Гибель капитана Иволгина в марте 1943 г. (Это рассказ еклира, написанный по материалам пройденной сессии.) 6 страница

( Вот я вырос больше отца. Пронзительное ощущение, что отец приходит ко мне советоваться. Он очень уважает нас за то, что мы достигли большего в образовании. У него семь классов, у мамы церковно-приходская. Ощущение даже горести, что родители смотрят на меня как на более умного.

- Петька далеко пойдет, будет инженером.

А я хочу, очень хочу летчиком. Пойду в военное училище. Живем очень скромно, много денег уходит на лекарства для отца.

С друзьями по бригаде:

- Что-то мы редко последнее время собираться стали.

- Гнат, куда тебе, там же выпивать надо.

- Клюет!

Мы с папаней на рыбалке на Клязьме.

- Папань, клюет.

. Ну и тащи его.

- Я упустить боюсь.

В комнате на письменном столе горит свет. Сейчас часов 9 вечера. Отца нет, он в вечерней смене, придет в 11-12. Аня спит на своем диване, косички не расплетены. Спать хочется, сиЖУ Делаю уроки. Поздно. Мама приходит с работы. Она работает в разные смены, сегодня с вечерней.

- Опять засиделся допоздна. Чем занимался? Опять небось у Кольки радиоприемник собирали?

- Да не был я у Кольки. В школе было комсомольское собрание, принимали в комсомол. Говорили о сборе чего-нибудь в помощь испанским детям.

- Чего сегодня у нас на ужин?

Когда мама в вечернюю смену, стряпаем сами.

- Картошка отварная в кастрюле на кухне и селедочка.

- Поешь со мной?

- Нет, мы с Анютой поели.

- Ну ладно, надо ложиться спать. Весь день пробегал, за уроки только к вечеру собрался. Утром опять будешь квелый, тебя не добудиться. Давай сворачивай уроки и ложись спать.

- Мама, у меня еще математика, немецкий текст не переведен.

- Ну тогда отправляйся на кухню, не мешай сестре спать. Стол двухтумбовый светлого дерева, коленкоровый верх.

Чернильница с металлической крышкой, ручка на подставочке. Учебник немецкого языка.

- Противный немецкий, какой трудный.

- В такое время ночи что, хочешь, чтобы он был легким. Ты бы еще позже сел учить.

- Да, уже ничего в голову не идет.

Захлопываю книгу за девятый класс. Зима, за окном снежок. Беру учебник, маленькую чернильницу, портфельчик обычный, но можно его носить через плечо. Иду на кухню, там бабуля из соседней комнаты, маленькая старушка. Кухня темная, на большом окне никаких занавесок. Сажусь на табуретку У, нашего стола. Лампа у потолка без абажура, его заменяет сделанный из газеты. Спать хочется, а надо учить этот противный немецкий.

- Он тебе в жизни пригодится.

Утусь нормально. Школа мужская, одни мальчики. Одеты Не в форму. Модны курточки из двух разных тканей. Летом и осенью носим короткие брюки чуть ниже колен. Зимой у меня темное пальто с черным воротником, шапка-ушанка с кожа-

ным верхом. Портфель потрепанный, тоненький. Учебники не носим. Утром в школу бегать быстро, она рядом. Дырка в заборе, нечего обходить. Классичекие черные парты, темные стены над доской портрет Ушинского. На стенах портреты писателей' больше ничем не украшены. Дверь у задних парт. Окна с правой стороны, странно.

Учительница немецкого языка - седенькая старушка. Очень хорошее произношение, знает не только немецкий. Ставит язык с хорошим произношением. Матильда Генриховна, видимо, из немцев.

Сижу в среднем ряду, за второй партой, слева.

- Немецкий язык надо знать. Это наш потенциальный враг, война ожидается. Война предстоит. Немецкий язык может пригодиться, его надо знать и учить хорошо.

Класс небольшой, человек 26. Много увлечений: "Ворошиловский стрелок", интерес к моторам и парашютам. Мечтаем быть авиаторами, у многих родители работают на авиационном заводе.

