|
Четвертый день ожидания Меркурьевых игр в Антиохии
«Всю ночь к вилле Цезаря в Каринах люди несли цветы. Чувство вины перед несчастным юношей не покидает римлян».
«Акта диурна», 16-й день до Календ августа [132].
I
– Я вспомнила… Да, да, я вспомнила, что написала на полях книги, – сказала Летиция.
Элий, задремавший под мерное покачивание фургона, открыл глаза. Свет из затянутого цветным экраном оконца придал всему оранжевый оттенок, и казалось, на лицо Летиции падает отсвет пожара. Девочка сидела, поджав ноги, и расчесывала гребнем коротко остриженные волосы.
Пророчица… Сивилла… Заберется в пещеру и будет кричать хриплым голосом о грядущих бедах. И беды не заставят себя ждать… Нет, он ей этого не позволит. Ни за что. Элий приподнялся на локте. И тут же боль в плече ожила. Элий стиснул зубы, чтобы не застонать.
– Так что ты написала? – Его голос звучал хрипло.
– «На самом деле Траян Деций утонул в болоте, а его армия была разбита». Читала книгу, и вдруг перед глазами картина: римские когорты тонут в болоте, какой-то солдат из последних сил пытается метнуть пилум [133], но болотная тина засасывает легионера. На римлян градом сыплются стрелы, копья варваров разят беспомощных легионеров. Среди гибнущих – сам император.
«Точка перелома», – подумал Элий.
Чужая мысль. То мысль не Элия, но Гэла. Пророчество, обращенное в прошлое.
Время двинется вспять…
Он, Элий, не знает, как это может быть. Но Гэл знает.
Теперь все ясно. Вот почему ее хотели убить. Девочка обладала пророческим даром. Умри она, и предсказание нельзя уничтожить. Оно сделается реальностью в далеком прошлом. Мир переменится. Не будет ничего. Ни династии Дециев, ни исполнения желаний. И тридцать тиранов будут рвать Империю на части. Каждый будет кричать: «Я спасу Рим!» Легионы сойдутся в смертельной схватке, истребляя другу друга. А следом за войной явится чума, и варвары затопят земли умирающей Империи. И груды развалин на месте Вечного города… Мир погрузится во тьму варварства. Рим перестанет существовать. Вообще ничего не будет. Будет совершенно другой, неведомый мир.
Элий тряхнул головой – ему не хотелось бесноваться с бесноватыми дальше. Но кто желает подобное? Кто мечтает о таком прошлом? И ради какого будущего это затеяно?
Кассий внезапно затормозил, Элий швырнуло вперед, и он стукнулся головой о стенку фургона. Летти испуганно ойкнула.
– Зайдем, пообедаем в таверне, – предложил Кассий. – И держитесь не дальше двадцати шагов от меня. Иначе выйдете из «тени».
– Я бы не стала останавливаться, – сказала Летти. – Мне здесь не нравится. – И засмущалась, сама не зная почему.
Небольшая придорожная таверна, окруженная высоченным кипарисами, манила проезжих яркой вывеской. Здесь обещали жаркое, суп с бараниной и прохладительные напитки. Жара стояла невыносимая. Бокал лимонада со льдом казался даром богов.
Они вошли, в самом деле ожидая какого-то дара, и погрузились в полумрак и прохладу. Огромная дубовая стойка занимала почти половину зала. Хозяин тут же поставил перед гостями по бокалу лимонада со льдом – бесплатно, за счет заведения. Летти выпила лимонад залпом и с хрустом принялась жевать лед.
– Чего желают дорогие гости? – поинтересовался хозяин.
Кассий заказал две чашки куриного бульона и жаркое.
– Бульон для нас с тобой, Элий, – обреченно вздохнула Летиция. – Теперь понимаешь, как плохо быть больным, и как хорошо – служителем Эскулапа.
Они заняли столик в углу. Кассий поставил объемистую брезентовую сумку на пол. «Прибор, создающий «тень», в сумке», – решил Элий. Но что означает эта самая «тень», о которой постоянно твердит Кассий? Какого она цвета? Фиолетовая, как в полдень, или с красной аурой, как перед закатом, или непроницаемо черная, как вечная ночь?
