Читайте также: |
|
Встав пораньше, еще до этой ранней пташки, которая белкой крутилась в бесконечных делах целый день, Митька взял ведра и пошел на озеро, за водой. Идти нужно было далеко, по узкой, извилистой тропинке. На старости лет, как думал дорогой Митька, такой путь проделать нелегко.
Вокруг расстлался завораживающий пейзаж. Несмотря на то, что это была окраина города, вдаль уходило бескрайнее поле, сейчас заброшенное, забытое, густо поросшее бурьяном. С другой стороны тянулась длинная лесополоса, изгибаясь легкой волной, уходящая в сиреневую даль. И только с третьей стороны, откуда и шел Митька открывался вид на старый город, оканчивающийся парой тройкой покосившихся домишек, в которых доживали свои дни свидетели событий, происходивших еще при суровом Александре III.
Сколько времени ходил Митька? Он не знал, наверное, минут двадцать. Вернулся он разрумяненный, радостный, отдохнувший душой. Дверь была прикрыта на засов, но силач Митька не заметил его, и, задумавшись над своей жизнью, вырвал его с корнем, нечаянно. Засов оказался хлипенький. На автопилоте мужчина пошел в комнату, поставить ведра и спросить, чем бы еще помочь.
В зале стоял пар и колдовски пахло травами. За этим туманом не сразу Митька распознал изящную фигуру, юркнувшую в угол, на античный манер укутанную в полоску легкой, хлопчатобумажной ткани. Почудилось, что это сон. Сладкий, прекрасный, сказочный сон. Потому как такой красоты в реальности, тем более среди этой грубости бытия, просто не может быть. Распущенные, длинные, чуть вьющиеся волосы до пят, идеальные линии талии, перепуганные огромные глаза. Стоп! Это не сон.
- Вы…вы чего так рано? - Запинаясь, пролепетала дива, - еще двадцать минут ходить же за водой-то…
Казалось, еще немного и девушка заплачет. Она столько выжидала, чтобы гость куда-нибудь исчез, чтобы привести себя в порядок, устроить банный день, и теперь, когда такой момент настал, так глупо попала впросак, не успела! Он увидел ее в таком виде! Для девушки это была катастрофа. Для Митьки – чудо.
Он так и стоял, как громом пораженный, забывший обо всех приличиях и о том, что хорошо было бы извиниться и выйти. Только спустя минуту, до него дошло, и он выскользнул из избы, ждать, пока не позовут. Вскоре дверь открылась, и уже знакомый шарик в платочках позвал в дом.
- Так ты, значит, не бабушка, а прекрасная девушка! – С восхищением провозгласил Митька, вступая в избу. В ответ он получил самую очаровательную улыбку, которая только есть на свете.
47.
Декабрь 1919 – февраль 1920 гг.
После того, как Антонов с братом и другом чудом избежали ареста и казни, власти всерьез задумались, как бы извести этого такого наглого, лихого, дерзкого человека. Зная его порядочность и честность, они решили поступить самым мерзким способом. Имея в своем распоряжении все газеты, советы забросили утку, будто бы армия Антонова зверски убивает простых крестьян и рабочих. Более того, его имя вплели в бандитскую группировку некого Кольки Бербешкина, который уже несколько лет бесчинствовал в Тамбовской губернии. [70] Эти небылицы были расклеены на листовках, ими пестрели газеты. Разумеется, вскоре Антонов узнал об этом, и вынести такой неправды, повстанец никак не мог. Ему бы сейчас затаиться до поры до времени, но бывший милиционер, который сейчас более всего на свете жаждал тишины и покоя, мирной, нормальной жизни, теперь был вынужден бороться, воевать, будучи загнанным, как волк в непроходимые леса и топи.
В этот день он метался разъяренным тигром из угла в угол, выкуривая сигарету за сигаретой.
- Ну как, друзья мои, скажите мне, объясните, как можно поступать так подло?! Они же знают, что я никогда бы в жизни, ни за что не связался бы с этим уголовником Бербешкиным! Зачем же они так?! А люди, наверное, и поверили. Да, конечно! Люди в большинстве своем наивны, верят с легкостью тому, что читают, что слышат, даже если это ложь, наглая, пустая ложь! Как горько то!
Он на мгновение застыл.
- У меня появилась идея. Пойдем.
