Вспышка сомнения, жизнь сожалений

Наступило время вечеринок.

С момента победы на 200 метрах и получения золотой медали в Берлине я чувствовал себя безумно вымотанным. У меня был тяжелый год, и недостаточное количество дополнительных упражнений после аварии означало, что я был не в той физической форме, как мне бы хотелось. Когда пришло время эстафеты 4х100 на Олимпийском стадионе в Берлине, я был уже совершенно другим атлетом, чем тот, который был в Пекине во время выступления ямайской команды. Как только я побежал, моя энергия сошла на нет. Я слышал дыхание другого атлета прямо у меня за спиной, но я ничего не мог поделать, чтобы оторваться от него. Я буквально рухнул на землю после того, как передал эстафету Асафе, который помчался к первому месту, но оно уже было слишком близко, чтобы я успел отдохнуть. Майклу Фратеру пришлось помочь мне выйти с трека после забега, так как я был слишком вымотан, чтобы радоваться и праздновать.

Я хотел отдохнуть, мне нужно было успокоиться. Весь предстоящий сезон 2010 должен был быть спокойным годом – ничего из крупных соревнований не предвещалось, поэтому я принял решение передохнуть 12 месяцев. Конечно, я буду тренироваться и стараться бегать забеги быстро. Просто я не хотел больше прилагать столько же усилий, сколько я прилагал последние годы.

Сразу после окончания Чемпионата мира я объявил свое решение тренеру.

«В 2020 году я планирую отдохнуть, - сказал я. – Я буду усиленно работать, но я не собираюсь надрывать себе задницу, как это было в этом году и в предыдущем…»

Его не обрадовала эта новость.

«Нет, Усейе, - сказал он. – Тебе нужно тренироваться. Нельзя расслабляться. У тебя еще впереди много чемпионатов, которые нужно выиграть.»

Я понимал. Почему он так говорил. Он был моим тренером; и он должен был мотивировать меня, чтобы я был лучшим в мире. Тренер постоянно напоминал мне, что мне платили, что я должен был выигрывать гонки, но я твердо решил особо не напрягаться до начала 2011 года. Я знал, что мне нужно было как-то выпустить пар. Мое тело было слабым, мой мозг устал от постоянной интенсивной работы. Я хотел хоть немного поразвлечься и порадоваться жизни. Кроме того, без перерыва я бы не смог снова сконцентрироваться и собрать силы тогда, когда это действительно требуется.

И вот наступило время вечеринок, которые замелькали одна за другой. Когда я вернулся на родину, я устроил «Супер Вечеринку 9.58» в округе Сент-Энн на Ямайке. Я хотел отметить свой новый мировой рекорд. Все собранные деньги пошли на строительство медицинского центра в Трелони, и тем вечером собралось очень много людей. Пришел Асафа и даже Волас. Лучшие диджеи Ямайки выступали для своих фанатов. Это было нечто фееричное.

Единственным недостатком моего успеха было то, что теперь люди смотрели на меня как национального героя уровня Боба Марли. Особенно после того, как я побил мировые рекорды. Конечно, я был счастлив представлять Ямайку и продвигать имидж страны, но сравнение с Бобом Марли – самым известным ямайцем в мире – пугало меня. Когда я ребенком ездил в Венгрию, нас водили на концерт, и я с удивлением обнаружил, что многие европейские группы перепевали его песни. Я не мог в это поверить. Публика просто бушевала. Я знал, что Марли был очень популярен на Ямайке, но я не знал, что его обожали настолько далеко отсюда.

«Что? – думал я. – Да что же здесь такое происходит?»

Поэтому естественно я чувствовал себя странно, когда люди сравнивали меня с ним. На меня сразу накатывалось какое-то напряжение. Это меня угнетало, и каждый раз, когда кто-то говорил мне об этом, я старался не обращать на это внимание или отнекивался.

«Нет, - говорил я. – Не надо говорить мне, что я столь же велик, как и Боб Марли. Да, я - одна из икон Ямайки, и для меня большая честь, что меня сравнивают с Бобом, но он нечто более большое, это точно.»

