Глава 18. Охранник впускает их внутрь Дельфинария и проводит на выставку Живое море

Охранник впускает их внутрь Дельфинария и проводит на выставку "Живое море" дожидаться доктора Миллигана. В восторге, Эмма подбегает к аквариуму высотой от пола до потолка, и барабанит пальцами по стеклу. Гален стоит позади нее, прислонившись к стене. Он наблюдает, как она воркует с тропической рыбкой, привлекая ее внимание. Морская черепаха лениво перебирает лапами к ним, узнать, в чем дело.

Она вышагивает взад-вперед перед стеклом, скользя рукой по поверхности. Резервуар превращается в один гигантский косяк из многих видов рыб. Скаты, морские черепахи, угри. Здесь больше видов рыб, чем у Рейчел в ее кастрюльке с сюрпризом, которую она готовит из морепродуктов. Даже маленькая акула присоединяется к параду.

— Она удивительна.

Гален поворачивается к доктору Миллигану, который стоит около него и уставился на Эмму так, будто она плавает по воздуху.

— Это точно — соглашается Гален.

Доктор Миллиган переводит взгляд на Галена и понимающая улыбка расплывается у него на лице.

— Похоже, ей удалось очаровать кого-то покрупнее мелкой рыбешки. Честно говоря, мой мальчик, ты подпадаешь под ее влияние куда больше, чем любая из них.

Гален пожимает плечами. Ему нечего скрывать от доктора Миллигана.

Доктор Миллиган со свистом выдыхает.

— Что сказала Рейна?

— Ей она нравится.

Добрый доктор поднимает тонкую серую бровь. Гален вздыхает.

— Достаточно нравится.

— Полагаю, мне больше не о чем спрашивать, пойдем?

Гален кивает.

— Эмма, доктор Миллиган здесь.

Эмма поворачивается. И замирает.

— Вы! — она задыхается. — Вы доктор Миллиган?

Пожилой мужчина склоняет голову.

— Да, молодая леди, это я. Выходит, вы меня помните.

Она кивает, медленно подходя к ним, как будто чуя ловушку.

— Вы попытались дать мне свободные сезонные билеты. Вы говорили со мной в детском аквариуме.

— Да, — говорит он. — Конечно, я предложил вам сезонные билеты. Как еще я мог изучить ваше увлекательное взаимодействие с образцами?

Она скрещивает руки.

— Я не знала тогда, что могу говорить с рыбами. Откуда вы знали?

— Сначала я не знал, — говорит он, сокращая расстояние между ними и ласково беря ее за руку. — Но когда я увидел ваш цвет глаз, я уже знал, что вы Сирена. Я вспомнил, как Гален рассказывал мне об этом даре, но я никогда в него не верил. Что было глупо, как я полагаю. Я имею в виду, если я верю в русалок — гм, прости меня, Гален, Сирен — то почему бы не поверить и в этот дар?

— И что вы думаете сейчас, доктор Миллиган? — говорит Гален, немного встревоженный тем, что его друг думал, будто он лгал. Кроме того, назвать их "русалками" было немного неуместно.

Доктор Миллиган мягко посмеивается, пожимая руку Эммы.

— Я думаю, что признаю свою ошибку, впрочем, как обычно. Эмма, как насчет частной экскурсии?

Она кивает, волнение пляшет в ее глазах.

Они следуют за доктором Миллиганом по коридору и вверх по лестнице. Он проводит их сквозь выставки, подробно рассказывая сведения и данные по каждому животному. Все они помнят Эмму. Морские львы кивают ей головами, издавая рев, показавшийся очаровательным только Эмме. Выдры приветствуют ее точно также. Даже аллигаторы отзываются на ее команды, вращаясь вокруг своей оси, словно заправские синхронные плавчихи.

Доктор ведет Галена и Эмму к стенду под названием Лагуна Дюн. Он объясняет, что это убежище для раненых птиц, о которых заботятся в Дельфинариуме. Эмма подходит и что-то бормочет пернатым. Но никому из них нет до нее дела. На самом деле, они куда более рады видеть доктора Миллигана. Утка проходит мимо Эммы и останавливается, крякая у ног доктора Миллигана.

