Дипломатия 78 страница

Будущее Восточной Европы и государств — преемников Советского Союза не одна и та же проблема. Восточная Европа была оккупирована Красной Армией. Восточная Европа идентифицирует себя, политически и культурно, с западноевропейской традицией. Особенно это относится к странам «Вышеградской группы»: Польше, Чехии, Венгрии и Словакии. Не обладая связями с Западной Европой и атлантическими институтами, эти страны могут стать «ничейной землей» между Германией и Россией. А чтобы эти связи имели осмысленный характер, данная категория стран должна принадлежать как к Европейскому, так и к Атлантическому союзам. Чтобы быть экономически и политически жизнеспособными, они нуждаются в.Европейском Союзе; чтобы обеспечить себе безопасность, они обращают взор к Атлантическому союзу. Причем на деле членство в одном из институтов предполагает членство и в другом. Поскольку большинство членов Европейского Союза являются членами НАТО и поскольку невозможно, чтобы они с пренебрежением отнеслись к нападению на одного из них после достижения определенной степени европейской интеграции, членство в Европейском Союзе тем или иным способом приводит к распространению де-факто гарантии со стороны НАТО.

Пока что от этих вопросов уходят, поскольку членство восточноевропейских стран в обоих этих институтах заблокировано. Однако доводы^ подкрепляющие оба отказа, столь же различны, сколь велика разница между европейской и американской политическими традициями. Европа приняла решение расширить Европейский Союз на восток, исходя из основополагающих тезисов «Realpolitik»: она признала принцип и предложила ассоциированное членство восточноевропейским странам при условии реформирования экономик стран Восточной Европы (и по ходу дела ограждая экономику стран Западной Европы от конкуренции на какой-то более продолжительный срок). Это сделает полноправное членство техническим вопросом, который будет решен по прошествии времени.

Американское возражение против членства в НАТО этой категории стран носит принципиальный характер. Возвращаясь к историческим возражениям Вильсона против альянсов, ибо они базируются на ожидании конфронтации, президент Клинтон воспользовался встречей глав государств — членов НАТО в январе 1994 года, чтобы предложить альтернативное воззрение на предмет. Поясняя, почему Соединенные Штаты не поощряют прием в НАТО Польши, Венгрии, Чехии и Словакии, он в качестве обоснования заявил, что Атлантический союз не может позволить себе «провести новую разграничительную линию между Востоком и Западом, которая сама по себе стала бы предвестником новых конфронтации... Я говорю всем тем в Европе и Соединенных Штатах, кто просто вынуждает нас провести новую разграничитель-

Дипломатия

ную линию в Европе поближе к востоку, что мы вовсе не должны исключать возможности наилучшего будущего для Европы, в которой демократия и рыночная экономика будет присутствовать везде, как и люди будут сотрудничать везде во имя взаимной безопасности»5.

В духе этого президент Клинтон выдвинул схему того, что он назвал «Партнерством во имя мира». Он призвал все государства — преемники Советского Союза и всех бывших восточноевропейских сателлитов Москвы присоединиться к тому, что является неочерченной системой коллективной безопасности. Будучи сплавом виль-сонианства и критики со стороны Уоллеса теории «сдерживания», описанной в главе 16, она является воплощением принципов коллективной безопасности-и уравнивает жертв советского и российского империализма и тех, кто довлел над ними, дает одинаковый статус среднеазиатским республикам, граничащим с Афганистаном, и Польше, жертве четырех разделов, в которых участвовала Россия. «Партнерство во имя мира» не промежуточная остановка на пути в НАТО, как часто утверждается, искажая суть дела, а альтернатива членству в нем, точно так же как Локарнский договор (см. гл. 11) явился альтернативой британскому союзу с Францией, которого Франция жаждала в 20-е годы,

И все же Локарно показало, что не существует промежуточного пространства между союзом, основанным на единстве целей, и многосторонним институтом, базирующимся не на общности восприятия угрозы, но на выполнении конкретных условий, относящихся к системе внутреннего управления. «Партнерство во имя мира» несет в себе риск создания в Европе двух типов границ: таких, которые защищены гарантиями безопасности, и таких, которым в таких гарантиях отказано, — причем такое состояние дел наверняка явится искушением для потенциальных агрессоров и деморализует потенциальные жертвы. Следует, таким образом, позаботиться о том, чтобы во имя предотвращения конфронтации не была в стратегическом и концептуальном плане создана «ничейная земля» в Восточной и Центральной Европе — источник множества европейских конфликтов.

