Из воспоминаний бывшего военнопленного Василия Андреевича Петрунина

1967 г.

В плен я попал осенью 1941 года под Осиповичами. Сначала привезли меня в Минск. В подвале какого-то дома допросили. Потом дали двадцать пять розог и еле живого оставили на несколько дней. Раз в день давали какой-то баланды и ма­ленький кусочек хлеба. В закрытой машине отвезли в «Лесной лагерь». Здесь плен­ные жили в бараках. В них было сыро, грязно, холодно и темно. Небольшие отвер­стия в стенах были затянуты колючей проволокой. Проволокой был огорожен и лагерь. Через каждые 50 метров стояли вышки с часовыми, которые контролирова­ли каждый наш шаг. Подходить к ограде не разрешалось. Пленных избивали и уби­вали. Кормили нас один раз в день баландой из неочищенной гречки. После такой еды болели животы и поносило. Измученных поносами кормили соленой гнилой рыбой. Мучила жажда, а воды не было. Иногда воду в бочках привозили на себе пленные. На нее все сразу набрасывались, напивались, заболевали дизентерией и умирали. Такой «водопой» был одним из методов издевательства над голодными больными людьми. За ночь умирало до ста и более человек.

День в лагере начинался с подъема на рассвете. Первым делом убирали из ба­раков умерших. Потом ждали еды ее получали к полудню. Под вечер всех загоняли в бараки. И так изо дня в день. Каждый мечтал сохранить силы, чтобы дойти до машины у ворот лагеря, на которой увозили из лагеря на работу. Но брали не всех, отбирали нужных специалистов.

Однажды ко двору лагеря подошли две машины. Нужны были кузнецы. Я и мой товарищ Алексей Кнырко выдали себя за кузнецов и так покинули лагерь. Я был очень слаб. Алексей помог взобраться мне на машину. Нас привезли на завод имени Октябрьской революции. Поместили в старый сарай на территории завода около реки. В сарае было темно, тесно, сыро. Сами смастерили из досок нары, так и спали на голых досках... К зиме сделали жестяные печки, на которых по очереди варили себе еду, так как кормили нас плохо. Иногда удавалось набрать картошки из заводского овощехранилища, подбирали кости, выброшенные из кухни. Мы раз­бивали их на мелкие части и варили.

Обращались с пленными плохо, часто били. После работы, которая продол­жалась по девять — десять часов, нас запирали в сарае. Охраняли нас немцы. Од­нажды, это было зимой, ночью, один пленный вышел из сарая по нужде, его тут же застрелил часовой.

На заводе я находился до конца весны 1942 года. Завод готовили для приема на ремонт танков. Нас, пленных, перевели в двухэтажное здание по Октябрьской улице. И здесь мы сначала спали на голых нарах, а потом нам выдали бумажные спальные мешки. Немного улучшилось питание. Но обращение было жестоким: за малейшую провинность карали. Однажды, это было в марте 1942 года, в лудиль­ном цехе вспыхнул пожар: загорелась стружка и старые деревянные модели. По­жар быстро потушили. Подозрение пало на военнопленных. После работы всех нас поставили вдоль стены у цеха и каждого обыскали. У пленного Петра Аванесова нашли в кармане бутылку с бензином. Он пытался объяснить, что взял бензин для зажигалки, так как не было спичек. Его вечером наказали — повесили.

Многие пленные думали о побеге. Но это сделать без посторонней помощи было трудно. Я с Алексеем Кнырко решили обратиться за помощью к заведующей столовой Ольге Дубровской. Мы предложили вывезти нас на автомашине с бочка­ми, в которых мы спрячемся. Но она не решилась на этот вариант, а взяла нас на кухню помогать повару.

Примерно в марте 1942 года на заводе была создана подпольная группа. Сна­чала мы распространяли среди пленных листовки, сводки Совинформбюро, кото­рые на завод приносили Катя Лапина, табельщик Петрашкевич, Ольга Дубровская и ее сестра Евгения. Пленные были в курсе событий на фронтах. Это имело боль­шое значение для пленных.

Случалось, что в лагерь приезжали агитаторы для вербовки в армию Власова, но желающих не было. Помню немцы агитировали пленного грузина Енукидзе всту­пить в эту армию, чтобы бороться против Сталина. Он плакал, не хотел уезжать. Его избили и все же куда-то увезли. Немцы старались выявить среди пленных офи­церов, но все скрывали свое воинское звание.

В лагере было неспокойно. Обсуждались планы побегов, восстания. Собира­лись делать подкоп к реке. Но все эти планы не осуществились. Режим в лагере все ужесточался, а с ним и отношение к пленным. Запомнился такой случай. Летом 1943 года, помню, в субботу, через канализационную трубу удалось уйти с завода двоим пленным. Они ушли к Ивановым. Эта семья жила на улице Маяковского около базара. День они просидели в сарае. Вечером должен был за ними прийти партизанский связной. Но он не пришел. В лагере на проверке обнаружили их от­сутствие. В воскресенье утром беглецов обнаружили. Допрашивали, били. В поне­дельник их привезли на завод. Вечером, когда все пришли с работы, их повесили. Один из казненных — Николай Горощенко, то ли Дорошенко — был учителем. Он дважды обрывался из петли. Его повесили на третьем разе.

Эта казнь никого не устрашила, лишь обозлила. На заводе создавались все новые группы. Их организовывали женщины, так как на них немцы меньше обра­щали внимания. Мы с Алексеем Кнырко входили в группу Ольги Дубровской. Кроме нас было в ней еще шесть человек — Рожков Леонид Иванович, Вестфаль Констан­тин Аркадьевич, Кочнев Семен, Умеренко Вячеслав, Григорьев Александр. Фами­лию еще одного пленного из нашей подпольной группы не помню. Кроме нашей на заводе действовали группы Ольги Фоминичны Дерибо, Веры Кохомской, Нилы Хабенко, Гончаровой.

Внешне на заводе было спокойно: немцев не убивали, не было диверсий круп­ных. Но внутри все бурлило. Ежедневно с завода и выносили и вывозили много оружия, патронов, гранат, мин, частей пулеметов, бикфордова шнура, машинного масла, медикаментов, тола. Из отремонтированных танков вырезались сидения, снимались огнегасители с пулеметов. После ареста Ольги Дубровской наша группа прекратила свою работу. Вскоре были арестованы Нила Хабенко и Ольга Дерибо. Вера Кохомская ушла в партизанский отряд. Мы продолжали ремонтировать тан­ки, но ремонт наш был некачественный, да и затягивали мы его.

С приближением советских войск нас, пленных, увели из города. Дошли мы до Молодечно. Во время ночного привала мы с Алексеем Кнырко убежали. Где-то через месяц мы снова стали бойцами Красной Армии. Двинулись на запад. 10 авгу­ста 1944 года Алексей погиб. Я был тяжело ранен.

№ 104

Дата добавления: 2015-07-20