И все же мне приходилось признать факт, что я стал самым знаменитым атлетом на планете. Я выиграл награду Laureus World Sports Awards в 2009 году (всего я выиграл ее три раза, еще в 2010 и 2013 годах), что было очень весомо, потому что среди предыдущих победителей были теннисист Роджер Федерер, игрок в гольф Тайгер Вудс гонщик Формулы 1 Михаэль Шумахер. Все эти парни были великими. Мне было непривычно осознавать, что отныне я был в ряду с лучшими.

Сумасшествие, которое начало в 2008 году, не собиралось стихать. Где бы я ни появлялся, на меня обрушивались просьбы об автографе, зачастую и от других спортсменов и известных людей. После Олимпийских игр мне сыпались приглашения отовсюду, и каждый вечер выстраивались целые очереди за моей росписью. И среди желающих ее получить были известные спортсмены, музыканты и бизнесмены. Надо признаться, что я не всегда знал, кто из них есть кто, и я часто обращался к Рики за помощью.

«Кто это был? – шептал я, когда очередной парень отходил от моего стола с автографом.

«О, это был чемпион мира в таком-то виде спорта,» - говорил он.

Это было безумно.

Иногда мне приходилось встречать классных людей в нелепых обстоятельствах. Сразу после Берлина я тусовался в одном ночном клубе Лондона, весело общаясь с друзьями за бутылкой шампанского, как вдруг ко мне подошел странного вида парень с нечесаными длинными волосами и какой-то безумной рубашке. Ее цвета были абсурдны и чудны. Это было смешение красного, синего и зеленого в крапинку и с какими-то блестящими нашивками. Вау, даже моя мама с ее швейными способностями не смогла бы создать нечто подобное.

«Эй, Усейн, я Мики Рурк, - сказал он, протягивая руку. – Померяемся силой.»

Я знал о Мики из его фильмов. Он был Голливудской суперзвездой, но его внешний вид просто потряс меня. Было 4 утра, и его одежда заставляла желать лучшего, но я решил, что это будет забавно, поэтому решил попробовать. Когда небольшая толпа, которая собралась вокруг нас, крикнула «Поехали!», я поддался ему и дал себя побороть на несколько дюймов. Мики тогда было 60 лет, и я не мог себе позволить заставить его краснеть, тем более в 4 утра. Это было бы грубо.

Мир мчался с такой скоростью, что даже я не поспевал за ним. К счастью, со мной всегда были мои друзья: Рики, тренер и Паскаль Роллинг из Puma. Компания Puma. Была моим давним спонсором, и каждый раз, когда какая-нибудь футбольная команда или школа Ямайки просила меня помочь, она отсылала им какое-нибудь снаряжение или тренировочное оборудование. Тем временем я купил дом на холмах Кингстона, и теперь у меня была возможность отдыхать в тишине и покое. НД вернулся на Ямайку и стал работать моим исполнительным менеджером, и он переехал в этот дом, и мой брат Садики тоже. По вечерам мы обычно играли в видео игры или домино.

Несмотря на мой расслабленный образ жизни, когда начался новый сезон, я не был в плохой форме. В соответствии с расписанием я продолжал бегать стометровки, а также иногда и 200 метров. Время у меня тоже было хорошее. В том числе 9.86 в Даегу и 9.82 в Лозанне; на 200 метрах я сделал 19.56 и 19.76 в Кингстоне и Шанхае соответственно. Я даже пробежал забег на 300 метров в Остраве, где я чуть не побил мировой рекорд, но при отсутствии Чемпионата мира или Олимпийских игр в календаре событий ничто не бросало мне серьезный вызов и особо не вдохновляло. После забегов я всегда старался найти какую-нибудь вечеринку.

