я о том, что ученик давно учителя опередил. Во мне проснулась обычная гордыня, и так же, как любой из смертных, хочу я, чтобы люди делали всё так, как я решил. А почему моё решенье лучше? И почему они должны считаться со взглядом на событья верховного жреца? Я этим тешу свою земную личность и забываю о Богах. Мне стоит помолчать и провести в уединенье, в подземелье хотя бы месяц. Это мне поможет себя понять и разобраться в проводимом плане. Но интересно, что знает Клеопатра и неизвестно мне? Похоже, что вдобавок я стал любопытен».
Жрец прервал беседу с собой и во дворец пошёл.
Задумчиво смотрела Клеопатра на отражение в воде. Она так молода, но о себе не смеет думать. На ней ответственность лежит за знания и тайны благословенного Египта. Последняя царица их запечатает Любовью — колоссальной силой, которой равной нет, и только большей отомкнёт через тысячелетья.
«Что — жизнь? Лишь миг. И эта промчится, словно сон. Я с детства знаю, что не принадлежу себе, а выполнить должна веленье Неба. Боги! Это трудно, особенно когда отказываться я должна от человеческих забав. Ведь тело, в котором я нахожусь, особых требует забот и хочет ублажать себя. Но я не вправе думать о своей судьбе. Лишь то, что нужно для страны, обязана я исполнять. Какую жертву должна я принести? Какую ношу понести?»
— Царица! — Жрец тихо подошёл. — Сказали Боги, что знаешь ты сама, что делать. По-человечески не нравится мне это, но я веленьям Неба не судья. Всё так случится, как и должно. Войска врагов страны у стен Александрии. Мало Риму того, что утвердился он в великих землях и триста лет их грабит. Вновь жаждет крови. Давно мы стали провинцией Республики, но вновь хотят власть показать над нами варвары, которые себя считают носителями крови Божьей. Они идут волной по миру, захватывают земли, но как их удержать — не знают. Отсюда — бесконечные сраженья и войны. Ты продержаться должна на троне до определённых сроков.
— Я знаю, жрец, — на Инут Та царица подняла глаза. — От Клеопатры Боги требуют отказа от личной жизни. Я подчиниться им должна. Нет ни единой души в Египте, лишь я одна их слышу приказанья, и лишь одна могу исполнить то, что суждено. Прости и не суди меня. Ты, Инут Та, — учитель мой, поэтому пойми, что жизни человеческой, с земной судьбой, я лишена. Моя душа вращается в том мире, в который ввёл когда-то ты меня. Я думаю, придётся нам с тобой расстаться. Не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь здесь, на Земле, но в мире том мы вместе.
Рука жреца легла на руку Клеопатры.
— Ты для меня — дитя, но знаю, дух великий живёт в царице.
Двор в напряжённом ожиданье жил. Суда огромной армии всё прибывали. Войска располагались вдоль побережья. Судьбу страны решали великий Цезарь и сила. Он склонялся на сторону родного брата Клеопатры и поддержать хотел его в борьбе за власть в Египте. Интриги сплели свою паучью сеть, и трудно было разобраться, кто прав в давно ведущейся войне.
У Цезаря зрел план о наступлении на северные земли. Он быстро здесь хотел решить дела междоусобицы возникшей и в Галлию направить свои войска.
«Страна богата и красива. Наверное, здесь побывали все великие стратеги мира, себя увековечив в статуях и обелисках. И почему Египет влёк всех полководцев? Неужто мало было им сокровищ в землях плодородных, которые зависят не от разлива Нила? Здесь тайна. Чувствую, что в воздухе витает загадка. Иль это наважденье, ниспосланное местными Богами? Не нужно быть столь мнительным. Наверное, жрецами посланы мне мысли эти. Да, хитрецы, и знают толк в искусстве древнем».
