ЦАРЬ И МАСТЕР 2 страница

- А теперь девяносто...

- А теперь сорок восемь...

— Не верю! — завизжал Эврисфей. — Это какая-то чудовищная ошибка!

Но не было тут никакой ошибки. Просто Геракл быстро головы сшибает, а Иолай быстро шеи прижигает. Вот и не отрастают головы, только шеи торчат в разные стороны.

— Восемь осталось, — докладывают вестники Эврисфею.

— Шесть...

- Четыре...

- Две...

- Одна...

— Всё! — говорит Геракл и вытирает пот со лба. — Конец гидре.

— Хорошо сшибал! — восхищается Иолай.

— Хорошо прижигал! — отдаёт ему должное Геракл.

Вот так он гидру и победил. Потом разрезал её желчный пузырь и пропитал свои стрелы смертоносной желчью, лучше всякого яда оказалась!

Эврисфей, как только узнал про ужасный конец Лернейской гидры, сразу лёг в постель и стал думать под одеялом, какое такое дать задание Гераклу, чтобы тот наверняка не справился и опозорил свое знаменитое имя.

А Зевс по случаю победы Геракла над гидрой пир у себя на Олимпе закатил! Три дня, три ночи гром гремел и молнии сверкали. Просто так, вместо салюта.

ТРЕТИЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

Долго ждал Эврисфей подходящего случая и наконец дождался. Появились в окрестностях тихого городка Стимфала странные птицы. Невероятно агрессивные. Они нападали на животных, на людей, разрывали их своими медными когтями и клювами. А перья у них были из твёрдой бронзы. И любая стрела от этих перьев отскакивала, так что сбить их было невозможно. Зато сами птицы могли кого угодно поранить своими хорошо отточенными перьями. Они сбрасывали их сверху точно в цель: кому в грудь, кому в голову. Бедные жители Стимфала сидели в своих домах и даже не гуляли. Никто не знал, что делать с этими странными, жестокими птицами. Рассказали про них Эврисфею. Как же он обрадовался!

— А много там этих птиц? — спрашивает.

— Целая туча! — отвечают.

— Ну наконец-то нашлось подходящее испытание для Геракла! Я надеюсь, эти птички разорвут великого героя на мелкие кусочки. И все наконец-то забудут про Геракла, а помнить будут только про меня.

В общем, поручил он Гераклу перебить Стимфалийских птиц. Ни один человек в мире не решился бы подойти близко к тому лесу, где гнездились страшные птицы. А Геракл не только подошёл, но и шум поднял.

Стоит у края леса и бьёт со всей силы в медный гонг. Даже у Зевса на Олимпе уши заложило. А птицы-то как всполошились! Все-все-все поднялись над лесом и давай свои острые перья в Геракла метать. Но не вонзаются перья в тело героя. А всё потому, что напрягает мышцы Геракл. И становятся они твёрдыми как камень. И отлетают от них бронзовые перья с острыми наконечниками.

Смотрит Зевс на град стрел, что обрушился на его сына, и думает: «У кого в мире ещё есть такие мышцы?»

А царь Эврисфей посылает гонцов-вестников разведать и доложить, сколько перьев в Гераклову грудь вонзилось, сколько в спину, сколько в голову.

— Нисколько! — отвечают быстроногие вестники.

— Неужели промахиваются? — удивился царь.

— Нет, стреляют метко!

— Ну, тогда, значит, перья тупые!

— А вот сами поглядите, — отвечают вестники и протягивают ему перо бронзовое, с места битвы поднятое.

Потрогал Эврисфей кончик пера и сразу палец уколол. Кровь пошла. И упал царь в глубокий обморок.

А Геракл всё стоит под градом перьев и всё не расслабляется. Нельзя расслабляться. Иначе проникнут острые наконечники в сердце и в лёгкие, в печень и в селезёнку, погубят могучий организм. Вот и стоят стеной на пути смертоносных перьев каменные мышцы великого атлета. День стоят, два, три... И ночью не расслабляется Геракл.

