ЧАСТЬ V 1 страница

Вариний лежал в большом порфировом бассейне, наполненном горячей водой.

Он закрыл глаза и уперся руками в стенки бассейна. Обжигающая вода заставляла его извиваться от боли. Она не только растворяла засохшую грязь, казалось, она разъедает кожу, впивается в него, как лезвия мечей и копий, пронзившие ликторов на берегу Вольтурно.

Вариний до сих пор чувствовал, как ноет левое бедро. Его спасла грязь. Вариний погрузился в нее, полз, пытаясь выбраться из-под трупа коня, хватаясь за трупы ликторов и солдат, чтобы подтянуться еще на несколько шагов. Наконец он достиг берега и смог бежать с несколькими людьми, уцелевшими от его армии. Они укрылись в крепости Кум.

Но затем пришли крысы, стали кидаться на стены, пытались высадить ворота. Пришлось отражать их лавиной камней и стрел, даже не успев очиститься, отскрести кровавую грязь.

Вариний открыл глаза.

Огромный зал кальдария,^[7] находившийся в центре терм, был наполнен горячим мутным паром, в котором едва можно было различить фигуры рабов.

Вариний услышал звук шагов по мраморным плитам. С каждой минутой он напрягался все сильнее и втягивал голову в плечи, будто стараясь защитить горло. Его пальцы отбивали на стенках бассейна нервную дробь. Затем его руки соскользнули с мокрого камня и стали метаться в поисках оружия. Он вспомнил, что бросил его там, где раздевался.

Он был голым, как трупы Фурия и Коссиния.

Его спина скользнула по мраморной стене бассейна. Он пытался с головой скрыться в воде, спрятаться от приближавшихся рабов. Возможно, они мечтают зарезать его. Его рабы уже не были покорными животными. Они больше не опускали глаз, когда им угрожали поркой или казнью. На их лицах появлялось странное выражение, и все их существо дышало ненавистью.

Посыльный от Сената сообщил Варинию, что, по словам Кальвиция Сабиния, трибуна VII легиона, и центуриона Номия Кастрика, вдоль всей дороги от Рима до Кум бродят толпы рабов. Они грабили поместья, убивали хозяев, насиловали женщин и вспарывали им животы. Ни один патриций не мог чувствовать себя в безопасности, все нанимали воинов, чтобы защищаться от собственных рабов.

Сенат требовал, чтобы с этим оскорбительным для республики восстанием было, наконец, покончено.

И главное – Риму необходим урожай из Кампании и Лукании. Римский плебс нужно обеспечить хлебом, иначе разразится гражданская война.

Трибун Кальвиций Сабиний долго расспрашивал Вариния. Казалось, он даже не замечал, что претор покрыт грязью и кровью, что он хромает, его левая нога, возможно, сломана, болит весь бок от плеча до бедра и унижение, которое ему пришлось пережить, еще слишком живо в его памяти, чтобы он мог бесстрастно отвечать на вопросы посланника Сената.

– Говорят, – воскликнул Вариний, – что это ты во Фракии оставил в живых Спартака, который разоряет теперь Италию. Ты его знаешь! Мне сказали, что ты держал его в клетке, а потом отпустил! И тысячи, десятки тысяч рабов, беглых гладиаторов и наших солдат присоединились к нему. С ним теперь и оружейник гладиаторской школы Капуи, и греческий ритор Посидион, которого ты тоже знаешь, Спартак очень ловок и прекрасно владеет искусством войны. Возможно, этому его научил Посидион. Я сам видел трупы наших солдат, тысячи обнаженных тел!

Вариний рассказал, как попал в ловушку, расставленную Спартаком. Фракиец ушел, оставив лагерь, который был всего лишь приманкой, а затем атаковал его армию с флангов и тыла.

– Мне нужны легионы, много легионов! – твердо сказал Вариний. – Если я их не получу, он захватит города. Мятежники пришли в Кумы и ревели под нашими стенами. Почему они до сих пор не напали на Рим? Для этого нужно только, чтобы десятки тысяч рабов, которые спят в наших домах, взбесились, как голодные крысы.