Немолодая женщина со следами соуса на тунике считала за прилавком медяки и записывала что-то в потрепанную книгу.
– Еще пара ауреев [134], и я смогу купить клеймо у Авреола. Как ты думаешь, мы сумеем набрать два аурея до начала игр в Антиохии?
– Ты что, поедешь в Антиохию? – недовольно буркнул хозяин, разливая по фарфоровым чашкам бульон.
– Я сделаю заказ через агента. Как моя сестра – ты что, забыл? Теперь у нее молодой муж, и она ходит в шелке. – Тетка мечтательно закатила глаза. – Авреол выиграл для нее все это на играх в Аквилее.
– Тоже хочешь заказать молодого мужа? – покосился на женщину хозяин и шмякнул на тарелку жаркое. – Так прежде я сверну тебе шею.
– Что ты! – замахала руками женщина. – Кроме тебя, мой котик, мне никто не нужен! Просто хочу новую таверну с прислугой. И чтобы тебе больше не горбиться на кухне, а мне не затирать блевотину за поздними посетителями.
– Тогда вложим скопленные деньги в ремонт заведения, – предложил хозяин. – От блевунов все равно никуда не деться.
– И что это даст? Станет чуток почище, и мы сможем брать за обслугу на пару ассов дороже. А нас будут посещать все те же ублюдки, – она сделал выразительный жест в сторону сенатора Элия, медика и Летиции Кар.
– Никогда не думала, что родственников императора именуют именно так, – фыркнула Летиция и покосилась на Элия.
Хозяин тоже поглядел на гостей, понимая, что эти трое не особенно польщены энергичными выражениями хозяйки.
– Пожалуйста потише, Туллиола, – шепнул хозяин, расставляя тарелки и чашки на подносе. – Гостям не нравятся твои речи…
И, растянув рот до ушей, направился к столику.
– Господа, сегодня у нас самые лучшие блюда! Специально для вас… – он запнулся и покосился на голубую выцветшую тунику Элия. – Все мы порой переживаем не лучшие дни.
– Я бы в самом деле сделал ремонт. – Элий оглядел в свою очередь закопченный потолок и битые стекла в окнах, залепленные клейкой лентой. – Боги слишком причудливо исполняют людские желания. Не проще ли самим заняться делами?
Хозяин посмотрел на него с удивлением – гость, без сомнения, слышал надменные слова Туллии, но при этом не обиделся, а заговорил с хозяином по-приятельски. В ответ хозяин пробормотал слова благодарности и прибавил лишних десять ассов к счету.
Летиция втянула воздух ноздрями. Запах жареного мяса и пряный аромат свежей петрушки вызывали чудовищный аппетит.
– Кассий, может, махнемся с тобой, а? Мне надоел бульон еще больше, чем каша. Я хочу мяса. Слышишь – мя-са! – проговорила она голосом молодой хищницы, почуявшей добычу.
Обещанное Элием спасение излечило ее куда быстрее, чем все лекарства служителя Эскулапа.
– Можешь выпить мой бульон, – щедро предложил Элий, – у меня совершенно нет аппетита.
– Приказываю обоим заняться бульоном, а потом как можно быстрее вернуться в фургон, – строгим голосом проговорил Кассий, чувствуя, что ему катастрофически не хватает авторитета, и строптивые пациенты не хотят его слушаться.
Какой-то крестьянин в широкополой шляпе вошел в таверну, взял бокал вейского вина и уселся у дверей. Кассий, как ни пытался, не смог разглядеть его лица.
– Этот хоть расплатится, – объявила на всю таверну хозяйка. – А за теми тремя следи. Они могут удрать тайком.
Летти уже расправилась с бульоном и теперь ножом отковыривала куски жаркого от порции Кассия.
– Элий, если ты не будешь есть, то я не отвечаю за твое здоровье. – Медик с тоской глядел, как пустеет его тарелка.