- Советская авиация... развитие советской авиации... спортивные достижения. Радио, ламповые радиоприемники.

У меня два друга - Колька Скворцов, сидим на одной парте, занимаемся с ним радиоприемниками, и рыжий Семен, очень умный, начитанный, стихи пописывает. Мы интересуемся поэзией. Испания для нас звучит. Испанские дети учатся в нашей школе. Интернациональный долг... Долорес Ибаррури. Наши летчики были в Испании, у Мишки отец там был. Летчики в чести. У меня вырезанный из газеты портрет Чкалова наклеен в сундуке поверх других идеалов. Метро в Москве. Метростроевцы тоже герои. Гордимся метро, мрамор сплошной, красота, подземные дворцы. Пятилетка досрочно. Мы выпускаем стенгазету. Спортивного зала в школе нет, актовый на четвертом этаже. Окна в школе голые, занавесок и цветов нет. Аскетическая школа. Но большинство учителей - женщины.

Демонстрации первомайская и октябрьская, ходили с отцом, с его цехом. Красная площадь. Ура! Наши авиаторы. Москва встречает героев! Трудовые свершения!

Сейчас лето, я закончил девятый класс. Школа закончилась, Анюта ходит в недельный городской лагерь. Наша мужская школа видна из окна за зеленым крашеным забором. Два года как отстроено ее красного кирпича четырехэтажное здание. Я на нее смотрю сверху с нашего пятого этажа. Во дворе

школы большой пустырь, на котором мы с ребятами часто гоняем в футбол.

Вижу сценку: прохожу по школьному двору, ребята меня окликают.

- Петька, тащи мяч, в футбол сыграем. Мяч по тем временам редкость.

- Петька, ты куда собрался? Возьми меня с собой. Это соседский мальчишка лет 12.

- Отстань, там большие играют. Тебя не возьмут, команда уже собралась. Мелочь пузатая нам не нужна.

Он обиделся. Я с ним в квартире играю, а здесь ребята позвали.

- Да ладно, Лень, не обижайся, в следующий раз поиграем. Тебе делать что ли нечего. Дядя Вася-то дома?

- Да не, он сегодня в дневную смену. Мяч надуваю. Пробую, хорошо надут.

- Ага, понятно. Ну привет, я пошел.

Разговор в общем коридоре. У соседа есть велосипед, он висит здесь же, в коридоре. Мне разрешают его брать. Лампочка тусклая. Бегу по лесенке, походя играю на площадках. Я шупленький мальчишечка 16 лет, в футболке, фуражка козырьком назад, курточка. Площадка в школьном дворе сбита до пыли.

Наш дом большой, пятиэтажный, двухподьездный, светлой штукатурки, на небольшой малопроезжей улочке в районе Тверских-Ямских. Широкая лестница в парадном с крупными виражами, большой пролет в центре. Окна на школу, на этаже по три квартиры. Двери часто не закрываются. Бедные почтальоны на все этажи поднимаются: ящик у каждого свой на двери. Хороший зеленый двор с цветником и лавочками, обнесен высоким сплошным зеленым забором, общим со школой. Забор сплошной, но у нас, мальчишек, есть в нем свои лазейки с отодвигающимися досками. Не обходить же по улице со двора в школу, когда она так близко напрямик.

Мы живем в одной большой комнате в коммунальной квартире. Высокие потолки. Большое окно, узкая тюлевая занавеска только на верхнюю треть окна, гардин нет. В квартире большой длинный коридор. Сразу у двери комната бабы Мару-си. Потом наша. Дальше по коридору семья Степановых с тремя Детьми. Наши окна выходят во двор на школу, у них - в ^Рец дома. Общая небольшая кухня, у каждого свой стол, над ним полки с посудой. Простая раковина, синие крашеные сте-

ны, керосинки и керогаз на столах. Стою периодически за керосином в очереди. Отец как-то заявил:

- Будешь работать на нашем заводе. Пойдешь учеником слесаря.

Берут на завод с 16. С отцом договорились, что пойду работать. В семье споры: пойду работать или в десятый класс.