Верный, преданный друг, Петр Токмаков и младший брат, Дмитрий, как всегда были рядом. Они понимающе махнули головой и молча вышли из конспиративной избы вслед за разгоряченным Антоновым.
У Александра созрел план: он собирался выловить банду Бербешкина, уничтожить ее и объявить всему честному народу об этом, доказав тем самым, что он не в одной завязке с ворами, что он отстаивает совершенно другие интересы, не свои личные, а общественные. Задача была не из простых. Такой путь шел средь многочисленных опасностей, ведь банда была довольно крупной, сильной, состоящей из прожженных лагерями и жизнью воров, безжалостных, чующих опасность за версту, как хищники. Но Антонова уже было не остановить. Конечно же, пришлось звать подкрепление из самых надежных, на кого можно положиться в таком важном деле чести.
Весь день прошел в подготовке захвата банды. Антонов выдвигал десяток планов, и один за другим отбрасывал их, как невозможные, создавая новые тактики, новые стратегии. Друзья также не оставались в стороне и выдвигали свои версии. В итоге, ближе к ночи, примерная картина грядущих событий была прорисована. Теперь нужно было воплотить замысел в жизнь.
Решили, что несколько человек сыграют роль зажиточных крестьян, отправившихся на черный рынок перепродавать свое имущество. Другая группа затаится в засаде и будет следить за развитием событий. При появлении бандитов, захватчики начнут бой. Узнав заведомо тропы, на которых вела свою охоту банда, антоновцы направили свои стопы туда. Шли либо на смерть, либо на подвиг. Перекрестившись, мужчины отправились в путь.
Бербешкинцы обычно появлялись на главных дорогах, ведущих из крупных поселков в близлежайшие города. Конечно, сконцентрировать свои силы на столь широком поле Антонову было непросто, но он всегда обладал особой интуицией. Народный мститель выбрал тихую дорогу на Тамбов, которая шла мимо лесополосы и широкого, разливистого озера. И не ошибся.
Уже на подходе к дороге ощущалось присутствие в округе чего-то постороннего, чужого и злого. Птицы, являющиеся первым показателем спокойствия или, наоборот, непокоя, молчали. Вся природа вдруг поникла, притихла, как бы наблюдая со стороны за исходом грядущей борьбы. На сырой почве виднелись еще свежие следы десятка сапог, которые с бравадной уверенностью топтали тамбовскую землю. Местами появлялись длинные полосы, говорящие о том, что эти звери уже поймали кого-то и безжалостно тащили свою добычу, чтобы не только ограбить, но и поиздеваться перед расправой. Умелый следопыт, читающий карту земли, с легкостью смог бы воссоздать картину недавних событий.
А дело было так.
В город собирались бежать из своего поселка, обложенного непомерным налогом, две женщины, мать и дочь. Собрав всё, что у них осталось и, увязав в небольшой мешочек, они надеялись найти свое место, какую-нибудь работу в городе. Но не успели пройти и четверти пути, как попались Бербешкинским молодчикам. Позарившись одновременно и на скудное имущество, и на привлекательную внешность путниц, уголовники набросились на них озверелой сворой. Тщетно несчастные пытались вырваться из цепких лап и просить о сострадании. Эти люди давно забыли, что такое сострадание и что такое совесть. Произошло это совсем недавно, и пленниц еще можно было спасти.
Антонов замедлил шаг, вчитываясь в следы. В густой траве они затерялись, и пришлось полагаться на собственный опыт и логику.
- Они в лесу. Сомнений нет. Поторопимся, ребята.
Мужчины ускорили шаг, по их суровому, сосредоточенному выражению лица было понятно, какая тяжелая борьба проходила в их душе, смесь ярости и усталости, озлобленности и желания покоя, гнева и смирения своей судьбе. Внезапно средь необъятных просторов леса эхом прогремел пронзительный женский крик. Откуда он раздается, понять было непросто, так как акустика леса создавала объемное звучание, но Александ не колеблясь ни минуты стремительно свернул налево и побежал. Его примеру последовали его соратники. План тетрализации отменялся, обстоятельства изменились.
