Глава XII. Вперед, на врага.

Сидение на месте продолжалось еще несколько дней и за это время они пережили еще два налета, но противник больше не нападал. Тем временем, там, впереди еще не раз они наблюдали далекие удары и вновь и вновь воздушная волна проходила над ними. Наконец, злосчастные «треугольники», как будто, перестали летать над их головами. Настало время относительного покоя. Но это продолжалось недолго и вскоре поступил приказ сниматься с места и идти вперед. Политкомиссары объясняли это тем, что-де врагу нанесен серьезный урон и его продвижение остановлено и наша армия решила переходить в наступление. Но так или иначе, а приказы солдат не обсуждает и они принялись собираться в путь. Правда, не вся бывшая у них техника уцелела после налета, часть пришлось восстанавливать, а часть пришлось утилизировать, ибо она была сожжена полностью и восстановлению не подлежала. Идти им пришлось под дождем, который хлынул, как только они завершили погрузку на машины и продолжался весь остаток дня и всю ночь (утром, когда Джутовский проснулся, дождь все также лил). Это время проходило спокойно, но сигнал о готовности звучал все время, ибо где-то в облаках периодически появлялись вражеские разведчики, но выбегать из машины под проливным дождем и прятаться, к счастью, не пришлось, лишь зенитчики пытались их сбивать с большим или меньшим успехом. Еще одним поводом для радости было то, что дорога, хоть и была несколько повреждена из-за боевых действий, но не разрушена совсем, что в условиях такой погоды могло принести множество неприятностей всем им (даже несмотря на высокую проходимость их техники).

«Ну, и поливает. – Ворчал Глагуэ: - А ведь это и радиоактивные осадки теперь смывает! Что же будет теперь с этой землей?»

Джутовский промолчал, лишь вздохнув, ведь и правда, удар нанесен по врагу, но расхлебывать последствия придется самим лердийцам, как тем, кто воевал, так и мирным гражданам, которым предстоит жить на этой земле. Говорить что-либо в такой ситуации было чревато большими неприятностями, ведь ушей в грузовике, где он ехал, было предостаточно…. Вообще, все время до вечера, когда всех начало клонить ко сну, в грузовике царило молчание – все находились в какой-то гнетущей задумчивости, лишь иногда звучали вздохи или иные возгласы. Старшие по званию смотрели в свои мобильные компьютеры и лишь водитель за стенкой за стенкой громко распевал «За родину, за партию…», но никто, кроме сидящих в кабине водителя на сей раз не пожелал к нему присоединится.

«Вот, ведь орет. – Думал Джутовский: - Значит, не растерял того энтузиазма, какой был в начале. Вот, всем бы такой дух, правда, лучше проявлять его в бою, а не в вокальном искусстве, когда сам обделен и голосом и слухом.»

У него в голове снова зазвучал голос его дорогой Оришо. Он вспоминал одну из песен, которую она любила петь на кухне, песню под названием «Ишьт ше’о веколь» - «Как чудесны эти цветы». Уж, как бы ни было необычно для его слуха пение долианки, а у нее был и хороший слух и великолепный голос.

* * *

Я вспоминаю о тебе – Шеокте, Чудесный край, где горы до небес.

Подножие горы Эштафатохте. Мрачнея, здесь стоит сосновый лес.

Громады гор здесь потянулись к солнцу, к высотам, где лишь слышен ветра свист.

Где снег блестит алмазами на солнце, а воздух, как нигде – и свеж и чист.

Здесь есть луга, где средь травы ходил я[6], где распростерлось море из цветов.

Из них букеты маме приносил я. Она не находила нужных слов,

Чтоб мне ответить, радуясь подарку, хоть каждый день букет ей приноси.

И я, кусочек луга этот яркий / поставить в вазу у окна ее просил.

О, как цветы чудесны эти, право. Хоть ты с лугов вообще не уходи,

Настолько эти мне места по нраву, хоть вечно средь цветов, ты здесь броди.

Сорвешь – и через день они завянут. Как быстро гибнет эта красота!

Лишь на земле растя, она не вянет. И может долго жить она лишь там.

Где есть земля, где выросли их корни, где солнце светит, там где дождик льет.

Им лучше в этом крае дивном горном, прожить, коль их никто совсем не рвет.

И я там вырос, и мои там корни, хоть я оторван и живу вдали /

От этих мест, но все же я упорно / к ним возвращаюсь, пусть и в мыслях лишь.

И снова вижу я Шеокте горы, средь трав брожу и нюхаю цветы.

И снова я любуюсь на озера, на реки с гор стекающей воды.

Я вспоминаю о тебе – Шеокте, Чудесный край, где горы до небес.

Подножие горы Эштафатохте. Мрачнея, здесь стоит сосновый лес.

Громады гор здесь потянулись к солнцу, к высотам, где лишь слышен ветра свист.

Где снег блестит алмазами на солнце, а воздух, как нигде – и свеж и чист.

