ЧАСТЬ II. Иаир изо всех сил зажал ладонями уши, надеясь, что шум крови в голове заглушит вой

Иаир изо всех сил зажал ладонями уши, надеясь, что шум крови в голове заглушит вой, доносившийся со ступеней амфитеатра, расположенного над подземными залами, где он находился.

Он съежился, поджал ноги и уткнулся головой в колени.

«Убей! Убей!»

Толпа хрипло и ритмично выкрикивала:

«Убей! Убей!»

Вой проникал сквозь люки, отражался от низких сводов, катился дальше по переходам, которые вели к школе гладиаторов, расположенной рядом с амфитеатром Капуи, на берегу реки Вольтурно.

Достаточно было сделать несколько сотен шагов, чтобы дойти до гладиаторской школы по этим подземным коридорам, где гладиаторы собирались перед тем, как подняться на арену и выйти на пропитанный кровью песок.

Вдруг наступила тишина. Иаир поднял голову, осмотрелся и подошел к подвальному окну. Прямо перед собой, на другом краю арены, он увидел ложу, где сидели магистраты и патриции Капуи, а рядом с ними стоял, опершись о балюстраду, Гней Лентул Батиат, хозяин школы, ее владелец, устроитель игрищ.

Раздался резкий, пронзительный крик:

«Убей! Убей!»

И толпа подхватила этот призыв.

Иаир отошел от окна, сжался в сумраке.

Он не хотел видеть, как претор поднимет руку, сожмет кулак, помедлит мгновение, прислушиваясь к реву толпы: «Прикончи! Убей!» И претор уступит, опустит большой палец, подавая победителям знак прикончить тех, кому они приставили меч или трезубец к горлу или наступили на грудь.

Снова наступила тишина, затем будто вздох удовлетворения донесся со стороны скамей, на которых теснились зрители.

Внезапно яркий свет залил зал, прогнав мрак. Ворота, ведущие на арену, открылись, пропуская гладиаторов, которые, спотыкаясь, стали спускаться в подземелье.

Все, кто остались из двадцати купленных в Риме рабов. Они сидели плечом к плечу у стены в Велабре, вместе ехали на повозках из Рима в Капую, по Аппиевой дороге, напевая каждый на своем языке.

На остановке в Минтурно кельту удалось разорвать путы и убежать в деревню, прячась среди оливковых деревьев. Стражники нагнали его и били до тех пор, пока его голова не упала на грудь и уже нельзя было определить цвет его волос – они покрылись черной запекшейся кровью.

Лентул Батиат приказал облить его водой. Кельт вздрогнул и поднял голову. Батиат несколько раз повторил:

– Он жив, собака, он жив! Благодарение богам!

Кельта связали и бросили на повозку. По приезде в Капую, когда новые гладиаторы увидели город излучину Вольтурно, а вдалеке мыс и гору конической формы, окутанную серой дымкой, Батиат подошел к Иаиру:

– Ты целитель, Иаир, поэтому тебя и купили.

Он повернулся к Аполлонии:

– Ты жрица Диониса? Хорошо.

Он указал на кельта:

– Хочу, чтобы завтра он уже стоял на ногах. Вам дадут все, что нужно для его исцеления. Но если он умрет или не сможет ходить…

Он долго смотрел на Иаира и уходя сказал:

– Мои ливийские львы всегда голодны.

Иаир намазал тело кельта маслами и снадобьями, растер затылок и бедра, промыл светлые кудри, перевязал раны.

Дыхание кельта постепенно выровнялось. Он приоткрыл опухшие глаза, посмотрел вокруг и сказал, что его зовут Гэл, что он боролся с римлянами и победил их, он воин и не желает быть обреченным на постыдное и низкое положение гладиатора. Он обратился к Спартаку, но тот не понимал его языка. Тогда галл Крикс и германец Эномай, которых тоже купили в Риме, объяснили Спартаку, что кельт призывает их отказаться от боев, поднять мятеж и попытаться бежать. Неужели они не понимают, повторял он снова и снова, что они намного сильнее, если будут действовать сообща, что они могут использовать против стражников оружие, которое выдают им для сражений на арене?