Мерцали факелы в огромном зале. Цезарь был один и пребывал в молчанье. Задумчиво следил он за игрой теней и бликов, падающих на роскошные ковры. Уж несколько часов, как ночь спустилась, а он не спит. Какие думы Цезаря тревожат? Он размышлял о жизни прожитой. Всё видел, знает всё. Ему под пятьдесят. Он добивался власти и добился. Походами великими хотел затмить всех предыдущих полководцев — почти затмил. А дальше? Опять поход, опять война, опять расширил границы управленья Римом. Год дома, почести и обожание народа. И это — всё? Он на вершине славы. Куда идти? Путь Цезарь знает лишь один — вверх, но дальше — небо. Как взлететь в доспехах и с мечом тяжёлым? Я всё решаю сам, а говорят, что истинно великий должен слышать голос Богов. Наверное, я недостоин указаний. Любые страны я покоряю, и путь открыт мне в сторону любую — юг, север, запад и восток Республики огромной легионы призывают. Пытаются цари свои ничтожно малые владенья защитить. Да разве справиться им с силой Рима?»
— Ты слишком много думаешь о собственном величье, — раздался голос мелодичный.
— Кто здесь? — вскочил он с ложа.
— Я — твоя совесть, — вновь пропел всё тот же голос.
Улыбка тронула уста.
— Я вижу: совесть тень отбрасывает и из-за колонны доносит шелест невесомых одеяний.
— Я облачилась в земное платье, но это не мешает мне наблюдать за мыслями твоими, следить за ходом их движенья.
— Тогда ответь мне, совесть, почему сказала ты о величье?
— Надеюсь, ты меня простишь, но если хочешь разобраться честно в себе, в своём характере, в дальнейшей жизни, то выслушай меня. На первом месте, Цезарь, у тебя всегда твоё «я». Ты так привык. Ты в меру честен и справедлив, но слышатся всегда слова: «так я решил, так думаю я, я приказал, я захотел, я требую, я лучше знаю». Дела свои решают образом подобным земные люди, а Боги же иначе поступают. Есть две вершины, до которых может человек добраться, но в стороны противоположные направлены они. Одна уходит в небо, другая вниз ведёт. Обычно в жизни человек не замечает, куда идёт. Он — победитель, он покоряет страны, судьба народов зависит от него. Он достигает пика славы, ну а за нею — ничего. Там пустота, там разверзлась бездна. На самом деле не туда он шёл и перепутал направленье.
— Прекрасно понимаю я, что хочешь ты сказать, но путь другой мне непонятен. По складу я — завоеватель и думаю, что беспокоюсь больше о величье Рима. Хочу свои победы я слагать к ногам народа своего. Каким же способом добиться смог бы я такой любви людей?
— Они тебя не любят, а боятся. Ты силой добиваешься всего того, что мудрый человек добился бы любовью.
Разнёсся смех под сводами огромной залы.
— Я не философ, не тихоня, и трактаты в безвестности я сочинять не буду. Во мне таятся силы неземные.
— Как раз наоборот. Земной ты обладаешь мощью, которой может вскоре прийти конец.
Такую силу губит старость, и смерть придёт на торжество своё.
— Я смерти не боюсь. Я — воин и иду по мне понятному пути.
— Ты знаешь, Цезарь, что бессмертие — не сказка? И тот, кто выбрал в жизни путь другой, к другой вершине, приходят к славе неземной. Но и земная их не обходит. Ты делаешь историю Земли, но есть история, творимая Богами. Она не на поверхности лежит, а прячется за внешним. Ты думаешь, что сам решаешь что-то, на самом деле же Богам мешаешь творить их волю на Земле. Это и есть то главное, о чём хотела я сказать. Ты «я» своё на Божье слово замени и место внутри себя освободи для власти Бога. Тогда ты «я» заменишь на «Богов» и «Небо».
— Но это будет больше походить на превращенье.
— Об этом речь. Все на Земле мы люди. Но наступает время, когда родиться должен в человеке Бог. И к этому необходимо быть готовым.
— Ты хочешь мне сказать, что смертный может стать бессмертным?
— Да, может, но не любой, а тот, кто к этому готов. Проснуться в нём любовь должны и воля. Великий Цезарь, ты достоин такого превращены^ но пока ты носишься с величием своим и «я», Бог снизойти в тебя не сможет. И не спросила я тебя, а хочешь ли ты этого?
— Конечно да. Но, видимо, я должен чем-то поступиться?
— Да, царственным положеньем и величьем.
— Как?! Отказаться от всего того, что я имею?
— А что имеешь ты? Славу и богатство? Народа почитанье? Всё тленно и преходяще. До тебя они Помпея чтили, а через месяц и его забыли. Твоё наследство растащат по частям и земли не удержат. Рим скоро должен пасть. Он слишком много пролил крови.