Через пару секунд мстители оказались на широкой поляне. Страшная картина предстала взору подошедших. Стая полулюдей, полуживотных, пьяных в стельку, еле стоящая на ногах и ежесекундно матерящая всё живое и неживое, собравшись кругом, наблюдала, чем же закончится схватка между молодой пленницей и обрюзгшим, взлохмаченным, раскрасневшимся от выпитого и охвативших мозг страстей, скотом. Это и был Колька Бербешкин. Девушка отчаянно вырывалась, кусалась, плакала, призывала все силы Неба и земли на помощь. В стороне лежала без сознания ее мать. Сердце не выдержало такого напряжения, такого стресса. Жива ли была она? Неизвестно.
На счет раз Антонов взвился в воздухе, на счет два, сделал тигриный прыжок вперед, на счет три, обрушился со всей силой, неуемной энергией на цепочку из уголовников. Пробив в ней брешь, он кинулся на уже повалившего свою жертву на землю, негодяя. Вслед за Антоновым в бой бросились его товарищи. Пьяные бербешкинцы ошалело смотрели перед собой. Им нужно было время, чтобы оценить ситуацию и понять, как действовать, но этого времени мстители им как раз и не давали. Понимая, что нападать нужно стремительно, антоновцы кружились, как обезумевший смерч, раскидывая тела, словно мешки с картошкой. Спустя десять минут над поляной нависла мертвая тишина. Александр вытирал о носовой платок окровавленный нож, его напарники делали тоже. Позади продолжала недвижно сидеть на земле в каком-то диком оцепенении девушка, она до сих пор не верила, что спасение пришло так нежданно, в самую тяжелую минуту.
- Красавица, ну, всё, наказаны твои обидчики, - на удивление мягко, тихо произнес Антонов, подавая ей руку.
Петр Токмаков пытался привести в чувство ее мать. Наконец, та открыла глаза, и в ужасе отпрянув от Петра, закрыла глаза руками. Она думала, что кошмар еще продолжается.
- Успокойтесь, успокойтесь, барышня, всё хорошо, всё плохое уже позади. Посмотрите вокруг. Вот бандиты лежат мертвые. А мы – защитники ваши, не бойтесь нас. – Ровным голосом поспешил утешить женщину Петр.
Женщина медленно, еще не веря услышанному, отвела руки от глаз. Оглянулась. Увиденное потрясло ее не меньше, чем произошедшее накануне, но все же, она смогла совладать со своими эмоциями. Еще тяжело дыша, так как сердце давало себя знать, женщина бросилась на колени перед спасителями и все эмоции, которые до этого терзали ее душу, разразились в громовом рыдании благодарности. Антоновцы молча стояли рядом, никто не спешил уходить или прервать сбивчивую речь. Они понимали, что на ее месте могла быть их мать, сестра, жена.
- Ну поплакали, и полно. Пойдемте с нами, а там видно будет, - совершенно неожиданно для всех заявил Александр. По его твердому голосу было понятно, что каких-либо возражений он не потерпит.
48.
Дело было сделано. Банда, которая наводила страх на всю область, да что там область, страну, была ликвидирована. Две жизни спасены. Теперь настала пора реализовать вторую часть плана. Александр составил серьезное письмо и отправил его по почте в газеты и на имя видных коммунистических лиц. Текст письма был следующий:
«Я, Александр Антонов не уголовник, а политический противник коммунистов. Прежде много отдал сил на установление революции, а теперь разочаровался в ней. Теперь я против коммунизма, потому как он построен на лжи и лицемерии, на зле, на подлости. Всё это время вы подло уверяли народ, будто бы проделки банды Бербешкина на моей совести. Заявляю. Довече я с моими друзьями уничтожил банду. Бербешкин мертв, теперь люди могут жить спокойно, над ними нет более опасности».
В глубине души Александр Степанович надеялся, что еще что-то человеческое, связанное с совестью и порядочностью осталось в сердцах тех людей, кому он адресовал это послание. Надеялся. Но когда, спустя пару недель, Петр Михайлович принес кирсановскую газету «Известия», эта призрачная надежда испарилась, как дым. На первой полосе красовалась заметка о том, что Антонов написал письмо коммунистам, разумеется, текст письма здесь не приводился, и лишь из искаженных фраз, сотканных из язвительности и сарказма, можно было понять, что повстанец пытался донести до народа. Но из газетных слов это понять смогли лишь немногие. Следом за заметкой публиковался бравадный и очень неуклюжий ответ коммунистической партии на письмо Антонова. Александр впился глазами в эти строчки, и уже после первых прочитанных предложений, буквы замелькали перед его помутившимся взором, сплетаясь в непонятные, бессмысленные значки. Ответ гласил следующее:
«Мы, представители победившей Партии Большевиков провозглашаем. Не быть на земле советской никаким подлецам, Беребешкиным ли, Антоновым ли. Все вы – олицетворение контрреволюции. Вы – та гидра, которая вынуждала русский народ гнуть головы. Но нынче, карающая рука пролетариата, победившего мировую контрреволюцию, быстро раздавит вас, пигмеев, своим железным кулаком!»[71] Письмо было подписано выездной комиссией губчека.
