Глава 20. В темноте, сжимая благословенный лекарственный узелок

В темноте, сжимая благословенный лекарственный узелок, Касси рассказывала историю своей жизни. Она говорила всю ночь. Временами Уилл только смотрел на нее, временами сжимал в объятиях, когда она плакала. Когда она замолчала, Уилл вздохнул и откинулся на спинку своего практически нового дивана, болезненно ощущая неловкое, удушающее молчание. Касси сидела, опустив голову и свесив руки между коленями.

Уилл сам не знал почему, но был уверен, что Касси обязательно появится на пороге его дома. И еще до того, как она разгладила рубашку на своем животе, он уже знал, что она беременна. И понимал, что именно он должен ее укрыть. Но что ему не удалось понять, так это то, почему даже теперь она переживает из-за того, что Алекс будет страдать.

— Я вынуждена на время уйти, — неожиданно подала она голос. И едва заметно кивнула, как будто до сих пор пыталась убедить себя в правильности этого поступка. — Сейчас конец февраля, рожать мне в августе.

— Я могу ошибаться, — осторожно произнес Уилл впервые за несколько часов, — но мне кажется, что Алекс не станет просто сидеть и полгода ждать.

Касси подняла на него глаза.

— Ты на чьей стороне? — спросила она.

Беда была в том, что у Алекса достаточно денег и возможностей, чтобы найти ее где угодно.

— Мне нужно место, — размышляла Касси, — где бы он не догадался меня искать.

И только тогда Уилл понял, почему духи привели к нему Касси неделю назад у церкви Святого Себастьяна. Он представил покрытые толем хижины, служившие в Пайн-Ридж жильем, ивовые каркасы парилен, которыми, словно скелетами мифических животных, были усеяны равнины. Как и все остальные, правительство, по сути, забыло о существовании народа сиу; большинство американцев даже представить не могут, что люди до сих пор живут в таких условиях. В сущности, резервация существовала словно на другой планете.

Уилл прислушался к болезненному, прерывистому дыханию Касси и повернул ее руку ладонью вверх, как будто умел читать будущее.

— Мне кажется, — негромко сказал он, — я знаю, что тебе нужно.

Поэтому, пробыв в Лос-Анджелесе всего две недели, Уилл Быстрый Конь сел на самолет и направился в то место, которое ненавидел больше всего на свете.

Когда он прибыл в Денвер, чтобы пересесть на другой самолет, у него ком стоял в горле и кружилась голова. Он уже представлял себе красную пыль резервации Пайн-Ридж и индейцев с отрешенными взглядами, которые ждут, пока она пронесется мимо. Он смотрел в поцарапанный иллюминатор, ожидая увидеть — хотя они появятся не раньше чем через час, — острые каменистые иглы Блэк-Хиллс. Он представил, как они вспарывают брюхо небольшому самолету, из которого вываливается серый и красный, как вино, багаж.

Рядом с ним дремала Касси. Ему хотелось ее разбудить — только для того, чтобы напомнить себе, зачем он завершил полный круг, когда всю жизнь бежал в одну сторону. Но она почти не спала ночью перед дорогой, и под глазами у нее залегли синяки. Он завидовал ей — не ее усталости, и уж точно не ее жизни! — а ее умению расценивать эту поездку как начало, а не долгое и утомительное возвращение.

Он поселит ее у дедушки и бабушки, но этим и ограничится. А потом вернется в Лос-Анджелес к своей обычной жизни — к дням, наполненным нарушениями правил дорожного движения и превышениями скорости, и душным, спокойным ночам. На следующий год он, возможно, получит должность детектива, а если станет почаще выходить с ребятами, то сможет найти какое-нибудь длинноногое создание, которое будет спать на второй половине его кровати.

Но правда заключалась в том, что Уилл не понимал этого нового города, принявшего его. Он не помнил специальные полицейские инструкции касательно ареста политиков и знаменитостей. Не знал, что ответить, когда в баре прекрасные женщины признавались ему, что умеют гадать по магическому кристаллу или сидят на одной воде. Каждый раз, затаив дыхание, он выезжал на автостраду и видел бесконечный поток машин — в этом стальном узле людей было больше, чем во всем городке, где он вырос. Но, несмотря на все свое непонимание, именно об этом он станет рассказывать индейцам лакота, которых встретит в выходные: «Жизнь там просто чудо. Я быстро продвигаюсь по службе и не променял бы свою работу ни на что другое».

Касси во сне склонила голову вправо, и теперь она покоилась на плече Уилла. И еще она тревожно обхватила живот руками, защищая своего ребенка.

Это Уилл понимал. Не эгоцентричный настрой Лос-Анджелеса, а что такое большая семья. Черт, его собственные родители умерли, но рядом всегда были люди, которые заботились о нем, даже если ради этого им пришлось от чего-то в жизни отказаться.

