ОТ ИЗДАТЕЛЯ

ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГАБСБУРГСКОЙ МОНАРХИИ 1914-1917 гг.

КНИГА І

ИЗДАТЕЛЬ PETER S. HARDY HARDY LANE TRUMBULL, CONN. U. S. A. 1964

ПРОЛОГ

Шли Галича сыны в чужбину,

Предлинными рядами шли

И грусть и жгучую кручину

Родных Карпат с собой несли.

Все шли под клекот беснованья,

Под брязг оков и лязг цепей,

И вопль последнего прощанья,

Как вихрь стонал из их грудей.

Все шли и падали в истоме

От пуль, прикладов и штыков,

В песке, завшивленной соломе

Нашли проклятый Талергоф.

В 50-ту годовщину австро-венгерского террора изуверств и насилий над мирным населением Галичины, Буковины и Карпатской Руси в 1914-1917 гг. издается эта книга-документ.

Она является переизданием 4-х выпусков "Талергофского Альманаха", изданных в период с 1924 по 1934 г. Центральным Талергофским Комитетом во Львове.

Посвящается памяти отца моей жены Ивана Семеновича Пилипова, уроженца села Заболотовцы (Галичина), томившегося 3 года в концлагере "Талергоф"; о. Олимпия Полянского, настоятеля прихода в с. Юровцях, Сяноцкого уезда, томившегося и погибшего в Талергофе; и всем убитым, замученым и пострадавшим от австро-венгерского террора, во время Первой Мировой Войны 1914-1917 гг.

Петр Семенович Гардый

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Собранные в этой книге материалы, документы и показания свидетелей, являются веским обвинительным актом в отношении бывших государственных руководителей, политиков и военачальников Австро-Венгрии, периода 1-ой Мировой Войны, как и непосредственных преступников — офицеров, солдат и жандармов. Военные преступники никогда и никем не были судимые. Над виновниками и вдохновителями преступлений никогда не состоялся суд на подобие: Международного Суда в Ньюрнберге, после П-ой Мировой Войны. Следовательно — об этих преступлениях общественность мира почти ничего не знает.

Ознакомившись с содержанием этой книги, приходим к выводу, что за 25 лет до гитлеровских преступлений, совершались подобные преступления австро-венгерской администрацией, военщиной и жандармами. Злодеяния совершались над мирным населением края бывшего в то время составной частью Австро-Венгрии. Совершались эти преступления в отношении только той части населения, которая называла себя: Русинами, Руснаками или Русскими, и являлась автохтонным населением родной земли!

Пусть эта книга, посвященная памяти десятков тысяч убитых и замученных неповинных людей, разъяснит многим, что предвестником Освенцима, (Аушвица), Дахау, Треблинки, и сотен лагерей смерти в гитлеровской Германии, были концентрационные лагери: Талергоф, Терезин и другие в монархии Габсбургов, под владичеством Франц-Иосифа 1-го.

Пусть эта книга разъяснить многим, что систематическим, усовершенствованным методам убийств в гитлеровских концлагерях, предшествовали хаотические, зверские расправы по селам и городам б. Габсбургской монархии.

Пусть эта книга напомнит о том, что было время, когда сыновья брошены были на фронт воевать и защищать престол монарха тогда, как над их родителями и родными совершались насилия и убийства, в имени того же монарха.

Германский лозунг "Дранг нах Остен" толкнул австро-венгерскую власть на войну и преступления в 1914 г., в результате чего, одного только мирного населения было уничтожено около 60 тысяч человек: стариков и юношей, мужчин и женщин. Кроме того, в концлагерях томились десятки тысяч неповинных людей. Через один только злопамятный лагерь Талергоф прошло свыше 30 тысяч человек: крестьян, интеллигентов и священников. Число последних достигло 800. Тысячи заключенных погибло от голода, заразных болезней и побоев.

Через 25 лет, Гитлеру & Ко. потребовался "лебенсраум" и "Тысячелетная Велико-Германия", в имя которой уничтожено около 30 миллионов мирного населения Европы.

Корень величайших преступлений гитлеровской Германии берет свое начало в преступлениях габсбургской монархии Франц Иосифа 1-го!

Петр Семенович Гардый

ТАЛЕРГОФСКІЙ АЛЬМАНАХЪ

ПРОПАМЯТНАЯ КНИГА

австрiйскихъ жестокостей, изуверстствъ и

насилий надъ карпато - русскимъ народомъ

во время Bceмiрной войны 1914 — 1917 гг.

Выпускъ первый

Терроръ в Галичине въ первый

перiодъ войны 1914 - 1915 гг.