— Кто ещё в мире может выдержать такое нечеловеческое напряжение всех мышц? — спрашивает, сидя на Олимпе, Зевс и сам же себе отвечает: — Никто!

Три дня и три ночи лежал Эврисфей в глубоком обмороке. Наконец поднялся и спрашивает:

— Ну как там дела?

— Всё по-прежнему, — отвечают.

— Да когда же он расслабит свои феноменальные мускулы?! — кричит Эврисфей истошным голосом. — Когда кончатся наконец его бесконечные силы?

Но не кончаются силы у Геракла. А вот перья у птиц заканчиваются. И немудрено. Три дня и три ночи метали они собственные перья в нашего героя. Совсем голые остались. Тут Геракл и поднял свою крепкую голову.

— Теперь моя очередь, — говорит, — стрелы пускать.

Натянул свой лук и давай стрелять. Ни одна стрела мимо не летит, каждая пронзает хотя бы одну Стимфалийскую птицу, а иная сразу двух пронзает. Нету больше у жестоких птиц бронзовой защиты, всю растеряли. И разят их Геракловы стрелы, и падают они на землю. Многие попадали, а остальные в Африку убежали. Летать они больше не могли: без перьев летать невозможно. Стали по Африке бегать и постепенно превратились в страусов, больших, но совершенно безобидных птиц.

Вот так Геракл совершил свой третий подвиг. И подвиг этот был по-настоящему великий, опасный и удивительный.

ЧЕТВЕРТЫЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

Опять пришла пора Эврисфею голову ломать, думать, какое поручение дать великому герою, чтобы он наконец оплошал и опозорился. Думал, думал и придумал. «Мышцы-то у Геракла крепкие, а вот умеет ли он бегать? Пускай догонит знаменитую Керинейскую лань, ту самую, которую ещё никто не смог догнать. Бегает она быстро, ускользает запросто. И усталости не знает». Позвал Геракла, дал ему поручение:

— Только смотри, — говорит, — чтобы доставил мне эту лань в целости и сохранности. Не вздумай ранить её своей стрелой. Если замечу хоть одно маленькое ранение, я тебе этот подвиг не засчитаю!

И погнался Геракл за Керинейской ланью. Она через горы несётся, и Геракл за ней. Она в ущелье прыгает, и Геракл следом. Она через пропасть перескакивает, Геракл тоже. И реки вслед за ней переплывает, и по равнине бежит. Целый год уже преследует Геракл удивительную лань. Отставать — не отстаёт, но и не догоняет.

Эврисфей доволен.

— Пусть побегает, — говорит. — Ещё один годик. А потом ещё три... А потом ещё десять! Растяпа! Ха-ха-ха!!! — заливается.

А Зевс, наоборот, грустно качает головой:

— Если так и дальше пойдёт, не успеет Геракл совершить остальные подвиги до решающей битвы с гигантами. Ведь осталось до неё лет десять — пятнадцать, не больше.

А Геракл всё бежит, всё догоняет. Доскакала Керинейская лань до крайнего севера, повернула обратно и мчится теперь в южном направлении. Тяжело дышит Геракл, но не сдаётся. Любой другой на его месте давно бы уже упал и умер от разрыва сердца. Но крепкое сердце у Геракла, стучит, не разрывается! И ноги крепкие. У другого давно бы уже отнялись, а у Геракла шевелятся. Три года бежал Геракл за Керинейской ланью, а потом подумал: «Так я её никогда не поймаю!»- и остановился.

Как раз в это самое время устроил Эврисфей для своих друзей большой пир, посвящённый великому позору великого героя Древней Греции. Поднял чашу с вином и говорит собравшимся:

— Геракл-то наш не может поймать какую-то лань! Думаю, что он и свинью-то не поймает! Ха! Ха-ха! И черепаху не догонит!!! Ха-ха-ха! И от улитки отстанет! Ха-ха-ха!

И все гости тоже смеются над Гераклом.

А самому Гераклу не до смеха. Натянул он свой лук и стоит, прицеливается. А впереди — лань скачет во всю прыть, с каждым шагом всё дальше, дальше... Мелькают копыта: передние — задние, правые — левые... Нельзя ранить стрелой быстроногую лань. Понимает Геракл: в копыто нужно попасть.