Уилл вдохнул медовый запах волос молодой женщины и с удивлением ощутил аромат собственного шампуня. Потом прижался щекой к ее кудрям — пугающая ответственность быть ее освободителем странным образом успокаивала.

За свои восемьдесят один год Сайрес Быстрый Конь чем только не занимался: возводил заборы, пас скот, копал картофель, объезжал лошадей. Он был клоуном на родео, ремонтировал дороги, ловил гремучих змей. Еще три года назад он работал на фабрике, изготовляющей рыболовные крючки, но сейчас он гнул крючки просто так, бесплатно, — формально Сайрес находился на пенсии, а это значило, что он едва сводил концы с концами. И это несмотря на то, что Доротея продолжала работать в кафетерии три дня в неделю. Она приносила домой гроши, запах жира и пота и остатки рыбных палочек и фрикаделек. Но Сайреса больше беспокоило бездействие, чем отсутствие денег. У него были родственники, а у лакота это означало, что ты должен о них заботиться, даже если самому едва хватает на кусок хлеба.

Он сидел на пеньке у своего построенного правительством дома — от постоянного сидения дерево прогнулось под его задом. Таял снег, было еще холодно, но если долго сидеть на солнышке — забываешь о зиме. Сегодня он разгадывал кроссворд. На самом деле он не ум тренировал — кроссворд он взял у Артура Две Птицы, который стер свои вписанные карандашом ответы, поэтому когда Сайрес не знал ответ, то доставал очки и вглядывался в следы слов, которые не мог угадать.

У него было морщинистое лицо, напоминавшее скалистые пейзажи Бэдлендс, таинственнее Блэк-Хиллс, где, как он верил в детстве, обитали злые духи. Конечно, теперь он знал, что зло прячется не в горах. Оно проникает в людей, становится их неотделимой частью, характерной особенностью, как запах тела и отпечатки пальцев. Разве он не видел этого в маслянистых глазах бледнолицего чиновника из Бюро по делам индейцев? В усталом изгибе губ банкира, который забрал его первый, купленный на собственные деньги грузовик? В оцепенелом взгляде пьяного коммивояжера, который на автомобиле, несущемся на огромной скорости, сто лет назад убил его единственного сына?

Сайрес вздохнул и склонился над потрепанной газетой. Некоторые определения были недоступны его пониманию: в клеточке для «мужа Марлы» было написано «козырь», хотя Сайрес всегда думал, что это туз, и, по-видимому, «приятелем Берта» был «Эрни». Старик особенно радовался, когда знал ответ, не глядя на подсказки Артура.

— Что кричит жадина? — прочел он вслух, постукивая карандашом по виску, и согнулся над коленями, аккуратно вписывая слово из трех букв: «м-о-ё».

— Он всегда может приготовить на скорую руку, — произнес Сайрес, снова и снова проговаривая фразу, делая акценты на разных словах и надеясь, что сейчас его осенит ответ.

— Повар, — раздался голос у него за спиной, а потом негромкий смех.

Он не заметил, как подошла Доротея, но кивнул и вписал ответ, который теперь был совершенно очевиден. Потом завернул карандаш в газету, встал, стряхнул грязь с сапог и пошел за женой в их однокомнатный домик.

Доротея сбросила куртку и начала доставать судки с салатом из капусты и моркови и бутерброды с индейкой — сегодняшнее блюдо по сниженной цене. Ее руки летали над клеенчатой скатертью, как две напуганные птицы. Наконец она села и взглянула на мужа черными лучистыми глазами.

— Сегодня, — сказала она. — Он приезжает. Úyelo.

Сайрес смотрел на крутой изгиб ее бедер, на тяжелую седую косу, лежащую на широкой спине. Она всегда общалась с духами. Он тяжело опустился на стул напротив жены, делая вид, что его раздражают ее таинственные намеки. Они играли в эту игру вот уже шестьдесят лет. Он вонзил вилку в бутерброд с индейкой.

— Ты с ума сошла, женщина! — резко ответил он, хотя на самом деле это означало «Ты моя жизнь». — С чего ты взяла? — продолжал он. «Ты не перестаешь меня удивлять».

Доротея неопределенно хмыкнула. Потом повернула голову и принюхалась, как будто ответ ей принес чинук — сухой, теплый ветер со Скалистых гор. Она взглянула на Сайреса спокойными темными глазами и погрозила ему скрюченным узловатым пальцем.

— Вот увидишь, — сказала она, но за ее предостережением скрывалась улыбка.

Она перегнулась через стол и крепко схватила мужа за руку — от ее уверенности его пульс участился. Он поднял глаза на жену. «Я люблю тебя, — говорили ее глаза, и здесь не нужны были слова. — Всегда будь со мной рядом».