Крикс и Эномай тихо разговаривали. Первый был таким же высоким, как Спартак, но более плотным. Низкий лоб и выступающий вперед подбородок придавали его лицу суровое и упрямое выражение. У Эномая были длинные руки и шея. Его голова, заросшая густыми рыжими волосами, казалась слишком маленькой для такого огромного тела.

Спартак слушал их, не отвечая, и они, наговорившись, заснули.

На следующее утро Лентул Батиат, окруженный стражниками, подошел к Гэлу. Тот стоял, скрестив руки, прислонившись к одной из дверей в переходы, ведущие к подземным залам под ступенями амфитеатра.

– Торопишься попасть туда? – начал Батиат. – Не беспокойся! Батиат ничего не забывает. Ты хотел бежать? Ты любишь бегать? Ты будешь бегать.

Батиат повернулся к Курию, свободному человеку, который добровольно стал гладиатором. Он выиграл множество боев и был назначен оружейником гладиаторской школы.

– Проследи за тем, чтобы его хорошенько кормили, – добавил Батиат. – Научи его драться. Я хочу, чтобы он открыл следующие игры. Жителей Капуи поразит зрелище, которое я им готовлю.

Как только ланиста покинул казармы, Курий подошел к Спартаку.

– С тобой советуются, тебя слушают, – начал он. – С тобой твоя женщина и этот Иаир-целитель. Они не отходят от тебя. Батиат, должно быть, дорого заплатил за вас, это видно по тому, как он на тебя смотрит. Он обращается с тобой, как с главой новой группы гладиаторов. Но я его знаю: он жесток и мстителен. Кельт, попытавшись бежать, бросил ему вызов. И если Батиат не убил его сразу, значит, его ждет то, что страшнее смерти. Поговори с Криксом-галлом и Эномаем-германцем, пусть они объяснят ему это. Они доверяют тебе и послушают тебя.

Он положил руку на плечо Спартака.

– Если кельт мудрый человек, он вскроет себе вены. Тогда он умрет счастливой, легкой смертью.

Но кельт, набравшись сил, почувствовал вкус к жизни.

Его хорошо кормили. Батиат даже приказал одной из женщин, что бродили по берегам Вольтурно, приходить к нему. Гэл уединялся с ней в отдельной комнате, и оттуда доносились страстные крики.

– Зачем умирать? – ответил Гэл Криксу. – Я буду драться, выживу и убью Лентула Батиата!

Однажды утром стражники схватили Гэла, связали ему руки за спиной, раздели и вылили на него кувшин свежей крови.

Лентул Батиат наблюдал за их действиями.

– Ты хотел бежать? Теперь попробуй убеги от них!

Трубы и барабаны возвестили об открытии игр в Капуе. Лентул Батиат с трибуны объявил: чтобы достойно открыть эти игры, он выпустит на арену самого красивого из своих зверей, льва из Ливии, и обнаженного человека со связанными руками, у которого есть только ноги, чтобы убегать.

– Если он выживет, я сделаю его свободным!

Батиат приказал открыть ворота. Из одних на арену вышел гладиатор, из других выпрыгнул огромный зверь. По телу Гэла стекала свежая кровь.

Ему не пришлось долго бегать.

Лев разорвал его надвое. Голова кельта скрылось в львиной пасти.

Рабы, купленные в Риме, не участвовали в первых играх. Их нужно было научить сражаться на арене, уклоняться от сети, набрасываемой ретиарием, отражать трезубец или изогнутый меч.

Некоторые должны были уметь сражаться, не видя противника: на голове у них был шлем с непроницаемым забралом-маской.

Другие – среди них Крикс-галл – были с ног до головы обвешаны оружием, столь тяжелым, что они едва могли передвигаться, и их можно было повалить одним ударом. Встать сами они уже не могли.

У Спартака был щит и зазубренный изогнутый меч фракийского воина, а у Эномая – секира с двумя лезвиями и длинной рукояткой, которой он научился размахивать, сбивая с ног любого, кто попытается подойти.