Догадался Зевс о том, что задумал Геракл. Отец сына всегда поймёт. Но только сомневается бессмертный метатель молний можно ли попасть в такое маленькое копыто, да ещё когда это копыто скачет вовсю? Тут любой может промахнуться, даже Он Сам!

Нет времени для сомнений у Геракла, отпускает он тетиву, и летит стрела за ланью быстроногой. А лань ещё быстрей поскакала, почуяла опасность. Но стрела её всё равно догоняет. На то она и стрела. Теперь самое главное, чтобы попала она в копыто, а не куда-нибудь в голову.

Затаил Отец Олимпийский дыхание: попадёт — не попадёт? Попадёт — не попадёт?!

— Попа-а-а-а-а-а-а-а-а-ал!!!

Задрожал Олимп: это Зевс танцует победный танец, радуется, как ребёнок, необыкновенно точному выстрелу.

Ударила стрела по копыту, по заднему левому, сбился шаг. Спотыкается Керинейская лань. И падает. А Геракл тут как тут. Хвать её — и на плечи.

Пирует Эврисфей: вино пьёт, мясо ест, болтает с друзьями о Геракле: мол, и медлительный он, и неповоротливый, и прыгать не умеет в высоту. Вдруг открывается дверь и входит Геракл.

— Вот, — говорит, — принёс вам Керинейскую лань, целую-невредимую, как договаривались.

— Да та ли это лань? — недоверчиво щурится Эврисфей. — Может, она обыкновенная косуля, а никакая не Керинейская.

— Керинейская, Керинейская! — добродушно кивает Геракл.

— А я не верю! — упрямится царь. — Ну-ка отпусти её, посмотрим, какая она Керинейская.

— Посмотрим, посмотрим! — закричали гости.

А Геракл им:

— Как хотите! — и отпустил.

Лань, конечно, поскакала, гости её ловить стали, да куда там... Никому не далась.

— Ловите её! — закричал Эврисфей своим слугам. Но и слуги не смогли поймать удивительную лань. Перемахнула она через ограду и ускакала на волю.

— Да, — почесал голову Эврисфей. — Похоже, это была та самая неуловимая лань. По прозвищу Керинейская.

Вот так Геракл совершил свой четвёртый подвиг. И длился этот подвиг целых три года!

ПЯТЫЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

Недолго отдыхал Геракл после охоты на Керинейскую лань. Эврисфей быстро подыскал ему следующее опасное задание. На этот раз Геракл должен был принести царю Эриманфского кабана. Этот кабан, обладавший чудовищной силой, жил на горе Эриманфа. Был он очень тяжёлый и в гневе так сильно топал ногами, что земля тряслась вокруг него. И никто не мог удержаться на ногах!

«С таким кабаном Гераклу не справиться! — думал Эврисфей. — А если всё-таки ему случайно повезёт и он убьёт кабана, то не сможет его поднять! А если поднимет и понесёт, то обязательно надорвётся. Тогда все поймут, что он не настоящий герой, а жалкий выскочка. Не то что я!»

И пока он так думал, Геракл шёл к горе Эриманфа. А по дороге завернул к кентаврам чтобы навестить мудрого Фола. Кентавр страшно обрадовался и приготовил для нашего героя ужин.

Вот сидят они перед очагом, ужинают, разговаривают о жизни.

— Есть у меня для тебя, дорогой Геракл, замечательное вино, — говорит Фол и достаёт небольшую амфору. Открывает её, и дивный аромат разливается вокруг.

Это благоухание слышат не только Геракл и мудрый кентавр, но и другие кентавры, не такие мудрые, но гордые.

— Как же так? — возмущаются они. — Это уникальное вино — наша кентаврская гордость. Мы хранили эту амфору триста лет, ждали подходящего, торжественного момента, чтобы её открыть и насладиться вкусом дивного напитка. А наш выживший из ума Фол угощает им какого-то двуногого Геракла. Нет, мы не можем этого допустить! Сейчас же пойдём и хорошенько их отдубасим!