Он позвонил по телефону дважды. Первый звонок был Гербу Сильверу. Алекс велел ему отложить съемки «Макбета» на неопределенный срок; отправить все декорации и съемочное оборудование в Шотландии на склад и распустить съемочную группу по домам до дальнейших указаний. Потом, понимая, что столь резкое изменение планов может вызвать нежелательный резонанс, Алекс позвонил Микаэле.

— Мне плевать, что ты скажешь прессе, — устало сказал он. — Придумай что-нибудь, лишь бы не решили, что я отправился в клинику Бетти Форд.

— А что происходит на самом деле? — поинтересовалась Микаэла, но Алекс не мог говорить из-за спазма в горле.

Он повесил трубку, пока она не начала расспрашивать более настойчиво.

От него ушла Касси. Опять.

Только на этот раз все было по-другому. Они не ссорились, ничего не предвещало беды. Она просто ушла, как будто заранее это решила.

Алекс вытянулся на кровати, коснулся стопки одежды, которую она собиралась взять с собой в Шотландию, одежды, которая теперь ничего не могла изменить. Черт возьми, прошлая неделя была просто идеальна! Он держал себя в руках, не желая, чтобы все повторилось. И это сработало: когда он касался Касси, то был нежен и ласков, как она того заслуживала. В ответ он видел, как Касси отдает ему себя без остатка: здесь поцелуй, там вопрос, тут воспоминание. Алекс собирал эти знаки, как полевые цветы, дожидаясь момента, когда будет обладать ею безраздельно, — роскошным букетом, который расцветает в его присутствии.

Он вернул ей ее прошлое, за исключением некоторых подробностей, о которых она, по всей видимости, догадалась сама. Он никогда не хотел обидеть Касси — господи, только не Касси! — и каждый раз, поднимая на нее руку, клялся, что такого больше не повторится. И это были не пустые обещания. Если бы он знал, как направить ослепляющий гнев на себя самого, а не на жену, то сделал бы это не задумываясь.

Алекс сел на кровати и выглянул в окно на дождливое утро.

Бóльшую часть ночи они с Джоном обыскивали окрестности Бель-Эйр. Джон даже осторожно заглянул в полицейский участок. Но ни в аэропортах, ни на автобусных станциях не было пассажирки с ее фамилией — ни по мужу, ни девичьей. В конце концов Алекс сдался и отправился в спальню ждать, что она сама к нему вернется.

Она должна вернуться! Если пресса узнает, что Касси от него ушла, или даже то, что она просто пропала, возникнут различные слухи — об измене, разводе, а возможно, даже всплывет горькая правда. Какую бы форму эти слухи ни приняли, нежелательная огласка снизит его шансы на получение «Оскара». А он всегда рассчитывал на свою безукоризненную репутацию.

Алекс провел рукой по небритой щеке. Она должна вернуться. Он не может жить без нее. Касси — единственная за всю его жизнь женщина, сумевшая заглянуть ему в душу и разглядеть его нежную, страстную натуру, снова и снова повторявшая: «Да, ты прекрасен». Он вспомнил, как однажды в лесу, где росли красные деревья, они увидели две гигантские секвойи, стволы которых переплелись друг с другом, стремясь к одному и тому же солнцу, и в итоге не срослись. Он признался бы в этом только самому себе: Касси была тем местом, где Алекс Риверс начинался и Алекс Риверс заканчивался.

Ровно в девять часов по просьбе Алекса техник из университета открыл дверь кабинета Касси.

— Спасибо, — поблагодарил он, не зная, следует ли давать чаевые.

Алекс прикрыл за собой дверь и осмотрелся в поисках любых намеков на то, что она недавно была здесь.

Он рылся у нее на письменном столе, когда распахнулась дверь в кабинет.

— Доброе утро, — нараспев протянул голос.

Алекс поднял голову и увидел Арчибальда Кастера, который рукой прижимал микрофон у горла.

— Ох… — Он оглядел кабинет, пытаясь найти Касси. — Мне сказали, что ваша жена заболела. Когда я увидел свет, то подумал… Я ее искал.

— Касси здесь нет, — Алекс жестом обвел кабинет. — Вероятно, вы и сами уже заметили.

Арчибальд Кастер странно посмотрел на него.

— Но вы здесь, — удивился он.

Алекс опустил глаза на свои руки, сжимающие пластиковую папку с надписью «Лично и конфиденциально». В голове роились мысли: «Касси здесь не было. Касси не сообщила Кастеру о своем местонахождении, в противном случае он не стал бы ее искать».

— Она попросила меня прислать ей кое-какие вещи, — сказал Алекс, разыгрывая искреннее непонимание, когда Кастер удивленно приподнял брови при упоминании о том, что Касси находится за пределами Лос-Анджелеса. — Должно быть, у нее не было возможности вам позвонить. Ее отец попал в больницу, в штате Мэн, ее вызвали, чтобы она за ним ухаживала. — Он взглянул на часы, это была лучшая отговорка. — Уверен, она в ближайшее время с вами свяжется. Вы понимаете, непредвиденная болезнь близкого человека… — Он постучал папкой по краю стола. — Ей что-нибудь передать? Или переслать с остальными бумагами?