ЛЬВОВЪ, 1924

Изданiе ”Талергофскаго Комитета”

ТИПОГРАФIЯ СТАВРОПИГIЙСКАГО ИНСТИТУТА

под yправлением А. И. ЯСЬКОВА

ГАЛИЦКАЯ ГОЛГОФА

Отходящая тьма предъ разсветомъ особенно черна и грозна, последнiя судороги бури, проломные порывы шквала наиболее неистовы и злы. Победный восторгъ достиженiя, торжествующiй прорывъ новой жизни и воли жертвенно искупляются раньше жестокой и жуткой мистерiей сугубыхъ томленiй и мукъ. Искупительный путь къ Воскресенiю ведетъ через крестныя страсти Голгофъ.

И такой именно страшной и мучительной крестной жертвой искупила и наша многострадальная родина - изстари нуждой прибитая и незбывнымъ горемъ повитая Прикарпатская Русь - свой долгожданный, но, увы, оказавшiйся столь непродолжительнымъ и непрочнымъ, освободительный, воскресный миражъ 1914—1915 годовъ, Закаленная въ многовековой борьбе и неволе, привычная къ наилютейшимъ гоненiямъ и мукамъ, она, навечная страдалица-раба, подверглась тутъ такой бешеной облаве и травле, такимъ чудовищнымъ издевательствамъ и пыткамъ, предъ которыми вчуже бледнеютъ самые мрачные и дикiе ужасы средневековыхъ изуверствъ и боенъ, которые превзойдены ужъ разве только нынешнимъ лютымъ кошмаромъ ”чрезвычайныхъ” застенковъ и норъ.

Въ смертельномъ предчувствии близкаго падения и бегства, въ судорожномъ страхе мрачнаго и позорнаго конца, обезумевшiй врагъ пытался выместить на своей безвинной и безответной жертве последнюю, отчаянную свою ярость, упырно упиться ея сиротскими слезами и кровью въ свой крайнiй, предъутреннiй часъ.

И упился тутъ ими онъ въ волю, сверхъ всяческой меры и краю! Залилъ, обагрилъ ими всю жалкую жертву-страну. Оплевалъ, осквернилъ скорбное лицо мученицы трупнымъ ядомъ своей кошунственной слюны. Опалилъ, прожегъ ее сплошъ злобнымъ заревомъ безсмысленныхъ пожаровъ и костровъ. Разорилъ ея убогiя, старые хижины, ограбилъ или уничтожилъ злостно ея серенькiй, нищенскiй скарбъ. Поругалъ ея тихiя, заветныя святыни, зверски оскорбилъ ея чистую веру и народную честь. Завалилъ свой беглый, злопамятный путь безчисленными трупами ея лучшихъ, любимыхъ сыновъ. А тысячи, тысячи другихъ злобно повергъ въ свои цепкiя тюрьмы, истязалъ ихъ и мучилъ нещадно, а затемъ и увлекъ за собою на своемъ предъисчезномъ бегу.

О, да будетъ же проклята въ мiре его гнусная, страшная: память, пусть сгинетъ на вечные веки этотъ дикiй, безумный кошмаръ.

Но выставить и пригвоздить весь этотъ кошмаръ и ужасъ къ позорному столбу исторiи все-таки желательно и нужно. Хотя-бы только для безстрастнаго и нелицепрiятнаго суда грядущихъ временъ, хотя-бы для прославнаго увековеченiя испытанныхъ тутъ нашимъ народомъ ужасныхъ мытарствъ, издевательствъ и мукъ. Для достойнаго и признательнаго запечатленiя на пропамятныхъ скрижаляхъ исторiи его сверхчувственнаго долготерпенiя и вернаго и устойнаго героизма на искупительномъ кресте.

Воспринялъ нашъ доблестный мученикъ-народъ всю эту жестокую казнь и хулу, какъ и все прежнiя гоненiя и козни подъ австрiйскимъ ярмомъ, не за какую-нибудь действительную измену или другую определенную вину, которыхъ тутъ въ общемъ, въ спокойномъ нацiонально-культурномъ быту и труде его, и не было, и быть не могло, а просто и исключительно только благодаря тому, что рядомъ, бокъ-о-бокъ, жила-цвела могучая, единокровная ему Pocciя, передъ которой дряхлая тюрьма народовъ — Австрiя всегда испытывала самый злобный и неистовый страхъ. И въ этомъ-то суетномъ страхе, въ этой трусливой вражде ея къ Pocсiи, съ одной стороны, а въ русскомъ же облике, сознанiи и даже имени нашего злосчастнаго народа, съ другой, и следуетъ, очевидно, признать ту главную, основную причину, тотъ внутреннiй двигатель зла, которые и вызвали ныне, въ безумномъ военномъ угаре, весь этотъ чудовищный, жуткiй кошмаръ.