Но Элий уже не слушал Кассия. Потому что крестьянин в широкополой шляпе поднялся и вскинул руку, как хорошо обученный солдат. Вороненый металл «парабеллума» сверкнул в красном отблеске лампы. Но с реакцией гладиатора убийца тягаться не мог. Элий левой рукой пихнул Летицию в плечо, а правой выхватил из-под туники спрятанный пистолет. Два выстрела грохнули почти одновременно. Пуля убийцы ударила в стену там, где только что находилась голова девочки. Выстрел Элия угодил крестьянину в грудь. Пуля прошла навылет. Но из-за малого калибра даже не сбила его с ног. Раненый, крестьянин выстрелил еще дважды. В этот раз он метил в Элия (Летиция и Кассий были уже под столом), но в сенатора не попал каким-то чудом. Обе пули просвистели рядом с головой Элия, как будто тот был заговорен. Тогда Элий выстрелил вновь. «Крестьянин» обрушился на пол.
– Можно вылезать! – Элий стукнул ладонью по столу.
Кассий выбрался и постарался принять достойный вид. Летти высунула лишь голову. Элий вытащил ее за шиворот из-под стола. В полумраке таверны причудливыми узорами растекались сиреневые струйки порохового дыма. В наступившей после пальбы тишине было лишь слышно, как Туллия, забившись под стойку, тихонько повизгивает.
Элий, спотыкаясь, направился к выходу. У дверей остановился и глянул на лежащего человека. Еще один труп. Бывший гладиатор становится профессиональным убийцей. Он убивает, чтобы спасти. Какая-то бессмыслица. Элий взял Летти за руку и вывел из таверны.
Кассий задержался и присел на корточки возле убийцы. На губах раненого выступила розовая пена – пули Элия пробили ему легкое.
– Принеси кусок плотной клеенки и бинты, – приказал Кассий хозяину.
– Откуда у нас бинты, – тявкнула из-под прилавка женщина. – И кто ты вообще такой, чтобы здесь распоряжаться. Ты даже за обед не заплатил.
– Я – медик! – Кассий швырнул несколько монет на прилавок. – А это плата. Поскорее!
Увидев монеты, хозяин сразу подчинился. Кассий прижал к простреленной груди раненого кусок клеенки, пытаясь помешать воздуху выходить из раны, пока хозяин не принес бинты.
– Я знаю этого типа, – сказал Кассий. – То есть не знаю его лично. Но его фото вигилы развешивают повсюду. Он разыскивается за убийство. Как сейчас помню: награда в десять золотых. Ну да, конечно! Его имя Блез. Получите за него награду, когда сдадите властям, и купите себе клеймо на игры в Антиохии.
Услышав такое, хозяйка высунулась из-под прилавка:
– За него вправду дадут десять золотых? – Она смотрела на раненого, как на жирного поросенка, из которого можно приготовить жаркое.
– Если он останется в живых, – Кассий пониже склонился над раненым, чтобы женщина не заметила улыбки на его губах.
Туллия кинулась звонить вигилам и в «скорую». А Кассий ушел беспрепятственно, радуясь удачной выдумке. А, выйдя, на стене таверны увидел рядом с объявлением о продаже коровы и сообщениями о постановке в местном театре «Медеи» плакат вигилов:
«По подозрению в убийстве разыскивается бывший легионер Двадцатого легиона Блез. Награда в десять золотых».
Кассий на всякий случай снял очки и протер. Потом вновь надел. Объявление было на месте. Но медик был уверен, что прежде его не читал.
II
Квинт дожидался в просторной приемной главного редактора «Акты диурны». Золотые полотнища солнечного света падали на роскошный мозаичный пол, в мельчайший подробностях воспроизводивший форум. На переднем плане мальчишка-лоточник торговал вестниками. И если присмотреться, то можно было разобрать, что в руке он держал «Акту диурну». Золото горело на капителях колонн, на милевом столбе, от которого ведут отсчет все римские дороги, в арках табулярия застыли бесчисленные статуи. Золотые квадриги на крышах храмов мчались в небе из настоящей бирюзы.
