Из воспоминаний бывшего военнопленного Евгения Климентьевича Игнатенко

1967 г.

Я, Игнатенко Евгений Климентьевич, 1919 года рождения, уроженец деревни Староселье Кричевского района Могилевской области. Перед Великой Отечествен­ной войной я служил в Красной Армии в 132-м стрелковом полку 27-й Омской Крас­нознаменной имени итальянского пролетариата стрелковой дивизии. Находились мы в то время, т.е. 22 июня 1941 года, в лесу вблизи местечка Суховолье (сейчас эта территория отошла к Польше). В этом лесу нас было два взвода, которые готовили снайперов. Хорошо помнится, как в субботу, 21 июня, мы занимались до обеда. После обеда занятий не было. Солдаты мылись, брились и отдыхали. Спать легли в палатках поздно в эту субботу. Некоторые солдаты говорили, что готовятся круп­ные маневры наших войск. От расположения полка мы находились в десяти — пят­надцати километрах. И когда утром поднялись и пошли с котелками за завтраком, приехал мотоциклист и сообщил страшную весть о том, что немец нарушил грани­цу СССР в районах Граево и Августово. Помню из своего взвода товарищей Рустамова, Довлята, Ониани, Козаренко Илью, Нехай, белоруса Стряченко, Медведева, Гульбиани.

В местечке Домброво наш полк вступил в бой с фашистами. С начала боя имели успех наши войска. Затем много немецких самолетов на бреющем полете разбили наш полк. Собравшиеся после боя солдаты и офицеры пробирались на восток. Око­ло деревни Городище под Минском мы попали в окружение и были взяты в плен.

Сначала я попал в лагерь, который размещался около Клинического городка. Кормили нас баландой. В день мы получали по две поллитровые кружки. Хлеба мы не видели. Нас, пленных, гоняли на работу каждый день, избивали безжалостно палками. Припоминается такой случай. Нашу команду подогнали получать балан­ду... Для порядка стоял немецкий офицер в чине обер-лейтенанта. Немец стал раз­ливать синюю с редкими картошинами воду. Один из наших, выпив на ходу свою порцию, хотел еще получить кружку баланды. Это заметил обер-лейтенант. Он выхватил пистолет и в упор выстрелил в пленного. Посудой нам служили банки от противогазов, цинки из под патронов, кое у кого были котелки. Болезни и нечисто­ты уничтожали людей. В нашей одежде было столько вшей, что мы снимали на­тельное грязное белье, расстилали его на бетонном полу и катали по нему бутылки. Вши хрустели как сухая конопля. Тела людей были в язвах. Люди мерли как мухи. После каждой ночи команды могильщиков вывозили телеги — двуколки с трупами умерших и убитых фашистами людей.

Все время преследовала мысль о побеге. Однажды, работая на станции Минск — товарная, мне чудом удалось уйти. Перескочив несколько железнодо­рожный путей я очутился в переулке. Помню, захожу в первый дом. Во дворе дома молодая женщина стряпала еду на примусе. Увидев меня, она бросилась ко мне, Быстро спрягала меня в коридоре. Я сказал ей, что ушел из лагеря военнопленных. Посмотрев на мой измученный вид, она заплакала. Дала мне один блинчик, пре­дупредив, что много кушать мне сейчас опасно, так как я был крайне истощен. Вечером, поблагодарив женщину, я отправился в сторону Могилевского шоссе.

На следующий день в поле встретил мужчину, косившего траву. Я попросил у него поесть. На мое счастье он оказался добрым, развязал свой мешок, достал ку­сок отварного мяса, малосольные огурцы и подал мне, Я все съел и двинулся в путь. Вскоре почувствовал боль в животе и свернул в деревушку около Червеня. По дороге прочел объявление фашистов с угрозой расстрела за укрытие русских сол­дат. Я зашел в сарай с сеном. Где пролежал больной почти две недели, после чего снова двинулся в путь в сторону Могилева. Около Червеня впереди я заметил груп­пу немцев и в кювете около сотни наших солдат и гражданских лиц, Сворачивать было некуда. Решил идти прямо. Одет я был в гражданскую одежду. Один из нем­цев спросил аусвайс (пропуск). Документа у меня не было, и я оказался в толпе в кювете. Собрав около двухсот человек, фашисты посадили нас на автомашины.

На этот раз я оказался в лагере по Логойскому тракту. В марте 1942 года нас перегнали в Шталаг-352, «Лесной лагерь». Поместили в крайний барак со стороны деревни Масюковщина. Шли слухи, что нас готовят к отправке в Германию. Нам делали прививки. Кормили баландой из животных концентратов и отрубей. Де­журные приносили баланду в барак в бочках, затем делили по порциям. Начали давать хлеб из опилок. Маленькая булочка выдавалась на десять человек.