В рамках международного сообщества окажется невозможным решить, как часть одной проблемы, двойную проблему безопасности в Восточной Европе и интегрир вание России в мировое сообщество. Если «Партнерство во имя мира» становится ка бы частью НАТО, то оно вполне способно подорвать Атлантический союз путем вовлечения его в побочную деятельность, не относящуюся к его миссии в области пра тического обеспечения безопасности, увеличит ощущение незащищенности в Восто ной Европе и в то же время, будучи в значительной степени двусмысленным по суь не сможет умиротворить Россию. И действительно, «Партнерство во имя мира» Р скует быть воспринято как ненужное, если не опасное потенциальными жертвами ^ рессии, а в Азии оно может быть истолковано как этнический клуб, направленны первую очередь против Китая и Японии. су.

В то же время важно соотнести Россию с атлантическими странами. И потому шествует место для института, называющего себя «Партнерством во имя мира»> условии, что он берет на себя миссии, которые все его члены истолковывают в су ственной своей части одинаково. Такого рода общность задач существует во экономического развития, образования и культуры. Совещанию по безопасн

Возвращение к проблеме нового мирового порядка

сотрудничеству в Европе (СБСЕ) могут быть приданы в этих целях расширенные функции, и тогда его и следует переименовать в «Партнерство во имя мира».

В случае осуществления такого рода замысла Атлантический союз будет обеспечивать политическую общность и всеобщую безопасность; Европейский Союз ускорит членство в нем бывших восточноевропейских сателлитов; а Североатлантический совет по вопросам сотрудничества (НАКК) и Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, возможно, переименованное в «Партнерство во имя мира», соотнесут республики бывшего Советского Союза — и особенно Российскую Федерацию — с атлантическими структурами. Зонтик безопасности будет раскрыт и над новыми демократиями Восточной Европы. А если Россия останется в пределах своих границ, то со временем упор с безопасности переместится на партнерство. Общие экономические и политические проекты будут во все большей и большей степени характеризовать отношения между Востоком и Западом.

Будущее Атлантического союза не ограничится одними только отношениями между Востоком и Западом: он сможет стать важнейшим помощником Америке в нахождении своей роли в XXI веке. В момент написания этой книги невозможно предсказать, какие из предположительно поднимающихся сил будут наиболее преобладающими или наиболее угрожающими и в каких сочетаниях: будет ли это Россия, Китай или фундаменталистский ислам. Но способность Америки справиться с любым из этих феноменов эволюции будет подкрепляться сотрудничеством со стороны североатлантических наций. Таким образом, то, что обычно называлось «проблемами, не относящимися к сфере деятельности союза», станет сердцевиной североатлантических взаимоотношений, а сам союз следует с учетом этого реорганизовать.

Растет американская заинтересованность в Азии, символом чего явилось предложение о создании Тихоокеанского сообщества, сделанное Клинтоном на встрече с главами правительств стран Азии в 1993 году. Но термин «сообщество» применим к Азии лишь в весьма ограниченном смысле, ибо отношения в районе Тихого океана Фундаментально отличаются от отношений в районе Атлантики. В то время как нации Европы объединены общими институтами, нации Азии рассматривают себя как отличные друг от друга и состязающиеся друг с другом. Отношения основных азиатских наций друг с другом обладают множеством атрибутов европейской системы равновесия сил XIX века. Любое значительное усиление одной из этих наций почти наверняка порождает ответный маневр со стороны других.