- Пора работать. Мама отстаивает:

- Ребенку надо учиться дальше, Игнат. Родители решили, что пойду в десятый.

А я хочу быть летчиком, как Водопьянов, хочу в военное училище. Полеты к Северному полюсу, полеты в Арктике, перелет в Америку Чкалова, Байдукова, Белякова.

Ощущение здорового, активного детства, будущее большое, светлое, могу осуществить все мечты. Такой ребенок счастливый! Счастливое детство 30-х годов! Я не знаю ничего о плохом. Отличные учителя, к ним уважение, нами они занимаются. Есть районный Дом пионеров. Спорт, зимой лыжи. На лыжах ходим в Петровском парке. Бегаем на футбол на "Динамо", это рядом.

- Нет лишнего билетика?

Такой праздник, футбол! Наши, "Динамо" - внутренний подъем, радость, гордость за команду. Когда было 12-14 лет, ходил с батяней.

Скульптуры стоят у фонтана, пионеры честь отдают. Мне нравится такая эстетика, везде скульптуры. Летом ездил в пионерский лагерь "Красные зори" авиационного завода, в Звенигороде как будто.

Отцовский засекреченный 30-й авиационный завод на Динамо. Живем недалеко от отцовской работы, в районе Белорусского вокзала, где улицы Лесная, Тверские-Ямские.

Дома книг не видно, берем в библиотеке. Люблю читать -"Чингачгук" Ф.Купера, Д.Лондона, Эдгара По, Конан-Дойля, в основном приключенческие романы. Марки интересуют. Ребята собирают марки - первые с нашими героями - наши летчики, наши самолеты, гордимся. Летческий шлем - балдеем. Это высший шик, кто носит. Отец у Мишки сражался в Испании, герой. Большое уважение к военным, к летчикам у народа, а у мальчишек бешеное отношение. Мечтаем быть летчиками. Первое кино, "Трактористы" - фильм любимый. "Если завтра война, если завтра в поход...". Песни патриотические... "И сам товарищ Сталин в бой нас поведет... ". Хотели в Испанию, не

спели... Мы не успели сражаться за высшую справедливость. Братство, интернациональные бригады. КИМ - Коммунистический Интернационал Молодежи. Значок красной звездочки, на нем эти три буквы, приняли в 14 лет, до этого был пионером. Красные галстуки у нас были не шелковые, а простой материи _и более темные. Горжусь значком ГТО. Нормы ГТО сдаем, бросаем фанаты.

Вижу себя на заводе с напильником. Огромный цех, самолет посередине цельнометаллический, не У-2, а' с одинарным крылом.

Воскресное утро. День не очень солнечный. Я встаю. На циферблате будильника без пяти семь. Родители встали, Анюта еще спит. Батя в синей майке сидит на железной кровати в углу, трудно встает, раскачивается. На мне такая же синяя майка. Койка такая узкая.

- Ты чего так рано, сегодня же воскресенье. Поспал бы еще.

- Да уже не хочу, я выспался.

Выхожу в коридор. В домашних брюках, в майке, без рубашки. Разминаюсь, мышцы качаю. Времена спортивных достижений. Коридор широкий, но заставлен. Вечная темень, свет с кухни.

Мать, Анна Степановна, полноватая спокойная женщина в фартуке. Она кондуктор в трамвае. У нее связь с ее деревенским луганским детством, приехала в Москву по трудовому набору. Отец, Игнатий Тимофеевич Малинин, и с его стороны дед, москвич, рабочая косточка - потомственные рабочие. Завод Михельсона - революционное прошлое деда. Гордимся.

Около их кровати разворачивается ширма. Сестра Анюта спит на диване с крупными валиками по бокам в другом углу. Полочка со слониками. Шкаф, сундук накрыт домотканой тряпицей. Пол паркетный, у родительской кровати домотканый половичок. Моя кровать застлана серым одеялом. Стол письменный, за которым делаем уроки с сестренкой по очереди. Сестричка их часто делает за обеденным столом. Дверь крашеная, зеленая. У двери на стене вешалка завешена тряпкой. Продукты в буфете, зимой за окном. Запасов нет, и мне часто приходится бегать в магазин. Посередине комнаты круглый стол.