Прихрамывая, Вариний удалился. Каждый шаг причинял ему боль. Сухая грязь стягивала кожу. Вонь, исходившая от туники, была унизительна.

Он вошел в термы, приказав всем освободить помещение. Он хотел остаться один. Он прогнал рабов, надушенных, с гладкой кожей, одетых во все белое. Рабы шли ему навстречу с вызовом в глазах, возможно, сжимая за спиной кинжал.

Вариний погрузился в воду. Его мышцы расслабились, и он впервые за многие дни почувствовал, что ему хорошо.

Это длилось недолго. Внезапно мучительный жар охватил его. Сквозь пар он различил силуэты приближавшихся рабов. Они несли полотенца и корзины, наполненные флаконами с благоухающим маслом, губками и пемзой. Но на дне корзин, возможно, были спрятаны мечи, чтобы зарезать его.

Спартак стоял на краю скалы, возвышающейся над долиной Кампании и виноградниками Лукании.

Фракиец смотрел прямо перед собой.

После дождливых дней небо очистилось, и солнце было ярким и свежим как только что разгоревшийся костер.

Городские стены появлялись из тумана, из сероватой дымки, которая стлалась по земле, нависая над долинами Силара и Вольтурно, пока морской бриз не начал рвать ее на лоскуты.

Среди деревьев, на склонах холмов и косогоров плато толпились десятки тысяч рабов, которые покинули поместья, убили управляющих, надсмотрщиков и хозяев.

Мужчины и женщины обнимались или хлопотали возле костров. Гул моря достиг мыса, накрыл плато. Но пронзительные голоса были громче, чем шум волн. Люди кричали: «Свободны, мы свободны!»

Вдруг раздался барабанный бой, и все смолкли.

Спартак посмотрел вниз. Там, на поляне, подбадриваемые криками толпы, дрались люди – прыгали, вцеплялись друг другу в волосы, катались по грязной земле.

– Они не умеют драться, – сказал оружейник Курий, стоявший в нескольких шагах позади Спартака вместе с Иаиром и Посидионом. – Они как животные: могут боднуть рогами или лягнуть, но они не знают дисциплины и правил боя. Это и не свободные люди, и не гладиаторы. Это рабы.

Спартак обернулся и посмотрел на огромный, раскинувшийся внизу лагерь. На подмостках женщины танцевали с обнаженной грудью. Зрители тянули к ним руки, кричали, дрались за право прикоснуться к ним и увлечь за собой.

Другие мужчины сидели поодаль на корточках. Бросив оружие, они рвали руками куски мяса, ели плоды, пили вино.

– Они хотят только грабить и убивать, – продолжал Курий. – Когда они штурмовали стены Кум, всего нескольким солдатам, оставшимся подле Вариния, удалось справиться с ними. Скоро Рим поднимет целые легионы. Посланцы Сената прибыли в Кумы.

Курий указал на толпу и вздохнул.

– Они убивают. Пьют. Спят друг с другом. Что ты будешь с ними делать?

– Они хотят убивать, – подхватил Иаир. – Ты прав, Курий, они не умеют драться, как гладиаторы или римские солдаты. Однако они победили центурии преторов и легата. Ты знаешь почему? Они ненавидят не только своих хозяев, но и собственную жизнь. И поэтому не боятся смерти.

Спартак принялся расхаживать взад и вперед по краю скалы.

Солнце осветило стены Кум, возвышавшиеся как черные скалы. Окутанные туманом, Нола, Нуцерия, Абеллин были похожи на острова в долине, где кипело море восставших рабов. Виллы и небольшие селения, оставшиеся без защиты, были разграблены, разгромлены, сожжены.

Спартак остановился и опустил голову.