Петр Михайлович внезапно вернувшийся в комнату за забытой шапкой, застал Александра застывшим с газетой. Взглядом, метавшим искры, полым боли и отчаяния, он смотрел в никуда.
- Эй, Шур, ты чего такой? – Осторожно спросил Петр. – Шур, не пугай меня, что произошло, да скажи же ты, наконец!
Петр переживал за друга, тот не отвечал на вопросы. На несколько мгновений казалось, что он помешался рассудком, от подлости этого мира, от несправедливости. Александр очнулся только когда Петр стал трясти его за плечи, как тряпичную куклу, пытаясь вернуть в сознание.
- Всё нормально, Петр, нормально. Почитай, что про нас написали.
Антонов протянул газету Токмакову, а сам сел на скамейку, скрутив самокрутку, и нервно закурил. На душе было как никогда пусто.
49.
Снег тихо кружился, создавая причудливые узоры, укрывая землю пушистой шалью. Вечер уже давно опустился на город, и сейчас в мерцании тускло светящих фонарей и половинчатой луны, этот снежный вальс создавал необъяснимое, волшебное впечатление, хотелось не думать ни о чем, а забывшись, вновь, как когда-то в детстве, погрузиться в сладкие мечты и сказочные грезы. С такими мыслями вел правительственную машину личный водитель Ленина. Вождь ехал вместе со своей сестрой домой, уставший, совсем не в настроении, задумавшийся над чем-то только ему сейчас ведомым, он, плотно сжав губы, отмалчивался всю дорогу. Сестра, с такой же озлобленностью и угрюмостью смотрела вперед. Фантастическая картина за окном не вызывала никаких эмоций ни у нее, ни, тем более, у ее брата, которого это мирное затишье просто выводило из себя.
- Ну, скоро уже? – Нервно бросил вождь. Эта медлительность раздражала его не меньше, чем всё остальное.
- Да, скоро, Владимир Ильич, еще минут двадцать от силы.
Ленин снова отвернулся к окну, считая налипшие на стекло снежинки, чтобы не сорваться.
Внезапно водитель резко затормозил.
- Ты чего встал?! – Вскрикнул вождь, но вскоре понял причину.
На роскошный автомобиль покусились местные бандиты, некий Яков Кошельков со своей лихой сворой.
- А ну, вылезайте, контры поганые, - переняв жаргон революционеров красноармейцев, начали свою речь налетчики – сейчас мы вас раскулачивать будем. Ух, буржуи! Зажрались на крестьянских-то харчах!
Отчасти Кошельков был прав. Но такой наглости не мог вынести вождь мирового пролетариата.
- Да ты знаешь, с кем говоришь?!
- С кулаком, которого еще не повесили, - браво ответил Кошельков, - подожди, скоро советская власть и до тебя доберется. Вон в каком костюмчике ходит, а бабенка то, цацки напялила, прям, как барышня!
Сестра схватила за руку брата, она понимала, что, если бандиты узнают, кто перед ними, будет в тысячу раз хуже. Это наконец-таки понял и вождь и поспешил замолчать. Только по бурым пятнам, которыми пошло его лицо, можно было понять, какая гамма эмоций бешенства и ярости борется сейчас в нем. Но он никогда не дрался, и не воевал, даже в Первую Мировую войну, он не принял никакого участия в защите своей отчизны, и, когда его после робко спрашивали об этом, он гордо подняв голову утверждал, что он – политический и уехал в Германию (которая воевала с Россией…) по политическим размышлениям, а воевать он не собирался принципиально, потому как война империалистическая.
Империалистическая или нет, но страна стояла на краю пропасти…. Но этот человек, похоже и собирался столкнуть ее в эту пропасть окончательно. Зачем же воевать еще за нее….