Мама собирает завтрак. На завтрак вчерашние щи. Кушать хочется. Мы когда голодные (холодильника тогда не было, за-

лезть некуда, нечем полакомиться), хлебушка с чесноком сделаешь.

За завтраком сижу в клетчатой рубашке. За столом принято что-то надевать. Она расстегнута, тепло. Хлебница - фаянсовая плетенка, хлеб большими кусками. Мама стоит с кастрюлей Половник простой, алюминиевый.

- Суп надо доедать. Я щи люблю.

- Хлеб кончается, надо бы сходить. Петь, сходил бы ты в магазин за хлебом, булочная скоро откроется (булочная с восьми, сейчас восьмой час). Ты почему не следишь за хлебом, это твоя обязанность. Надо бы и керосина. Мама называет меня еще и Петрушей. Я к ней обращаюсь "мать, маманя".

Отец очень болезненный, много молчит, мало уделяет нам внимания, с ним меньше контакта, чем с матерью.

- У нас дела с Колей, я обещал зайти.

- Вот после булочной и зайдешь. Что у вас за неотложные такие дела.

- Да Колька приемник детекторный собирает, я хотел ему помочь.

- А что ты в этом понимаешь?

- По физике-то проходили, а у него инструкции есть, и в "Технике молодежи" писали. Интересно же. Приемник сами соберем, радио будем слушать дома. Сначала ему, потом мне, ведь здорово, мать.

- Ну это потом, отправляйся. Деньги возьми в буфете, рублей пять. Зайдешь еще заодно и в гастроном.

- Ну вот, говорила только за хлебом.

- Ну чего тебе стоит, одна нога здесь, другая там. Зайдешь в гастроном, бутылочку молока и сливочного масла граммов сто.

Семья живет скудно: картошка, макароны, кусок мяса только в супе. Борщ, щи, яиц не вижу. Покупаем на короткое время, впрок не берем. Меня гоняют за продуктами часто. Сопротивляюсь, по магазинам ходить удовольствия мало, хотя, конечно, понимаю: отец зарабатывает из последних сил, мать бьется, кому бежать как не мне. Анюта подросла, тоже помогает.

- Не люблю эти магазины, не мужское это дело.

Своих денег у меня нет, в голову даже не приходит, в мыслях нет, почтительное отношение к деньгам и экономии. Нам приходится экономить во всем, так говорит мама.

- Экономно жить, только на питание. Анюте придется старое пальто поносить, хоть она из него и выросла. До осени не справим. Чтобы ты десятый класс кончил, ничего, поднату-

_мся. Ну поскромнее жить будем, и ты не будешь в футбол й тинки сбивать. Новых купить не сможем, эти тебе еще носить и носить.

Ботинки-бульдоги черные, битые. Ничего, замажу гуталином. Да в магазинах и нечего приглядывать. Вот Кольке отец лает на детали. Отец у них инженер. Люблю бывать у них, они живут получше нас, в отдельной двухкомнатной квартире. Мать дома, букли, красивый халат, жеманная в разговорах.

- Ну что, Петенька, проходите, Коля у себя в комнате.

В гостиную у них ведут большие стеклянные двери. У Коли своя комната, там собираем детекторный приемник. Коле хорошо, всегда отца можно спросить, да и детали может купить. Подают к чаю такое, какого у нас никогда не бывает, - колбаса, сыр. Пирожные у них пробовал. У них тюлевые занавески, у нас только полосочка. Мама его всегда дома, она ухоженная. Есть прислуга. Ноготки покрашены. У моей мамы такого не бывает, это меня удивляет.

- Коленька, к тебе Петя зашел.

Меня всегда его мама встречает в прихожей. Кольке выходить не надо, матушка вокруг него вьется. С уважением относится к нашим занятиям. Дружба наша поощряется. Отец у него мировой.

- На футбол мы сегодня собирались, ты отпустишь?

- Откуда ты возьмешь деньги на футбол?