Несколько дней назад он пытался помешать галлам поджечь маленький городок Нар. Он встал перед воротами города, из которого доносились крики напуганных женщин и детей. Мужчин уже убили, или они сбежали, зная, что их ожидает.

Спартак сказал, что нужно захватить хлеб, ячмень, мясо, соленую рыбу, сухие овощи и фрукты, но не убивать, не разрушать. Галлы на мгновение остановились.

Крикс вышел вперед. Он указал на толпу мужчин, переминавшихся позади него, на галла, который был выше остальных на целую голову.

– Тадикс пришел из Цизальпийской Галлии с войском более чем в сто человек. Они убили своих хозяев и воинов, преследовавших их. Никто не сможет остановить Тадикса, даже ты, Спартак. Он хочет женщин, огня, смерти! Он свободен делать, что хочет. Дай им пройти, или они убьют меня, а потом и тебя.

Тадикс даже не стал угрожать Спартаку. Он пошел напролом, и толпа смела фракийца с дороги, потащила за собой.

Крики женщин стали громче, по каменным мостовым потекла кровь. Потом изуродованные тела уничтожил огонь.

Спартак закрыл глаза, не желая смотреть на это бесконечное безумие, поражаясь жестокости, которая объединила людей разных племен, пришедших из Апулии, Фригии, Иберии.

Его лицо выражало горечь. Он не слышал, как к нему подошла Аполлония, обняла, зашептала, покусывая его за ухо, что он, Спартак, предводитель рабов.

– Боги избрали тебя, – сказала она, – ты тот, кто вернет людям свободу!

Спартак оттолкнул Аполлонию, поднял голову и посмотрел на толпу. Повернулся к Иаиру, сидевшему рядом с Посидионом на краю скалистого мыса.

– Ни один город, даже Рим, – сказал Иаир, – не сможет противостоять ненависти.

– Они боятся. Они еще помнят восстание на Сицилии, – добавил Посидион, указывая на толпу, столь многочисленную, что за ней не было видно ни скал, ни земли в долине, ни склонов и косогоров.

Спартак подошел к Курию и положил ему на плечо руку.

– Ты оружейник, – сказал он. – Ты укрощал гладиаторов в Капуе. Я видел, как ты это делаешь. Научи этих рабов сражаться, как свободные люди!

Курий покачал головой и сплюнул.

– Они больше не хотят повиноваться, – ответил он. – Это не собаки, которых можно выдрессировать. Они стали дикими, но ты никогда не сделаешь из них волков!

– Мне нужна армия! – ответил Спартак.

Он развернул Курия и заставил посмотреть на толпу.

– Выбери самых сильных, тех, кого боятся другие. Назначь их центурионами. Пообещай им от моего имени самую большую долю добычи. Вели нарезать кожи. Я не хочу, чтобы они ходили нагими, как звери. Дай каждому щит, пусть они вырежут их из днищ корзин. Прикажи, чтобы заточили колья и обожгли на огне. Довольно сражаться голыми руками! Пусть учатся метать колья, как копья.

Спартак сжал кулаки.

– Если они научатся сражаться, а ненависть заставит забыть о смерти, мы победим легионы!

Иаир поднялся, подошел к нему и сказал:

– Что ты будешь делать со своей победой, Спартак?

Фракиец ничего не ответил и устремил взгляд на горизонт.

Спартак медленно опустился на корточки и обвел взглядом собравшихся.

Он держал в руках меч, копье и кинжалы так, словно протягивал это оружие окружавшим его людям. Здесь был Тадикс, самый высокий из всех рабов и гладиаторов, со светлыми волосами, спадавшими на плечи. Рядом с ним сидели Крикс-галл и Эномай-германец, Виндекс-фригиец, ибер, кельт, галл из Цизальпины, фракиец и дак. Плечом к плечу стояли Курий, Иаир и Посидион. Аполлония танцевала вокруг, будто хотела окружить их чарами.

Спартак положил оружие перед собой.

Крикс первым последовал его примеру, а за ним и остальные. Тадикс сделал это последним. Они сложили оружие в перевернутый щит. Сняли шлемы.