Непредсказуемой остается реакция Соединенных Штатов, которые обладают способностью — но не обязательно убежденностью — действовать в значительной степени точно так же, как действовала Великобритания, поддерживая европейское равновесие сил вплоть до двух мировых войн XX века. Стабильность Азиатско-Тихоокеанского региона, наличие прочного фундамента под столь явственным его процветанием не закон природы, но следствие равновесия сил, на которое необходимо будет обращать все более пристальное и целенаправленное внимание в период по окончании «холодной войны».

Вильсонианство имеет мало последователей в Азии. Отсутствуют претензии по поводу создания системы коллективной безопасности или построения сотрудничества на

Дипломатия

фундаменте общности внутриполитических ценностей даже со стороны немногих имеющихся там демократических стран. Упор делается на поддержание равновесия сил и обеспечение национальных интересов. Во всех крупных азиатских странах растут военные расходы. Китай уже находится на пути к статусу сверхдержавы. При темпах роста в размере 8 %, что ниже фактического, в 80-е годы, показатель валового национального продукта в Китае приблизится к показателю Соединенных Штатов к концу второго десятилетия XXI века. Задолго до этого военно-политическая тень Китая падет на всю Азию и повлияет на расчеты других держав, какой бы сдержанной ни оказалась на деле китайская политика. Прочие азиатские нации, похоже, будут искать противовес все более могущественному Китаю, как они уже это делают применительно к Японии. Хотя страны Юго-Восточной Азии обязательно это заявление дезавуируют, но они уже включают до того наводивший на них ужас Вьетнам в свою группировку (АСЕАН) в основном для того, чтобы уравновесить могущество Китая и Японии. И именно поэтому АСЕАН стремится сохранять вовлеченность Соединенных Штатов в дела этого региона..

Япония непременно приспособится к этим меняющимся обстоятельствам, хотя, следуя национальному стилю, японские руководители произведут перемены посредством цепочки почти неприметных нюансов. Во время «холодной войны» Япония, отказавшись от исторически свойственной для нее опоры на самое себя, наслаждалась покоем под защитой Соединенных Штатов. Преисполненный решимости конкурент в экономическом плане, она оплачивала свободу маневра в экономической области подчинением своей внешней политики и своих мероприятий в области безопасности Вашингтону. Пока Советский Союз мог восприниматься как главная угроза безопасности обеих стран, имело смысл рассматривать американские и японские национальные интересы, как идентичные.

Такого рода подход вряд ли останется правомерным. В обстановке, когда Корея Китай набирают военную силу, а наименее ослабленный контингент советских во оружейных сил находится в Сибири, японские специалисты по долгосрочному планированию не будут до бесконечности целиком и полностью априорно отождествлят американские и японские интересы. Каждая новая американская администрация н чинает срок своего пребывания у власти заявлением о пересмотре существующей п литики (или, по крайней мере, намеком на предстоящие перемены в этой обла^ Конфронтация по экономическим вопросам становится скорее правилом, чем ис ^ чением. В этих условиях трудно утверждать, что американская и японская вне политика ни в чем никогда не расходятся. В любом случае перспективы ^п отношению к материковой Азии отличаются от американских в силу г близости и исторического опыта. Поэтому японский оборонный бюджет и в итоге стал третьим в мире по размерам, а с учетом внутренних проблем го вторым по эффективности. чаЛ

Когда в 1992 году тогдашний японский премьер-министр Киичи Миядзава отв^ на вопрос, согласится ли Япония с наличием у Северной Кореи ядерных возм стей, он с весьма неяпонской прямотой прибег к одному-единственному слову Означало ли это, что Япония будет развивать собственные ядерные возмо ^ Или что она будет стремиться подавить северокорейские? Сам факт, что п

Возвращение к проблеме нового мирового порядка

вопросы задаются, наводит на мысль о том, что Япония, возможно, в какой-то мере освободится от якорей американской системы безопасности и внешней политики.

Гораздо более целенаправленный анализ положения в других крупных державах показал бы, до какой степени переменчивым и даже зыбким может стать соотношение сил в Азии. Политика Соединенных Штатов должна быть достаточно гибкой, чтобы оказывать влияние на все имеющиеся азиатские форумы. В какой-то степени это сейчас и происходит. Вспомогательная роль в АСЕАН (по Юго-Восточной Азии) и крупномасштабное участие в Организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АПЕК) уже обеспечены.