Однако я был осторожен: каждый раз, когда я шел в клуб, я следил за тем, чтобы не выпить слишком много и я также старался, чтобы мое поведение не бросалось особо публике в глаза. Единственный раз. Когда меня застали врасплох, было на пляжной вечеринке на Ямайке. Поначалу я даже не был уверен, что хотел туда пойти. Было солнечно иникто не хотел сидеть дома, а это означало, что все могли меня там заметить.

Но в итоге я подумал Что за черт? Потому что это была худшая вечеринка в моей жизни. Там были полураздетые девушки, все выпивали и повсюду были битники. Это было нечто сумасшедшее. А затем приятель протянул мне огромную кружку пива. И казалось, она никогда не кончится. Туда, наверно, налили сразу несколько бутылок пива.

«Эй, ты думаешь, что ты Самый Быстрый Человек на земле, - сказал он. – Посмотрим, как быстро ты сможешь это выпить.»

Это был шанс всей жизни. Я был атлетом и никогда раньше не был на школьном балу или студенческой вечеринке. Это был мой шанс побыть таким же, как и другие люди, поэтому я проглотил все это пиво достаточно быстро. Но черт возьми, на следующий день фото этой моей проделки разлетелось по газетам и интернету. И тренер был совсем не в восторге. И в общем-то он был прав.

Иногда сердились и фанаты. Они вдели, что я вытворяю, и им это не нравилось. Однажды в клубе в Кингстоне ко мне подошел один парень и начал жаловаться.

«Эй, приятель, - сказал он. – Кажется, ты слишком увлекся вечеринками.»

Но я перебил его. «В чем проблема с вечеринками, - сказал я. – Разве я итак не выполняю свою работу?»

Он выглядел взволнованным. Он попытался что-то сказать, но я не дал ему этого сделать.

«Только задумайся на минуту: я хожу на вечеринки и выигрываю, я не хожу на вечеринки и выигрываю. Так в чем же разница?»

После этого ему было нечего мне ответить.

Единственный человек, у которого были полномочия читать мне лекции, был мой тренер. Он по-прежнему продолжал заставлять меня усердно работать на беговой дорожке и в зале, но даже он уже делал над собой усилие. Это было первое лето за последние четыре года, когда я вернулся на Ямайку в середине сезона. Обычно в это время проходили Чемпионаты мира или Олимпийские игры, но в их отсутствии я мог просто отдыхать на родине, а летние вечеринки на Карибах – это нечто грандиозное. Когда в августе я отправился в Европу на забег – первыми были соревнования DN Galan в Стокгольме – я не был в должной мере подготовленным. Я так много ночей провел в развлечениях до поездки в Швецию, где я должен был выступить на 100 метрах против Тайсона и Асафы.

Тренеру было достаточно только одного взгляда на меня, чтобы понять, что мое участие будет потерей времени. Я выглядел ужасно. Только посмотрев мне в глаза, он понял, что я не справлюсь с соревнованием. У меня не было энергии, и пару дней спустя я финишировал вторым на стометровке. Моя спина словно закаменела, потому что я не выполнял достаточное количество упражнений, а мои ноги отяжелели. Мой наработанный ритм ушел. Я отправился в Мюнхен к доктору Мюллеру-Вольфарту на осмотр.

«Нет, нет, нет, Усейн, - сказал он. – Сейчас похоже на то, что твоя спина и сухожилия стали каменными. Никакого больше бега в этом сезоне.»

И тогда пришел конец моим победам и торжествам.

**********

Но не только тренер донимал меня усердными тренировками. В спринтерском мире появился новый молодой парень по имени Йохан Блейк – или просто Блейк, как мы его называли – и было ясно еще с первой минуты, как он только появился в Racers, что он станет очень сильным соперником. Он бегал обе дистанции 100 и 200 метров. Он был быстр, очень быстр, и его юниорское время было почти таким же впечатляющим, как и мое. В июле 2009 года он бегал гонки за 9.96 и 9.93 секунды. И в то время ему было 19 лет.