– Мы – пастыри этого стада, – сказал Спартак, чуть повернув голову в сторону толпы, бесновавшейся на поляне. – И до сегодняшнего дня боги были благосклонны к нам.

Внезапно он встал, вышел в центр круга и принялся ходить, останавливаясь перед каждым из воинов.

– Но разве боги отвернутся от Рима, которому дали все – землю Италии и наши земли, море и наши народы? Боги просто хотят напомнить Риму, что они – его хозяева. Мы бич, которым они хотят наказать надменный город, напугать его, заставить уважать и почитать их, воздвигать в их честь святилища и храмы и приносить жертвы.

Спартак понизил голос и склонил голову.

– Они избрали нас не для того, чтобы уничтожить их город.

– Ты говоришь так же непонятно, как греческий ритор! – воскликнул Крикс. – Что ты хочешь сказать?

Спартак сел перед ним на корточки.

– Нам никогда не завоевать Рим, вот что я хочу сказать. Римляне могут выставить десятки легионов. У них есть осадные машины и флот, хлеб из Сицилии и Африки. Мы всего лишь шип, вонзившийся в пятку Рима. Он выдернет его, даже если это будет непросто, даже если нам удастся превратить стаю диких собак в настоящую армию!

Крикс слушал, глядя в землю. Затем, резко поднявшись, сказал:

– Кому нужна победа над Римом?

Расправив плечи, он посмотрел на небо и продолжил:

– Мне достаточно победы над его преторами, легатами и центурионами. Достаточно пить вино и есть хлеб, мясо и рыбу, хранящиеся в подвалах вилл, двери которых мы можем открыть всегда, когда пожелаем. Однажды Рим сгниет изнутри – в городе десятки тысяч рабов, они сами убьют своих хозяев. А нам хватит городов Кампании и Лукании – Нолы, Нуцерии, Кум, Абеллина, Нара… И все остальные! Говорят, что на другом берегу, в Апулии, Калабрии и Бруттии, города еще богаче. Амбары там ломятся, набережные завалены амфорами с лучшим вином. Женщин так много, что можно хоть каждый день выбирать себе новую. Кому нужен Рим? Давайте будем наслаждаться жизнью здесь, на землях, которые уже принадлежат нам, и пусть Рим посылает сюда своих легатов, преторов, консулов! Мы нанижем их головы на копья, а их воины в страхе разбегутся!

– Вслед за ними придут другие легионы, – сказал Иаир. – Они перебьют вас, пока вы, пьяные, будете спать в объятиях женщин.

Тадикс погрозил Иаиру кулаком, и все остальные принялись бранить целителя. «Трус, – кричали они. – Кто видел тебя с оружием в руках? Разве ты или грек убили хоть одного врага? Кто может доказать, что вы не римские доносчики?»

– Что ты хочешь сказать нам? – спросил Крикс у Спартака. – Что Рим однажды одержит над нами победу?

Тот пожал плечами. Крикс продолжал:

– Все умирают, и греческие риторы тоже! Ты был гладиатором, выходил на арену. Я видел тебя в сражении – ты не из тех, кто боится смерти. Так чего же ты хочешь сейчас? Любой гладиатор знает: нужно радоваться каждому дню, потому что завтрашнего может не быть. Так позволь же нам радоваться, Спартак, не говори больше о Риме. Когда легионы будут здесь, мы встретим их, как встречали диких зверей на арене. А если мы погибнем… Ну что ж… Этот день все равно придет, гладиаторы не боятся смерти.

Он посмотрел на Посидиона и Иаира.

– Эти двое, возможно…

Спартак встал.

– Я хотел поговорить с вами о реках, – перебил он Крикса, указывая на равнину, где серебристые ленты Вольтурно и Силара катили свои воды к морю.

– Вода стремится к воде. Каждый человек должен идти в свою страну, на свою землю. Я хочу вернуться во Фракию, увидеть леса моей родины. Галл, разве ты не хочешь навестить могилы предков? Свою страну?