Пока ошарашенные полуночные путники смотрели по сторонам, энергичная группа Кошелькова, быстро уселась в автомобиль и скрылась с глаз долой. Вождь, его сестра и водитель остались на улице, ограбленные, униженные неподчинением и не обожанием, но живые, и потому поспешили тоже ретироваться с места происшествия, от беды подальше.
А тем временем, в машине, мчавшейся на всех скоростях, шел горячий спор.
- Ты зачем их оставил! Это же царек новый! – Срывающимся голосом шептал один из налетчиков, мужик лет пятидесяти, с черными косматыми бровями, сросшимися на переносице.
- Какой еще царь! Убили ж его, вроде как. – Ответил Кошельков.
- Як это ж новый. Он его и убил.
- Да обознался ты, Василий.
- Че обознался! Говорю, он это был, я его довече видел, горлопанил с трибуны, обещал чо-то, только вот, как и у того царя, слова с делами расходються. Ой как расходються.
- Да врешь!
- Сукой буду, если вру. У меня на рожи память хорошая. За него выкуп можно было взять большой, а ты их оставил. Теперь сбегли. Точно сбегли, падлы.
Кошельков резко затормозил и повернул назад на еще большей скорости. Но, разумеется, от ограбленных и след уже давно простыл, они бежали быстро.
50.
После поражения в Первой Мировой войне Германия металась, не зная, куда деть свою неуемную военную энергию, свою ярость и амбиции, которые с каждым годом становились все более опасными. Согласно Версальскому договору, Германия не имела право создавать военные заводы, за каждым шагом немцев следила международная организация, следила тщательно, что просто выводило немцев из себя. Они задумались над тем, как бы обойти ненавистный договор, который связывал мощными цепями их по рукам и ногам. Решение пришло быстро: если Европа стала врагом, новая Россия будет другом, или, нет, не другом, а хорошим плацдармом для дальнейшего подъема.
В первой половине двадцатых годов в Россию пребывает группа немцев, которая проводит немало времени на территории Советского Союза. За высокими кремлевскими стенами ведутся долгие, жаркие обсуждения. Каждая сторона хитрит, как может, старается повернуть ситуацию в свою сторону. В итоге, по истечении нескольких дней переговоров, было подписано тайное соглашение, которое обретет официальный вид только в 1922 году. На основе этого соглашения Германия начинала строительство на территории Союза военных заводов, авиационных, танкостроительных и прочих секретных организаций. Россия обещала предоставить все условия, ресурсы, людей, надежное прикрытие. Германия в свою очередь, обещала наладить производство алюминия и другие производства. Это было сущим безумием, но большевики пошли на этот шаг, руководствуясь только своими, понятными лишь им, мотивами.
Уже через пару месяцев в Россию стали стекаться отряды немцев. Строители, инженеры, лучшие ученые, военные. Первые, по своей пунктуальной точности, возводили заводы и лаборатории с завидной быстротой, интеллектуальная армия приступила к своим разработкам, ну, а третье звено, военное, начало подготовку сил на плацу чужого государства. Немцы перенимали опыт у русских тюремщиков, изучали практику развитых на территории постреволюционной страны концлагерей, в которых содержались тысячи тысяч безвинных людей, замученных, обессиленных.
В это время наращивает темпы деятельность тайных советских лабораторий. В первую очередь, по созданию токсикологического оружия, цель которого – обеспечить безопасность от повстанцев и какой другой угрозы на не устоявшийся строй. Помимо этого, в застенках разросшихся лагерей функционируют лаборатории, где главный интерес представляют собой опыты над живыми людьми. Мозг человека и возможности сознания и методы манипулирования им – эта тема более всего интересовала новую власть. В ход шли разные практики, от кощунственных, с применением методов палачей и разного медицинского оборудования, до совершенствования практик гипноза. О последствиях первого, люди узнают лишь спустя десятилетия, когда совершенно случайно наткнутся на залежи обезображенных скелетов, с пробуравленными черепами. А пока все это удавалось хорошо скрывать. Тот, кто становился невольным свидетелем происходящего, уже никогда не возвращался в мир живых, и потому не мог рассказать жестокую правду.
51.