* * *

«Эту песню сочинял мой дедушка. – Говорила о ней Оришо: - Он и правда родился и вырос там.»

«А это Шеокте и правда, такое красивое место?» - Спрашивал он.

«Да. Я там была, когда была маленькая вместе с отцом. Это огромный горный край с почти нетронутой природой. Живая природа этих мест была создана при освоении нашей планеты. Во времена единства планеты те места была плотно заселены, примерно, как район вашей Бела-Гуры, но потом, с распадом империи они практически опустели и теперь это край непуганых птиц и зверей.»

«Да. У нас на Лердии трудно встретить такое место, как ты описала. У нас за время строительство социализма активно окультурили все. что только возможно.» - Отвечал он.

Теперь он вспоминал все это, и мысли возвращались в то время, когда они были вдвоем и он беспокоился – что с ней сейчас, ведь попытки связаться с ней были все также безуспешны….

Вывел его из размышлений сначала сигнал тревоги, а потом грохот взрыва. Потом прозвучал еще и еще один. Прозвучала команда покидать машины и организовывать оборону. Оказалось – их внезапно атаковал противник. Как получилось, что его приближение не засекли заранее? Так или иначе, он выскочил из машины и как и все, начал палить в холмы из-за которых и шли лучи и неслись огненные шары. Потом вдруг земля буквально в десяти метрах от них вздыбилась и, как от взрыва, разлетелась в стороны, а оттуда выскочила куполообразная машина, потом рядом появилась вторая, третья, а затем и по другую сторону из земли начали один за другим вырастать чудовищные механизмы, потом одна из куполообразных машин опрокинула стоящий рядом грузовик, открыв стрельбу по колонне. Загремели взрывы, все в панике разбегались, ища укрытия от внезапно выросшей из-под земли напасти, а из-за холмов, тем временем, начали выскакивать пауки под прикрытием еще группы куполообразных чудовищ.

«Они что теперь нас будут, как личинки жужелиц, подстерегать, сидя в земле?!» - Прокричал Глагуэ, наводя плазмомет. Выстрел пришелся в нижнюю часть машины. Раздался взрыв, но несмотря на повреждение, машина продолжала сражаться и тут же опрокинула грузовик, за которым они находились и они едва успели увернуться, но на них тут же обрушились лазеры противника. Спас положение залп из пушки ближайшего бронетранспортера и после второго взрыва машина рухнула на колени и замерла, но сразу же бронетранспортер был подбит другой машиной, которая сразу же принялась давить и крушить подбитую бронемашину, пока сама не была подбита, а потом подбивший ее плазмомет не был разбит напавшим на плазмометчика пауком. Сдетонировала энергоустановка пушки и Джутовского с Глагуэ бросило на землю. Еще не успел разойтись дым, а сразу два паука устремились на них. Джутовский отскочил, а затем, увернувшись от выстрелов, ударил сам. Взорвался один, затем второй, третий паук. Один раз паук прыгнул на него откуда-то сзади и уже порывался оторвать голову, как подоспевший Глагуэ подбил чудовищную машину. Мимо опять пробежали, наверно, десяток солдат, крича что-то, а затем из дыма появилась куполообразная машина. Два выстрела – нижняя часть машины запылала и она, идя дальше, как сильно выпивший человек, споткнулась о бронетранспортер и повалилась вверх куполом. Раздался взрыв. В этот момент из дыма появилась еще одна машина, потом еще и еще. Казалось, что поражение неизбежно, но вовремя подоспела родная авиация и вскоре от противника остались одни развороченные взрывами железки. По обе стороны дороги страшными призраками стояли подбитые куполообразные роботы, из-под куполов которых валил густой дым. Всего их было, наверно, не меньше сотни и такое мизерное количество сумело нанести их армии такой урон (достаточно сказать, что из тех, кто ехал в их грузовике, в живых остались лишь Джутовский с Глагуэ. да Куопи. Водитель, изводивший нашего героя своим громким пением, был тяжело ранен и обожжен лазерным лучом и, оказав ему необходимую первую помощь, его увезли на санитарном хепфере, остальные все были мертвы…..). Впрочем, сыграл эффект внезапности. Собрав оставшихся в живых, их распределили по уцелевшим машинам (интересно, что не все грузовики, опрокинутые противником, были приведены им в негодность, многие после переворачивания оказались вполне способны продолжать движение) и их путь продолжился.

«Если верить тому, что говорят, то мы побеждаем, но как тогда объяснить это событие? Случайное проникновение противника в наш тыл или на фронте происходит что-то, о чем нам не говорят?» - Тяжко думал Джутовский.

Его мысли прервала ослепительная вспышка на горизонте где-то впереди, так что в небе словно бы вспыхнуло второе солнце, а минут через пять прошла воздушная волна, поднявшая тучу пыли и едва не опрокинувшая их грузовик.