- Мы с Колькой накопили.

- С чего это вы накопили?

- Колькиной матери помогали, она нам дает деньги на футбол.

- А тебе не стыдно?

- Я же заработал, такой уговор был. Все по-честному.

- Анюта, не горбись, не клюй носом в тарелку.

Радио у нас нет. Сестричка - пятиклассница, примерная, сидит, сложив аккуратно ручки.

Мама соглашается, чтобы пошли, говорит, чтобы взял Деньги на продукты. Резной, красивый буфет. Под газеткой Деньги.

Я с неохотой беру деньги, складываю в четвертинку, засовываю в нагрудный карман, нахожу сетку в ящике буфета, засовываю в карман брюк.

- Мать, я мигом слетаю.

Выбегаю, пересекаю улицу, здесь есть дворики частных де-Ревянньгх домов.

В коротких, чуть ниже колен, в тонкую полоску штанах под коленом застежки. Майка с 11-м номером на спине, сверху короткая курточка нараспашку. Верхняя одежда в коридоре на вешалке. Взял серую кепку в мелкую крапинку. Заходим в комнату в обуви, мама не ругается. Мама по чистоте не сокрушается.

Рядом магазин, но я там покупать не люблю, много народа Магазины еще закрыты. На улице пустынно, еще рано, воскресенье. Трамвайные пути, ни машин, ни трамваев не видно, вдали появился грузовичок. Выхожу на угол к улице Горького, там, где после войны будет большой дом с магазином "Пионер", сейчас небольшой трехэтажный дом, в нем булочная. Булочная еще не открыта. Я дергаюсь, что пришел рано, спрашиваю у молодого мужчины, сколько сейчас времени.

- Восьми еще нет.

Подошла бабушка с кошелкой, парнишка, очередь выстраивается. Запускают. Хочется первым в кассе оказаться. В кассе первый, но кассирши еще нет. Кассирша в синем халате.

- Ну что тебе?

- Черный и сайку.

Белый хлеб как пирожное для нас, можем позволить лишь по воскресеньям. Хлеб взвешивают, режут большими ножами. Бросаю просто в сетку. Еще надо бутылку молока и сто граммов масла. Молоко разливное из бидонов, тащу с собой пивную бутылку.

- Пол-литра молока.

Бутылка зеленая, закрываю пробкой, свернутой из газеты. Масло растаявшее поплыло, она его на бумажку размазывает, так оно на бумаге и останется. В магазине высокие витринные окна. На полу бидон молока.

Я весь в себе, выхожу, настораживает, что люди как-то странно стоят под репродуктором. Я сначала как-то не врубился. Голос громкий из репродуктора:

- Война. Сегодня в четыре часа без объявления войны гитлеровская Германия напала на нашу Советскую Родину.

Я в ступоре совершенно, не могу понять, как это. Совершенно неожиданно. Как обухом по голове.

Люди стоят в растерянности, не слышно разговоров. У всех жуткий вид, женщина плачет.

- Не может этого быть. Никто не ожидал.

- Как же не ожидал, когда все это ожидалось. Многие понимали неизбежность войны.

- Не говорите за всех, если не знаете.

Звучит песня из фильма "Трактористы" о танкистах "Если завтра война, если завтра в поход...".

- Нас предупреждали.

Разговор затихает, мужчины спорят между собой. Женщины:

- Война, какой ужас, война! Что же будет?

Я просто не могу двинуться с места. Я с авоськой, в которой незавернутая буханка черного хлеба, саечка за семь копеек, сверток масла, спички.

Какое это жуткое слово. Сдвинуться не могу с места, стою под репродуктором. Все обрывается, все планы рушатся. Все рухнуло в один день, все надежды, все мечты. Какое горе, какой ужас! Ну так хорошо жили, ну так светло. Вчерашний день был такой счастливый. А жизнь совсем счастливая! Все перевернула сразу война. Ну с чего вдруг такое? Ну зачем она пришла на нашу землю? Какая весна предвоенная чудная, какие праздники первомайские, все цвело. Мы были такие счастливые! Одно слово - и все под откос. Как страшно, война.