Но и границы американского влияния на. эти многосторонние институты тоже очевидны. Предложение Клинтона о большей институционализации тихоокеанского сообщества по европейской модели было воспринято с вежливой остраненностью, в основном потому, что нации Азии не рассматривают себя как сообщество. Они не желают создания институционалистских рамок, которые предоставили бы потенциальным азиатским сверхдержавам — или даже Соединенным Штатам — решающий голос в их делах. Нации Азии открыты обмену идеями с Америкой; они также приветствуют сохранение значительной степени вовлеченности Америки в свои дела, с тем чтобы в экстренных случаях Америка помогла бы ликвидировать угрозу их независимости. Но они слишком подозрительно относятся к могущественным соседям и, в какой-то мере, к самим Соединенным Штатам, чтобы приветствовать создание официальных, охватывающих всю тихоокеанскую зону институтов.

Способность Америки формировать события будет, следовательно, в итоге в первую очередь зависеть от двухсторонних отношений с крупнейшими странами Азии. Вот почему политика Америки по отношению как к Японии, так и к Китаю — на момент написания этой книги сильно погрязшая в противоречиях — приобретает столь критически важное значение. С одной стороны, роль Америки — ключевая в смысле оказания помощи Японии и Китаю сосуществовать, несмотря на взаимные подозрения. В недалеком будущем Япония, которая столкнется с проблемой постарения населения и стагнацией экономики, возможно, решит при помощи нажима утвердить свое технологическое и стратегическое превосходство, прежде чем Китай станет сверхдержавой, а Россия восстановит силы. Позднее она может обратиться к великому уравнителю — ядерной технологии.

Применительно к каждой из этих возможностей тесные японо-американские отношения явились бы жизненно важным вкладом в направлении сдержанности со сто-Роны Японии и существенно важным фактором успокоения для других наций Азии. Японская военная мощь, привязанная к американской, беспокоит Китай и прочие нации Азии гораздо меньше, чем чисто национальные японские военные возможности. А^ Япония решит, что ей требуется меньшая военная мощь, пока существует американская защитная сеть, пусть даже более редкая, чем раньше. Потребуется значительное американское военное присутствие в Северо-Восточной Азии (Япония и Кор^я). В его отсутствие обязательства Америки играть постоянную роль в Азии лишатся опоры, а Япония и Китай подвергнутся все большим искушениям следовать национальному политическому курсу, который в итоге может столкнуть не только их, Но и находящиеся между ними буферные государства.

Дипломатия

Оживление и прояснение японо-американских отношений на базе параллельных геополитических интересов встретит на своем пути немалые препятствия. Экономические разногласия — вещь уже знакомая; препятствия культурного плана могут оказаться еще более коварными. Наиболее болезненно — а иногда даже безумно-обостренно — они проявляются при сопоставлении различного национального подхода к принятию решений. Америка решает, исходя из конституционных полномочий отдельных лиц: одно из высших должностных лиц, обычно президент, иногда государственный секретарь, избирает предпочтительный курс из набора имеющихся вариантов и делает это более или менее в силу занимаемого положения. Япония действует путем консенсуса. Ни одно отдельно взятое лицо — даже премьер-министр — не обладает полномочиями для принятия решения. Каждый, кто обязан будет выполнять решение, соучаствует в формировании консенсуса, который не считается достигнутым, пока не согласятся все.

Практически это гарантирует, что на встрече между американским президентом и японским премьер-министром существенные разногласия могут усугубляться непониманием. Когда американский президент выражает согласие, он заранее имеет в виду соответствующие действия; когда соглашается японский премьер-министр, он заявляет о своем отношении, что, по сути, означает всего-навсего то, что у него нет возражений по поводу американской позиции, что он ее понимает, а свое согласие передаст на рассмотрение соответствующей группы консенсуса. Он полагает, что это ясно и что собеседник осведомлен, что его полномочия простираются не далее этого. Для того чтобы переговоры относительно будущего Азии прошли с успехом, Америке следует запастись терпением, а Япония должна осознать необходимость осмысленного обсуждения долгосрочной политики, от которой в итоге зависит будущее сотрудни" чества.