— Тогда ради чего я столько лет провёл в походах и зачем вообще я жил?
— Любой приходит, чтобы стать бессмертным, но забывает, что он этого хотел, и падает в земную жизнь, с её заботами, страданьями и войнами. Однажды наступает время, когда задумываться начинает человек, куда идёт, зачем живёт. Тогда ему протягивают руки Боги.
— Так ты пришла мне руку протянуть?
— Я пришла тебе помочь и рядом быть в час испытаний.
— Да разве мне грозит опасность?
— Нет, Цезарь, но если ты решишь идти к иной вершине, начнётся путь страданий. Тогда я подскажу, как быть тебе, как справиться с собой.
— Ты скажешь, как тебя зовут?
— Да, но не сегодня — завтра. Я до рассвета исчезнуть должна из залы.
Из-за колонны больше не виднелась тень, не слышалось шуршанье одеяний, и музыка не разносилась тихо по зале. Цезарь погрузился в сон. Во сне его призывно влекли огни, сверкающие искры, создания безликие. Они стремглав взбирались на вершины и оттуда его манили. «Восходи, великий Цезарь! И не медли! Забудь о личном и к Богам иди!» — «Как мне до вас добраться? — Цезарь вопросил. — Не вижу я ступеней». — «Ступени видимы тем, кто идёт шагами. А ты — лети!» — «Как? Я не обучен».
Засовещались бестелесные созданья, потом ответили: «Лети Любовью. Это значит — полюби, но не земной любовью, а небесной. Земная — отнимает силы, небесная же — придаёт. Достоин будь любимой. В ней великий дух живёт. Она тебе взлететь поможет. Но ты — мужчина. Когда взойдёшь, сил наберёшься, сам поведёшь её в безбрежное пространство». — «А кто она?» — «Узнаешь скоро».
От шума, грохота и громких голосов проснулся Цезарь.
— Давно сияет солнце! Вставай!
Вскочил Гай Юлий, как будто и не спал. «Наверное, мне всё привиделось во сне», — подумал он и вышел в окружении соратников своих пройтись по городу.
Красавица-Александрия приветливо его встречала. Великий Александр о себе оставил память, город основав. «Как мне себя увековечить?» — подумал Цезарь. «Зачем заботишься о славе? — услышал он. — Свершишь Богоугодное — войдёшь в историю, но не земную. Пишется она в огромных книгах, человеческому взору недоступных». — «Не выспался я», — вновь подумал полководец. «Достаточно ты спал. Но пробудилась совесть и говорит с тобой». — «Не та ли, что ночью приходила?» — «Та и не та. Ты стал с собой вести беседы». — «Я раньше тоже вёл». — «Нет, раньше ты говорил с умом. А ум не может дельные давать советы. Теперь общаешься ты с совестью своей». — «Я разницы не замечаю». — «Но есть она. Ум говорит то, что ты хочешь, а совесть ни в чём тебе не потакает, но обнажает закоулки твоей души. Ты смотришь на себя со стороны и видеть начинаешь то, чего раньше не замечал».
— О чём задумался? — Марк тронул за плечо.
— О городе, о власти. Я говорил с царём. А где царица? Куда она бежала?
— Никто не знает. Да и зачем она тебе? На сторону стань маленького Птолемея, реши быстрее спор и в Галлию пойдём походом.
— Пожалуй, так и поступлю. И завтра об этом объявлю.
День пролетел, как миг. Настала ночь. Вновь засияли звёзды на тёмном небе. Сначала Цезарь ждал свою совесть, но не пришла она, и задремал на ложе полководец.
Вдруг звон почти неразличимый ему послышался. Насторожился он, открыв глаза.
— Ты здесь? — Гай Юлий шёпотом спросил.
— Да, — донеслись до слуха тихие слова. — Я вновь пришла.
— Ты будешь обличать меня?
— Зачем? Ты можешь это делать сам. Однако это занятье не из лёгких. Душа болит, огонь пылает в сердце, когда ты правду произносишь о себе. Мы в масках все. Так легче жить. Но если хочется стать Богом, то ты сжигаешь ложную личину и добиваешься кристальной чистоты.
— А люди это понимают?