Все они, составлявшие новую группу гладиаторов, вышли на арену во время вторых игр в Капуе.

Было лето, и с Вольтурно поднимался густой туман.

Из помещений, в которых находились звери, исходил едкий запах. Игры начались в конце дня, когда жара стала спадать и наступили долгие сумерки.

Иаир услышал удары оружия, крики, которыми зрители приветствовали самые красивые удары. Затем толпа завопила «Убей! Убей! Прикончи!» Вздох удовлетворения раздался, когда претор опустил палец, отдавая приказ добить побежденных.

А затем Иаир увидел, как оставшиеся в живых гладиаторы медленно спускались в подземелье.

Они пошатывались, их тела были покрыты кровью.

Иаир увидел, что грудь Спартака в крови.

Он подошел к фракийцу, на правом плече которого зияла глубокая рана. Струйка крови сбегала по руке черной лентой.

Спартак постоял в нерешительности, потом тяжело опустился на землю. Иаир склонился над ним. Рана оказалась неглубокой. Человек, который нанес этот удар, видимо, был убит в ту же секунду, когда лезвие его меча опустилось на руку Спартака.

Иаир остановил кровь и приложил к ране лекарство.

Спартак, казалось, даже не замечал, что его лечат. Он сидел, сгорбившись, опустив голову на грудь.

Он не посмотрел на Крикса, который постоял над ним, а затем внезапно рухнул, будто покошенный. Напрасно он пытался подняться на ноги. Эномай, грудь которого пересекали красные борозды, помог ему развязать кожаные ремни, с помощью которых на спине, голове, поясе и бедрах крепились оружие и доспехи. Другие гладиаторы прислонились к стене и, закрыв глаза, сползли на землю. Сначала они молчали, а затем стали требовать вина.

Иаир смотрел на них. На арену вышли двадцать воинов – новая группа гладиаторов, рабы, купленные в Риме. В подземелье спустились только семеро.

– Ты помнишь Гальвикса, который пощадил меня? – опять начал Спартак. – Дак предпочел умереть, но не убивать меня. Когда я увидел сегодня, как нумидиец поднял секиру, я бросился вперед, сжимая меч. Я ударил его в живот, и он уронил оружие.

Он положил правую руку на грудь.

– Его кровь брызнула на меня, смешалась с моей. Он был моим братом, Иаир, а я убил его. Мне не хватило храбрости Гальвикса.

Спартак опустил голову. Казалось, он плачет, но его глаза оставались сухими.

– Я убил брата, – повторил он.

Внезапно под низкими сводами наступила тишина. Гладиаторы расступились, пропуская Гнея Лентула Батиата и его стражников. Оружейник Курий шел рядом с ними.

– Я хочу видеть их, – громко сказал Батиат. – Живые, раненые или мертвые, они принадлежат мне. Покажи мне раненых, Курий.

– Они победили, – напомнил ему Курий.

– Они мои! – повторил Батиат. – Не забывай, что и ты в моем распоряжении, хоть и свободный человек. Ты продал мне свою свободу, Курий, и я могу вытолкать тебя на арену, связав руки за спиной, как того кельта. Ты ведь прекрасно знаешь, что с ним произошло.

Он подал знак гладиаторам отойти, чтобы рассмотреть оставшихся в живых.

Батиат заметил Спартака и Иаира рядом с ним.

– Скажи мне, еврей, сколько пройдет дней, прежде чем фракиец снова сможет выйти на арену?

– Дай мне меч, – ответил Спартак, поднимая окровавленную руку.

Батиат улыбнулся.

– Ты хорошо сражался. Рассек нумидийца надвое. Претору понравилось, как ты это сделал. Ты – Спартак? Курий сказал, что гладиаторы слушаются тебя. Скажи им, пусть будут послушны, как ягнята, а на арене пусть будут как тигры.

Он повернулся спиной к Спартаку, посмотрел на Крикса-галла, на Эномая-германца.

– Вы трое откроете следующие игры.