С точки зрения физической формы Блейк очень отличался от меня. Он был ниже (около 5 футов 11 дюймов) он был моложе на три года. Но он был сложен как бульдог. Его мускулы начинались от самой шеи и выступали наружу по всему телу. В его руках, корпусе и ногах чувствовалась серьезная мощь, а когда на старте он срывался с блоком, он был похож на вырвавшееся из клетки животное.

Меня восхищало его отношение к работе, и к тому же он был приятным человеком. Я достаточно скоро узнал, что он любил крикет, и нам было с ним о чем поговорить. Но если у меня был просто интерес к этому вида спорте, то Блейк был им просто одержим. Он жил им и по выходным играл за команду в одной из ямайских лиг. Также он был достаточно замкнутым. Он не пил и не ходил на вечеринки. Мне казалось, что он был несколько наивным, и что касалось девушек тоже. Однажды во время отдыха на беговой тренировке мы разговорились о сексе (как делают все мужчины), и он сообщил мне, что его тренер в средней школе предостерег его в том, что если он надумает валять дурака, это снизит его скорость в забегах и он не будет бегать так хорошо. И что еще хуже, Блейк действительно поверил в это.

«Что? – подумал я. – Правда? Я уже в средней школе понимал, что это не так».

Однако у парня было одно страстное желание. С самого начала, как только он появился в Racers, он решил когда-нибудь обойти меня на беговой дорожке. Ему нравилось соревноваться и он стремился побороть меня во всем, за что бы мы ни брались. Если тренер просил нас пробежать 10-метровый спринт, он старался обогнать меня. Если мы бегали круги по 300 метров, он стремился финишировать первым. Я думаю, что если он пересекал финишную черту передо мной во время наших совместных тренировок, это заставляло его думать о себе лучше; но меня это сильно не беспокоило. Я понимал, что у нас разное отношение к тренировкам.

«Приятель, остынь, - сказал я ему как-то днем. – Расслабься. Серьезно.»

Несмотря на то, что я и сам периодически хорошо выкладывался, я все-таки считал его приоритеты неверными. Работая с тренером несколько лет, я научился слушать свое тело. Я обычно понимал, когда мне нужно поработать усерднее или же я бегал неправильно. Если же я выполнял спринты со слишком высоко поднятыми плечами, я обычно понимал это еще до того, как тренер начинал на меня кричать. Я также знал, когда я мог расслабиться, и в большинстве случаев мне это сходило с рук. Я всегда знал необходимое количество тренировок, чтобы быть в хорошей форме перед стартовой линией на крупных соревнованиях – и никогда ни больше, ни меньше. Если тренер просил меня пробежать намеченную дистанцию за 25 секунд, я и бежал за 25 секунд, ну может быть, за 26. И я никогда не старался сделать это быстрее. Потому что я знал, что должно быть сделано так.

Однако Блейк был другим; он практически вылезал из кожи вон. Если тренер велел ему бежать за 25 секунд, он прикладывал все силы, чтобы бежать за 23. В нем был слишком развит дух соперничества. Еще Блейк многое познавал на своем опыте. В конце сезона тренеру пришлось дать ему неделю отдыха, потому что он итак был подготовлен больше, чем достаточно.

«Отправляйся домой, Блейк, - сказал он. – Твое тело уже просто не может быть в более хорошей форме, чем сейчас. Тебе сейчас больше нет смысла тренироваться. Ты просто переутомишься и не будешь готов к следующей гонке.

В слишком хорошей форме? Я еще не слышал, чтоб о ком-нибудь из Racers так говорили.

Если Блейк считал, что воздействовал на меня психологически своими результатами на тренировках, но он ошибался. Он еще не научился меня понимать. Некоторые люди могли бы потерять веру в себя, если бы их постоянно обыгрывал более молодой противник. Их уверенность могла бы снизиться. Они могли бы подумать: «Вот черт, этот выскочка собирается занять мое место!» Но я так не думал. Я позволял нашим ежедневным соревнованиям идти своим чередом, потому что я знал, что я по-настоящему оживал, когда ставки были очень высоки, намного выше, чем на тренировочных забегах.