«Да. До линии фронта еще далеко. – Сказал Глагуэ: - Судя по всему нашим….. там жарко.»

«Жарко всем….» - Прибавил сидящий в глубине грузовика Абрахам Хеншель, солдат с явными ванодийскими чертами. Его уши дрожали, выдавая волнение.

«Надо хорошо постараться, чтобы нас не зажарили прежде. Нам всем.» - Ответил Джутовский.

«Нас уже чуть не поджарили и это еще только начало.» - Сказал Куопи.

«Главное – не паниковать. При панике нас скорей зажарят. Вы видели это в прошедшем бою.» - Ответил ротмистр Ройс Фрик, бывший старшим в их группе, правая рука Хаммеля.

«Да уж. – Сказал Джутовский: - Одни били эти бочки на ножках, а другие бегали, как бараны, кто куда.»

«Вы правы. – Ответил офицер: - Боюсь, многим придется предстать перед трибуналом, но многим это….. уже не грозит. Их уже наказала САМА СУДЬБА.»

Джутовский понял намек, ведь офицер обязательно должен быть членом Рабочей партии, а член партии – по статусу атеист. И не мог сказать чего-то большего…. Он неоднократно встречал среди партийцев тайных христиан, но все они таились, ведь откройся начальству их вера – и не избежать исключения из партии, что значит конец карьере, а это значит жирный крест на мечтах о престижной работе и…. необходимость вернуться в среду того самого пролетариата, партией которого и провозглашена их партия, ведь беспартийному не дадут ни одного начальственного кресла. Ему-то, Джутовскому нечего скрывать, он беспартийный, а беспартийным в условиях веротерпимости за религиозные убеждения ничего не грозит, кроме злых взглядов начальства, но эти несчастные, ради своих теплых кресел юлят, притворяются, стараясь встроиться в систему. Что будет, если вернутся гонения? Они вспомнят, что обещали сочетаться Христу или, дорожа креслами, пойдут бить своих братьев по вере?!

И снова вывело его из этих мыслей напоминание, что идет война – откуда-то издалека прозвучал глухой удар, не настолько мощный, как был предыдущий, но тем не менее, достаточно сильный, чтобы его слышали они, сидя в несущемся грузовике.

«Привет с фронта, чтоб не скучали.» - Через минуту произнес Глагуэ.

В этот момент их колонна проходила мимо тянущихся по обе стороны от дороги каких-то рвов и валов, испещренных воронками от взрывов, остатки каких-то, спрятанных среди них сооружений из металла.

«Что это?» - Прознес Куопи.

«Похоже на какие-то сооружения, то ли укрепления, то ли еще что-то в этом роде….» - Ответил Глагуэ.

В этот момент на рву показалась изуродованная фигура куполообразной машины, потом еще одна и еще.

«Похоже, здесь был некий рубеж борьбы с нашими заклятыми друзьями.» - Сказал Джутовский.

Они проходили меж этих сооружений, дорога же была, кажется, проложена через эти рвы и валы. Между ними блестели крыши каких-то больших сооружений. Некоторые из них были продырявлены, на месте некоторых и вовсе были руины, а некоторые, наоборот, были целы, словно война прошла мимо них. Откуда-то оттуда поднялся большой хепфер и огибая рвы, прошел над ними.

«Свои. Это радует.» - Заявил Глагуэ.

Когда изрытая земля кончилась, то их взорам снова открылась бескрайняя степь, покрытая следами войны: сожженной травой, тянущейся, насколько хватает глаз, воронками от взрывов и подбитой техникой, как своей, так и техникой противника, которой, может и не было больше, но она больше бросалась в глаза.

«Да, здесь было жарко.» – Сказал Глагуэ.

«Точно. И следы некому убирать…..» - Ответил Джутовский, вспомнив те огромные машины, собиравшие металлолом, которые он видел там, за линией фронта. Вот, если бы захватить пару штук и пройтись ими здесь, тогда потери можно было бы компенсировать и уже самим задать жару противнику.

Ночью они остановились на привал. Так закончился очередной день, прошедший в безудержном движении вперед, к линии фронта, день, в течение которого они, помимо засады еще пережили еще два воздушных налета, последний из которых с большим трудом удалось отразить. Ночь прошла относительно спокойно и лишь таинственные огни в небе напоминали о том, что весь окружающий покой обманчив. Но здесь, у земли было тихо и созерцая огненную феерию в небе, он не заметил, как его глаза закрылись (молитву перед отходом ко сну он читал внутренне уже когда через полчаса снова проснулся).

Пробуждение его снова было связано с налетом. Снова, пробудившись от сигнала тревоги, он видел огненные вспышки взрывов, мелькающие огни в небе и пронзающие небо лазерные лучи и плазмоиды. В который раз он созерцал все это?! Когда очередное нападение было отражено, конечно, не без помощи вызванной на подмогу авиации, то они снова снялись с места и отправились в путь.

Дата добавления: 2015-07-25