Он повысил голос.

– У каждого из нас есть страна, где он сможет жить свободно. Римляне оторвали нас от родины, от наших лесов и нашего неба. Мы – огромная толпа, нас десятки тысяч человек. Если мы станем армией, никто не сможет нас остановить. Мы разгромим легионы. Пойдем на север, к горам, за которыми начинается дорога домой. Пройдем сквозь ущелья и вернемся в Галлию, Иберию, Фригию или Фракию. Дома мы будем свободными. У Рима не останется сил, чтобы преследовать нас. Мы больше не будем рабами. Мы научим наши народы сражаться за свободу.

Спартак опустил голову и долго молчал, будто почувствовал внезапную усталость, оттого что ему не удалось убедить этих людей, которые молча смотрели на него и ждали.

Наконец он сказал:

– Я поведу эту армию на север.

Помедлил и сурово добавил:

– Но мы победим только в том случае, если останемся вместе.

Крикс поднялся, за ним Тадикс, Эномай и большинство остальных.

– Моя родина, – начал Крикс, – там, где я ем, пью, граблю виллы и раздвигаю ноги женщинам. Никакая другая мне не нужна. Я не пойду с тобой на север. Мы завоюем города Кампании и Лукании, а потом двинемся в Апулию.

Он указал на горизонт.

– Те, кто приходят оттуда и из Калабрии, говорят, что римские войска обратились в бегство, в этих провинциях ты больше не увидишь знамен Рима. Стоит только протянуть руку и все это твое – Сипонт, Барий, и даже Брундизий. Города в глубине Италии – Канузий, Луцерия, Аускулум, Венузия – также беззащитны.

Крикс подошел к Спартаку.

– Это в нескольких днях ходьбы. Рабы Апулии и Калабрии ждут нас. Пойдем с нами, Спартак! Мы свободные люди. Любая страна, где мы живем и сражаемся, – наша.

Он ударил ногой о землю и повторил:

– Моя родина там, где я свободен!

– Римляне схватят тебя, – сказал Спартак.

Крикс ухмыльнулся.

– Римляне? Настанет день, когда смерть заберет меня. Но не римляне, Спартак. Римляне – никогда!

Он подошел к Спартаку и хотел обнять его. Но тот отступил на шаг.

Скрестив руки на груди, расставив ноги, Спартак стоял посреди дороги, ведущей в долину.

Он смотрел на людей, фигуры которых проступали все четче в лучах восходящего солнца. В первом ряду он увидел Крикса, Эномая, Виндекса, Тадикса и галла из Цизальпины, выделявшегося ростом и шириной плеч.

Они шли медленно, неся на правом плече копье, меч или кол, а в руке щит.

На обочинах дороги собрались рабы, женщины держались в стороне.

Был слышен только топот, и он становился все громче в тишине, царившей над плато.

Крикс поднял руку, и колонна остановилась.

Он подошел к фракийцу и остановился в шаге от него.

– Они служат мне, – сказал он.

– Ты ведешь их на смерть, Крикс.

– Отойди и позволь нам пройти!

– Я хочу, чтобы каждый из них посмотрел на меня. Я хочу видеть их лица!

– Ты бросаешь мне вызов, Спартак?

Крикс взялся за рукоятку меча, наполовину достал его, затем резко вложил обратно в ножны. Он обернулся к людям, которые в слабом свете первых утренних лучей казались черной массой, ощетинившейся сверкающим оружием.

– Спартак приветствует вас! – воскликнул Крикс.

Он вытащил меч и взмахнул им. Люди подняли оружие, кто-то закричал, и все, размахивая копьями, кольями и мечами, взревели. Женщины танцевали. Взобравшись на скалы, окружавшие дорогу мужчины провожали войско.

По знаку Крикса, стоявшего рядом со Спартаком, войско тронулось. Проходя мимо фракийца, люди опускали головы. Поток разделялся надвое, огибая его.