И все же я радовался тому, что у меня появился серьезный противник. Все знали, что Блейк амбициозно стремился завоевать мой титул. Он хотел стать спринтером номер один в мире, и я считал для себя полезным смотреть, как он стучался в дверь у моего порога. С наступлением каждого нового сезона у меня все время крутилось в голове: «Интересно, а в какой форме теперь будет Тайсон? А Асафа? А тот парень, а этот?..»

А с Блейком я не волновался, потому что он был как раз тем, кто мне был нужен. Я мог следить за ним. Я наблюдал за тем, как он собирается действовать в качестве соперника. Если он будет становиться серьезно опасным, я мог бы видеть это каждый день и все-таки напрячь свою задницу; если он будет становиться сильнее, я мог наблюдать за этим на расстоянии вытянутой руки. Но я также хотел изучить его слабые стороны и понять, где он может проколоться.

Некоторые атлеты считали, что это плохо для нас обоих. Тим Коллинс полагал, что все это будет катастрофой, так как «два самца краба не могут жить в одной норе». Но я не мог понять, почему всех это так напрягало. Я видел всё, что происходит в Блейком. А это означало, что я в любой момент мог переиграть его, если это действтельно нужно будет.

**********

Однако восстановление шло тяжело.

Поначалу я вообще думал, что чуда больше не произойдет. Я боялся, что может наступить момент, когда я вообще не смогу больше выступать на беговой дорожке. Жизнь атлета коротка, их время на вершине славы быстротечно, и я знал, что когда-нибудь в будущем мне придется отступить. Время от времени в начале сезона 2011 года я бегал плохо, и порой мне приходилось очень сильно потрудиться на последних 10 метрах, чтобы выиграть гонку, что было для меня непривычно. И в такие моменты, когда я пересекал финишную черту, я начинал сомневаться в своей физической форме.

«Да какого же черта? – думал я. – Интересно, осталось ли еще хоть что-нибудь от прежней...?»

Вспышки осознания моего ненадежного положения были редки, но обоснованны. В начале сезона 2011 года я продолжал получать травмы. Я отправился в Мюнхен к доктору Мюллеру, но несмотря на его лечение я больше не мог бегать так же гладко, а во время тренировок стали случаться причиняющие беспокойство боли в подколенных сухожилиях, икрах и пальцах ног. Мои Ахилловы сухожилия меня убивали. Казалось, что все мое тело стало каким-то вялым. Как только у меня начинал намечаться прогресс, я зарабатывал новую травму – я не мог наверстать упущенное во время перерыва время.

Когда я впервые ездил к доктору Мюллеру-Вольфарту в 2004 году, меня предупредили, что с возрастом мне придется работать усерднее, чтобы сохранить физическую форму, в то время как мой метаболизм замедлялся; и я уже не мог есть столько фаст фуда. Но мне также приходилось работать больше, чем другим звездным спринтерам только потому, что мне надо было укреплять свою спину. Было ясно, что было необходимо восстанавливаться и набирать серьезность в тренажерном зале, если я хотел избежать новых травм.

С января по март я был не в состоянии принимать участие в том, что рассматривалось как нормальные тренировки. Я больше занимался бегом трусцой, чем спринтом. И вместо того, чтобы практиковать старты или выполнять серии беговых упражнений, мне приходилось заниматься восстановительными тренировками в бассейне, чтобы вернуть свою физическую форму. И это удручало меня.

Для меня это был важный год. Если 2010 год был отпуском, то 2011 стал попыткой защитить свой титул на Чемпионате мира в Даегу в южной Кореи. И тогда неожиданно почувствовалось напряжение. Мне нужно было выйти в финал на 100 и 200 метрах в своей лучшей форме.

Тренер настраивал меня на победу. Если у меня появлялись какие-то беспокойства, когда я смотрел в расписание и начинал считать с января по март, я всегда обращался за его поддержкой.

«Эй, мы в порядке?» - спрашивал я.

«Да, у нас еще достаточно времени, Усейн».