Уже знакомое нам по прошлым событиям, высокое мрачное тюремное здание, обнесенное сплошным забором и колючей проволокой. Узкие окошки, сплошь обнесенные решеткой, придавали общему виду какой-то зловещий, мистический оттенок. В этот зимний, ненастный день, тюрьма особенно выделялась на фоне белоснежного снега и тишины: расположенная на окраине большого города, спрятанная от глаз людских, она таила в себе нечто чудовищное, страшное, о чем знали лишь немногие, посвященные в секретные дела учреждения.
В который раз за эту неделю к воротам подъезжал воронок с иностранными гостями, пронесся по пустой, окружной дороге, он и сейчас. Завернув за угол строения, автомобиль остановился на заднем дворе, у проклятой двери, ведущей в подвальное помещение. Именно в подвале разрослись владения зловещих лабораторий, в которых теперь трудились не только советские ученые, но и немцы.
По узкому, тускло освещенному, длинному коридору шла группа человек. Во главе ее ступал профессор Вальтер фон Криг, человек с каменным сердцем и холодным рассудком, он завоевал признание на поприще мировой науки и ненависть простых людей, отличаясь изощренной жестокостью и беспринципностью, он стал незаменимым орудием в руках советов, более всего ценивших таких ученых, не останавливающихся не перед чем, ради достижения своей цели. Ему не было чуть больше тридцати, всегда держащийся с подчеркнутой вежливостью и чопорной самоуверенностью он притягивал к себе внимание одних и отталкивал других, на интуитивном уровне улавливающих токи зла, исходящие от него. Внешне, идеально сложенный, с безукоризненными, норманнскими чертами лица, с по орлиному, острым взглядом слегка прищуренных глаз, этот молодой мужчина напоминал совершенную скульптуру… скульптуру без души, мраморную, ледяную и пустую внутри. Происходил Вольтер из знатного рода. Семья, как ни странно, при больших деньгах старалась жить добрыми целями и не ставила материальное богатство выше всего, напротив, глава семейства всегда старался помогать обездоленным, защищать обиженных, мать Вальтера была женщиной мягкой, тихой, кроткой, эти же качества, которыми обладали сами, родители старались привить единственному сыну. Но уже с детства Вальтер проявил совсем другие рвения. Он мог с ужасающим азартом следить, как собака травит зайцев, мальчишка без капли жалости взирал на чужие страдания, причем без разницы, животного ли, человека ли. А после, уже юношей Вальтер и вовсе покинул отчий дом, забыв о нем навсегда, с головой уйдя в науку и политику, причем выбирая к этому пути не самые лучшие. Недавно ему поступило предложение возглавить научный центр на территории послереволюционной России, и мужчина с радостью принял это предложение.
Здесь Вальтер Криг чувствовал себя, как дома, он трудился в лаборатории над своим новым проектом уже три месяца и знал каждый уголок этого подвального помещения. Получивший широкие полномочия, Вальтер сейчас знакомил своих немецких коллег, видных ученых в разных областях деятельности, с бытом и особенностями лабораторного комплекса.
- Здесь мы занимаемся изучением влияния на человеческое подсознание. – Ровным, бесстрастным, как у робота голосом, негромко продекламировал фон Криг. – Это, наверное, самый интересный блок, пойдемте, посмотрим. Блок делится на несколько частей, в каждой из которых проходят свои исследования. Стоит отметить, коллеги, что медики делают просто потрясающие открытия.
Профессор подвел группу к первой двери. Достав из нагрудного кармана толстую связку ключей, он быстрым движением тюремщика отпер ее. На мгновение от его старинного перстня, надетого на указательный палец, отразился калейдоскоп причудливых бликов. Дверь с протяжным стоном открылась, и группа оказалась в небольшом, ярко освещенном коридоре. Отсюда шло несколько направлений в разные боксы, также запертые мощными, звуконепроницаемыми дверьми.
- Для начала, войдемте, сюда.
Фон Криг с привычной учтивостью, пригласил своих гостей в правый бокс. Открыв кипельно белую дверь, они очутились перед еще одной дверью. За ней уже десять дней томились люди, ставшие подопытными мышами. Бокс охранял конвой, состоящий из восьми человек, в соседнем кабинете находился медперсонал, который отмечал малейшие перемены в состоянии подопытных «экспонатов», и по мере надобности испытания, вносил коррективы, выполняя директивы главных научных сотрудников.
- Иван Петрович, - позвал сидящего в глубине кабинета молодого врача фон Криг, - подойдите сюда, пожалуйста, ознакомьте наших коллег с предметом нашего испытания.