Словно въ дикомъ, разбойномъ разгуле, какъ въ безумномъ, кровавомъ бреду, разомъ ринулись на несчастную жертву, вдругъ сорвавшись съ праздныхъ своръ и цепей, какъ все органы государственной стражи и власти, такъ и всякiя темныя и враждебныя силы въ стране вообще.

Такъ, съ первыхъ-же сполоховъ бури, зapaнеe обреченная на гибель, вся верная нацiональнымъ заветамъ, сознательная часть местнаго русскаго населенiя была сразу-же объявлена вне всякаго закона и щита, а вследъ за этимъ и подвергнута тутъ-же безпощадной травле и бойне. По отношенiю къ этимъ — по государственной логике Австрiи — заведомымъ и обязательнымъ „изменникамъ” и „шпiонамъ” — „руссофиламъ” — все экстренныя меры воздействiя и мести стали теперь, вне обычныхь нормъ и условiй культуры и правопорядка, уместны, целесообразны и хороши. Все наличныя средства и силы государственной охраны и власти, вся наружная и тайная полицiя, кадровая и полевая свора жандармовъ, и даже отдельные воинскiе части и посты, дружно двинулись теперь противъ этихъ ненавистныхъ и опасныхь „тварей” и стали бешено рыскать по несчастной стране безъ всякой помехи и узды. А за ихъ грозными и удобными спинами и штыками привольно и безудержно эасуетился также, захлебываясь отъ торжествующей злобы, вражды и хулы, и всякiй ужъ частный австрофильскiй закидень и сбродъ, съ окаяннымъ братомъ-изуверомъ — Каиномъ несчастнаго народа — во главе...

И это последнее уродливое явленiе, ужъ помимо самой сущности вещей, следуетъ тутъ выдвинуть съ особымъ возмущенiемъ и прискорбiемъ на видъ, на позоръ грядущимъ поколенiямъ, на проклятiе отъ рода въ родъ! Потому что, если все чужiе, инородные сограждане наши, какъ евреи, поляки, мадьяры или немцы, и пытались тутъ всячески тоже, подъ шумокъ и хаосъ военной разрухи, безнаказанно свести со своимъ безпомощнымъ политическимъ противникомъ свои старые споры и счета или даже только такъ или иначе проявить и выместить на немъ свой угарный ”патрiотическiй” пылъ или гневъ вообще, то все-таки делали все это, какъ ни какъ, заведомо чужiе и более или менее даже враждебные намъ элементы, да и то далеко не во всей организованной и сплошной своей массе, а только, пожалуй, въ самыхъ худшихъ и малокультурныхъ своихъ низахъ, действовавшихъ къ тому-же большей частью по прямому наущенiю властей или въ стадномъ порыве сфанатированной толпы. А между темъ, свой-же, единокровный братъ, вскормленный и натравленный Австрiей ”украинскiй” дегенератъ, учтя исключительно удобный и благопрiятный для своихъ партiйныхъ происковъ и пакостей моментъ, возвелъ все эти гнусные и подлые наветы, надругательства и козни надъ собственнымъ народомъ до высшей, чудовищной степени и меры, облекъ ихъ въ настоящую систему и норму, вложилъ въ нихъ всю свою пронырливость, настойчивость и силу, весь свой злобный, предательскiй ядъ. И мало, что досыта, въ волю — доносами, травлей, разбоемъ — надъ нимъ надругался, где могъ, что на муки самъ eгo предалъ и злостно ограбилъ до тла, но наконецъ даже, въ добавокъ, съ цинической наглостью хама, пытaется вдругъ утверждать, что это онъ самъ пострадалъ такъ жестоко отъ лютой австрiйской грозы, что это ему именно принадлежитъ этотъ скорбный, мученическiй венецъ... А дальше ужъ, въ злостномъ бреду и цинизме, ведь, некуда, не съ чемъ идти!

Возвращаясь къ самимъ событiямъ, приходится прежде всего отметить, что началось дело, конечно, съ повсеместнаго и всеобщаго разгрома всехъ русскихъ организацiй, учрежденiй и обществъ, до мельчайшихъ кооперативныхъ ячеекъ и детскихъ пpiютовъ включительно. Въ первый-же день мобилизацiи все они были правительствомъ разогнаны и закрыты, вся жизнь и деятельность ихъ разстроена и прекращена, все имущество опечатано или расхищено. Однимъ мановенiемъ грубой, обезумевшей силы была вдругъ вся стройная и широкая общественная и культурная: организованность и работа спокойнаго русскаго населенiя разрушена и пресечена, однимъ изуверскимъ ударомь были разомъ уничтожены и смяты благодатные плоды многолетнихъ народныхъ усилiй и трудовъ. Всякiй признакъ, следъ, зародышъ русской жизни былъ вдругъ сметенъ, сбитъ съ родной земли...