Кастер минуту колебался, осматривая беспорядочно разбросанные бумаги и хаос, царящий в небольшом кабинете. Удовлетворенный увиденным — она действительно уехала в последнюю минуту! — он покачал головой.

— Мы попросим кого-нибудь с кафедры подменить ее, пока все не встанет на свои места, — великодушно предложил Кастер. — Передайте ей, чтобы не волновалась.

— Хорошо, — ответил Алекс. — Уверен, она может на вас положиться.

Он дождался, пока Кастер уйдет, и опустился в кресло. Господи, он сам помогает Касси! Он только что сгладил одну шероховатость ее побега! Он бездумно таращился на пластиковую папку, на черно-белые снимки, разбросанные на столе. Черепа, таз и несколько костей, которые когда-то были пальцами. Ничего нового для Касси. Она еще до знакомства с ним изучала подобные вещи.

Он встал и бросился в дверь, даже не понимая, куда направляется. Петляя по извилистым дорогам на территории Калифорнийского университета, он выехал на автостраду, ведущую в Уэствуд. Он вспомнил, в какой квартире живет Офелия, только потому, что перед ней стояла кривая пальма, которая напоминала Касси, по ее же словам, сгорбленного старика.

Алекс заколотил кулаком в дверь.

— Черт побери, Офелия, открывай! Я знаю, что она там!

Он сделал глубокий вдох, готовый выломать дверь плечом, как делали это его дублеры.

Офелия чуть приоткрыла дверь.

— Господи Боже! — пробормотала она. — Похоже, до меня снизошло его чертово величество!

Она сняла цепочку и открыла дверь, представ перед Алексом в шифоновом халатике персикового цвета, практически прозрачном. Под халатиком ничего не было, и Алекс хладнокровно отметил, что оттенок волос у нее внизу живота не совпадает с оттенком волос на голове. Офелия выпустила кольцо дыма прямо Алексу в глаза.

— Чем обязана такой чести? — поинтересовалась она, наморщив носик.

— Я приехал за Касси, — ответил Алекс, протискиваясь мимо нее в крошечную гостиную.

И почувствовал, как сзади в его рубашку вцепились руки, слабые, как коготки птички.

— Тогда нужно искать ее там, где она находится, — ответила Офелия. — Я не общалась с ней с тех пор, как была у вас в гостях. Думала, она уехала с тобой в Шотландию.

Алекс заглянул за занавески до пола, в туалет.

— Из тебя дерьмовая актриса, Офелия. Просто скажи, где она прячется.

Он бросился в кухню, посмотрел в кладовке и в кухонных шкафчиках, даже перевернул начатую бутылку вина.

Когда он обернулся к Офелии, у нее были такие удивленные глаза, что Алекс рассмотрел белый ободок вокруг зрачков. Отлично, ему удалось ее напугать. Он схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.

— Вчера она ночевала у тебя? Она сказала, куда отправилась?

Офелия негромко вскрикнула. Дверь в ее спальню приоткрылась. Алекс бросился туда и наскочил на заспанного мужчину в шелковом цветастом халате.

— Алекс, это Юрий. Юрий, это Алекс. — Офелия затушила сигарету о половинку апельсина, гниющего на кухонном столе. — Вот видишь, Алекс! Касси у меня не ночевала. Я была другим занята.

Алекс даже не удостоил ее взглядом.

— Пошел вон! — велел он Юрию.

В глазах мужчины вспыхнуло узнавание.

— Эй, а вы не… — начал он.

— Вон! — заорал Алекс.

Он вытолкнул Юрия из квартиры прямо в халате и запер за ним дверь.

Офелия, крича и царапаясь, набросилась на Алекса.

— Да как ты смеешь! — визжала она. — Врываешься в мою квартиру, как к себе домой, и…

— Я не могу ее найти, — негромко произнес Алекс, и голос его дрогнул. — Уже везде искал. Я не могу найти Касси.

Офелия рассеянно потирала синяк, глядя, как Алекс Риверс опускается на ее диван мореного дерева. Мысленно она перебирала все возможные места, где Алекс уже точно искал. Что заставило Касси так поспешно бежать, черт побери? Если всему виной Алекс, то неужели он не знает, что Офелия сделала бы все, чтобы ей помочь?

Встрепенувшись, Офелия подошла и встала перед Алексом.

— Что ты ей сделал? — холодно спросила она.

Алекс закрыл лицо руками.

— Господи, да не знаю я! — ответил он.

Из аэропорта Рапид-Сити до Пайн-Ридж езды было два часа, и Касси, пока тряслась в арендованном грузовичке, заметила две вещи: по обе стороны дороги, насколько хватало взгляда, простиралась, словно море, земля без всяких опознавательных знаков, и чем глубже они въезжали на эту засасывающую красную землю, тем напряженнее становился Уилл.