— Тебя должны заботить Боги. Ты входишь в их чертоги. До этого ты в маске жил среди людей и жизнь их изучал. Теперь познай взаимоотношения Богов, жизнь без обмана, с открытым сердцем. Но предупреждаю: это рана, кровоточащая всегда. С божественным сознаньем жить среди людей непредставимо трудно: будешь тосковать, стремиться к идеалу, к совершенству, но не находить их на Земле. Но ничего, так все живут, кто маску снял с себя и совесть пробудил. Как к этому относишься ты, Цезарь?
— Я не могу сказать, что нравится мне это. Я понимаю, что необходима жертва, к которой я не готов. Скажи мне, ты всегда такой была?
— Ну что ты! Конечно нет! Но я воспитана особым образом и сердце с детства слышу. Бог в нём живёт, оттуда говорит, взывает к совести, советует, как поступить, где промолчать, а что — сказать.
— У тебя голос звучит особо.
— Он — из сердца, вибрацию несёт тончайшую, поэтому он мелодичный.
— Ты из-за колонны выйдешь?
— Да, погаси огонь вблизи себя.
Какое-то созданье, невесомое, в тончайших одеяньях, скользнуло к Цезарю, коснувшись его плеча.
— Ты кто? Я не пойму, есть тело у тебя? Коснулась, но не чувствую прикосновений, стоишь — не вижу, говоришь — доносится звук песни.
— Я — человек, но разбудить в себе смогла Божественную волю. Она мне помогает жить и трудности переносить.
— Понятье воли для меня — мужская сила.
— Опять не понимаешь. Земные вкладываешь представленья в волю. Божественная воля имеет много выражений, и в женщине она преобразуется в очарованье, в мягкость, но одновременно в твёрдость. Я обладаю особой притягательною силой. Ты чувствуешь?
— Да, хоть не вижу я тебя, но хочется поднять на руки и поносить по зале.
— А что тебе мешает?
— Не знаю.
— Знаешь, Цезарь, но не хочешь себе признаться.
— Тогда скажи ты, и если угадаешь, я признаюсь.
— Страх.
Гай Юлий сжался. Мышцы рук окаменели.
— Ты права.
— Вот видишь! Тебе пример наглядный силы по сравненью с волей. Земное и небесное несопоставимы. Ты можешь сотни раз мне доказать, что ты сильнее, и превосходство ощутить земное, но что ты с духом сделаешь моим, который будет вечным тебе укором? Все это чувствуют, и люди злятся, что не могут подчинить себе того, в ком пробудилась воля Богов. Не бойся, Цезарь, коснись моей руки.
Великий полководец руку протянул, привлёк несмело тело тонкое и утонул в бесчисленных виссонах. От аромата он покачнулся, на ложе опустился, почувствовал прикосновенье пальцев на плечах и полетел куда-то, себя не ощущая.
Очнувшись, он не мог понять, где он, что делает в огромной зале и что произошло. Но через несколько минут вернулась память.
— Божественное чувство меня переполняет. Что ты сделала со мной?
— То, что случилось, не может сделать тот, кто пребывает в теле. Дух Божий снизошёл в тебя. Ты принял Луч. Попробуй удержать его.
— Что это значит?
— Бог живёт в тебе. Но ты ему позволить должен в себе расти и укрепиться. Для подвига небесного сошёл он в Цезаря. Пока не вместе вы. Соединись с ним и станешь Богом.
— Рассказываешь ты мне чудеса. Но если бы я сам не чувствовал, что происходит что-то, то не поверил бы тебе.
— Единственный совет тебе я дам: живи без маски, будь честен, людей люби.
— Всё это не вяжется с военными походами.
— Здесь нет противоречий. Ты разберёшься сам, внутри произойдёт переворот, и заживёшь ты по законам Неба. И это совсем не значит, что перестанешь завоёвывать другие земли. Цезарь поменяет цель и направление движенья. А внешне может выглядеть всё как обычно, по-земному. Я рассказала всё тебе и ухожу, светает.
— Ты имя не сказала...
— Меня зовут... Узнаешь завтра.