Это снова напомнило наши первые годы работы вместе. Моей веры в его опыт было достаточно, чтобы я не сдавался, что было важно, потому что в ситуациях, когда я не бегал быстро, я должен был сохранять уверенность в себе. Мне нужно было доверять своей способности справляться на крупных соревнованиях – всякий раз, когда случались крупные встречи, мое тело и сознание пробуждались практически с первой же минуты, как только я входил в атлетическую деревню. Я знал, что как только я заселюсь в свою комнату в Даегу, шум и энергетика этого места придадут мне сил, так же как и бодрое наставление тренера; и уровень моего стресса намного снизится.

«Да, чемпионаты, - думал я. – Вот, что мне надо».

Поэтому я сначала не волновался. В конце концов программы тренера будет достаточно, чтобы привести меня в нужную форму. Когда я наконец оказался на стартовой линии в Риме и Остраве, я выиграл все стометровки, но мои выступления были слабыми и я никак не мог поймать нужный ритм. То же самое было на 200 метрах в Осло и Стокгольме в июне и июле. Перед Чемпионатом мира я пробежал шесть забегов, и, хотя я выиграл все из них, мои победы не казались мне убедительными. Я до сих пор не мог обрести ту форму, которую мне хотелось бы.

Моя стадия разгона, первые несколько шагов после выхода из блоков, уже начала беспокоить мен, но когда я появился на отборочных соревнованиях на стадионе Даегу, ко мне вернулась напряжение, то, чего со мной раньше никогда не случалось, наверно, потому что мой привычный порядок вещей был разрушен. Как и в Афинах в 2004 году я боялся, что моя физическая форма меня подведет. Я позволил беспокойству заполонить трезвость моего ума.

Я продолжал думать одно и то же: «Хоть бы все прошло хорошо… Хоть бы все прошло хорошо!»

От тренера это не скрылось. Один раз во время тренировки в Даегу о подошел ко мне, пока я переводил дыхание на боковой линии игрового поля.

«Что происходит, Усейн? – спросил он. – Ты как будто не в себе. Тебе нужно расслабиться. Тебя ждет успех на гонках.»

Он видел, что я озадачен, и я поначалу попытался стряхнуть с себя это состояние, потому что в целом участники состязания были довольно слабыми для столь крупного чемпионата. Позже, когда я легко прошел все отборочные туры, мое беспокойство начло убавляться, как будто в моей голове что-то переключилось. По мере того как приближался финал на стометровке, у меня появилось ощущение, что я могу сделать нечто особенное; гонка казалась мне легкой, никого из сильных атлетов не было. Тайсон не участвовал в соревнованиях из-за травмы, то же самое касалось и Асафы. На линии старта собрались карибские спринтеры, Блейк, Ким Коллинс, Даниэль Бейли и Неста Картер и американец Волтер Дикс, и Кристоф Леметр и Джимми Вико из Франции. Я посчитал, что смогу выиграть забег, особо не напрягаясь на треке.

Все же я испытывал некоторое напряжение. Потому что правила на стартовой линии были изменены. В 2010 году было объявлено, что теперь будет применяться политика «нулевой терпимости» для тех, кто стартовал раньше сигнального выстрела. И что теперь не будет второго шанса для тех, кто выполнил фальстарт, и за одно лишь движение раньше времени грозит дисквалификация. Из-за жары бороздки в блоках немного изогнулись, и у меня снова появилось беспокойство, пока я разминался перед забегом.

«Я должен хорошо стартовать,» - думал я.

А затем я начал ругать себя.

«Нет, к черту всё это. Никакого стресса. Даже если плохо стартуешь, не волнуйся. В конце концов ты все равно победишь, и незадолго до финиша ты все равно всех обгонишь, как ты обычно это делаешь.

Нас попросили занять позиции. Но в моей голове не прекращался беззвучный диалог.

«Я должен хорошо стартовать.»

«Усейн, да перестань твердить себе про хороший старт. Сконцентрируйся..»