Если бы они знали, с кем связываются...

Не испугался их Геракл, быстро вскочил со своего ложа и стал бросать в нападающих кентавров горящие головни. Разбежались кентавры. Тут бы Гераклу и остановиться. Ведь кентавры были хоть и глупые, хоть и гордые, хоть и заносчивые, а всё-таки безобидные, в сущности, четвероногие. Но не остановился Геракл. Из-за Геры. Опять наслала на его голову ужасный гнев. Схватил свой лук герой Эллады и стал поражать кентавров ядовитыми стрелами. Те в пещеру забежали. Геракл за ними. Ярость застилает ему глаза, рука натягивает тетиву, отпускает... Летит стрела, летит... и попадает в колено кентавру. Но не простой это кентавр. Это замечательный, добрый и мудрый Хирон, старый друг Геракла. Он нянчил его в колыбели. Был ему вместо дедушки. Опомнился герой Эллады.

— Что же я наделал? — кричит. — Ведь стрела отравлена ядом Лернейской гидры и рана от неё смертельна!

Заплакал Геракл, хоть и был мужественным человеком, заплакали и остальные кентавры. Вот как все обернулось.

В глубокой печали Геракл покинул умирающего Хирона и вскоре достиг горы Эриманфа. Там его уже ждал разъярённый кабан.

Стоит, смотрит на Геракла и топает ногами. Да так, что происходит настоящее землетрясение! Приложил Эврисфей своё бледное ухо к земле.

— Слышу, — говорит, — страшный топот кабана и не завидую Гераклу. Наверное, уже свалился с ног и молит о пощаде.

Услышал чудовищный топот и Зевс на заоблачном Олимпе, проснулся от сладкого сна, глянул вниз и обомлел.

— Неужели бывают на свете подобные кабаны?! — удивляется. — Он же тяжелее Геракла в тридцать три раза. А может даже- в сорок четыре! И топает так, что даже Олимп сотрясается, не говоря уж об остальной Древней Греции. И всё-таки зря он старается, мой сын крепко стоит на ногах!

И действительно, Геракл даже не шатается. А земля вокруг ходуном ходит, все животные древнегреческие в панике, один Геракл спокоен, невозмутим и весел.

Понял кабан, что не сбить ему героя с ног своим землетрясением, повернулся и в гору побежал. Геракл за ним. Всё выше, выше забирается... А на самой вершине горы лежал снег. Огромная снежная шапка. И эта шапка начинает трястись. Потому что вся гора трясётся. Из-за топота чудовищного кабана.

— Осторожно, в горах высокая лавиноопасно-о-о-сть! — закричал Громовержец с Олимпа, но было уже поздно. Срывается снежная шапка, превращается в смертоносную лавину и погребает под собой кабана и Геракла.

— Ура-а-а-а-а! — орёт Эврисфей. — Наконец-то я избавился от этого героя Эллады. И сам стал героем! В точности исполнил я волю богов. Подыскал Гераклу подходящее задание. И теперь нету Геракла. А я — есть!!!

Тут прибегает вестник и говорит:

— Ой, а там, под снегом, что-то шевелится.

— Ну что может шевелиться под таким огромным слоем снега, высотой в два трёхэтажных дворца? — сердится Эврисфей.

— Не знаю, — пожимает плечами вестник. — Но только шевеление довольно сильное- там на горе Эриманфа.

А на горе Олимп царят печаль и уныние. В этот трагический день, когда погиб сын великого Зевса, а вместе с ним погибли и все надежды царя богов на лучшее будущее, запретил он своим олимпийцам смеяться и шутить, петь и танцевать, пить вино и играть на музыкальных инструментах.