Наутро Цезарь был мрачнее тучи. Случившееся не вязалось с представлением о мире, к которому привык он. Но новые ловил в себе он чувства и ощущал то сил прилив, то полное изнеможенье. «А может быть, позвать жрецов?» Но что-то ему подсказывало: лучше подождать, понаблюдать за настроеньем собственным и помолчать. Он принимал просителей, друзей, гонцов. От знати местной не было отбоя, но мыслями он был совсем не здесь. Пытался ухватить их, но не мог. «А вдруг меня околдовали?» Но и эти думы ускользали. Заметили неладное друзья, решили Цезаря развлечь, но подал мысль разумную слуга ближайший:
— Отвлечь его бы нужно!
Тут подошли к дворцу купцы. Роскошными коврами торговали. А зная, что Цезарь увлекался красивыми вещами, их впустили в залы. Пестрели разноцветные узоры перед глазами, но Цезарь равнодушным оставался. Чтобы избавиться от посетителей, он приказал три ковра купить, ну а четвертый они ему в дар поднесли, за щедрость царскую пытаясь отплатить. Довольны все остались и разошлись, смеясь и радуясь удачной сделке. А Цезарь, предоставленный себе, вглубь состоянья погружался нового, найти пытаясь измененья. Он закоулки своей исследовал души и чувствовал происходящие в ней перемены, но объяснить не мог, что происходит с ним. Перед глазами очертанья девушки стояли, и мелодичный голос то ли Богини, то ли небесного созданья до слуха доносился, и вновь ему хотелось вести беседу с незнакомкой.
Опять упало солнце за проведённую черту, и быстро ночь спускалась. В зале факелы зажгли. Задумчиво смотрел Гай Юлий на ковры, раскинувшие пёстрые цветы под вспыхнувшими звёздами. Вдруг свёрнутый ковёр зашевелился и покатился, расстилая новые узоры перед изумлённым Цезарем. В себя прийти он не успел, как деву юную узрел, исполненную грации необычайной. Он ближе подошёл и в дивных ароматов сад попал, но сразу распознал вчерашний пьянящий запах.
— Ты меня сразила! — Цезарь произнёс. — Вот это смелость! Как ты не побоялась очутиться в руках моих друзей? Для них в походах не существует мужчин и женщин. За военачальника готовы жизнь отдать, от вражеских лазутчиков мои покои охраняя. Ты ж хитростью проникла в зал!
— Забыл ты, что не первый день я здесь. Как мысли эти раньше тебя не посетили? Но ты скажи, как чувствуешь себя? Внутри что происходит?
— Борьба. Идёт внутри меня сраженье. Всё прежнее вступило в бой с новым представлением о жизни. И ты перед глазами. Подойди поближе — ведь я тебя не видел.
Огромными руками он привлёк к себе фигурку невесомую и пристально рассматривать стал деву юную. Вдруг взгляд остановился на обруче: причёску украшала золотая змейка. Отпрянул Цезарь.
— Кто ты? — тихо молвил.
— Я — царица. Меня назвали Клеопатрой, одну из муз увековечив в имени моём.
— Как ты решилась на такой поступок?
— Я о себе не думала. Исполнить нужно было веление Богов. Всё отступает прочь, когда иду я к цели, указанной мне Небом.
— Ты можешь слышать их? Как это происходит?
— Не знаю как, но я их слышу, и голос тихий звучит не в ухе — в сердце. Поэтому мне всё равно, где нахожусь: в толпе придворных или в одиночестве. Богам всегда внимаю.
— И приказали они тебе сюда проникнуть?
— Цезарь! Моя забота — о тебе. Таинство великое свершилось. Ради него две ночи я в зале этой проводила. Ты без меня не разберёшься в том, что происходит. Луч редко проникает в тело человека, и только для того, чтоб Богу послужить мог изменённый человек. Ты сделать должен то, чего не мог бы сделать без Луча.
— Что?
— Я пока не знаю. Просто живи, привыкни к состоянью новому и стань достойным доверия Богов. Луч действие двоякое несёт: он или тебя раздавит, все низменные накопленья вытащив наружу, или тебя преобразит. Ты должен победить.
Борьба обычно длится месяц или три. Сам реши, к какому сроку хочешь преобразиться.
— Быстрее! Ждать долго не могу.
— Прекрасно, Цезарь! День равноденствия подходит. Не упусти возможности, Богами посланной.
— А что, есть дни, когда такие вещи происходят с людьми?