Квинт ждал уже давно. Солнечные полотнища медленно скользили по полу. И тогда Квинт передвигал свое кресло так, чтобы свет падал ему на лицо. Когда все вокруг изнемогали от жары, когда красавица-секретарша всякий раз проходя мимо, обмахивалась свежим выпуском «Акты диурны», а спешащие мимо по своим делам репортеры на ходу глотали лимонад со льдом из мягких бумажных чашек, Квинт продолжал неизменно сидеть на солнце. Сегодня его без всяких объяснений выпустили на свободу. Квинт уже знал о бегстве Корнелия Икела и об обвинениях в адрес префекта. В то, что Икел убил Цезаря, Квинт не верил. Но то, что Икел хотел убрать Элия, походило на правду. Это Квинту подсказывало чутье фрументария.
Два часа назад Квинт вошел в таблин главного редактора и положил тому на стол наспех написанный листок, слово в слово воспроизводящий записку Нормы Галликан. Главный редактор попросил Квинта подождать минут десять за дверью, пока он ознакомится с документом. И вот прошло уже два часа, а Квинта все не звали в таблин. Зато туда раз десять являлась секретарша, друг за другом вбегали и выбегали репортеры. А затем выбежал и сам редактор и, кивнув Квинту – мол, подожди, друг, не до тебя, направился к дубовой двери, на которой висела золотая табличка: «Публий Викторин Мессий Деций». Минут через пятнадцать редактор выскочил назад и скрылся в своем таблине, а секретарша пригласила Квинта в таблин Викторина.
Старик сидел у окна в инвалидной коляске и любовался великолепным видом Вечного города, который открывался с двадцать пятого этажа стеклянного небоскреба «Акты диурны». Викторин Деций был одним из пяти членов совета директоров. Так повелось издавна, что один из директоров главного вестника Империи должен принадлежать к императорскому роду. Викторин был вторым сыном императора Корнелия. Викторину исполнилось девяносто лет, и он был самым старым представителем рода Дециев – из тех, кто имел право сделаться императорами. Но его единственный сын давно умер, а оба внука погибли на войне, не оставив потомства. Сам Викторин был уже десять лет пригвожден к инвалидной коляске.
Когда Квинт вошел, Викторин тронул ладонью блестящие никелированные ободья и развернул коляску так, чтобы видеть посетителя, тогда как его лицо находилось против света. Но у Квинта было прекрасное зрение, и даже с этой неудобной позиции он хорошо видел старческую лысую голову, испещренную темными точками. Викторин поправил очки в золотой оправе и сделал приглашающий жест в сторону огромного кресла, обитого натуральной кожей.
– Я прочел сообщение, Квинт, и тронут твоей решимостью служить Риму. Но ты не понимаешь, что тебе удалось обнаружить.
– Люди Триона создают урановую бомбу, а боги запретили людям этим заниматься.
– Но боги запретили человеку летать на любых аппаратах. А между тем, как ты должен знать, даже Элий Деций, когда был гладиатором, пытался снять с Рима этот запрет.
– Да, я знаю, это был его поединок с Хлором. Но Элий пытался это сделать в открытую, а Трион занят своими делами тайно. К тому же запрет летать, и запрет на урановую бомбу – это не одно и тоже.
– А кто говорит о бомбе? – Вполне искренне удивился Викторин. – Ученые ищут возможность применения радиоактивности – не более того. Ведь мы используем радиоактивные вещества в медицине. И никто не находит в этом ничего ужасного. А теперь люди получат источники дешевой энергии, электростанции на новом топливе уране – разве тебя не вдохновляет такая перспектива? Но если мы напечатаем твой материал, боги сделают все возможное, чтобы уничтожить лабораторию Триона. А она нам нужна. Наука все равно будет двигаться вперед. Жаль, что ты этого не понимаешь, мой мальчик.
– Боги все равно помешают Триону.
Викторин странно:
– Когда проживешь с мое, ты поймешь, что это не так.
– Люди моей профессии редко доживают до столь преклонного возраста.
– Значит, ты не поймешь, почему твой материал не будет опубликован.
Квинт сжал кулаки:
– А как же свобода печати – этот могучий столп Рима, который выше Траяновой колонны? Как же бог свободы печати Мом? И как же сама «Акта диурна», о которой говорят, что Рим может пасть, а «Акта диурна» – нет? Значит, все это лишь золотая лживая табличка?