А к Эврисфею, тем временем, подбегает еще один вестник, докладывает:
- Из-под снега показалась кабанья голова!
Спустя полминуты очередной гонец спешит сообщить важную новость:
— Кабана видно уже целиком!
— Ай да парнокопытный! — восхищается Эврисфей. — Сам из-под лавины выбрался.
— Не сам, — поправляет царя следующий вестник. — Это Геракл несёт его на своих могучих плечах.
Вмиг рухнуло всё счастье Эврисфеево.
— Какой же он негодяй! — кричит в отчаяньи царь Микен. — Мы его только что похоронили, а он, оказывается, живой, да ещё кабана тащит.
— Какой же я дурак! — кричит счастливый Зевс. — Сына своего похоронил, а он, оказывается, живой, да ещё кабана тащит.

И горько плачет царь Микен, а царь богов приказывает олимпийцам весело смеяться и шутить, петь и танцевать, пить вино и играть на музыкальных инструментах. Ибо жив Геракл, а значит, жива и надежда на лучшую участь для греческих богов и всего человечества!

Вскоре Геракл принёс Эврисфею живого Эриманфского кабана. Увидел царь чудовище издалека и от страха спрятался в большой бронзовый сосуд. Тут и закончился пятый подвиг Геракла. Довольно тяжелый оказался.

ШЕСТОЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

Жил в Древней Греции один царь. Звали его Авгий. И было у него огромное стадо быков. Да не простых каких-нибудь, а великолепных и удивительных- особенно в том, что касалось их масти.

Триста быков были красные, как сидонский пурпур, другие триста были синие, как шихманская бирюза, а последние триста быков были белее белых лебедей. Любимый же бык Авгия сиял необыкновенной красотой, будучи абсолютно золотым.

Все эти быки жили на скотном дворе, который выглядел очень запущенным. Потому что двор много лет не убирали. Как-то Авгий заметил, что его уникальные бесценные быки стоят по колено в навозной жиже. И ему это сразу не понравилось. Но проклятого навоза становилось всё больше и больше. Через год быки уже стояли в нем по самую грудь. Потом навозная жижа покрыла их спины, и, наконец, пришёл день, когда эти удивительные, нигде в мире больше не встречающиеся животные полностью скрылись в навозной куче. Наружу торчали только их ноздри, которыми они дышали, и рога, которыми они шевелили. И уже нельзя было сказать, где тут бык красный, как сидонский пурпур, где синий, как шихманская бирюза, а где тот, что белее белого лебедя. И только золотые рога любимейшего быка Авгия всё ещё сияли необыкновенной красотой, возвышаясь над вонючей жижей.

И вскричал тогда Авгий, подняв руки к небу:

— Найдётся ли тот, кто сможет очистить мой скотный двор?!

Этот крик услышал озабоченный Эврисфей и сразу понял, что судьба преподносит ему замечательный подарок. Он поручит Гераклу очистить скотный двор царя Авгия, и тот потонет в навозе! Вот смеху-то будет. Величайший герой Древней Греции — и в навозе утонул! А если не утонет, то будет всю жизнь лопатой вонючую жижу разгребать. Все будут смеяться. Над ним. А меня уважать.

Так и сделал Эврисфей: поручил это неблагодарное занятие великому герою Древней Греции.

Пришёл Геракл на скотный двор, принюхался, осмотрелся вокруг и заметил, что протекают рядом две горные реки Алфей и Пиней...

— Поня-я-я-я-ятно, — пробормотал про себя великий сын Зевса и пошёл к царю Авгию.

Пришёл и говорит:

— Могу очистить твой скотный двор за один день.

— А вот и не сможешь! — отвечает ему гордый Авгий, сын Гелиоса, бога солнца.

— А вот и смогу! — стоит на своём могучий Геракл.

— Спорим?

— Спорим!

— Если сделаешь это великое дело за один день, то отдам тебе десятую часть своего великолепного стада, а если не успеешь, то всю оставшуюся жизнь проведёшь на моём скотном дворе за тяжёлой работой. С Эврисфеем я договорюсь.

Хотел Зевс крикнуть Гераклу, чтобы он не соглашался на такие несправедливые условия, но Геракл уже согласился.

— Молодец, Авгий! — похвалил царя Эврисфей. — Здорово придумал. Хоть Геракл и мой раб, но я его уступлю, лишь бы он только опозорился и не смог совершить этого подвига.