— Да. Год делим на четыре части. Весной и осенью в определённые соотношения приходят сферы, что отражается на человеке. Луч может снизойти в любое время, но вот стать Богом можно только преобразив себя. На это отводятся дни равноденствия.
— И что я должен делать?
— Следи за тем, что происходит внутри тебя, честно смотри со стороны на качества свои. Меняй то, что не нравится.
— Уже себе противен я.
— Начало это. Так сделай, чтобы собой гордился, не возвышаясь над другими. Будь Богом, но неси Божественный огонь в дар людям, их не опаляя. Заботься о великом Риме, но думай не о личной славе, а о том, как выполнить веления Богов.
— Я понял всё. Осталось это осуществить.
— Ты должен победить. Сломить дух Цезаря кто сможет? Теперь я ухожу. Уже светает.
— Не хочется с тобой мне расставаться. Останься, Клеопатра.
— Что ты! Я под надзором таким же, как и ты. Роль Клеопатры сейчас служанка исполняет. Ведь даже ночью проверяют: как сплю, во что одета, а если утром утомлённая встаю, так пересудам нет предела. Три дня уже, как поздно просыпаюсь.
Исчезло дивное виденье. Как сон растаяло. Была ли Клеопатра? Иль чары напустили Боги? Но нет. Ковры лежат. От одного доносится особый аромат. Подушки кинул на него великий Цезарь, на ложе опустился и погрузился в сон, но даже не успел понять, что происходит с ним, как в зале засновали слуги, друзья пришли.
— Вставай, дела зовут! Мы видим, что понравились тебе ковры, уж если спать на них решил.
Великий не имеет права на одиночество, на настроенье. Он на виду всегда. Одно движенье — все устремляют взгляд туда. Глаза прикрыл — все замолкают и в напряжении следят, когда он их откроет. Такое неестественное поведенье выводит из себя, и может он прикрикнуть на слишком рьяных обожателей — тогда обиды: «Мы всей душой и сердцем с тобою рядом, а ты не ценишь. Мы для тебя живём!» Нет! Лучше жили бы все для себя, стремясь не угодить и не следить без устали за поведеньем, а от забот освободить и дать побыть собою.
Менялся Цезарь на глазах у всех. Он раньше восхищался посудой, украшеньями, коврами. Теперь спокойно на подносимые дары смотрел, а иногда в сопровождении двух верных слуг он уходил подальше — в храмы, где жрецы служили своим Богам. И с неподдельным интересом Цезарь наблюдал за странными обрядами, рассматривал таинственные знаки на колоннах и удивлялся росписи настенной. Он жизнь менял. Следил за выраженьем чувств, за тем, какую бурю поднимали поклоны не такие, как ожидал он, как леденели пальцы, когда из Рима получал он весть. Он против всех пошёл и на большом приёме сказал, что властью, данной ему Богами и народом Рима, поддерживает Клеопатру и оставляет её царицей над Египтом.
Все поражались резкой перемене, но Цезаря винить никто не мог, поскольку здравые он отдавал приказы, а в его решеньях странных многие усматривали дальновидность. Всем знакомы были его таланты: воля, трезвость, забота об истории и объективном освещении событий, искусство говорить и преданность Республике. Кто хорошо знал Цезаря, тот видел, что, как и раньше, он мудро дела решает, но внутренне менялся полководец. Другие же подозревали чары Клеопатры. Все знали об обаянии царицы и по углам шептали, что по ночам покои римлянина посещает, по тайным переходам проникая в залу, где Цезарь спал. Друзья усилили охрану и зорко наблюдали за поведеньем полководца, но вёл себя он как обычно и ночью никого не принимал.
А вскоре состоялась встреча. Не отводили глаз от Цезаря и Клеопатры: как движется она, и как он смотрит, как взгляд бросает, как протягивает руку, что говорит и почему молчит. Всё обсуждалось. Не упускалось ни одной детали. Не мог не восторгаться Цезарь умом царицы, её познаньями, способностями говорить на многих языках и лаконично выражать с огромной скоростью несущиеся мысли. Клеопатра сразила Цезаря. Он побеждать привык. Он знал неотразимость многих качеств, свойственных ему, но ни одно из них не применил. Невидимый барьер стоял между великими. Незримая преграда мешала Цезарю взять Клеопатру на руки и, как дитя, носить по зале. Ему хотелось прижимать её к себе ежесекундно, но он не смел коснуться даже её плеча. Вы думаете, что Клеопатра была кокетлива? Она была само очарованье: игрива, весела, умна, искусна в разговоре. Но очень часто бросала взгляд украдкой и всматривалась в триумвира. «Ещё не время, — глаза её знак подавали. — Не спеши», — шептали губы. Она за Цезарем следила и поражалась огромной силе, таящейся в могучем теле. «Он идёт вперёд, — она подумала, — опережает сроки. Его ведёт любовь. Она могла его сломить, создав препятствия неодолимые, но он всё понял правильно и сделал из любви трамплин для восхожденья. Хвала тебе, великий Цезарь! Достоин ты моей любви».