Приготовиться …

Однако я уже навредил себе. Ментально я был не в порядке. Я был слишком нетерпеливым, слишком озабоченным этими первыми своими шагами. Мне обычно не вверять, когда я рассказываю об этом но за долю секунды, за короткий миг до выстрела ружья я услышал в своей голове голос. Шепот. Одно слово.

Вперед!

И я рванул вперед по треку, вырываясь вперед что есть сил. Мышцы рук, икры и подколенные сухожилия напряглись, а затем ослабились, когда я вырвался из блоков. Я стартовал слишком рано, и уже никак не мог остановить этот момент. Я осознавал глупость того, что только что натворил. Всё внутри меня оборвалось; я понял. Что попал в беду. Я испугался, выскочил раньше сигнала, и мне грозила дисквалификация. Мои Чемпионаты мира были закончены.

Мне даже не надо было смотреть на судей, я итак понял, что сейчас должно произойти. Я был в ярости. Я разорвал на себе майку и начал проклинать себя.

«Черт возьми! Нет, это слишком просто! Слишком просто! Участники слабые! Это будет самая легкая твоя гонка… Ты победишь играючи…»

Наконец ко мне подошел какой-то официальный представитель. Сначала он мне указал, где я должен был пройти. Он хотел, чтобы я покинул трек. Поскольку я не сдвинулся с места, он схватил меня за локоть и попытался увести. Это разозлило меня. Практически потерял самообладание – я хотел просто поколотить его. Мне стоило большого самообладания, чтобы взять себя в руки и не натворить чего-нибудь ужасного.

«Не прикасайтесь ко мне,» - зашипел я вырывая свою руку из его хватки и направляясь к туннелю стадиона. Когда я до туда добрался, я ударил кулаком об ладонь перед заполненными трибунами в знак моей боли и досады из-за того, что случилось. Я начал колотить во всё – в стены, в пёстрые завесы, которые свисали с трибун. Фанаты смотрели на меня со своих мест. Моя трагедия разыгрывалась перед миллионами людей со всего мира. Это была самая большая неприятность, которая за все время коснулась меня на треке.

Старт был запущен заново, и с боковой мог наблюдать за забегом с боковой линии поля, и уже предполагал, что Блейк возьмет золото. Теперь когда я был вне игры, на поле не было никого сильнее его. Ружье выстрелило, и видя всё происходящее на треке, я еле сдерживал гнев. Но я зааплодировал ему, когда он пришел первым, потому что я был искренне рад за него. Я знал, как этот парень усердно работал в Racers, чтобы впервые попробовать вкус славы.

Но вскоре на меня навалились все последствия моего провала. Я крылся с глаз толпы и принялся бесконечно корить себя за свои ошибочные суждения. Я не находил себе места. В голове смешались страх из-за своих травм и сомнения в самой гонке. Я был так разочарован своим стартом. Я слишком сильно переживал из-за своего выступления.

Когда наступил вечер и я смог немного расслабиться в Деревне, до меня стали доходить различные теории и предположения, касаемые моего провала. У каждого было свое мнение на этот счет. Кто-то полагал, что Блейк намерено дернулся в блоках рядом со мной и это сбило меня с толку; я двинулся, потому что и он это сделал, и это стало причиной моего старта. Мне же подобные идеи совершенно не нравились.

«Послушайте, давайте не будем никого обвинять и говорить чепуху, - сказал я. – Я даже этого не видел. За многие годы я научился не смотреть на других атлетов, потому что кто-то всегда фальстартует, и мы все соревнуемся друг с другом, поэтому если кто-то дернется или двинется вперед, этого будет достаточно, чтобы я пустился бежать слишком рано. Поэтому не надо думать, что…»

Люди обвиняли новые правила, все считали, что они нечестные – я стал одной из первых жертв высокого ранга. Но я считаю, что они должны касаться абсолютно всех. Я слышал, что кто-то из телевизионных комментаторов заявил, что мне нужно было бы помалкивать. Говорили, что когда гонка была остановлена, я должен был вести себя как ни в чем ни бывало. Они предполагали, что если бы я не стал рвать на себе майку и сохранил спокойствие, официальным представителям забега было бы намного сложнее меня дисквалифицировать, зная, кто я такой и чего я достиг в спорте. Но я не хотел принимать эту позицию. Если бы я пошел на такой шаг, я бы не смог потом чувствовать себя спокойным. Сознание того, что я поступил подло, мучило бы меня. Это было бы мошенничеством, а я этого не хотел. Как бы я провел остаток жизни, зная, что я не заслужил ту золотую медаль?