Сам Авгий тоже доволен, ведь знает он, что невозможно очистить его скотный двор за один день. Значит, он и стадо своё сохранит, и раба замечательного получит. Улыбается Авгий и протягивает Гераклу большую лопату. Мол, начинай. Но не берёт лопату Геракл. Вместо этого, говорит Авгию:

— Прикажи своим слугам, чтобы приковали они быков за рога крепкими цепями к надёжным столбам.

— Это зачем? — удивился Авгий.

— Потом сам поймёшь! — отвечает Геракл.

Пожал Авгий плечами, но всё-таки приказал. А Геракл пошёл в горы, отломил от двух скал их вершины и загородил ими обе реки. И Алфея загородил, и Пинея. И потекли реки не как раньше, а совсем по-другому. Раньше они несли свои бурные воды мимо скотного двора, а теперь понесли прямо на него. Обрушилась вода на огромную кучу навоза, устилавшую двор, смыла её за каких-нибудь полчаса. Вода бы и быков унесла на верную гибель, если б не были они прикованы к надёжным столбам.

Мощные потоки воды смыли с быков всю многолетнюю грязь, и засверкали они опять своими яркими боками: красными, как сидонский пурпур, синими, как шихманская бирюза и белыми, белее белых лебедей.

Но ярче всех сверкал омытый чистыми горными водами любимец Авгия, золотой бык. Сам же Авгий был хмур и зол. Еще бы, жалко ему расставаться с десятой частью своего знаменитого стада, и говорит он Гераклу:

— Иди отсюда! Ничего не получишь.

— Ну и ладно! — добродушно отвечает Геракл.

Пошёл он в горы, освободил русла рек, и потекли они как прежде. И Алфей и Пиней. После этого Геракл вернулся к Эврисфею.

Авгий думал, что правильно сделал, нарушив своё слово, но он ошибался. Через несколько лет, уже освободившись от службы у Эврисфея, Геракл проходил мимо Элиды, царства Авгия. Тут, как это и раньше уже случалось, налетел на него великий гнев, посланный богиней Герой, вспомнил он старую обиду, напал на дворец Авгия. Убил самого Авгия и всех его быков. Потом на время опомнился и принёс быков в жертву олимпийским богам. Им жертва очень понравилась, и они посоветовали Гераклу учредить на этом месте Олимпийские игры. Что Геракл и сделал. Так на месте скотного двора появился первый в мире олимпийский стадион имени Зевса.

СЕДЬМОЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

До сих пор все поручения Эврисфея Геракл выполнял на земле Древней Греции. А седьмой подвиг он совершил на острове Крит.

Вот она Греция. Вот остров Крит. А между ними кусочек моря. Эгейского.

Нужно Гераклу добраться до острова, укротить Критского быка и привести его в Микены. Не зря Эврисфей дал ему это задание. Ведь ростом Критский бык превышал двухэтажный дом. А главное, он был бешеный- и стал таким неспроста. Дело в том, что этого невероятного быка послал царю Крита Миносу колебатель земли бог Посейдон. Он хотел, чтобы Минос принёс быка ему в жертву. Но Миносу жалко было терять такого потрясающего быка, и он схитрил. Принёс в жертву Посейдону другого быка, плохонького. Посейдон, конечно, обнаружил подмену и в отместку наслал на свой подарок бешенство. С этого дня жизнь на благословенном острове Крите превратилась в ад. Гигантский бешеный бык бегал по острову и сметал всё на своём пути.

И вот у него на пути вырастает Геракл. Удивился бык. Никто ещё так спокойно не стоял на его пути. Бык подошёл и с интересом обнюхал смельчака. И вдруг чувствует, что смельчак уже сидит на его спине и держит за рога. От этого бешеный бык пришёл в максимальное бешенство. Он стал неистово брыкаться, вертеться и скакать, стремясь сбросить с себя непрошеного ездока. Ни один смертный не осмеливался сесть верхом на Критского быка. Все понимали, что это означает мгновенную смерть. Но Геракл всё ещё живой. Бык брыкается так, что усидеть невозможно. А Геракл сидит. Уже целый час... Уже целых два часа...

