Из воспоминаний бывшего военнопленного Андрея Ивановича Мягкова

1965 г.

...Война застала меня в Белоруссии. Из окружения выходили мы вдвоем — я, радист-стрелок, замполит роты бронеразведки 84-й тульской дивизии, и стар­ший сержант, командир бронемашины Мефодий Буран. Лесами и болотами про­бирались к Орше... Вышли к деревушке Желяди. Нас приютил старик. Он при­сматривался к нам, слушал... Сам был немногословен. Потом как-то сказал: «Идите за Минск. Там есть тридцать пятый отряд. Скажите — дед прислал». И дал нам два толовых кирпичика. Объяснил, что в Лынтупы немцы возят танки на ремонт. Предложил взорвать железнодорожный мост. Нам не удалось это сделать. Схватили нас у самого моста. Попали мы в немецкие лагеря для совет­ских военнопленных.

Я был в трех лагерях: в Молодечно — шталаг 1 Б, в Минске — шталаг-352 и Гогенштейне (Восточная Пруссия)...

В Шталаге 352 находился в шестом бараке, его называли бараком артистов. Моими друзьями по несчастью были Эдуард Надеждин, Георгий Исаев, Констан­тин Серостанов, Сергей Ряузов, Григорий Новокшонов и другие.

Каждую неделю мы давали концерты. Пели русские народные песни и песни, написанные в лагере. Их исполняли часто на мотивы немецких песен. Я написал песню. Слова ее были страшные:

...Много нас осталось по краям дорог.

Много по канавам синих босых ног.

Кулаком костлявым, мертвенно-сухим,

Трупы шлют проклятье извергам своим...

Зимой 1942 года в барак артистов стал часто заходить писарь Комаровский. Он вел картотеку на военнопленных: кто, откуда, из какой части, какой была деви­чья фамилия матери. По последней графе выявлялись евреи... В бывшей казарме стояло чудом уцелевшее пианино. Он как-то сел за него и тихо запел:

Жди меня и я вернусь,

Только очень жди...

Так мы впервые услышали эти симоновские стихи. Комаровский и музыку к ним написал... На наших концертах люди снова становились людьми, смех — воз­вращал силы...

Тексты песен писал и Александр Михайлов, музыку к ним — Георгий Исаев. Накануне готовившегося побега из лагеря прозвучала песня:

Постучу в заветное окошко,

Задержусь, волнуясь, у крыльца,

Милый сын, мой милый славный Гошка,

Первым встретит своего отца.

Мне в тот раз бежать не удалось. Жизнь в лагере продолжалась... Начальник лагеря капитан Липп заставлял нас выступать перед лагерным гарнизоном. Мы старались превратить наше искусство в оружие против врага. Популярная песня «Спят курганы темные» я немного «переосмыслил» и получилось:

Спят овраги темные,

Снегом занесенные...

Спят леса дремучие —

Нерушим покой...

Сквозь ограду смертную,

Сквозь кольцо колючее,

В лес бежал из лагеря

Парень молодой...

Песни перемежались народными танцами. Особенно любили Евгения Дианова, танцора из ансамбля Игоря Моисеева.

Занимались мы и подпольной работой — распространяли газету «Правда», листовки, которые приносили из города наши товарищи, связанные с минскими подпольщиками.

Лагерь охранял батальон Импулявичюса из литовских националистов... Рас­стрелы военнопленных производились за лагерем, в овраге. Там убили много евре­ев из Минска и военнопленных. Мы слышали выстрелы, до нас доносился запах горящей нефти. Так гитлеровцы пытались замести следы своих злодеяний — сжи­гали трупы расстрелянных. В лагере был бункер, туда садили провинившихся, и бассейн с водой в зоне, где жили немцы. В нем они топили пленных, заставляли евреев «купаться» зимой...

Вспоминается такой случай. Военфельдшер Михаил Сенькин, который шел помочь больному пленному, был убит выстрелом в живот. Весь лагерь в знак про­теста и возмущения забаррикадировался и не вышел на работу до тех пор, пока администрация лагеря не разрешила похоронить М. Сенькина в гробу с оркестром. Своего мы добились. Его гроб на кладбище несли люди из медперсонала. Следом шел оркестр из нашего барака. Весь лагерь стоял у проволочной ограды... На мо­гиле Михаила был установлен крест. Утром его могила была усыпана полевыми цветами. Это сделали ночью жители деревни...

Около вещевого склада были расстреляны четверо моряков Северного флота за отказ снять советскую морскую форму. Они приняли смерть, обнявшись и под­держивая друг друга. К сожалению их имена остались неизвестны.

В лагере функционировала церковь. Она была построена между санчастью и гаражом. Службу проводил священник, приходивший из деревни...

Не избежал я и этапа в Восточную Пруссию, в лагерь специального режима Гогенштейн. Там и освободили нас советские войска. Это было 7 января 1945 года.

Советская культура. — 1965. — 6 июня.

№ 103

Дата добавления: 2015-07-20