- Какой ужас, детоньки. Господи, что же это деется, - старушка крестится.

Другие возгласы:

- Будь ты трижды проклята!

- Войска стоят крепко на страже своих рубежей, враг не пройдет. Сегодня на рассвете, перейдя Буг... коварный враг напал на нашу землю... германский фашизм...

Стою у репродуктора, стою как вкопанный. Солнца не видно, еще прохладно. Ничего не вижу вокруг.

- Какое горе. Какой ужас, какой кошмар, война началась.

Выть хочется, сразу такая тяжесть навалилась. Я все перепутал, не туда иду, каша какая-то в голове. Я ничего не понимаю, этого просто не может быть. Понуро возвращаюсь домой. Сразу такой контраст. Родители еще ничего не знают, как им сказать. Уже ничего не поделаешь, началось. Тяжело поднимаюсь. Представляю, как маме тяжело подниматься, она же грузная женщина. Надо было маме чаще помогать - обостряются чувства, надо самому предлагать, чтобы она не просила. Вхожу.

- Петя, ты слышал, что началась война? Что же теперь будет?

Мама взволнованная, папа в костюме:

- Я иду на завод.

- Когда ты вернешься?

- Аннушка, ты же понимаешь, я этого не могу сказать, я не знаю, какие будут распоряжения... Наверное, введут военное положение...

- Отца не заберут, он на военном заводе, а тебе еще..нету

- Я не маленький, мы уже взрослые, мы тоже хотим участвовать.

У мамы смена после обеда, но она тоже заспешила, собирается.

- Петя, ты остаешься за старшего, пригляди за сестрой Обедайте сами. Щи я приготовила, свари еще каши.

- Мама, я схожу к Кольке.

- Конечно, сходи. Но вы сегодня уже, наверное, никуда не пойдете больше.

- Нет, мы будем с ребятами во дворе.

Мать набросила пиджак темно-синий (похоже, что форменный), цветастый платок, в руках коленкоровая потертая сумка. Анюта собирается остаться дома. У нее глазенки испуганные.

- Что и как теперь?

Коля живет в нашем доме, во втором подъезде, на третьем этаже, квартира как наша расположена. У него папа тоже собирается идти.

- Ну что, молодые люди, чем теперь вам придется заниматься. До школы еще далеко. Могли бы эти два месяца поработать. Я могу помочь устроиться. К нам на завод нельзя, долгое оформление. Вы бы могли поработать в слесарной мастерской у Тимофеича. Мастерская металлоремонта, ключи изготовляют.

Не понятно, что там делать.

- До первого сентября еще много времени, нечего вам без дела болтаться.

- Пап, ну ты же знаешь, что мы не бездельничаем, мы сейчас приемник соображаем.

- Но это все на уровне баловства, пора за ум браться.

- Ну что же, мы не серьезные люди, хочешь сказать.

- Времена меняются.

Отец ушел. Мы сначала даже не знаем, что говорить, оба ошарашены. Коля в ажиотаже.

- Надо идти в военкомат.

- Что ты не понимаешь, что они скажут: "Рано". Призыв с 18. Тебе 16, а мне только в сентябре будет 17.

- Скажем, что уже 17.

- Все равно не поверят, потребуют документы, свидетельство о рождении. Оно проверяется, в загсе можно проверить.

. Можно потерять, цифру можно исправить, можно подчистить.

Коля вынимает свое свидетельство, смотрим, чего тут можно сделать. Притащил ацетон.

- Можно подтереть. Можно аккуратненько бритвочкой.

- Все зря, мы же с тобой живем в городе, в котором родились, и это смогут всегда проверить. И еще накажут за обман. С сегодняшнего дня, сам понимаешь, военное время. С этим будет еще строже.

- Надо что-то решать.

Мысли мечутся в подсчетах, никуда не попадаешь с этим возрастом, какого-то годика не хватает.

- В военное училище берут с десятилеткой, а нам еще целый год учиться.

- Еще целый год учиться, как обидно. На будущий год будет поздно, война уже кончится без нас.