— Захватывающе, — произносит он.

Эмма смеется.

— Нет ничего захватывающего в том, чтобы быть отвергнутым.

Доктор Миллиган улыбается и вынимает некоторых коричневых шариков из кармана, разбрасывая их на полу для нетерпеливой утки.

— Этот приятель просто знает о моих угощениях. Слушай, как насчет того, чтобы посетить пингвинов?

— Разве пингвины не птицы? — говорит она. — Я имею в виду, я знаю, что они не могут летать или что-то вроде того, но они все же птицы. Они не будут реагировать на мой дар, не так ли?

Доктор Миллиган кивает.

— Водные птицы. И есть только один способ узнать это, верно?

Пингвины в восторге от Эммы. Они ковыляют вокруг, ныряют и выныривают из воды в их бассейне, зовут ее. Она смеется.

— Они кричат, как ослы!

— Возможно, ты можешь говорить и с ослами тоже, — улыбается доктор Миллиган.

Эмма кивает.

— Могу. Временами Гален ведет себя как настоящий осел.

— Это ранит мои чувства, Эмма, — говорит Гален, стараясь выглядеть оскорбленным. Она нахально улыбается ему.

Доктор Миллиган смеется и ведет их обратно в коридор. Квадратные окна обозначая внутреннюю стенку показывают трех дельфинов, которые плывут в рядом с ними. Они пронзительный кричат, желая добиться ее внимания. Рядом со знаком "Шоу дельфинов", доктор Миллиган указывает вверх на ряд лестниц.

— Посмотрим?

Верхний уровень представляет собой открытую палубу. Оказывается, Гален до сих пор никогда не видел шоу. Деревянные трибуны, стоящие перед резервуаром были не достаточно далеки, чтобы спасти передний ряд от воды. Что, наверное, приводило в восторг ковыряющихся-в-носу миниатюрных людей, особенно в летнюю жару. Гален был доволен, что они прибыли после закрытия.

Эмма идет к краю резервуара и всматривается вниз. Она щекочет воду пальцами. Три серые головы появляются из воды, с энтузиазмом тычась в ее пальцы и визжа. Хихикая, Эмма наклоняется, чашечкой складывая руки вокруг рта одного из дельфинов. Животные приближаются, как будто хотят услышать секрет.

Головы исчезают. Когда они появляются снова, у каждого из них во рту игрушка. Они приносят свои сокровища Эмме— черное кольцо, размером с обруч, и два футбольных мяча. Она вручает шары Галену, затем принимает кольцо от самого маленького дельфина.

— Брось шары в середину, Гален. Давай посмотрим, хороши ли они в баскетболе.

Усмехнувшись, Гален так и делает. Эмма держит кольцо на краю бассейна. Дельфины покрякивают в ожидании.

— Тссс,— говорит она им. Они успокаиваются, сдерживаясь. — Попробуйте провести мяч через обруч.

Две головы исчезают. Третий остается позади и кричит Эмме. Она успокаивает его снова, в то время, как один из шаров выпрыгивает из воды, и проскальзывает в обруч, который она держит. Вскоре, выпрыгивает и второй, однако на этот раз не попадает в цель, задевая вместо этого волосы Эммы.

— Я чуть синяк не получила под глазом из-за этой сделки! — но она смеется и трется с ними носом, благодаря животных.

—Теперь, твоя очередь, — говорит она самому маленькому дельфину. Взяв оба футбольных мяча с трибуны, она бросает их обратно в центр бассейна. — Давай, — кричит она и машет рукой. Дельфин остается на месте, рот слегка приоткрыт, как будто он улыбается.

Она поворачивается к доктору Миллигану.

— Похоже, он не понимает.

Он фыркает.

— О, он все прекрасно понимает, просто не хочет слушаться.

Это не пройдет с Эммой. Она брызгает в него водой.

— Вперед! В чем дело? Мне сделать из тебя Морского цыпленка*, чтобы сыграл?