Другие выжившие после сражения лежали на земле, их тела были покрыты кровью и песком.

– Этим дайте оружие, – приказал Батиат. – Ты слышишь их? – спросил он, схватив оружейника за руку. Он кивнул в сторону арены, ступени которой были видны из люка. Толпа стояла, кричала и жестикулировала. – Курий, они должны снова драться!

– Они уже победили, – повторил оружейник.

– Ты слышишь? Претор хорошо платит мне за эти игры.

Батиат повысил голос.

– Я кормлю вас мясом и вином, даю вам женщин. Вы, гнусные твари, живете, как патриции. Вы – ничто. Вы должны драться. Такова плата!

Он пристально смотрел на гладиаторов до тех пор, пока большинство из них не опустили глаза.

– Раненые на арену, с трезубцами и мечами, живо! – приказал он. – Дотащи их, выбрось на арену, если нужно, Курий! Сейчас же! Облей их холодной водой! Пусть все запомнят гладиаторов из Капуи, гладиаторов Батиата! – добавил он. – Когда-нибудь я заставлю вас сразиться в Риме!

Он медленно ушел.

– Зверей на арену! – повторил он. – Пусть сразятся с моими зверями!

Спартак поднялся, гладиаторы окружили его. Их было несколько десятков, возможно, две сотни. Они недовольно ворчали. Но Спартак был единственным, кто поднял кулак.

Лица гладиаторов постепенно растворились в полумраке подземных залов.

Из люков, освещая плечи, руки, торсы, падали полосы света, в которых клубилась пыль. Иаир находился в самой гуще толпы гладиаторов, когда, содрогнувшись, они направились на арену. Он отступил обратно под своды, слушая крики, доносившиеся со ступеней, рев животных, метавшихся в соседнем зале в ожидании, когда откроются ворота, чтобы вырваться на арену и насытиться человеческим мясом.

В нескольких шагах перед собой Иаир увидел лезвия мечей и копий, щиты стражников, шакалов, преданных Лентулу Батиату.

Они стояли, широко расставив ноги, подняв мечи и копья, сдерживая гладиаторов, которых оттесняли под низкие своды, в закоулки, где нельзя стоять во весь рост. И гладиаторы садились на корточки.

Иаир чувствовал запах намазанных маслом тел. Различал в полутьме латные рукавицы, оружие, кожаные ремни, кольца кольчуг. Он прислонился к плечу Спартака, коснулся руки Крикса. Рука Эномая тяжело опустилась на его плечи.

Он видел, как появился Курий и жестом остановил стражников, следовавших за ним. Он приблизился к двумстам гладиаторам, которые теснились в подземных коридорах.

– Вы хотите, чтобы я разорвал вас, как крыс? – крикнул Курий.

Он шагнул вперед.

Иаир почувствовал, как Спартак задрожал всем телом. Фракиец попытался вцепиться в горло Курию, за ним бросились остальные. И прежде чем стражники остановили их, успели нанести несколько ударов Курию.

Иаир взял руку Спартака и сжимал до тех пор, пока тот не перестал дрожать.

Курий отступил назад.

– Вы слышали Лентула Батиата? То, чего он хочет, что приказывает, – для нас закон. Если вы взбунтуетесь, то станете крысами и умрете, как крысы. Вы всего лишь деретесь для него. Он купил вас, кормил, научил сражаться. Он дал вам надежду выжить, познать красивую жизнь в ожидании смерти, которой не избежит никто. Вы предпочитаете гнить в рудниках или жариться под солнцем в полях? Благодаря Батиату вы умрете в бою.

Курий подошел к Спартаку, толкнул его щитом.

– Ты, фракиец, поднял кулак. Ты ведь знаешь, что Лентул Батиат ничего не забывает. Когда-нибудь он прикажет связать тебя, как сделал с кельтом Гэлом. Или велит отрубить кисти рук и выпустит на арену. Вот что ждет вас, если вы забудете о том, что вы – ничто, гнусные твари, которым хозяин дарит жизнь. Ваша жизнь станет еще короче, если не будете покорны! Вы умрете, как крысы! – повторил он.