Однажды Клеопатра неслышно прошептала: «Когда сентябрь подойдёт к концу, в храм приходи Сераписа, что на холме».
Великий Цезарь дни считал до тайного свиданья, ну а для всех он часто царицу приглашал, чтоб наслаждались её певучим голосом и грацией необычайной. Царица с видимой охотой посещала римские собранья.
Что с тобой? — И нут Та тронул Клеопатру. — Вокруг тебя колышется пространство. Ты вся горишь.
— Я влюблена. Но я не смею идти против веленья Неба. Я жду. Прикосновенья смертных не для меня.
— Ты Цезарем покорена?
— Его любовью и его могучей волей. Он тоже ждёт, он копит силы. Но между нами разница огромная. Характер ломает он сейчас, а ведь ему под пятьдесят. Он хочет выйти победителем из схватки с собою и к моим ногам сложить победу. Ты, Инут Та, догадываешься, как это сложно. Он занят изменением себя, но думы обо мне ему мешают, утяжеляя состоянье. И всё равно он неуклонно движется вперёд. Я думала, мне ждать придётся до весны, но Цезарь сроки опережает. Для таинства всё приготовь и в верхнем храме жди нас в последних числах сентября.
Война, интриги, заговоры мешали им встречаться. Всё реже судьба предоставляла возможность видеться, но мысленно они соединялись. Царица беспокоилась о том, как сможет Цезарь справиться с нахлынувшим потоком испытаний небесных и земных, но он умел сражаться. Дни равноденствия решали всё. Как сможет он преодолеть их силу и соединиться с Богом? Клеопатра увидит это в храме.
Пробравшись незаметно на высокий холм, она ждала там Цезаря. Готовы для обряда алтари, огонь зажжён. В молитвах провела царица ночь, а на рассвете в храм постучал паломник странный. Жрец не хотел впускать его, но всё же ввёл во двор. Едва проснувшаяся Клеопатра из-за колонны посмотрела на чужестранца и бросилась к нему. Она летела, как лёгкая пушинка. Ей Цезарь руки навстречу протянул и подхватил, кружа в объятиях.
— Свершилось! Ты совсем другой!
— Мне кажется, что я почти не изменился.
— Такие перемены сразу не видны и не бросаются в глаза. Я же смотрю иначе. Ты сияешь, другое излученье наполняет пространство вокруг тебя. Пойдём, нас ждут!
Два жреца готовились к обряду. Но только Клеопатра таинственные знала сочетанья знаков и слова. Она руководила ритуалом. Когда же миг настал Огню сойти, все удалились. Они вдвоём остались.
До вечера в изнеможенье Цезарь лежал на ложе. Он бредил. Тело полыхало. Жрецы у ног сидели. У изголовья — Клеопатра.
— Ещё немного потерпи — и всё пройдёт, — она шептала.
И правда. Как будто пелена сошла. Очнулся Цезарь, присел на ложе.
— Я пить хочу.
Немедленно питьё ему подали. Он выпил — силы возвращались.
— Я проходил через Огонь. Над бездной по струне промчался, достигнув берега другого. Было страшно. Ко мне тянулись руки, пытаясь ухватить за край одежды, но я как будто через кольцо прорвался и за завесой огненной увидел лики совсем иные, неземные. Глаза их ласково сияли, и светом наполнялось сердце. Меня любовь переполняет, Клеопатра! К тебе, к Богам и к людям. Я всем готов дарить Огонь, который внутри меня пылает. Он силы придаёт, он льва во мне рождает.
— Об этом говорила я тебе давно, но ты тогда не верил. Теперь ты видишь разницу между обученным солдатом и тем, в ком земная сила преобразилась в силу Неба?