(* — «морской цыпленок» — ведущий поставщик упакованных морепродуктов)

Но он все так же остается на месте, мотая головой из стороны в сторону, словно споря. Его визгливое клекотание кажется возмущенным даже Галену. Несчастное создание не осознает, насколько Эмма близка к тому, чтобы начать притопывать ногой, но Гален сразу же узнает этот признак нетерпения. Точно так же она делала, когда они впервые повстречались на пляже. Когда она заявила Торафу, что Рейна может пожить у нее. Когда Рейчел сообщила, что забронировала им здесь люкс для молодоженов.

В тот момент, когда Гален решает вмешаться, напряженность покидает плечи Эммы.

— О, — говорит она мягко. Она выступает из своих сандалий и становится на прохладный синий край бетонного резервуара.

— Эмма, — Гален предупреждает ее, хоть и не зная, отчего. Он и доктор Миллиган обмениваются взглядами.

— Я в порядке, Гален, — говорит она, не оглядываясь. Она болтает ногами в воде, в медленном, успокаивающем ритме. Два больших дельфина подплывают к ней сразу же, подталкивая ее ноги и создавая вокруг них волны. Но остается самый маленький дельфин, который привлек ее внимание во всем бассейне, при этом ничего не делая. Нерешительно, он подбирается к ней дюйм за дюймом. Когда она обращается к нему, он ныряет и проносится в другую сторону резервуара. Возвращаясь к Галену и доктору Миллигану, Эмма говорит:

— Он не доверяет нам. Людям, я имею в виду.

— Хм, — говорит доктор Миллиган. — Что заставляет вас так думать?

— Его поведение — Эмма наклоняет голову. — Видите, как он держит свой нос под водой? Двое других высовывают целые головы из воды. Но не он, как будто он думает о том, как бы скрыться. И его глаза. Они не такие живые, как у других. Они выглядят тусклыми, не сфокусированными. Не безразличыми, нет, — она посылает ногой волну в его сторону, но он даже не вздрагивает. — Нет, ему определенно любопытно, кто я такая. Он просто... ну, ему грустно, я думаю.

— Знаете, я думаю, что вы правы, — говорит доктор Миллиган, выражение его лица колеблется где-то между восхищением и сомнением. — Я не уверен, если вы помните, но его не был здесь этим летом, когда вы нас посетили. Он был найден на берегу Панама-Сити несколько недель назад. Он единственный из всех не рожден в неволе. Мы назвали его Лаки*. Думаю, он не согласился бы.

(*Лаки (англ. lucky) — счастливчик)

Эмма кивает.

— Ему не нравится здесь. Почему его поймали?

К этому моменту, Лаки уже расслабился настолько, чтобы держатся в пределах досягаемости Эммы. Она протягивает руку к нему, но не для того, чтобы погладить его, а приглашая коснуться ее первым. Через несколько нерешительных секунд, он прижимается носом в ее ладонь.

— Мы не знаем. Он не был болен или травмирован, и он относительно молод. Как он отделился от своей стаи, мы не знаем.

— Я думаю, люди были причастны к тому, что он попал на берег, — говорит она. Гален удивлен горечью в ее голосе. — Он когда-нибудь вернется домой? — спрашивает Эмма, не отрываясь. То, как она ласкает голову Лаки, напоминает Галену о том, как его мать расчесывала пальцами волосы Рейны, укладывая ее спать. Простое прикосновение было колыбельной само по себе. Похоже, Лаки считает также.

— Скорее всего, нет, моя дорогая. Но я посмотрю, что я смогу сделать, — говорит доктор Миллиган.

Эмма отвечает ему печальной улыбкой.

— Это было бы хорошо.

Гален прекращает качать головой. Если бы доктор Миллиган чувствовал, то что чувствует он, когда она так улыбается, то Лаки был бы свободен в мгновение ока.

После нескольких минут, доктор Миллиган говорит:

— Моя дорогая, не хочу вас отрывать, но нам время идти в смотровую комнату.