На границе резервации их встретил полицейский. Он поднял ладонь, приветствуя Уилла, и покосился на пассажирское сиденье, где сидела Касси.

— Хау, кола! — приветствовал он их на языке, который Касси не понимала. К ее удивлению, Уилл сдернул солнцезащитные очки и начал разговаривать с полицейским на его же диалекте, а потом повел машину по проложенной в траве колее.

— Что он сказал? — поинтересовалась Касси.

— Он сказал «привет» на языке лакота, — пробормотал Уилл.

— Лакота?

— Язык моего народа.

Касси убрала за ухо прядь волос, которая лезла ей в лицо.

— Твое имя на языке сиу звучит как Кóла?

Уилл не сдержался и рассмеялся.

— Нет, это означает просто «друг», — объяснил он.

Касси расслабилась. Если они вернулись в резервацию и Уилл сразу встретил знакомого, это хороший знак.

— Значит, это твой друг, — попыталась она поддержать разговор.

— Нет, — ответил Уилл.

Его руки беспокойно сжали рулевое колесо. Он убеждал себя, что Касси не имеет права требовать объяснений относительно его жизни, но одновременно понимал, что она не успокоится, пока он не расскажет о себе подробнее.

— Он из полиции племени. Мы учились в одном классе. Однажды он подговорил троих ребят, чтобы те подержали меня, а сам взял собачье дерьмо и размазал его мне по лицу.

Касси испуганно взглянула на Уилла.

— Он сказал, что так моя кожа не настолько белая, — продолжал Уилл.

— Дети бывают жестокими, — пробормотала Касси, понимая, что должна что-то сказать.

Уилл хмыкнул.

— Как и индейцы.

Касси повернулась к окну, недоумевая, откуда Уилл вообще знает, куда ехать. Здесь не было дорог, одни лишь грязные тропы в снегу или узкие ручейки вроде тех, что оставляют после себя лыжники после гонок по пересеченной местности. Время от времени Уилл поворачивал то налево, то направо. Он ни разу не оторвал глаз от простирающейся перед ним равнины.

— Знаешь, — сбивчиво сказала Касси, — ты мог бы попытаться взглянуть на все другими глазами, вместо того чтобы убеждать себя, как сильно ты это ненавидишь.

Уилл вдавил педаль тормоза в пол, машина пошла юзом и остановилась. Касси почувствовала, как повисла на ремне безопасности, а потом ее швырнуло назад. Инстинктивно она прижала руки к животу. Уилл окинул ее скептическим взглядом, с выражением крайней досады отвернулся и снова завел мотор.

Это ее отрезвило. Уилл, который совершенно ее не знал, бросил все дела и предоставил ей убежище. Она не имеет права совать нос в его жизнь, тем более критиковать то, как он живет.

— Прости, — извинилась она.

Уилл промолчал, только кивнул головой. Через несколько минут голая равнина уступила место небольшой группе сараев, нескольким крепким деревянным хижинам и другим постройкам из сухой штукатурки и толя. Трое ребятишек бегали по снегу в кроссовках и рубашках с короткими рукавами, тыкая друг в друга сосновыми ветками.

— Это твои ближайшие соседи, — сказал Уилл, сбавляя скорость и указывая на отдельно стоящие дома. — Чарли и Линда Смеющийся Пес, Берни Коллиер, Риделл и Марджори Два Кулака. Абель Мыло живет за тем холмом, в автобусе.

Касси пыталась сдержать рвущийся из горла смех. Еще вчера она нежилась в ванне из зеленого мрамора с позолоченными кранами, ступала по коврам, которые были нежнее, чем дыхание, и куталась в фиолетовый халат из тончайшего китайского шелка. Она чувствовала себя несколько неловко от размаха роскоши, в которой жил Алекс. Но здесь другая крайность. Она находилась в богом забытом месте, пряталась среди людей, которые понятия не имели о водопроводе и жили в старых школьных автобусах. Она крепко сжала кулаки, чтобы не схватить Уилла за куртку, умоляя отвезти ее назад.

Касси прикусила губу и вновь посмотрела на Уилла, теперь уже понимая боль, которую он испытывал, — тяжелое бремя неудачника, которое оттянуло вниз уголки его рта. Каково это — наконец-то вырваться отсюда, но всего через несколько недель вернуться назад из-за того, что у кого-то так печально сложились обстоятельства? Касси перегнулась через сиденье и сжала его руку. Уилл ответил ей рукопожатием, но она успела заметить мелькнувшее в его глазах изумление.

Он остановил грузовичок перед небольшим домом из бетонных блоков. Тут же залаяла привязанная к забору черная собачонка. Уилл спрыгнул с водительского сиденья и присел возле нее.

— Привет, Уизер! — произнес он, и собака так завиляла хвостом, что едва не завалилась на бок. — Скучал по мне?