Он подошел к четырем раненым, которых поддерживали и обливали водой другие гладиаторы, и велел дать им мечи и трезубцы.

Стражники открыли двери. Вой толпы наполнил подземелье. Свет ослепил гладиаторов, и они с трудом могли различить раненых, которых выталкивали на арену.

Иаир услышал рычание диких зверей.

Шакалы Лентула Батиата отступили, держа наготове копья и мечи.

Гладиаторы медленно выходили на арену. Ворота за ними закрылись, и внизу снова воцарился мрак. Слышались приглушенные крики толпы.

Спартак подошел к одному из люков и подтянулся, схватившись за решетку. Иаир сделал то же самое.

Он увидел ложу патрициев и магистратов города, затем все скрыл взметнувшийся песок.

Увидев окровавленное тело, Иаир закрыл глаза и спустился вниз, чтобы больше ничего не видеть. Но он слышал вой толпы и рычание зверей, сливавшиеся в один невыносимый гул.

Иаир в изнеможении прислонился к стене. Спартак сел рядом, в самый темный угол зала. Сероватый свет освещал других гладиаторов, которым Курий велел принести амфоры с вином.

Они пили, запрокинув головы, прикрыв глаза. Вино, стекавшее им на грудь, казалось кровью.

– Я больше никогда не буду убивать своих братьев, – сказал Спартак, стиснув кулаки.

Аполлония встала на колени перед Спартаком и взяла его руки, заставила разжать кулаки. Она прикоснулась губами к его раскрытым ладоням.

Они сидели на полу в помещении, находившемся за строениями гладиаторской школы. Там Лентул Батиата размещал гладиаторов, которые уже боролись и победили. Их имена стали известны в Капуе, и за ними следовало ухаживать, как за дорогими животными, которые станут украшением следующих игр. Глашатаи разнесли по берегам Вольтурно, по площадям и рынкам Капуи весть о том, что Крикс-галл, Эномай-германец, Виндекс-фригиец и Спартак-фракиец выйдут на арену, чтобы драться насмерть с пятью парами гладиаторов. Выжившие сразятся с дикими зверями. Игры начнутся в полдень и продлятся до наступления ночи и, если потребуется, их продолжат при свете факелов. Зрителям будут раздавать вино и хлеб по приказу претора Клавдия Глабра, который приехал из Рима, чтобы присутствовать на играх величайшего ланисты республики Гнея Лентула Батиата!

Аполлония, всхлипывая, целовала руки Спартака. Затем, опустив голову и прижимая к губам его пальцы, она тихо начала рассказывать.

Она проникла в зал, где шакалы Лентула Батиата пили вино. Она танцевала для них и слышала, как оружейник Курий повторял, что получил приказ Лентула Батиата отрубить перед следующими играми руки Спартаку.

Аполлония сжимала руки Спартака, ласкала его ладони, целовала каждый палец.

– Твои руки! – стонала она.

Спартак сжал кулаки. Все его тело напряглось. Он сказал, что будет драться своими руками, как свободный человек, и убьет Курия. Чтобы победить его, Спартака, нужно десять стражников. И только смерть заставит его опуститься на колени.

– Я не отдам им мои руки! – сказал он, стиснув зубы.

Аполлония обняла его.

– Курий много выпил, – сказала она. – Он заявил, что должен повиноваться Лентулу Батиату, и что тот, кто восстает против хозяина, превращается в кусок растерзанной плоти, которую бросают на съедение зверям. И даже не львам, а гиенам и шакалам!

Тогда Аполлония подошла к Курию и стала ласкать его. Она напомнила ему, что она – жрица Диониса, прорицательница. Он увел ее в свою комнату. Там он еще выпил, кричал, что гладиатор должен выходить на арену с руками и оружием. Оружейник – не мясник. Он, Курий, – свободный человек и должен обучать гладиаторов защищать свою жизнь. Отрубать кисти человека перед битвой – задача палача, а не его, Курия. Он отрубал руки, выкалывал глаза, но у побежденных варваров, в наказание за то, что они осмелились сопротивляться легионам. Затем их отсылали обратно на родину, чтобы все видели мощь и силу Рима.