С интересом наблюдают олимпийские боги из своего жилища за поединком великого мужества и великого бешенства. Кто кого? Особенно внимательно Зевс наблюдает. Как никак решается судьба цивилизации. Посейдон тоже смотрит вниз и с удивлением покачивает головой. Он-то знает силу Критского быка. Сам его сотворил, и бешенство на него сам наслал. Не может смертный усидеть на таком быке дольше чем одно мгновение, а Геракл уже три часа сидит... Уже четыре... И даже пять... Чудо!

А к Эврисфею один за другим гонцы подбегают, докладывают обстановку. Радостно потирает руки незадачливый царь, говорит своим сотрапезникам:

— Всё, конец Гераклу. На этот раз не выпутается. Сбросит его бык, обязательно сбросит. Продержится герой ещё полчасика и слетит, а бык его копытами, копытами... И на рога...

Хотел даже Эврисфей с кем-нибудь поспорить насчёт того, что не усидит Геракл до вечера, но потом испугался проиграть и поспорил сам с собой. На всё своё царство. И проиграл.

Наступила ночь, но не уснул бешеный бык, продолжает брыкаться. Геракл тоже не спит, держится. С уважением смотрят на героя сверху олимпийские боги. Каждый думает: «А я бы смог продержаться на его месте хотя бы минуточку?»

Только Зевс о себе не думает. Думает о сыне. Сколько ему ещё трястись на спине у чудовищного быка, неизвестно.

Тридцать дней и ночей бесновался бык. Тридцать дней и ночей держался на нём Геракл. Даже во сне не терял бдительности и не сваливался на землю.

А Боги всё смотрели- то на быка, то на Геракла- и всё думали: «Кто первый рухнет?»

Рухнул бык. Уснул моментально. А когда проснулся, стал тихий и покладистый. Геракла слушается, как старая кобыла своего любимого хозяина.

Наш герой хотел вместе с быком на корабль погрузиться и отплыть в Грецию, но капитаны кораблей отказались брать на борт огромное бешеное животное. И тогда Геракл направил быка прямо в морскую пучину. А ведь вся Древняя Греция знала, что быки не умеют плавать, особенно, в морской воде. Вестники Эврисфея вскоре доложили царю о том, что Бык и сидящий на нем Геракл бесследно исчезли в морской пучине.

Откуда им было знать, что повелитель моря Посейдон, восхищённый мужеством и ловкостью Геракла, решил подарить Критскому Быку способность плыть легко и красиво. Так он и плывёт, рассекая волны, постепенно приближаясь к древнегреческому берегу.

А в Микенах Эврисфей третий день празднует благополучную гибель героя в морских глубинах.. Он пьёт прекрасное вино, ест замечательное мясо и вдруг слышит голос Геракла со двора:

— Выгляни в окошко, Эврисфей! Посмотри, кого я тебе привёл!

От неожиданности кусок мяса застревает в горле царя, и он начинает задыхаться. Все гости в ужасе размахивают руками. Никто не знает, что делать. Ещё секунда, и Эврисфей погибнет. Но вбегает Геракл и точным, сильным ударом по спине выбивает застрявший кусок из горла. Царь Микен спасён. Широко открытыми глазами смотрит он на своего спасителя. Нет никаких сомнений: Геракл жив! А во дворе бьёт копытами бешеный Критский бык.

Эврисфей побоялся оставить быка Посейдона в своём стаде и отпустил его на волю. Теперь на спине быка уже никто не сидел. Бык почуял свободу и вспомнил о своём бешенстве. Ураганом понёсся он через всю Древнюю Грецию на север и наконец прибежал в Аттику, на Марафонское поле. Там его убил афинский герой Тесей.

ВОСЬМОЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

После укрощения Критского быка Эврисфей направил Геракла во Фракию к царю Диомеду. За его конями.

— Он тебе этих коней с радостью отдаст! — пообещал коварный Эврисфей благородному Гераклу. — Они такие пугливые, от них никакого толку! Этот подвиг будет самым лёгким и приятным в твоей жизни.