Любопытно, что прочность японо-американских отношений явится оборотно стороной китайско-американских отношений. Несмотря на значительную близость китайской культуре, Япония всегда разрывалась между восхищением и страхом, ме ду желанием дружить и стремлением господствовать. Китайско-американская напр женность создаст для Японии искушение отойти от Соединенных Штатов в п0ПЬ1Т если не усилить собственное влияние в Китае, то, по крайней мере, не ослабить чересчур рьяным следованием Соединенным Штатам. Одновременно чисто наи^ нальный подход со стороны Японии рискует быть истолкован в Пекине как nPofL ние японского стремления к преобладанию. Хорошие американские отношения с ^ таем являются, таким образом, предпосылкой прочного союза с Японией, а способствуют улучшению китайско-японских отношений. В этом треугольнике и новение каждой из сторон сопряжено с огромным риском. Он также чреват двус ^ ленностями, в обстановке которых Соединенные Штаты чувствуют себя неУютН0' кй скольку это противоречит американской тенденции навешивать на нации яр либо друга, либо врага. на.

Из всех великих и потенциально великих держав Китай в наибольшей степе ходится на подъеме. Соединенные Штаты уже достигли могущества, Европе с ^ потрудиться, чтобы выковать прочное единство, Россия — это спотыкаюши ^ гант, а Япония богата, но пока что робка. Китай, однако, обладая ежегодным

Возвращение к. проблеме нового мирового порядка

пами экономического роста, приближающимися к десяти процентам, сильным чувством национального единства и еще более могучими военными мускулами, демонстрирует гораздо больший относительный рост статуса среди великих держав. В 1943 году Рузвельт представлял себе Китай одним из «четырех полицейских», но Китай вскоре после этого погряз в пучине гражданской войны. Появившийся в результате этого маоистский Китай намеревался стать независимой великой державой, но отбрасывался назад, сдерживаемый идеологическими шорами. Избавившись от идеологического фанатизма, китайские руководители-реформаторы стали отстаивать свои национальные интересы умело и решительно. Политика конфронтации с Китаем несла в себе риск изоляции Америки в Азии. Ни одна азиатская страна не захотела бы — и не смогла бы себе позволить — опираться на Америку в любом политическом конфликте с Китаем, считая этот конфликт результатом неверйой политики Соединенных Штатов. При подобных обстоятельствах подавляющее большинство азиатских наций в большей или меньшей степени отъединилось бы от Америки, как бы им внутренне это ни было антипатично.'Ибо почти каждая из стран смотрит на Америку в надежде создания ею стабильной, долгосрочной конструкции, интегрирующей как Китай, так и Японию, — а такого рода вариант исключается применительно к обеим странам при наличии китайско-американского конфликта.

Будучи страной с наиболее продолжительной историей ведения независимой внешней политики и традицией основывать свою внешнюю политику на принципах национальных интересов, Китай приветствует вовлечение Америки в дела Азии в качестве противовеса внушающим опасность соседядо — Японии и России, а также — в меньшей степени — Индии. И все же американская политика, ставящая перед собой цель обеспечить дружественное отношение одновременно с Пекином и со странами, воспринимаемыми Пекином как потенциально опасные для Китая, — что и представляет собою правильный подход со стороны США — требует проведения продуманного и регулярного диалога между Вашингтоном и Пекином.

В течение четырех лет после событий на площади Тяньаньмынь в 1989 году на этот диалог легла тень американского отказа осуществлять контакты на высоком Уровне — такую меру никогда не применяли по отношению к Советскому Союзу даже в разгар «холодной войны». В центре китайско-американских отношений оказался вопрос прав человека.