– Курий не хочет этого, – сказала Аполлония, – но он боится. Он пил всю ночь, всю ночь его тошнило. Если он не отрубит тебе руки, Лентул Батиат велит отрубить руки ему самому. Многие стражники хотят прикончить Курия, бросить его на арену и занять его место. Он знает об этом. Я видела одного чернокожего, который ходит в упряжи, как бык. Он называет себя Вакерра-ибер. Ему не нужно оружие, чтобы убивать. У него руки душителя, а пальцы – как железные прутья. Он сжал мне шею. Я почувствовала, как его ногти впиваются в мой затылок. «Я вырву тебе язык, если будешь болтать», – сказал он.

Аполлония помолчала немного, вздохнула и добавила, что Дионис научил ее усмирять быков, и она смогла успокоить Вакерру.

– Он отрубит руки и тебе, и Курию, станет оружейником, и гладиаторская школа Лентула Батиата превратится в скотобойню.

Спартак поднялся, попытался разжать объятия Аполлонии. Она стояла на коленях, обхватив его за ноги, прижавшись лицом к его животу.

– Этими руками я убью их, – прорычал Спартак.

Аполлония опустила голову.

– Ты будешь один, без оружия. Не успеешь поднять кулаки и пустить их в ход, как они пронзят тебе живот и порвут горло. Они бросят тебя львам.

Она прижалась губами к фаллосу Спартака.

– Дионис не хочет, чтобы ты умирал, – сказала она. – Не забывай про змею, которая обвила твою шею. Этот сон пророчит тебе славу предводителя.

Аполлония начала дрожать всем телом.

– Я – голос и плоть Диониса. Они дают тебе силы и указывают путь.

Спартак застыл, запустил пальцы в волосы Аполлонии.

– Что говорит Дионис? – спросил он.

Аполлония стала ласкать фракийца. Его тело согнулось, будто кто-то с невиданной силой ударил его по спине. Он почувствовал, что энергия, горячая, как расплавленное золото, поднимается по его ногам к бедрам и животу.

Аполлония поднялась на ноги.

– Этой ночью нужно бежать, – сказала она.

Она вышла из комнаты, и Спартак услышал, как она пошла по коридору и ее голос разбудил других гладиаторов.

Гладиаторы вошли в каморку Спартака. Они были безоружны.

Они толпились, не сводя глаз с фракийца, скрестившего руки на груди. Иаир стоял рядом с ним.

Отстранив Крикса и Эномая, вперед вышел Виндекс. Он сказал, что видел Вакерру-шакала, глаза и уши Лентула Батиата. Рабы по его приказу убирали прочь все оружие, хранящееся в школе.

Виндекс поднес левую руку к горлу, а правую к груди, будто хотел защититься от ударов мечей и копий.

– Мы безоружны, – сказал он. – Что, по-твоему, мы можем сделать? Вакерра не оставил ни тренировочных кольев, ни сетей. Они убьют нас, когда захотят, или отдадут на съедение зверям. Так сказал Курий. Вакерра добавил, что они начнут с тебя, Спартак. Они отрубят тебе кисти рук. А позже придет наш черед. Что нам делать?

Кто-то сказал, что Лентул Батиат не может убить всех. Гладиаторы нужны ему для игр. Что подумают в Капуе, если Батиат покажет бой одноруких? «Если он хочет, чтобы мы сражались, он оставит нам руки и выдаст оружие. Предлагаю разойтись и ждать!»

Другой ответил, что Лентул Батиат бросит их в клетки к животным, как только купит новых рабов.

– Те, кто придут, не знают нас. Они будут убивать нас на арене, как и мы добивали раненых гладиаторов. У каждого из нас только одна жизнь! – выкрикнул третий. – И каждый должен защищать ее. Пусть погибнут другие, а я выживу!

– Никто из нас не выживет! – сказала Аполлония.