Мы с мальчишками сидим на лестничной площадке, бурлим. Новости - кто что слышал.

- Надо защищать Родину. Испания без нас, и тут быстро закончат. Опять не успеем, не призовут.

- Пойдем на призывной пункт, добьемся. Они не могут нам отказать, они не смеют нас не взять.

Прибывают в военкоматы люди уже в тот же день. Мне 16, 17 - 30 сентября только будет, на войну не возьмут. Отца не возьмут, военный завод. Не знаю, что с нами будет.

Зима 41 г. Учимся. В школе холодно, не топят. Мы в пальто. Часть завода отца эвакуирована, часть осталась для ремонта самолетов. Отцу предлагали эвакуироваться, но он отказался.

- Не верю, что до Москвы дойдет. Не верю, что Москву сдадим.

Вижу ежи недалеко от нас, заграждения. Танки идут по улице Горького. Город почти вымерший, тревожный, народа мало. Ночью затемнение. В школе нас кормят - баланда, черный ноздристый хлеб. Мы и работаем, организована работа старшеклассников.

Наши войска оказывают мощное сопротивление. Враг на подступах к Москве. Волоколамское направление.

Дома в верхней одежде, холодно. Буржуйку организовали. Стол сдвинут, труба в форточку. Топит кто чем может, заборы разобрали. Отец на военном положении, днюет и ночует на заводе.

Кончил школу, был оставлен на отцовском заводе. Долго добивался отправки на фронт, обивал пороги военкомата. Вернулись из эвакуации, есть кому работать.

Сначала учебное подразделение. Хотел летчиком, но долго учиться. Надо скорее на фронт, поэтому в пехоту.

Весной выпустился из скороспелого училища. Сейчас лето 1943 г.

- Младший лейтенант прибыл...

Форма свежая, на груди нет ничего. Побрит наголо. Портупея скрипит, сапоги тоже. У меня кирзачки. У старших офицеров яловые. 43-й год, обмундирование хорошее. Пояс широкий, с пряжкой. Китель с накладными карманами. На воротничке один кубик. Вещмешок, скатка шинели пока не нужна, тепло, хорошо класть под голову, как подушку. Брезентовая плащ-накидка, есть смена белья (белая рубашка, кальсоны, трусов не было), помазок, опасная бритва.

Вижу себя перед зеркалом, усердно скребу, хотя скрести и нечего, я светленький. Пытался отрастить усы. Смотрюсь в маленькое кругленькое зеркальце, заворачиваю в газетку, чтобы не болталось по мешку. В связке три-четыре письма из дома с марками, у нас-то треугольнички. Две банки тушенки, бумажная упаковка галет, тут же индивидуальный пакет, марля, бинты. Новенький скрипучий планшет на левом боку таскаю, в нем карандаши, бумага, документов же еще не водилось. Приходится отбрехиваться - докладываться. Есть документы отчетности: состав, отчет о выбывших, сколько единиц питания, о здоровье. Обычные фразы: "Рота в таком-то количестве находится на такой-то дислокации. Больных и раненых нет". В последнем отчете у меня 12 человек. Указывал, что необходимо подкрепление. Писанины достаточно. Иногда пишу чернилами, обычным пером, чаще карандашом. В нормальных условиях писанина обеспечена. На правом боку в кобуре небольшой плоский ТТ. Здесь уже этакий петушок, на фронте уже пообтерся. Полотенце типа рушника, мамой еще данное. К газетке мыло прилипло, мочалка.

- В баньку захотелось.

Когда отводят с передовой, ходим в баньку.

Первое ранение 3 августа 1943 г.

Давно сидим, окопались. Я взводный. Комдив пригласил

_на обед:

- Зайди ко мне, делишки обсудим. Не смущайся, заходи _По-соседски. Давай тащи, кружечку опрокинем.

