Посещение епископом Оптиной и нас. О. Н. меня смиряет. Искушение. Юродство о. Н.

3 июня Оптину пустынь посетил ангел Ка­лужской Церкви, преосвященный Вениамин. Провел он под кровом обители около суток, слу­жил литургию, обошел монастырь и скит, по­бывал в некоторых кельях, заехал и к нам, в наш дорогой уголок. У нас он побыл минут с двадцать, был очень сердечен с нами и со всеми нашими домочадцами и уехал, оставив по себе самое светлое воспоминание.

Жаль, что погода была плохая, и владыке, не пришлось как следует насладиться всей кра­сотой оптинской.

4-го у о. архимандрита был обед с архиере­ем. Мы с женой были в числе приглашенных. Владыка очень много говорил со мною за обе­дом. После трапезы, вернувшись домой, я зас­тал у нас нашего друга о. Н. и говорю ему:

— Устал я. мой батюшка; все время за обе­дом пришлось быть центром, около которого со­средоточивалась беседа.

— Ну уж и центр! — засмеялся о. Н. — Хо­рош центр, нечего сказать! Поставили вас в угол — вот и весь центр ваш!

И то правда! Где уж тут, стоя в углу, мнить себя центром?!. Но если мое оптинское уединение, в котором так хорошо и думается, и живется, и работается, — угол, как бы в наказание за мно­гие грехи мои, то да будет благословенна во­веки та воля, которая меня этим углом нака­зала!

"Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя".

Готовимся к 8-му быть причастниками Свя­тых Христовых Тайн. Враг не дремлет и сегодня перед исповедью хотел было угостить меня круп­ной неприятностью, подав повод к недоразуме­нию с отцом-насгоятелем, которого я глубоко по­читаю и люблю. Но недаром прошли для меня два года жизни бок о бок с монашеским смире­нием оптинских подвижников — смирился и я, как ни было это моему мирскому самолюбию трудно. Было это искушение за поздней обед­ней, после которой мы должны были с женой идти на исповедь к нашему духовнику и стар­цу, о. Варсонофию. Вернулись после исповеди домой, а дома новое искушение: вхожу на подъезд, смотрю — а на свеженаписанном небе моего этюда масляными красками кто-то углем крупными буквами во все небо написал по-французски — "La nuee"^[89].

Я сразу догадался, что виновником этого "озорства" не мог быть никто другой, кроме на­шего друга о. Н.: это так было похоже на склон­ность его к некоторому как бы юродству, под которым для меня часто скрывались назида­тельные уроки той или другой христианской добродетели. Это он, несомненно он, прозрев­ший появление тучки на моем духовном небе; он, мой дорогой батюшка, любящий иногда, к общему изумлению, вставить в речь свою нео­жиданное французское слово!.. Заглянул я на нашу террасу, а он, любимец наш, сидит себе в уголку и благодушно посмеивается, выжидая, что выйдет из этой шутки.

— Ах, батюшка, батюшка! — смеюсь я вме­сте с ним. — Ну и проказник!

А "проказник⁵⁵ встал, подошел к этюду, смахнул рукавом своего подрясника надпись и с улыбкой объявил:

— Видите — ничего не осталось!

Ничего и в сердце моем не осталось от ут­ренней смуты.

Несомненно, у друга нашего есть второе зре­ние, которым он видит то, что скрыто для глаза обыкновенного человека. Недаром же и благочестного жития его в монастыре без малого со­рок лет.

Июня

Дата добавления: 2015-08-02