Касси на секунду задержалась в кабине, собираясь с духом и мыслями. Потом вышла из машины и оказалась по колено в снегу. Она направилась к Уиллу и собаке.

— Здесь всегда так много снега?

От звука ее голоса Уилл вздрогнул, как будто забыл, что они приехали вместе.

— Если честно, — ответил он, поворачиваясь к Касси, — он уже почти растаял. Зимой здесь сугробы выше тебя ростом.

Уизер подпрыгнул и поставил лапы Уиллу на грудь, потом прижал уши и заскулил. Уилл поверх него посмотрел на входную дверь, которая начала медленно открываться.

Касси увидела, как на крыльцо вышел старик. Он был таким же высоким, как и Уилл, но казалось, что его кожа просто болтается на костях. Его лицо красновато-коричневого цвета было настолько густо покрыто морщинами, что они практически сливались. Он спустился по лестнице, встал перед Уиллом, что-то пробормотал на языке лакота и обнял его.

Касси нервно переступила с ноги на ногу и постучала сапогами друг о друга, чтобы стряхнуть снег. Уизер лизнул ее руку, выпрашивая угощение.

— Прости, — прошептала она, — у меня ничего нет.

При этих негромких словах Уилл и его дед подняли головы. Но Уилл не успел представить гостью — в дверях появилась пожилая женщина. У нее была длинная седая коса, переброшенная через плечо, а глаза напоминали тлеющие угли. Подбоченившись, готовая дать отпор, она низким голосом заговорила на безупречном английском.

— Значит, — произнесла она, обращаясь к Уиллу, но не отводя глаз от Касси. Она осмотрела ее от головы до погруженных в снег ног, а потом еще раз, явно обнаружив все ее изъяны. — Ты вернулся из большого города и привез нам это?

Сайрес и Доротея Быстрый Конь были одними из тысячи пожилых американцев сиу, которым правительство выделило субсидии. Они переехали в этот дом десять лет назад; бóльшую часть детства Уилл прожил в деревянной хижине, похожей на те, мимо которых они проезжали в резервации. Государственные дома считались по стандартам лакота роскошью. В них были водопровод, электричество и временами работающий туалет. За исключением узкой ванной в углу, остальная часть дома представляла собой единственную комнату.

Уголок, оборудованный под кухню, где сейчас сидела Касси, был очень чистым и, похоже, сделанным из остатков жаропрочного пластика 50-х годов. Столешницы были окрашены в сочно-зеленый цвет с золотистыми прожилками, стол цвета бледно-розового мрамора прикручен к одной из стен. Там же висел ряд некрашеных шкафчиков без дверок, но бóльшая часть банок и стеклянных кувшинов стояли под раковиной и под столом, на полках из сколоченных досок и бетонных блоков. Был тут и холодильник, по-настоящему старый агрегат с большим вентилятором наверху, он каждые несколько секунд вздрагивал и пыхтел.

Остальная часть дома представляла собой огромную гостиную и спальню, отгороженную ситцевой занавеской. Плохо сочетающиеся между собой кресло и диван стояли на половике цвета ржавчины. В одном углу дивана лежал клубок ниток со спицами для вязания, в другом — кожаная сумочка, наполовину расшитая сложным узором из голубых бусин. Большая деревянная бобина, какую используют для электрических проводов подрядчики, служила кофейным столиком, на котором высилась стопка журналов трех-четырехлетней давности.

Касси пока не удалось посмотреть спальню, где уединился Уилл со своими стариками. Она слышала, как они шепчутся, а точнее — шипят, но им не стоило прибегать к таким предосторожностям, потому что разговаривали они на лакота. Она постукивала пальцами по пластиковому столу и считала до десяти. Потерла костяшки пальцев о едва заметно вздувшийся живот. «Знай, — беззвучно шепнула она, — я делаю это ради тебя».

Из-за занавески с застывшим выражением лица вышел Уилл. Потом со скрещенными на груди руками показалась его бабушка, последним вышел дед. Дело, похоже, оказалось сложнее, чем ожидалось, поскольку ни Сайрес, ни Доротея слыхом не слыхали об Алексе Риверсе, поэтому, наверное, не могли понять, зачем Уилл привез Касси в Пайн-Ридж. Он все рассказал бабушке, включая физическое насилие, которому подвергалась Касси, и ее беременность. Но сейчас они стояли рядом, глядя на нее так, словно она была блудницей, повинной в собственных несчастьях.

— Касси Барретт, — представил Уилл, намеренно назвав ее девичью фамилию, — это мои дедушка и бабушка, Сайрес и Доротея Быстрый Конь. Они с радостью приютят тебя, пока не родится ребенок.

Касси помимо воли залилась румянцем, но заверила себя, что ей нечего стыдиться, и вздохнула с облегчением.

— Спасибо вам, — негромко поблагодарила она, протягивая руку. — Вы представить не можете, что это для меня значит.