Она вышла на свет, ухватила Крикса и Эномая за шею и взобралась к ним на плечи.

– Дионис сказал мне, что нужно бежать этой ночью. Шакалы Батиата изуродуют нас, потому что так решил ланиста. Вакерре приказано очистить школу. Потом они бросят наши тела на арену и выпустят животных. Так откроются новые игры в Капуе. Крови и резни хватит на всех. А потом на арену вытолкнут Курия и нескольких шакалов. Им тоже придется сражаться!

Опираясь о головы Крикса и Эномая, Аполлония повторила:

– Нужно бежать этой ночью, прямо сейчас!

Она соскользнула вниз. Наступила тишина, потом раздался голос Виндекса:

– Куда бежать? Мы безоружны. Они схватят нас, и счастлив будет тот, кто погибнет сразу! С других бичами сдерут кожу и распнут.

Спартак тряхнул Виндекса за плечи.

– Тот, кто хочет, чтобы ему перерезали горло, останется здесь, – сказал он. – Тот, кто не боится умереть, как волк, пойдет со мной!

Он подтолкнул Виндекса, Крикса, Эномая. Одни последовали за ними, другие расступались, пропуская их, прижимались к стенам и, понурившись, возвращались в свои каморки. Некоторые спохватившись, передумав, оборачивались и присоединялись к отряду, который дошел до ворот школы, выходящих на берег Вольтурно.

Они толкали створки дверей плечами и ногами, приподнимали балки, которые блокировали дверь, наконец вышибли их, и свежий ветер лунной ночи ворвался в школу вместе с ревом Вольтурно, протекавшего внизу, под холмом.

Внезапно какой-то человек преградил дорогу Спартаку.

Он кричал, что гладиаторы должны вернуться в школу, что они смогут еще остаться в живых, что он, Курий, ничего не скажет Лентулу Батиату об их попытке бежать, о мятеже, и еще не поздно отступить, а побег лишь ускорит их гибель.

Спартак схватил Курия за плечи. Луна освещала лишь силуэт оружейника, но он узнал его по голосу.

– Дай нам пройти! – сказал он, оттолкнув Курия. – Мы хотим сражаться и погибнуть свободными, и не желаем, чтобы нас резали, как скот на бойне.

Курий не сопротивлялся. Он шел рядом со Спартаком, твердил, что и он свободный человек, гладиатор, который заключил договор с Лентулом Батиатом. Он не палач и не мясник – он много раз говорил это Аполлонии – и не даст Вакерре выполнить приказ.

– Пойдем с нами, – сказал Спартак. – Лентул Батиат уже завтра бросит тебя зверям, если ты останешься.

Он остановился и пристально посмотрел на Курия.

– Ты не шакал, – сказал он. – Мы все станем свободными!

Спартак шагал по извилистому пологому берегу реки, спускавшемуся к Вольтурно.

Капуя представляла собой мрачное скопление громоздких домов, теснившихся на левом берегу реки.

Спартак обернулся, не замедляя шага. В ночной тьме он насчитал семь или восемь десятков гладиаторов, которые шли плечом к плечу, будто от этого им становилось спокойнее.

– Лентул Батиат обратится к магистратам, и за тобой отправят армию Капуи, – снова заговорил Курий. – Они не умеют драться, но у вас ведь вообще нет оружия.

– Мы будем сражаться палками и камнями, – ответил Спартак. – Мы не сдадимся!

Они прошли вдоль излучины Вольтурно, протекавшего вокруг города, затем перешли через мост, камни которого казались белыми в свете луны.

На другом берегу виднелась деревня, сады, виноградники и поля. До рассвета еще оставалось несколько часов, и дорога была пустынна.

– Претор Клавдий Глабр в Капуе, – сказал Курий. – Если ты ускользнешь от этой армии, Глабр вызовет из Рима подкрепление, и легионеры будет преследовать тебя по пятам. Куда ты пойдешь, Спартак?

Фракиец указал на черную вершину Везувия, словно копье пронзавшую светлевшее небо.

Дата добавления: 2015-08-10