А вследъ за темъ пошелъ ужъ и подлинный, живой погромъ. Безъ всякаго суда и следствiя, безъ удержу и безъ узды. По первому нелепому доносу, по прихоти, корысти и вражде. То целой, гремящей облавой, то тихо, вырывочно, врозь. На людяхъ и дома, въ работе, въ гостяхъ и во сне.

Хватали всехъ сплошъ, безъ разбора, Кто лишь признавалъ себя русскимъ и русское имя носилъ. У кого была найдена русская газета или книга, икона или открытка изъ Россiи. А то просто кто лишъ былъ вымеченъ какъ „руссофилъ”.

Хватали, кого попало. Интеллигентовъ и крестьянъ, мужчинъ и женщинъ, стариковъ и детей, здоровыхъ и больныхъ. И въ первую голову, конечно, ненавистныхъ имъ русскихъ „поповъ”, доблестныхъ пастырей народа, соль галицко-русской земли.

Хватали, надругались, гнали. Таскали по этапамъ и тюрьмамъ, морили голодомъ и жаждой, томили въ кандалахъ и веревкахъ, избивали, мучили, терзали, — до потери чувствъ, до крови.

И, наконецъ, казни — виселицы и разстрелы — безъ счета, безъ краю и конца. Тысячи безвинныхъ жертвъ, море мученической крови и сиротскихъ слезъ. То по случайному дикому произволу отдельныхъ зверей-палачей, то по гнуснымъ, шальнымъ приговорамъ нарочитыхъ полевыхъ лже-судовъ. По нелепейшимъ провокацiямъ и доносамъ, съ одной стороны, и чудовищной жестокости, прихоти или ошибке, съ другой. Море крови и слезъ…

А остальныхъ потащили съ собою. Волокли по мытарствамъ и мукамъ, мучили по лагерямъ и тюръмамъ, вновь терзая голодомъ и стужей, изводя лишенiями и моромъ. И, словно въ адскомъ, чудовищномъ фокусе, согнали, сгрузили все это, наконецъ, въ лагере пытокъ и смерти — приснопамятномъ Талергофе, по проклятому названiю котораго, такимъ образомъ, и возглавляется ныне настоящiй пропамятный альманахъ.

Печальная и жуткая это книга. Потрясающая книга бытiя, искуса и мукъ многострадальной Галицкой Руси въ кошмарные дни минувшаго грознаго лихолетiя. Прославный памятникъ и скорбный помяникъ безвинно выстраданной ею искупительной, вечерней жертвы за Единую, Святую Русь!

Заветная, пропамятная книга. Конечно, пока-что она далеко еще не закончена, не полна. Еще много въ ней пробеловъ и изъяновъ, а даже, можетъ быть, ошибокъ вообще. Целые округи и перiоды, многiя подробности и черты — за отсутствiемъ сведенiй и справокъ — въ ней пока пропущены совсемъ. Некоторыя данныя, въ особенности — изъ современныхъ газетъ, недостаточно проверены и, можетъ быть, не точны и смутны. И, наконецъ, въ ней вовсе нетъ еще надлежащей исторической цельности и призмы, нетъ стройности и глади вообще. Лишь сырой и отрывочный сборникъ черновыхъ матерiаловъ и датъ. Но все это нисколько не изменяетъ самой сущности и верности вещей. Но все-таки уже вполне сквозитъ и оживаетъ вся общая картина во всей своей ужасной яркости и широте.

И эта жуткая и скорбная картина такъ грозно вопiетъ сама ужъ за себя!

Ю. Яворский

Доктор Василий Романович Ваврик

Талергофец, известный общественный деятель и писатель

КЛАДБИЩЕ ВОЗЛЕ ТЕРЕЗИНСКОЙ КРЕПОСТИ

Здесь покоятся жертвы австро-венгерского террора времен 1914-1917 гг. и жертвы гитлеровских злодеяний времен II-ой Мировой Войны.

ПЕСНЬ ТЕРЕЗИНА

1914-1917 гг.

Ой, цісарю, цiсароньку,

На що нас карбуєшь,

За яку провину в тюрьмах

Мучишь і мордуєшь.

Ой, скажи нам, цісароньку,

Чим ми провинились,

За що в мурах і болоті

Ми тут опинились?

Дата добавления: 2015-08-10