Захожу, низко косяк, наклонился. Я парень развернутый, хорошего роста. Очень только белобрысый, простая русская мордашка, розовые щечки пухленькие еще. Увалень, тугодум, потом стану шустреньким. Вошел, фураньку повесил на гвоздь слева. Потолок скатом, выше, в сторону противника, щель смотровая, бинокль висит у этой стены. Стол посередине у средней балки. Помещение просторное, из бревен, метров 16, у меня ниже и поменьше. Полати вдоль стен. У него даже есть одеяло шерстяное. Здесь ведь командный пункт. На гвозде висит портупея. Комдив Чепурной... Борисович (Александрович?). Он бритый, здоровый, шрам над левым виском, нос картошкой, пухлые губы, темноволосый, лет за 50, немножко обрюзгший.

- Товарищ полковник.

На нем гимнастерка болтается, широкая, без ремня. Сапоги (смотрю на них с завистью) мягкие. Про себя: "Хорошо бы сапожки офицерские". Что тут еще из быта? Часы - большой будильник. Планшеты с картами закрыты. Карты видеть не положено. С младшими по званию это не обсуждается. Когда обучался, нас учили тактике ведения боя в наступлении и в обороне в разных родах войск, старались заложить много. Уставы, книжку уставов дают в коленкоровом переплете, русско-немецкий разговорник. Я в школе учил немецкий. Цветные карандаши "Тактика" рядом с картами, нормальная писчая бумага (удивляюсь). Около стола лавки с двух сторон. Переступил одну, сажусь. Стоит котелок с кашей, большой, с ручкой, как кастрюля. Принес ординарец. Щи в индивидуальном котелке, плоском. Ординарец рядом режет хлеб, на грудь положив. Накрыл и вышел. В углу еще сидит низко на рации молодой парнишка.

Разговор довольно сдержанный. Спросил, как приняли ребята, не допекают ли.

- Ты с ними построже. Только дай слабинку. В панибратство не входи, это не той стороной оборачивается. А так что чего - заходи. Родные-то живы?

- Да, в Москве. Сестренка есть.

- Богатенький, да еще москвич. Должно, парень образованный, семилетку кончил.

- Нет, десятилетку в 41-м.

⁰-Зак.22Ю.

Поговорили, познакомились. Он меня пригласил неофициально первый раз. Заходил вестовой, обращался к радисту.

- Иди отдохни, пока я здесь, - это радисту.

- Заходи, Петрович, мы тут с Малининым обедаем. Оприходуешь с нами стопочку? Кружка есть? Давай кружку.

Булькает во фляжке. Меня это мало соблазняет, но чтобы не назвали щенком... Разлил. Кружка у меня самая новенькая. Плоский котелок, алюминиевая ложка, но есть и деревянная.

- Что на обед? Он с присказкой:

- Щи да каша - радость наша.

Разлили в тарелки, у него есть из чего угощать.

Щи густые, удивляюсь, что теплые. Ординарец, видимо, тащил в телогрейке. Комдив - есть кому быть на посылках. Мои ребята не любят быть рядом с начальством. Их тогда используют, могут туда-сюда отсылать.

Каша хорошая, разваристая, без масла, правда. Что-то вроде котлеты.

- Возьми, лучок припас.

- У вас какие новости? Чего новенького?

- Вторую неделю без перемен, стоим, окопались.

- Ты как, полностью укомплектован?

- Да откуда же, одной трети не хватает. Обещали отвести на некоторое время на пополнение.

- День-два, приказ придет. А мы только заступили. У вас тут простор, а мы, как брянские волки, в лесочке. Дороги хорошие, хоть боеприпасы подвезут. Вторую неделю обещают усилить боевые расчеты. Мы поистрепались. Опять придет молодежь необстрелянная, уж их. В нашем деле сноровка нужна.

Петрович - артиллерист, его пушки на пригорке севернее нас, на мысу высоты, а мы ниже.

- Не хочется об этом говорить. Не идет.

Разговор о том, что меняют форму, вводятся знаки различия.

- Разведка доносила, готовится удар не на нашем направлении. (Крутится... С хода взяли город Брянск.) Глядишь, на несколько дней передышка затянется, а там опять. Вы-то покатили, а мы все пехом да на пузе. Уж сколько прошли, в каких переделках ни перебывали.

Дата добавления: 2015-07-20