Я видел, как высший комсостав нашей армии, пожилые люди со знаками отли­чия ромбами и шпалами носили параши, чистили уборные. Конвоировавшие нем­цы безжалостно избивали их палками и прикладами. Помнится случай, когда фа­шист ударил одного нашего командира в возрасте примерно шестидесяти лет. Ког­да командир упал, другой конвоир вскинул винтовку и выстрелил. Эту сцену сфо­тографировал немец...

Однажды я решил поменять шинель на табак. Это заметил комендант нашего барака. Подбежав ко мне, он сильным ударом сбил меня с ног. Когда я поднялся, он повел меня в комендатуру, где рассказал о моем намерении. Оттуда я попал в карцер. В помещении стояла длинная скамейка, а на стене висели две кожаные плет­ки, одна большая, другая меньшая. В противоположной стороне в земле размеша­лись три камеры в виде траншей. Со стороны входа камеры были закрыты крепки­ми дверями с волчком. Камеры были забиты пленными. Немецкий офицер прика­зал палачу с повязкой на рукаве с буквой «Р» дать мне 25 плетей. Меня раздели наголо, приказали лечь на скамейку. Я стал сопротивляться. Из камер послыша­лись возгласы, призывавшие расправиться с палачом. Но я был бессилен. Палач свалил меня на пол ударом кулака и стал избивать плетью. Видимо, второпях, он схватил меньшую плеть. Окровавленного, без сознания двое пленных внесли меня в барак и положили на нары. Две недели я не мог подняться.

Припоминается и такой случай. Несколько наших самолетов бомбили Минск. Бомбы сбросили точно по целям. Фашисты открыли сильный зенитный огонь. Были сбиты два самолета. Спускавшихся на парашютах летчиков захватили в плен и при­вели в Шталаг-352, Их было пять человек. Когда их проводили через ворота, один дежурный полицай рванул ордена, с одного из летчиков. Сильным ударом летчик сбил его с ног. Летчиков поселили в барак и вербовали в Русскую освободительную армию (РОА). Это была армия власовцев, предателей. Но летчики оказались — не из тех. Однажды в воскресенье их привели в церковь. В лагере была церковь в бараке. Фашистский прислужник-поп в своем молебне говорил о взятии немцами Москвы. Один из летчиков встал и громко произнес: «Врешь, собака! Мы вчера из Москвы. Москва наша! Не видать фрицам Москвы!». Летчиков сразу же увели. Вскоре им удалось бежать. Один из них погиб, зацепившись за проволоку, — его застрелила охрана. Они добрались до партизанской бригады «Штурмовая», откуда были пе­реправлены за линию фронта...

За лагерем во рву проходил массовый расстрел евреев из Минского гетто. За­капывала их специальная команда из пленных, могильщики.

В лагере много умирало и погибало людей. Команда могильщиков не справ­лялась вывозить трупы.

Однажды зимой нас погнали в лес возить дрова. Возили на больших санях, полозьями которых служили бревна. По пути в лагерь немцы устроили нам пере­дышку. Мы сели по одну сторону дороги, охранники — по другую. Вдруг один из нашей команды резко рванул в сторону леса. За ним бросился полицай, который и убил нашего товарища. Мы привезли его труп в лагерь. Никакие угрозы не устра­шали пленных. Нападения на конвой, побеги учащались.

Весной 1943 года нашу команду перегнали на торфоразработки в Ждановичи, Разместили нас в деревянном бараке, обнесенном колючей проволокой. Одна часть команды работала на железной дороге, другая — на заготовке торфа. Кормили нас баландой из неочищенного гнилого картофеля, в которую иногда добавлялась пер­ловая крупа. Один раз в день на десять человек выдавали буханку хлеба. Конвой был усиленный. Бежать пленным не удавалось. Но в воскресенье группа пленных из семи человек поехала за водой для кухни. По пути они отобрали у немца винтов­ку, убили его и скрылись. Поиски фашистов ни к чему не привели. Все беглецы попали в партизанский отряд им. Г.К. Жукова бригады «Штурмовая».

Вскоре опять произошел удачный побег. В нашем лагере был военный врач ленинградец Песов. Он собирал вокруг себя надежных людей. Читал нам сводки Совинформбюро. Лечил больных. На одной из поверок врача и его напарника не оказалось. Они перерезали проволоку и ушли. Фашисты усилили охрану. Но в ян­варе 1944 года десять пленных, в том числе и я, убежали из лагеря. В деревне Заречье-2 мы встретили роту партизан во главе с Ботяном. Бежали со мной Василий Воробьев, Павел Пензик, Фрол Сударов. Имен других не помню. Все мы стали партизанами бригады «Штурмовая»..,

№ 89

Дата добавления: 2015-07-20