Ни Сайрес, ни Доротея руки ей не пожали. Она подождала секунду, вытерла руку о куртку и убрала ее.

Уилл подошел ближе и наклонился к ее уху.

— Мне придется выдумать какую-нибудь историю, чтобы оставить тебя здесь одну, — пробормотал он. — Не волнуйся, скоро они узнают тебя получше.

Он сжал плечо Касси и повернулся к родным. Доротея уже отправилась в кухню мыть посуду.

— Съезжу-ка я к Абелю Мыло, проверю, как он там, — беспечно произнес Уилл. — Он задолжал мне пятьдесят баксов. — Он направился к двери, где его уже ждал Уизер. — Помните, по-английски, — предупредил он бабушку и деда, — вы мне обещали.

Дверь за Уиллом захлопнулась, но Касси еще несколько секунд смотрела на нее. Сквозь шум льющейся воды Касси слышала, как Доротея что-то бормочет на лакота. Время от времени она оглядывалась через плечо, словно проверяя, не ушла ли Касси. Старуха явно говорила по-английски и могла бы, по крайней мере, дать своей гостье хоть малюсенький шанс. Решившись, Касси повернулась к Сайресу.

— Вы не могли бы перевести, что она говорит? — попросила она, но ответа не последовало.

Несколько минут Касси стояла посреди комнаты, не зная, то ли разреветься, то ли выйти в дверь и идти до тех, пока не доберется до Рапид-Сити. Сайрес уселся посреди дивана, который вздохнул под его небольшим весом, и принялся за вязание. Он обмотал ниткой пальцы и щелкал спицами все быстрее и быстрее, пока они не застучали, как зубы. Доротея закончила мыть посуду и стала подметать совершенно чистый пол.

Откровенно говоря, ни дед, ни бабушка Уилла не выказывали ни намека на гостеприимство по отношению к Касси, не собирались вести с ней задушевных бесед, и, похоже, им не приходило в голову, что такое поведение неоправданно оскорбительно. Касси припомнила своего коллегу, который писал диссертацию о том, что он называл «этикет вигвама»: о быте индейских племен на Великих равнинах в девятнадцатом веке. Что-то там было о том, что женщины сидят с одной стороны, мужчины с другой, что воины едят первыми, что в доме невежливо проходить между человеком и очагом. Касси не знала, сохранились ли подобные обычаи до сих пор, но почувствовала: существует некий свод правил, о которых ей никто ничего не говорил и которые ей придется постигать самой.

Начала она с того, что выровняла стопку журналов. Сайрес один раз оторвал взгляд от спиц, что-то проворчал и продолжил вязать. Касси разложила журналы в две аккуратные стопочки и отправилась в кухню. Порылась на полках, нашла кухонные тряпки, намочила одну мыльной водой и стала оттирать дверцу холодильника.

Доротея даже головы не подняла, даже виду не подала, что знает, что Касси стоит всего в метре от нее.

— Знаете, — слишком громким и веселым для такого крошечного домика голосом сказала Касси, — у меня в Калифорнийском университете есть друг, который специализируется на этнологии индейцев Северной Америки.

Она не стала уточнять, что этот друг — культурный антрополог. И за три года она едва ли перекинулась с ним парой слов. Вместо этого она порылась в памяти, пытаясь припомнить программу его курса и собственную дипломную работу.

— Если честно, — продолжала Касси, — мне ничего не известно об индейцах. Не знаю, что вам там рассказывал Уилл, но я специализируюсь на более раннем периоде. — Она сполоснула тряпку в раковине. — За исключением оружия. Я очень хорошо разбираюсь в оружии. Я защитила диссертацию на тему насилия: является ли эта черта характера наследственной или благоприобретенной… — Касси запнулась, задумавшись об иронии судьбы, учитывая то, чем обернулся ее брак. Не дождавшись ответа, она продолжила: — Давайте вспомним… штат Нью-Мексико, культура Кловис — индейская культура, во время которой были изобретены каменные наконечники копий, их можно было привязать к стреле, и таким образом убить мамонта становилось гораздо легче…

Голос Касси замер. Она подумала об этой группе кочевников, сорок тысяч лет назад забивающих огромного зверя, потом о дедушке Сайреса, который наверняка подобным образом охотился на буйвола всего каких-то сто пятьдесят лет назад, и прервала свой монолог, почувствовав, что он начинает напоминать лекцию. Поверх ее головы Сайрес и Доротея обменялись взглядами, похоже, обозначающими: «Она всегда такая?».

— Что ж, — негромко сказала Касси, — наверное, вы это знаете и без меня.

Она покачала головой, обозвав себя дурой за то, что начала действовать напролом, вместо того чтобы потихоньку завоевывать их расположение.