Администрация Клинтона мудро восстановила контакты на высоком уровне; бу-ДУЩее китайско-американских отношений отныне существенным образом зависит от содержания подобных обменов. Ясно, что Соединенные Штаты не могут отказаться от традиционной озабоченности проблемами прав человека и демократических ценностей. Вопрос заключается не в том, будет ли Америка защищать эти Ценности, а в том, в какой степени будут им подчинены все аспекты китайско-американских отношений. Китай считает для себя унизительным намек на то, что китайско-американские отношения базируются не на взаимном совпадении интересе, но на любезности со стороны Америки, которая может быть то проявлена, то отозвана по усмотрению Вашингтона. Такого рода отношение делает Америку как Ненадежной, так и назойливой, а то и другое —весьма крупные пороки на взгляд китайцев.

Дипломатия

У Китая, страны, исторически господствовавшей в своем регионе, точнее, в известном ей мире, любая попытка навязать со стороны свои институты и внутреннюю политику вызовет глубочайшее отвращение. Эта чувствительность в целом усугубляется китайским представлением о роли Запада в его истории. Со времен опиумных войн начала девятнадцатого столетия, принудительно открывших страну для иностранцев, Запад рассматривался китайцами как источник бесконечной серии унижений. Равенство статуса, настоятельная жесткость политики неподчинения иностранным предписаниям является для китайских руководителей не элементом тактики, но моральным императивом.

То, что Китай жаждет получить от Соединенных Штатов, -г это стратегические взаимоотношения, уравновешивающие силы соседей, которых он считает одновременно могущественными и завистливыми. Чтобы достичь подобного уровня координации внешней политики, Китай готов пойти на уступки в области прав человека, но при условии, что они будут обставлены так, словно проистекают из* его свободного выбора. Однако настойчивость Америки в отношении публична предписываемых условий воспринимается в Китае и как попытка преобразовать его общество по мерке американских ценностей — и, следовательно, унижение, — и как отсутствие серьезности со стороны Америки. Ибо это будто бы предполагает, что у Америки отсутствуют национальные интересы применительно к сохранению равновесия сил в Азии. Но если на Америку в этом смысле нельзя рассчитывать, то Китай не будет заинтересован делать ей уступки. Ключом к китайско-американским отношениям — парадоксально, но даже по вопросам прав человека — является молчаливое сотрудничество по вопросам глобальной, особенно азиатской, стратегии.

Применительно к Европе Америка имеет общие с нею ценности, но до сих пор оказалась неспособна разработать общую с ней политику или соответствующие ин статуты на период после окончания «холодной войны»; применительно к Азии А рика в состоянии определить желаемую общую стратегию, но не общность ценное ^ Однако совершенно неожиданно в Западном полушарии прорисовывается совпаден моральных и геополитических целей, слияние принципов вильсонианств «Realpolitik».

На ранних этапах политика Соединенных Штатов в Западном полушарии пр ставляла собой, по сути, пример интервенционизма великой державы. Провозгла ^ ная в 1933 году Франклином Рузвельтом «политика доброго соседа» ознаменовал ворот в сторону сотрудничества. «Договор Рио» 1947 года и «Боготинский пакт» года до известной степени укрепили безопасность, институтом которой стала Р ^ зация американских государств. Объявленный президентом Кеннеди в 19 ^ «Союз ради прогресса» привнес элемент помощи иностранным государствам и ^ мического сотрудничества, хотя эта дальновидная политика была обречена из-сивной ориентации реципиентов. ф.

Во времена «холодной войны» большинство наций Латинской Америки Упр лось авторитарными, в основном военными, правительствами, приверженным ^ ципу государственного контроля над экономикой. Но с середины 80-х гоД0В' шИек екая Америка вышла из экономического паралича и с похвальным един ^ двинулась к демократии и рыночной экономике. В Бразилии, Аргентине и

Возвращение к проблеме нового мирового порядка

енных сменили демократические правительства. В Центральной Америке покончили с гражданскими войнами. Обанкротившаяся из-за бездумного заимствования, Латинская Америка'подчинила себя финансовой дисциплине. Почти везде находящаяся под контролем государства экономика постепенно поддалась воздействию рыночных сил.