Но не все разделяли мою точку зрения. После того, как я был дисквалифицирован. Некоторые люди вставали с трибун и покидали стадион Даегу. Шоу для них было закончено.

******

Тренер не сказал мне ни слова по поводу моего фальстарта. Вплоть до сегодняшнего дня. Это был худший момент в моей беговой карьере, и он никогда не упоминал об этом, даже в шуточной форме. Возможно, потому что он понимал, какую это причинило мне боль. Я думаю, что он предоставил мне самому перенести тяжесть этой ситуации.

В первые дни после моей дисквалификации я пробовал успокоиться и собраться. Я играл в видео игры с ребятами из ямайской команды, в том числе и с Блейком. Я смотрел матчи Манчестера Юнайтед в интернете. Несмотря на целые дни отдыха, у меня не появлялась энергия. Мама и папа приехали из Ямайке, чтобы смотреть мое выступление на соревнованиях. Я встретился с ними однажды вечером и принялся шутить, чтобы как-то поднять себе настроение после провала перед финалом на 200 метров. Но я уже просто устал от того, что меня постоянно спрашивали: «Что Вы собираетесь теперь делать относительно вашего старта на следующих забегах?»

Честно говоря, я сам этого не знал, но пытался стряхнуть с себя туман тревоги. К счастью, мне была оказана столь необходимая поодержка, и когда я вышел из туннеля на стадион перед финалом на 200 метров и услышал рев толпы, я почувствовал прилив сил.

«Мне на самом деле стоит сейчас сделать заявление, - подумал я. – Но я далеко не в лучшей форме – поэтому к чему все это?»

А затем я увидел детей в толпе. Они махали мне, улыбались и смеялись. И пока я с ними здоровался и подшучивал, реальность всего происходящего обрушилась на меня.

«Знаешь ли что? К черту весь этот стресс! – подумал я. – Я просто получу удовольствие. Я был расслабленным в прошлом и это делало меня чемпионом, как на международных юниорских чемпионатах. Поэтому перестань волноваться и будь сам собой!»

И практически неожиданно я ощутил прилив счастья. Я меньше волновался и смог больше сконцентрироваться. У меня как будто гора слетела с плеч. Эти дети мне напомнили о том, кем я был; я вспомнил, как в 2002 году одел шиповки на разные ноги и все равно выиграл. Я был чемпионом, и когда я выходил из блоков, я бежал, что было силы. Меня поставили на дорожку номер три, что было относительно близко к линии поворота, и я чувствовал, как мышцы на моей спине напрягались, когда я проходил поворот. Но это не привело к тому, что я замедлился. Я финишировал со временем 19.40 секунды. Позже я помог эстафетной команде на дистанции 4х100 побить еще один мировой рекорд со временем 37.04 секунды. Вот так я выкарабкивался из своих неприятностей.

Когда я отмечал эти успехи в Деревне, я смог спокойно оценить ситуацию. Я пришел к выводу, что все в этой жизни происходит не случайно.

«Если бы я не совершил фальстарт сейчас, - думал я, - возможно, мои проблемы перекинулись бы на следующий сезон».

И тогда это было бы катастрофой. На горизонте уже были соревнования в Лондоне в 2012 году, и я не хотел продуть защиту своих титулов – уж точно не там.

«Господи, надеюсь, я получил хороший урок,» - думал я.

И когда я смотрел на свои золотые медали, я молился о том, чтобы все мои неприятности кончились навсегда.

Я от всего сердца надеялся на это.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дата добавления: 2015-07-20