– Принцип свободы печати сохраняется. Ты можешь оправиться со своим сообщением в редакцию «Девочек Субуры» или в «Гладиаторский вестник» или в любой другой вестник. Я уверен, тебя там напечатают.
– В «Римские братья»… – прошептал едва слышно Квинт.
– Что? – переспросил Викторин, не расслышав.
– Так, ничего. Вспомнил одно название. Нет, боголюбимый доминус Викторин, все эти издания мне не подходят. На их страницах мое сообщение будет выглядеть как очередной вымысел. Мне нужна «Акта диурна» и ее репутация. Новость лишь тогда становится новостью, когда она опубликована в «Акте диурне», – напомнил фрументарий известное изречение.
– Не тебе решать судьбу Рима, Квинт.
Фрументарий поднялся, понимая, что разговор закончен.
– Как угодно. Но я в свою очередь сделаю все, чтобы лаборатория Триона закрылась.
– Тебе это не удастся, – предрек Викторин.
«Мне нужен союзник», – подумал Квинт с тоской.
III
Куда-то так торопился бог торговцев, покровитель дорог, путей сообщения, воров и жуликов всех мастей. Но, как ни торопился, два гения, в ореоле платинового сияния настигли его и, подлетев с двух сторон, ухватили за локти. Не помогли ни крылатые сандалии, ни шлем – гении оказались куда проворнее.
«Старею», – подумал Меркурий.
В ярком летнем небе людям они казались тремя легкими облачками, примчавшимися неведомо откуда и неожиданно повисшими неподвижно, будто зацепились за иглы огромной пинии.
Меркурий узнал гениев. Оба принадлежали бывшим гладиаторам. Один – сенатору Элию, второй – Юнию Веру. У Гюна замотана белым рука, у Гэла – плечо. Ясно, что гении побывали в изрядной переделке. Интересно, кто так их отделал? Но Меркурий счел за лучшее не спрашивать. А гении окутывали его прочной платиновой нитью, как приготовленного для жертвоприношения ягненка. Меркурий не на шутку перетрусил. Не исключено, что гении в самом деле собираются его принести в жертву?! Меркурий повис, как куколка, в платиновом коконе. Наружу высовывалась лишь голова в шлеме с крылышками.
– Перун у него… – сказал Гюн.
– Ребята, я не сделал ничего предосудительного. Да, я украл перун у Юпитера. Но я и раньше это проделывал. А сегодня перун мне просто необходим, чтобы испепелить одно мерзкое место. Там сделали такую штуку, которая может уничтожить не только людей, но и богов. Может, вы слыхали про академика Триона? Он хитроумен, как Улисс и так же беспринципен. Если я не спалю его гнездышко, мир рухнет в Тартар. Вы мне поможете, правда? Не хотелось бы вмешивать в это дело Юпитера. Старик рассердится. А он страшен в гневе! Уж в этом я могу вам поклясться.
– Все и так рухнет в Тартар, зачем же суетиться! – засмеялся Гюн.
– Значит, мой счет в банке Пизона исчезнет. Жаль! Мне мои сбережения никто не компенсирует.
Гении засмеялись, а Меркурий попытался вырваться. Но не получилось. Гении гладиаторов были сильны. Гораздо сильнее своих подопечных. В небе над ними, видимый только посвященным, сиял Небесный дворец. Но на помощь Меркурию никто не спешил. Богам глубоко плевать на все, что происходит ниже фундамента их обители.
– Зачем вам перун? – Меркурий все еще надеялся перехитрить гениев.
– Мы задумали одно жертвоприношение. Думаю, бог на алтаре будет смотреться неплохо, – сказал Гюн.
– Бог в качестве жертвы – замечательно! – кивнул Гэл. – И какой бог! Бог торговцев и обманщиков, покровитель дорог, сопровождающий души умерших в царство мертвых.
– Этот новый мир будет миром торговцев и мошенников, – сказал Гюн.
– И еще – путешественников и бродяг, – добавил Гэл.
– К тому же самым любимым их занятием будет отправлять людей в Тартар, – сказал Гюн. – у нашего Меркурия много обязанностей, так что новый мир будет разнообразен.