Из кабинета вышел невысокого роста, не по годам взросло выглядевший, начинающий потихоньку лысеть и оплывать, молодой человек. Цепким взглядом пустых, водянисто-голубых глаз, он окинул присутствующих.
- По-моему, там происходит что-то демоническое, - без каких-либо эмоций провозгласил он, - мы пока не заходим к ним, мало ли что, но с сегодняшнего дня, материал ведет себя не так, как мы предполагали.
Да. Такие медики называют живых людей материалом. К большой беде и спустя десятилетия, некоторые из них сохранят тот же лексикон, не понимая, что в таком случае и они сами тоже…материал.
- Ну что же, посмотрим, что там творится, - так же пугающе ровно, вынес вердикт фон Криг, повернувшись к группе, - Спешу рассказать вам, мои друзья, здесь проводится разработка уникального газа. В последствии, если нам всё же удастся изучить все его свойства и управлять ими, мы планируем применять этот газ в военных целях, создав, таким образом, идеального солдата, бесстрашного, быстрого, энергичного, не нуждающегося ни в сне, ни в пище. Иван Петрович, принесите, пожалуйста, записи, которые вы делали в течение этих дней эксперимента.
Врач метнулся вглубь кабинета и уже спустя пару секунд вернулся с объемной папкой, которую Вальтер взял с бережной осторожностью. Она представляла для него намного большую ценность, нежели жизни человеческие.
- На первом этапе, - открывая папку для прочтения, как и всегда тихо, вкрадчиво, начал свою вступительную речь Вальтер, - пять испытуемых были помещены в герметичный бокс, заполненный газом Х. Согласно предварительным заключениям, газ должен был лишить их возможности засыпать, ведь именно на сон солдаты тратят столько драгоценного времени. Кроме того, они должны были стать быстрее, сильнее, выносливее. Но, как можно предположить, это качество обретается ненадолго. Скорее всего, выработав все ресурсы, тело умирает. Нам нужно было узнать, сколько продолжается это время выработки, и по возможности, увеличить его по максимуму. Спустя десять суток, за которые никто из испытуемых так и не заснул (что уже положительно и подтверждает первоначальную теорию), наши подопечные впали в какое-то странное состояние ступора. И здесь наши расчеты несколько разошлись с реальностью. Так… сейчас я прогляжу данные, полученные за сегодня….
На минуту профессор замолчал, с увлечением погрузившись в чтение.
- Странно… очень странно. Вы, профессор Козлов, отмечаете, что в восьмом часу утра подопечные начали отчаянно кричать. Насколько отчаянно? И что они хотели?
Молодой врач на мгновение переменился в лице, но быстро совладал со своими переживаниями, приняв вновь бесстрастное выражение.
- Да там такое творилось. Мы не рискнули без вас заходить туда. Сначала начал кричать первый. Просто, на одной ноте, истошно, дико, как раненный зверь. Мы могли наблюдать за происходящим лишь через иллюминатор. Удивительно, что остальные, казалось, не слышали его, они, раскачиваясь из стороны в сторону, смотрели перед собой. Потом, резко подскочил второй и начал кричать точно также, как и первый, затем в вакханалию пустились все. Попеременно объекты успокаивались, но лишь для того, чтобы сорваться на еще более жуткую эмоциональную вспышку. Потом еще хуже. Они начали вырывать у себя клочья волос, мяса даже, биться о стены. Это было, скажу вам, очень страшно. Мы попытались воздействовать на них через микрофон, объявив, что, если они не успокоятся, будут застрелены, но объекты не обратили на голос никакого внимания. Сейчас они опять замолчали и впали в ступор. Что будет дальше – не могу предположить, теория разнится с практикой.
- Ну что же, и такое встречается. Надо посмотреть. Приготовьте, на всякий случай, снотворное, - обращаясь к конвою, - будьте начеку.
Одев белые халаты и бахилы, закрепив респираторы, медики вступили в бокс.
В боксе на холодном, цементном полу сидели люди. Когда фон Криг вступил в помещение, никто не шелохнулся. Лица заключенных были перекошены гримасой боли и безумия, зрачки, неестественно расширены, кулаки стерты в кровь, с такой яростью они бились о стены. Фон Криг указал на оцепеневших людей и тоном экскурсовода продекламировал:
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
9 страница | | | 11 страница |