Большинство галлов прятали взгляд от Спартака. Только что они кричали и размахивали руками, но, поравнявшись с ним, смолкали. Снова воцарилась тишина, и войско продолжало идти – тысячи человек, кто в одежде римских солдат, кто полуголый.

Когда прошли последние из них, Крикс вложил меч в ножны.

– Ты видел их, – сказал он. – Они идут со мной как свободные люди.

Он удалился и примкнул к последнему ряду войска.

– Я видел мертвецов, – сказал Спартак.

Немногие остались с ним, как позднее свидетельствовали Посидион-грек, Иаир-еврей и оружейник Курий.

– Настал момент атаковать их, разгромить и уничтожить, – сказал претор Вариний.

Он сидел за длинным низким столом, стоявшим посреди комнаты. Рядом трибун VII легиона Кальвиций Сабиний тянулся к блюдам, которые только что принесли рабы. Он замешкался, касаясь то жирных дроздов, то жареных зайцев, рыбы, листьев салата и шампиньонов. По другую сторону стола сидели два консула, Геллий Публикола и Корнелий Лентул, а по сторонам – преторы Гней Манлий и Квинт Аррий.

– Они разделились, – рассказывал Вариний. – Одна шайка идет к Апулии, другая на север.

Он подождал, пока рабы поставят на стол блюда с сушеными фруктами и кувшины с вином, и приказал им выйти.

– Мне стало известно… – тут Вариний остановился и приказал двум замешкавшимся рабам покинуть комнату. Так прогоняют надоедливых животных.

– Даже здесь, в Риме, никому нельзя доверять, – объяснил он. – Они подслушивают и выслеживают нас, а завтра сбегут к мятежникам и передадут то, что слышали. Ты, консул, должен отдать парочку из них палачу. Тогда остальные вспомнят, что их жизнь стоит меньше собачьей!

– Так что же тебе известно? – спросил Геллий Публикола.

Консул говорил как старик, медленно, через силу. Вытер губы тыльной стороной ладони, и, казалось, этот жест лишил его последних сил.

Вариний ответил:

– Фракийский гладиатор, этот Спартак, перебивший всех моих ликторов, двинулся на север. Спартак обещал тем, кто последует за ним, провести их через Альпы туда, откуда мы их пригнали, во Фракию, Галлию, Германию.

– Перестань верить всякой чепухе! – воскликнул претор Квинт Аррий.

Он возмущенно сказал, что смешно дрожать и бояться рабов. Они слабы и не представляют никакой опасности, а побеждали потому, что те, кто с ними сражался, трусливы и немощны.

– Я не говорю о тебе, Вариний. Но другие – претор Глабр, легат Фурий и этот претор, Коссиний, – ты думаешь, они как следует командовали своими легионами и центуриями? Солдаты разбежались, а полководцам не удалось остановить их. Сенат только что постановил поднять шесть легионов. Вариний, мы с Публиколой, Лентулом и Манлием уверены в победе.

Он поднял кубок.

– Присоединяйтесь к нам! Мы поймаем этих тварей и скормим львам на арене. С кого ты начнешь, Вариний?

– С тех, кто идет в Апулию, – не колеблясь, ответил Вариний. – Их около десяти тысяч. В основном это галлы и кельты, с ними германцы, фригийцы и толпы женщин. Они бросаются в бой, как дикие звери, но их головы пусты, и они стремятся не побеждать, а грабить. Между сражениями они пьют, спят, переваривают пищу и дерутся из-за женщин.

– Мы никого не оставим в живых, – сказал Квинт Аррий.

– А что Спартак? – спросил консул Лентул.

– Этот умеет сражаться, – заметил Вариний.

– Шесть легионов… Ты действительно полагаешь, что он может разбить нас? – воскликнул Квинт Аррий.

Вариний сжал кубок двумя руками и стал пить не торопясь, медленно откидывая голову.