Неужели боги не слышат этих наглых речей? Где златокудрый Аполлон с его смертоносными стрелами? Или мудрая Минерва с ее копьем? Почему они не поразят наглецов? Может, хотят дослушать этот бред до конца?
– Ребята, какие вы оба прохвосты! У таких приличных с виду людей гении – проходимцы.
– Все в мире основано на контрастах, – хмыкнул Гюн.
– Если бы у сенатора Элия был бы еще благородный гений, сенатор Элий сломал бы себе шею, – поддакнул Гэл. – А ты, приятель, перетрусил. Не бойся, мы тебя разыграли. Ты слишком стар и нам не подходишь. Новые миры создаются молодыми душами. Мы подыскали иную кандидатуру. Юная душа, наполовину человеческая, наполовину гениальная. Прекрасное сочетание. Новый мир будет безумен и глуп одновременно. Хочешь быть там богом? Мы можем взять тебя с собой.
Меркурий с тоской посмотрел вниз – на золотистые, зреющие поля, на зеленые кудри виноградников, на темные шапки вековых дубрав. Неужели всего этого не будет? И форума не станет, и самого Рима? Мраморных храмов, базилик и терм? Великолепных рынков, фабрик и банков? Ни дорог? Ни придорожных гостиниц? Ни железнодорожных станций? Ни индустрии, ни путешествий? Ничего, чему он покровительствовал так успешно. Все божественные труды пропадут зазря! Только изверг мог придумать такое!
– Каков будет наш мир, мы еще не знаем, – поведал Гэл. – Но, скорее всего, мало похожий на нынешний. Тебе в нем понравится.
Гюн подбрасывал на ладони смертоносный перун Юпитера, и Меркурий в ужасе наблюдал за его забавой. Что будет, если гений уронит перун на землю? Даже бог не мог представить, что при этом случится.
– А Трион? И его лаборатория? – Задавая вопросы, Меркурий пытался помахать крылышками на сандалиях – вдруг удастся улететь? Но платиновая паутина намертво спеленала щиколотки. Крылышки даже не трепыхнулись.
– Трион исчезнет, когда мы воспользуемся его изобретением. Так же как и весь этот мир и его наука. Науки вообще не станет. Будут лишь суеверия.
Меркурий вздохнул с облегчением. Хотя бы от одной опасности они избавятся. Но Меркурий не был уверен, что от меньшей. Бог торговли, сам изрядный жулик, не верил гениям. Они слишком похожи на богов. Но они – не боги. В этом вся загвоздка, и потому им очень хочется стать богами. И то, что они задумали, пугало покровителя торговцев не меньше, чем изобретение Триона.
Гэл схватил Меркурия за шиворот и поволок беспомощного, неведомо куда. А Гюн вместе с перуном Юпитера помчался по своим делам.
«Минерва! Марс! Венера наконец! Куда вы все подевались?! – обратился мысленно к собратьям Меркурий. – Неужели вам плевать, что творится в этом несчастном мире?!»
Но на его призыв никто не откликнулся. Возможно, боги пили амброзию, и не могли прервать столь важное занятие. Или Вулкан сооружал новые покои для нового божества, и грохот его молота заглушил вопль несчастного Меркурия?
Во всяком случае, никто в Небесном дворце не проявил интереса к происходящему.
IV
Все повторялось. Вер сидел в своем номере в гостинице «Император», а Сервилия Кар явилась к нему. Она была одета почти так же, как в свой первый визит. И лицо ее было столь же надменно. И губы так же сжаты. И взгляд точно так же скользил, едва касаясь лица. Не удостаивая. Такая женщина могла бы спокойно наблюдать, как на арене гладиаторы убивают друг друга. И он, Юний Вер, не ведающий, кто он такой и зачем живет на земле, и любит ли он Город или ненавидит, должен был служить этой женщине. Потому что он, Юний Вер, исполнитель желаний, а она взяла у него клеймо. Он вечный раб ее желания. Он должен спасти ее дочь.