«Предприятие американской инициативы», провозглашенное Бушем в 1990 году, и битва за Североамериканское соглашение о свободной торговле с Мексикой и Канадой, успешно завершенная Клинтоном в 1993 году, знаменуют собой самую новаторскую за всю историю американскую политику по, отношению к Латинской Америке. После ряда взлетов и падений Западное полушарие, похоже, вот-вот станет ключевым элементом нового и гуманного глобального порядка. Группировка демократических наций заявила о своей преданности делу народного правления, рыночной экономики и свободы торговли на всем пространстве полушария. Единственной марксистской диктатурой, все еще остающейся в Западном полушарии, является Куба; во всех остальных местах националистические, протекционистские, методы управления экономикой заменяются экономикой свободной, гостеприимно относящейся к иностранным капиталовложениям и оказывающей поддержку открытым международным системам торговли. С упором на взаимность обязательств и совместные действия, окончательной и возвышенной целью является создание пространства свободной торговли от Аляски до мыса Горн — подобная концепция еще совсем недавно была бы сочтена безнадежно утопичной.

Система свободной торговли, охватывающая все Западное полушарие, первым шагом к созданию которой послужило Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), придаст обеим Америкам командную роль независимо ни от чего. Если на деле будут реализованы принципы Уругвайского раунда Генерального соглашения по торговле и тарифам (ГАТТ), по которым велись переговоры в 1993 году, Западное полушарие станет могучей составляющей глобального экономического роста. Если будут преобладать дискриминационные региональные группировки, Западное полушарие с его обширным рынком будет в состоянии успешно конкурировать с прочими региональными торговыми бликами; на деле НАФТА является наиболее эффективным средством предотвратить подобное состязание или выстоять в нем, коль скоро оно проявится. Предлагая ассоциированное членство нациям, находящимся за пределами Западного полушария, если те готовы соблюдать его принципы, НАФТА в расширенном составе способен создать стимулы следованию свободной торговле и применять санкции по отношению к странам, настаивающим на более ограничительных правилах. В мире, где Америка зачастую вынуждена изыскивать равновесие меж-ДУ своими ценностями и практическими нуждами, она обнаружила, что американские идеалы и геополитические задачи в значительной степени восторжествовали в Западном полушарии, где зародились ее чаяния и где проявились ее первые крупные внешнеполитические инициативы. ч

Посвятив себя в третий раз за нынешнее столетие созданию нового мирового по-Рядка, Америка встала перед основной своей задачей — найти равновесие между двумя искушениями, одновременно являющимися составной частью ее исключительности: понятием, будто бы Америка должна устранять любое зло и стабилизировать

Дипломатия

любое нарушение равновесия, и врожденным инстинктом замыкаться в себе. Безграничное вовлечение во все этнические беспорядки и гражданские войны в период по окончании «холодной войны» истощит вставшую на путь крестового похода Америку, а Америка, ограничивающаяся совершенствованием своих собственных добродетелей, в конце концов подчинит свою безопасность и процветание решениям, принимаемым иными сообществами в отдалении от нее, над которыми Америка постепенно утеряй контроль.

Когда в 1821 году Джон Квинси Адаме предостерегал Америку от схваток с чудовищами в дальних странах, он даже не мог себе представить, какое количество гигантских чудовищ разведется в нашем мире, мире по окончании «холодной войны». Не всякое зло может быть поражено Америкой, тем более в одиночку. Но некоторые из чудовищ должны быть если не поражены, то по меньшей мере отражены. И здесь более всего требуется критерий отбора.

Американские руководители обычно отдавали предпочтение мотивации, а не структурным факторам. Им было важнее воздействовать на поведение, чем на расчеты своих оппонентов. В результате этого американское общество отличается весьма двойственным отношением к урокам истории. Американские фильмы часто изображают (иногда весьма назойливо), как какое-либо драматическое событие делает из злодея образчик добродетелей — это представляет собой отражение преобладающего у нации мнения, будто прошлое не играет определяющей роли и всегда можно начать сначала. В реальном мире такого рода превращения редко можно встретить у отдельных людей, а еще реже среди наций, которые представляют собой множество личностных выборов.

Дата добавления: 2015-08-10