Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Микаэл Таривердиев и вечная загадка любви

Choral Lacrimosa по скоропостижно ушедшей любви | Три джазовых мелодии в потоке сознания | Смешной сон | Монолог звездного крокодила | Попытка слова о музыке Шнитке | Prelude: Andante | Toccata: Allegro | Recitativo: Lento | Мелодия цвета | В тишине |


Читайте также:
  1. Choral Lacrimosa по скоропостижно ушедшей любви
  2. III. ЯВЛЕНИЯ ВОСХОЖДЕНИЯ В ПРОФАНИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ
  3. Quot;Вечная любовь". Ревность. Половая гордыня
  4. Активная жизненная позиция означает большое количество любви и свободы и на основе этого – сделанного добра за единицу времени!
  5. Анахата-чакра – мощь безусловной любви. Практики по гармонизации энергии
  6. АНГЕЛ ЛЮБВИ
  7. Аномалии родительской любви

Ход и внутренний смысл человеческой истории также неуловим, как и ускользающая улыбка вечно загадочной Джоконды. Мы никогда не узнаем, есть ли у тропы, по которой столетие за столетием шагает человечество, начало и конец, движется ли история по прямой линии, бесконечно петляет или имеет форму спирали, кружащейся в космическом танце. Но в ней, несомненно, есть свои повторения или, выражаясь языком Ницше, свои «возвращения». Любое такое возвращение из тумана вечности и неизвестности – это загадка мирового масштаба, тайна, которую не «раскусить» лишь с помощью умозрительного языка науки и голоса разума, но необходимо постигать открытой для всех ветров душой и трепетным, ищущим сердцем. В свое время за особое романтическое качество, неповторимую хрупкость и поэтичность звука Фредерика Шопена и Александра Скрябина называли «поэтами фортепиано». Их музыкальные фразы были также крылаты, как белые, воздушные кони поэзии, вальсы – сродни элегиям, ноктюрны – сонетам. Музыка Таривердиева – и есть возвращение потерянного в сумраках войн и катаклизмов духа романтизма, только теперь романтизма еще более глубокого, ведающего о какой-то глубочайшей вселенской тайне, которая не помещается в слова поэтов, но проглядывает лишь из глубины звенящих хрустальной грустью звуков.

К сожалению, в наш уходящий судорожный и динамичный век, лицо которого невозможно описать кистью, а удается лишь поймать скальпелем фотоаппарата, романтическое мироощущение чаще всего приписывается юности, и грустный взгляд в него именуется меланхолией. Нашей дороге в звездную высь технического прогресса уже ничто не мешает, – вместе с богами умерло и ощущение сказки, чуда. Дети не мечтают о большой любви, а гонятся за сиюминутными, будоражащими ощущениями; дух открытий и геройские поединки не прельщают нас – циферблат часов строго разбит на одинаковые кусочки. Как уже отмечал не раз в своих воспоминаниях Генрих Нейгауз, технически сложные сонаты Прокофьева или Шостаковича стали чуть ли не обыденностью в репертуаре пианистов, а легендарный вкус и качество романтического звука становится тяжким карабканьем пианиста-альпиниста в гору, с которой он может соскользнуть в один момент, не так поставив ногу, руку, даже участив самую малость дыхание. Стоит также прислушаться и к словам известнейшего пианиста века двадцатого Святослава Рихтера, который, размышляя над причиной наших бед и печалей, говорил, что современный темп жизни вреден для человека, не дает ему прислушаться к своему внутреннему голосу, дыханию сердца. Именно такой темп жизни и отражает чеканный ритм балетов Стравинского, концертов и сонат Прокофьева, симфоний Шостаковича, которые уносят слушателя в футуристский мир бесконечного движения и громогласного фонтана звуков. Конечно же, данное качество музыки гигантов века двадцатого нисколько не умаляет их масштаба и той роли, которую они сыграли в общечеловеческом театре ушедшего века, но эти молнии аккордов и завывания труб еще раз показывают то, что все их творения – есть голоса своего времени. Но вот, представьте себе, что на фоне пылающих мертвым светом окон гигантских городов-монстров вдруг вырастает аленький цветочек. Он расцвел прямо посреди грохочущей громадными колесами магистрали, и, естественно, водители не в состоянии увидеть его лицо. Только лишь редкие туристы, пришедшие попрощаться со своими родными да те, кто не утратил маленького светлячка детства в своем сердце, могут увидеть голос и танец, дыхание этого хрупкого, загадочного, переливающегося всеми цветами радуги цветка. И он улыбается всякому, увидевшему его – своей неповторимой улыбкой с оттенком неземной грусти по его времени, времени, когда мир заслушивался жужжанием пчел, когда четыре влюбленных руки собирали цветы на поле молодости и скрепляли их в венки любви…

Слушая мелодии Таривердиева, начинаешь явственно ощущать глубочайшую пропасть между уровнем технического развития, которого человечество достигло в веке двадцатом, и развитием душевным или жизнью сердца, начинаешь пугаться собственного духовного вакуума. Мы обращаемся к поэтам фортепиано, как больной авитаминозом к витаминам, как задыхающийся к кислородной подушке, как жаждущая пустыня к спасительному дождю, – нам стыдно признаться в нехватке романтических ощущений. В строго очерченных координатах прагматизма и цинизма нам не хватает беззаконных бури и страсти, безбрежных огня и моря. Это простая человеческая ностальгия по детству, по природной, естественной красоте и гармонии, по миру воображения и фантазии. Именно здесь, по-моему, кроется сердце музыки Таривердиева, именно в преломлении солнечного луча романтизма в душевном зеркале двадцатого столетия с его болью, мыслями и воспоминаниями, и, несомненно, ностальгией. Ностальгией по нежности, ностальгией по сердцу, ностальгией по душе.

Музыка Таривердиева так редка в наше время, как чистая, не стареющая с годами любовь. Каждая его мелодия – это признание в любви, да такое, от которого сжимается все сердце и начинает биться чаще, в стократ острее ощущая дыхание других сердец, звуки леса и голоса птиц, грусть собственных воспоминаний о чем-то давно забытом – о детстве души, о ее чистоте и невинности, о восходе твоего солнца. Любовь всегда загадочна и бесплотна, хрупка и ранима, невыразима и невесома, застенчива и тепла; любовь всегда дышит каждым мгновением – как мелодии Таривердиева дышат каждым своим звуком. Его звуки способны приоткрывать бесплотную, невидимую для нас завесу времени, и сквозь родник его мелодии мы можем увидеть, как двое молодых влюбленных сидят на зеленой лужайке и не могут оторвать глаз друг от друга. Счастье накрыло теплой невесомостью их сердца, и Он даже не может дотронуться до ее плеча, потому что вся Она, его первая любовь, соткана из лепестков роз, которые легче пуха Эола, свежее весеннего ручья и нежнее белой водяной лилии, и они взлетают выше звезд, в запредельное и неизвестное – в измерение любви…

Вслушайтесь хоть на мгновение в капель его сердца, в загадочных темногривых коней его пассажей, в переливающихся на солнце звуки-бабочки и звенящие хрусталем звуки-ручьи, – в звуки памяти о том мире, который, наверное, остался бы навсегда закрытым для нас, если бы не «золотой ключик» его музыки. Вслушайтесь, и Ваше сердце непременно проснется от долгого сна, оживет, вспомнив свою первую любовь.


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Рождение слова| Китайская музыка

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)