— Это несравнимо.
— Цезарь, к тебе я потянулась всем существом своим, как только в первый раз увидела, но между нами была преграда. Теперь её не существует. Ты воскресил огонь, добился преображенья, Бог в тебе родился. Ты, как и прежде, — Цезарь, но совсем другой.
— Я в чудеса не верю, но благодаря тебе они свершились. Дитя моё, прильни к плечу. Здесь нет следящих неустанно глаз, и можем мы побыть в уединенье.
— Завтра ты уйдёшь назад. Но эта ночь — наша. Две Божественные силы соединятся, перетекая одна в другую, и даруют миру переплетенья двух Начал. Это Египту необходимо и будущему. Мистерия свершится, в которой мы будем исполнять веленье неба.
Она покрыла поцелуями глаза любимого. Он сильною рукой царицу притянул, вдыхая аромат пьянящий, и в первый раз за много месяцев почувствовал покой в душе и в сердце радость.
Ночь пролетела как единый миг. Наутро к храму подошёл слуга, пробравшись незаметно, и Цезарю сказал, что обыскались его друзья.
— Подымут на ноги весь город, если ты не появишься. По всем домам весёлым они уже прошлись, по всем питейным заведеньям. Теперь подозревают, что колдовством ты поражён и выкраден жрецами. Быстрее возвращайся, иначе храмы начнут обыскивать они.
— Прощай, моя единственная радость, — нагнулся Цезарь к Клеопатре. Потом, не удержавшись, вновь подхватил на руки и по двору понёс.
— Обычно я власть чувствую свою и силу, что меня переполняет. Но ты — мне равный. В первый раз я счастлива. Мне пара на Земле нашлась. Такой союз, любовью освящённый, творит неслыханные чудеса. До встречи во дворце, любимый! — Клеопатра коснулась уст Цезаря.
Он вместе со слугой летел с холма вниз к морю, где небольшая лодка его ждала с гребцами.
— Быстрее во дворец! — он крикнул на ходу, и понеслась галера в сторону Фароса.
— Где был ты, где пропадал всю ночь? — друзья не отставали с вопросами, но Цезарь молча шёл по зале. Потом, спокойно повернувшись, сказал:
— Я изучал, что в городе творится. Готовьте легионы. Сражаться будем на суше и на море. Должны мы Фарос захватить, к воде добраться, к колодцам. На подготовку времени совсем немного.
— А Рим? — раздались голоса. — Когда домой вернёмся?
— Когда окончится война. Пока нам надлежит в Египте оставаться.
Приёмы во дворце, сраженья, роскошь и нищета — перемешалось всё. Событья вихрем проносились, любовь же Цезаря и Клеопатры расцветала. Встречались часто. Не были секретом их отношенья. Все признавали: перед очарованьем Клеопатры не устоит никто. На Цезаря смотрели снисходительно: попался! Расставила царица сети, а он, поддавшись обаянью юности, особой прелести, уму, в них устремился. Никто вопрос себе не задал: «Откуда у двадцатилетней женщины такие силы? Где вдохновенье черпает? Певучестью особой кто голос наделил? И почему от глаз её никто не в силах взгляд отвести?»
Любовь торжествовала. Два человека, любившие друг друга, исполняли веленье Неба. Их благословляли Боги. Союз Начал необходим был — он мир преображал, энергией Любви творил в надземном то, что потом на Землю прольётся благодатью. Перетекает земное вещество в небесное, структуру изменяет и возвращается назад. Любовь, творимая в духовной чистоте, основанная на взаимном притяженье, мир насыщает Божественной Любовью. Её так не хватает на Земле! Когда есть предпосылки к такому единенью — Боги помогают.
Они не устают нам повторять: «Любите! В Любви творите Божественную Волю, к Любви стремитесь, ищите и обязательно найдёте любимых. Божественное Слово на Землю опустилось Любовью. Мир сотворён Любовью. И мы Любовью должны творить. Любовь чтить как драгоценный дар, стремиться получить награду из рук Богов и претворять в Земле Божественное Слово, преображённым отдавать наверх и вновь творить Любовь. Любите, люди, так, как любят Боги!»
Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Открытие: 5 марта, 18:00 | | | Часть первая |