Публий Вариний шел среди трупов.

Их было так много, что они покрывали весь песчаный берег. Некоторые тела смыло водой и они качались на волнах. Другие лежали на склонах Гаргано, там, где недавно шла битва.

Здесь погибли галлы.

Вариний остановился и посмотрел на вершину горы.

Он вспомнил гиганта, который, рыча, размахивал мечом и снес голову одному из окруживших его солдат, а те, выставив вперед копья, пытались увернуться от его клинка.

Вариний крикнул: «Он нужен мне живым!», и уже представлял, как отдаст этого дикого зверя сенаторам, как его вытолкнут на арену и принесут в жертву богам, в благодарность за победу.

Но гигант как сквозь землю провалился. Вариний подошел к солдатам, которые перевязывали раны, опираясь на древки копий, чтобы не упасть. Он стал расспрашивать их.

Прошло тридцать дней с тех пор, как они вышли из Рима. По Аппиевой дороге они дошли до Капуи, потом, перевалив через горы, вышли к долинам Вольтурно и Силара, к Апулии.

Впереди, разоряя и сжигая поместья, виноградники и виллы, бежало войско под предводительством Крикса, Эномая, Тадикса и Виндекса.

Разведчикам удалось поймать нескольких рабов. С них бичами сдирали кожу, жестоко истязали, и они выдавали имена – дерзко, с вызовом, будто желая, чтобы их как можно скорее убили. Но они не дождались этой милости. Их бросили на съедение волкам и хищным птицам. Начались сражения.

Нужно было уничтожить всех, мужчин и женщин, не щадить никого. Некоторые сами пронзали себе грудь мечом, бросались на копья.

Консул Геллий Публикола отдал приказ истребить всех, кто остался от войска, которое легионы преследовали в Апулии и, наконец, загнали на полуостров, лежащий под сенью горы Гаргано.

На вершине горы Вариний продолжал искать тело гиганта. Солдаты спустились оттуда, будто испуганные тучей черных и белых птиц, закрывших небо огромными крыльями. Их острые клювы и цепкие когти уже разрывали тела.

Вариний не нашел гиганта. Возможно, его тело было завалено другими телами или, скатившись по склону, упало в море.

Может быть, его унесли птицы? Или забрал Нептун?

Кому известны замыслы богов?

Публий Вариний сошел вниз с вершины горы Гаргано.

Он останавливался перед каждым трупом и, если не мог разглядеть лицо, наклонялся, мечом отодвигал руки мертвецов. Иногда ему приходилось переворачивать тело на спину, чтобы рассмотреть застывшие черты.

Оказывается, у этих дикарей был человеческий облик.

Он встал, сделал несколько шагов, остановился и вновь с ожесточением принялся за поиски.

Ни одно из этих неподвижных лиц, изуродованных, покрытых засохшей кровью, не было искажено гримасой страха, того панического страха, который – он знал это – отразился на его лице, когда он карабкался на берег Вольтурно, спасаясь от рабов. Конь под ним пал и придавил его, и была минута, когда он подумал, что не сможет выбраться, убежать. Этот страх не отпускал его до тех пор, пока он не достиг Кум.

Каждый раз, когда к нему приближался раб, будь то мужчина или женщина, в термах или на вилле консула Геллия Публиколы, он боялся, что один из них набросится на него с кинжалом.

Публий Вариний шел вдоль реки. Волны обмыли тела, и кровавые раны казались темными полосами.

Он наклонился.

Лица этих дикарей были спокойны, будто они встретили смерть храбро и мудро как философ, подчинившийся воле богов.

Вариний обеими руками сжал меч, занес его над головой и принялся с яростью рассекать трупы.

Вода, окрасившись в пурпур, забурлила. Но волны снова смыли кровь, и лица, даже рассеченные мечом, продолжали излучать спокойствие, приводившее Вариния в исступление.

Он широко шагал по мокрому песку, нанося удары направо и налево. Птицы с желтыми и черными клювами носились над ним с пронзительными криками.