Хотел Зевс тут же поразить Эврисфея своей молнией, но сдержался. Хотя это было нелегко. Ведь лживый царь всё наврал Гераклу.

Во-первых, Диомед очень дорожил своими необычайно красивыми конями и не собирался их никому отдавать. Во-вторых, кони были ужасно свирепые и ели только человеческое мясо! Поэтому их держали прикованными к стойлам, а кормили чужеземцами - всеми, кто оказывался во Фракии- по делам, или из любопытства.

Вот какая страшная опасность подстерегает ни о чём не подозревающего Геракла в этой чужой негостеприимной стране.

А пока он только плывёт на корабле мимо города Феры. В этом городе живёт и царствует друг Геракла Адмет.

«Навещу-ка я своего друга, — думает Геракл. — У Адмета всегда весело и приятно отдыхать».

А в это время во дворце Адмета нету никакой радости, а только одно горе. Дело в том, что вот-вот должна умереть его любимая жена Алкестида. Некогда богини судьбы, великие мойры, открыли Адмету страшную тайну. Они назвали ему день и час его смерти и сказали, что он может остаться жить, если в последний час перед смертью кто-нибудь согласится сойти вместо него в мрачное царство Аида.

И вот этот день и час настал. Никто не захотел сойти в царство мёртвых вместо Адмета. Только его прекрасная молодая жена согласилась. Адмет уговаривал её отказаться от этой затеи, но она стояла на своём.

— Я не смогу жить без тебя! — кричит несчастный Адмет.

— Это я не смогу жить без тебя! — тихо отвечает бледная Алкестида.

Никакая сила на свете не может заставить её изменить своё решение. Она умирает...

Вот и последнее дыхание отлетает с губ прелестной молодой женщины. Всё кончено. Скоро получит страшный, отвратительный бог смерти Танат свою добычу. Он уже приближается к заднему крыльцу.

А с другой стороны входит в ворота Геракл.

— Здравствуй, дружище Адмет! Давно не виделись!

Обнимает Адмет Геракла и виду не подаёт, что у него огромное горе.

«Пусть, — думает он, — Геракл отдыхает и веселится, не нужно ему рассказывать о наших печалях».

Приказал он слугам устроить для Геракла весёлый пир, а сам пошёл хоронить любимую супругу.

Сидит Геракл, весело пирует. Пьёт вино, поёт песни. И вдруг замечает, что слуги какие-то скучные.

— Эй, ребята, — говорит Геракл, — вы что грустите? А ну-ка рассказывайте, что случилось.

Слуги ему всё рассказали. Хоть Адмет им и запретил.

— Какой же я невнимательный человек! — сокрушается Геракл. — У моего друга такое большое горе, а я пью вино и веселюсь как дурак. Бедный Адмет! Представляю себе, как он страдает. А всё из-за этого Бога Смерти. Ну погоди, Танат!

Прибежал Геракл к гробнице и стал ждать. А у гробницы стояла чаша с жертвенной кровью. Танат очень любил пить кровь. И всегда, перед тем как забрать умершего, прикладывался к такой чаше. А потом уже срезал прядь с головы. И уж кому срезал, тому одна дорога оставалась — в мрачный Аид. И вот слышит Геракл: летит Танат на своих чёрных крыльях. Приземлился — и к чаше. Жадно пьёт, чавкает. Напился — и к Алкестиде. Вынул меч и собрался уже прядь волос срезать. А Геракл ему:

— Не спеши! — и хвать за руку, за ту самую, в которой меч.

— Ты кто такой? — удивился Танат. — Никто ещё с момента сотворения мира не осмеливался меня за руку хватать при исполнении моих обязанностей. — А сам старается меч опустить на голову бездыханной Алкестиды. Но не уступает ему Геракл, поднимает руку Таната с мечом всё выше, а потом и вовсе заламывает её, меч отшвыривает, и начинается борьба не на жизнь, а на смерть.

— Ты меня случайно ни с кем не перепутал? — спрашивает Бог Смерти, тяжело дыша. — Ведь я тот самый Танат, меня все люди боятся и даже боги.

Дата добавления: 2015-08-10