Сервилия остановилась, как и прошлый раз, у окна. Вентилятор молотил под потолком душный воздух. Ошалелая муха прилипла к огромному панорамному окну и не могла взлететь. Муха отчаянно махала крылышками, пытаясь отлепиться от стекла и спастись. Интересно, муха настоящая, или нет? А вдруг это тоже чей-то гений? Кто знает, на что способны гении? Вер прихлопнул муху. Жирный мазок остался на стекле. Вер вытер руку о полотенце. Гостья поморщилась. Вер решил заговорить первым:
– Я знаю, что существует заговор гениев. Против людей и богов. И именно гении хотят убить твою дочь. Гении используют наемных убийц. За Летицией охотятся люди. Но я могу ее спасти. Ты купила у меня клеймо. Мечта Империи – исполнять желания. И я их исполняю, где бы ни был, пока у меня есть силы. Спасти жизнь ребенка – священный долг каждого римлянина. Любой другой на моем месте сделал бы то же самое. Просто у меня больше сил и, значит, больше шансов. – Он говорил так, как должен был говорить на его месте Элий. Но чувствовал он иначе. Вернее, ничего не чувствовал. Иногда, правда, он вспоминал, что такое жалость, но тут же забывал. И вынужден был вспоминать вновь.
Сервилия молчала, глядя на форум Траяна. Когда провинциалы в первый раз приезжают в Рим и попадают на этот форум, и видят эти бесчисленные колонны из малоазийского мрамора с пурпурными прожилками, эти бесчисленные капители с пучками акантовых листьев, эти бесконечные фризы, украшенные барельефами, и золоченую черепицу крыш, и золоченые бронзовые упряжки на фоне небесной бирюзы, из глаз их сами собой начинают катиться слезы. Только здесь они понимают, что означает слово величие. Слово, воплощенное в камне.
Город торговцев и вояк прожил еще один день. Потому что где-то живет ее девочка. Когда она умрет, Город исчезнет. Что будет на этом месте? Груда обломков? Новое поселение? Или какая-нибудь безобразная крепость? Сервилия Кар не хотела этого знать.
– Летти – дочь одного из гениев, – сказала она. – И потому у нее есть пророческий дар. Она сделала неосторожное предсказание. Теперь гении хотят во что бы то ни стало помешать ей это пророчество уничтожить.
– Что за пророчество?
– Неважно. Я не хочу даже повторять его лишний раз. Это надпись в книге. И книга хранится в доме моей матери Фабии. Заперта в ее таблине в тезариусе.
– Гении могут завладеть книгой? – Сервилия Кар отрицательно покачала головой. – А люди? Я же сказал: гении нанимают убийц, соглядатаев, отравителей – на выбор. А выбор у них большой.
– Люди, как тараканы, могут добраться до чего угодно, – согласилась Сервилия.
– Я поеду туда, – предложил Вер.
Сервилия Кар села за стол, взяла лист голубоватой бумаги с изображением форума, долго выбирала стило и, наконец, выбрав, принялась писать матери – пусть та доверяет Веру, насколько сможет. Пока она писала, расшитая золотом палла медленно стекала с ее плеч. И, наконец, соскользнув, открыла новомодную тунику с вырезом, оголявшим всю спину до самой аппетитной ямочки. Сервилия повернулась на стуле и взглянула на гладиатора снизу вверх. Приоткрыла рот и тронула языком губы. В уголке ее рта дрожала непередаваемая злая насмешка – крупица соли, брошенная в сладкий пирог. Вер наклонился и поцеловал Сервилию в шею.
– Ты должен торопиться, – напомнила она.
– Я тороплюсь! – И он обнял ее за талию.
– Ты мог получить меня в тот первый вечер, – прошептала она на ухо бывшему гладиатору.
– Я был глуп.
– Я это заметила.
Когда она ушла, Вер оделся в черную тунику – очень удобно для путешествия в темноте, натянул черные брюки и удобные калиги легионера. Толстый пояс из кожи, перевязь с мечом. Он помедлил и открыл окованный железом ларец. Вытащил «парабеллум» и проверил магазин. В ящике стояла шкатулка, подаренная неизвестной светлоокой госпожой. В углублении из алого шелка по-прежнему сверкало золотое яблоко. Вер достал его. Прочел надпись, хотя и так знал, что там написано – «достойнейшему». Поколебавшись, он положил яблоко в карман.
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава III | | | Глава V |