Доротея подошла, взяла из ее рук мокрую тряпку, выкрутила ее и повесила над раковиной, жестом дав понять, что предпочитает, чтобы мокрые тряпки висели вот так. Потом обвела взглядом сверкающую кухню, кивнула и надела куртку. Остановилась перед Касси и взяла ее сильными пальцами за подбородок. Что-то произнесла на лакота — странный набор щелкающих звуков и слогов, которые звучали нежнее колыбельной.

Когда Доротея вышла, Сайрес встал у окна, глядя вслед жене, которая отправилась на работу в дневную смену. Он знал, что хочет спросить Касси.

— Она говорит, что пока ты с Народом, — перевел он, — то, что ты считаешь историей, — это наши прапрапрадеды.

Не отрывая взгляд от окна, он поднял руку, подзывая Касси. Она встала и подошла к Сайресу. Он положил руку ей на плечо, но это было не объятие, а скорее толчок. Касси смотрела на раскинувшийся перед ними пейзаж, понимая, что Сайрес видит не море снега, не остовы брошенных автомобилей и не обрывки брезента, который срывает с соседней хижины ветер. Он видит землю, по которой ступали еще его предки. Землю, которую — именно по этой причине! — он называет своим домом.

Уилл сидел на куче одеял, которые служили ему постелью, пристально глядя на спящую на раскладном диване Касси. Когда он жил с бабушкой и дедом, это была его кровать, и он видел, как ее тело утопает в тех местах, где он продавил его своим телом.

Проснулся он весь в поту. Ему снилась Касси. Как бы дико это ни звучало, она была из племени древних воинов — Лисиц. Каждый мальчик сиу с детства слышал о Лисицах и Отважных Сердцах, жалея, что Народ больше не воюет с племенем чиппевеев и нельзя совершить подвиг и доказать свою храбрость. Лисицы были самыми искусными воинами. Они носили красные кушаки, которые привязывали к колышкам, вбитым в землю, и это означало, что они будут сражаться на этом месте до победы. Или пока их не убьют или не освободят друзья. Уилл вспомнил, как играл в Лисиц во время школьной перемены; как однажды стащил мамину шаль, чтобы использовать ее в качестве кушака, — за это его наказали на целый месяц.

В его сне у Касси был огромный живот, и свой кушак она повязала прямо под грудью. Уилл видел, как она привязала себя к колышку и начала петь:

Я лисица.

Я должна умереть.

Если будет трудно,

Если будет опасно,

Так тому и быть.

Из ниоткуда появился Алекс Риверс и начал кружить вокруг нее, все приближаясь. Уилл кричал, пытаясь ее предупредить, но Касси даже не шевельнулась. Алекс ударил ее в висок, но она продолжала стоять на месте, хотя от ударов у нее на глазах выступили слезы.

Уиллу снилось, как он кричал изо всех сил, как бежал к тому месту, где стояла Касси. Не останавливаясь, он протянул руку, выдернул колышек, к которому она была привязана, и приобнял ее, заставляя бежать так же быстро, как бежал сам.

Проснулся он злой, задыхаясь, несколько удивленный тем, что Касси лежит рядом, всего в метре от него, и ее пальцы подрагивают во сне.

Двигался он неслышно, в такт дыханию деда, доносящемуся из-за занавески, отделяющей спальню от гостиной. Не успел он присесть на диван, как Касси проснулась. Уилл приложил палец к ее губам.

— Завтра я уезжаю, — прошептал он.

Касси попыталась привстать, но Уилл положил руку ей на плечо, приказывая не шевелиться.

— Почему?

— Потому что в Лос-Анджелесе меня ждет работа. Потому что я ненавижу это место. — Уилл усмехнулся. — Выбирай, что тебе больше нравится.

Она должна была понимать, что этим все и закончится; он ей прямо об этом сказал. К его ужасу, Касси едва сдерживала рыдания.

— Ты не можешь оставить меня здесь одну, — прошептала она, отлично зная, что может и оставит.

Когда она отвернулась, он виновато погладил ее по голове. Касси была такой маленькой и простой — соседская девчонка; он встречал сотни женщин красивее, чем она.

Уилл уставился на затылок Касси, заставляя себя вспомнить, как прятал школьный табель, когда нес его домой, потому что ученики шли по списку не только по фамилии, но и по проценту индейской крови, текущей в их венах. Он заставил себя вспомнить зиму, которую ему с бабушкой и дедом пришлось провести на вяленом мясе и консервах, потому что государственная программа отпуска продуктов по карточкам провалилась. «Да, — думал он, — мне нужно держаться отсюда подальше».

Несмотря на эти мысли, Уилл лег рядом с Касси, и ее подрагивающая спина крепко прижалась к его груди. Он боялся пошевелиться, не желая превратить эту близость во что-то большее. Он прислушивался к биению ее сердца, к негромкому похрапыванию деда и бабушки.

Потом осторожно накрыл живот Касси рукой.

— Ты не одна, — сказал он.

Дата добавления: 2015-08-02