Спартак сидел на скале, на опушке соснового леса, где собрались последовавшие за ним рабы. Вдалеке, в долине Апулии, горели огни, около моря чернели горы Гаргано.

Склонившись вперед, подперев кулаками подбородок и прищурив глаза, он напряженно всматривался вдаль, будто стремился различить среди пылающих костров линии палаток, проходы, частокол и наблюдательные башни римского лагеря.

Он представлял себе дозорных, обходящих лагерь по квадрату. Самые яркие из пятидесяти костров горят перед палатками трибуна, претора, легата и консула.

Поблизости от большого четырехугольника виднелись два других, поменьше.

– Три лагеря, – сказал Спартак, повернувшись к Иаиру, стоявшему рядом с Посидионом и Курием. – Три легиона, – добавил он. – Они разожгли костры. Они уверены в себе. Они одержали победу над Криксом.

Он обхватил голову руками.

– Посмотри! – крикнул Курий, указав на другие огни, горевшие в долине Кампании со стороны Капуи, Кум, Нолы, Абеллина и Нуцерии.

– Еще три легиона! – мрачно сказал Курий.

Иаир сказал:

– Эти челюсти Рима сомкнутся и раздавят нас. Они разгромили Крикса и теперь готовятся напасть на нас.

Спартак поднялся и пошел по опушке леса.

В нескольких сотнях шагов позади раскинулся лагерь рабов. В ночном мраке едва можно было различить хижины, построенные из веток, и кожаные палатки.

Спартак запретил петь, кричать и разводить огонь.

Рабы возмущались, говорили, что, когда с ними были Крикс, Эномай и Виндекс, прятаться не приходилось. Они поджигали хлебные поля, виноградники, поместья, виллы и даже леса. Весь горизонт был объят пламенем.

Кто-то вышел вперед обвинив Спартака в нежелании и даже неумении сражаться, в том что он думает только об отступлении, о побеге, вместо того чтобы сразиться и победить римлян. Ведь с Криксом они убили претора и легата, захватили знамена и разграбили города.

Спартак прыгнул, схватил мятежника за горло и крикнул, что любой из них был волен присоединиться к Криксу и Эномаю, но в конце пути их ждала только смерть. Он, Спартак, знал это. Боги предупредили его.

Он отпустил раба, но тот еще долго пошатывался, согнувшись, с трудом переводя дыхание.

– Тот, кто последует за мной, останется жив, – продолжал Спартак. – Но для этого нужно подчиняться моим приказам.

Он повторил, что убьет любого, кто попытается разжечь костер, потому что единственное, чего боятся римляне, – это неожиданности. Если появиться там, где нас ждут, на той же дороге, по которой идут они, то можно сразу бросать оружие и вставать на колени.

– Пускай тот, кто не желает идти со мной, уходит! – добавил он.

Никто не пошевелился. Тогда он указал на лес: они проведут несколько дней там, потом направятся к северу и неожиданно нападут на римлян.

– Челюсти Рима, – повторил Иаир, глядя на костры.

– Мы уйдем завтра, прежде чем они успеют захлопнуться, – ответил Спартак.

– Шесть легионов! – продолжал Иаир.

– Два консула, два претора! – добавил Курий.

– Трибун VII легиона Сабиний, а вместе с ним Публий Вариний, – добавил Посидион. – Рим никогда не смирится с тем, что кто-то не подчиняется его законам. Рим будет убивать каждого, кто бросит ему вызов или хоть раз победит его. Ты же много раз делал это, Спартак. Перебежчики из римских легионов сказали, что консулы получили от Сената приказ уничтожить всех, кто следует за тобой, и каждого, кто знает о твоем существовании и о том, что ты убил двух преторов и легата. Они боятся, что люди начнут думать, будто можно жить и без Рима, избавиться от его власти и законов. Они не оставят нас в живых.

Из леса вышла Аполлония.

Дата добавления: 2015-08-10