* * *

— Что ж, ей, безусловно, досталась толстая кожа, не так ли? — говорит доктор Миллиган, осматривая вторую иглу, которую он согнул в попытке проколоть ее вену. — Думаю, я должен пустить в ход тяжелую артиллерию.

Он бросает иглу в мусорное ведро и копается в верхнем ящике шкафа из нержавеющей стали.

— Ага. Этого должно быть достаточно.

Глаза Эммы округляются, как долларовые монеты. Ее ноги вжимаются в металлический стол, на котором она сидит.

— Это не игла — это проволока какая-то!

Гален сдерживает порыв взять ее руку в свою.

— Он уже испробовал ее на мне. Это не больно, как ущипнуть.

Она переводит взгляд своих огромных фиолетовых глаз на него.

— Ты позволил ему взять твою кровь? Зачем?

Он пожимает плечами.

— Это своего рода обмен. Я даю ему образцы для исследований, а он информирует меня, чем занимаются его коллеги.

— Что ты имеешь в виду, говоря о его "коллегах"?

Гален садится на тумбе напротив нее.

— Доктор Миллиган — известный морской биолог. Он отслеживает новости, которые могли бы затронуть наш вид. Ну, знаешь, новые разведывательные устройства, охотники за сокровищами, все в таком духе.

— Чтобы тебя защитить? Или убедится, что ты первым доберешься до сокровищ?

Гален усмехается.

— И то, и другое.

— Кто-нибудь еще видел....Ай!

Она отводит испытывающий взгляд с Галена на свою руку, где доктор Миллиган берет пробу крови и при этом виновато улыбается. Эмма зыркает на Галена.

— Как ущипнуть, говоришь?

— Это было для всеобщего блага, мой морской ангел. Худшая часть позади. Тебе ведь все еще нужна его помощь, не так ли? — резонные доводы Галена не приносят ему одобрения.

—Я не твой "морской ангел". Я согласилась пройти эти тесты, и не собираюсь теперь струсить! Ай!

— Простите, еще одна пробирка, — извиняется доктор Миллиган.

Эмма кивает.

Закончив с забором крови, доктор Миллиган передает ей ватный тампон, чтобы прижать его к ранке, на которой уже успела образоваться корочка.

— У Галена кровь тоже быстро сворачивается. Вам, наверное, даже не придется ее держать.

Он ставит полдюжины пробирок в сепаратор и щелкает выключателем. Извлекая с полки маленькую белую коробочку, он говорит:

— Эмма, вы не возражаете, если я измерю ваше кровяное давление?

Она качает головой, но спрашивает:

— Откуда у вас аппарат для измерения кровяного давления в больнице для животных?

Он усмехается.

— Потому, что мой доктор сказал мне следить за своим.

Доктор Миллиган хлопает Эмму по колену.

— Так, не скрещивайте ноги, чтобы у меня вышел верный результат, — Эмма так и делает, а затем протягивает руку. Доктор Миллиган качает головой.

— Нет, моя дорогая, я всегда получаю лучшие показания, измеряя давление на ваших голенях. Я обнаружил, что главная артерия хвоста разделяется на две, когда Гален принимает человеческую форму, по одной артерии на каждую ногу.

Глаза Эммы снова распахиваются:

— Ты же сказал, превращаться не больно — точно также, как не больно делать укол, когда он пырнул меня той соломиной, — говорит она, зыркая на Галена. — Готова поспорить, это "не больно" из той же серии, — ворчит она. — Разделять артерию на две.

Когда Гален открывает рот, чтобы ответить, доктор Миллиган говорит:

— Ха. Это странно.

— Что? — спрашивают они одновременно. Эмма закусывает губу. Гален скрещивает руки на груди. Ни одному из них не понравилась это “Ха”.

Манжета для измерения давления ослабевает и доктор Миллиган встает.

— Ваше сердцебиение совсем не такое медленное, как у Галена. Да и кровяное давление тоже не такое низкое. Гален, можешь пересесть на стол и дать мне проверить твое еще раз?

Без труда он соскальзывает с прилавка и запрыгивает на стол. Пока доктор заменяет маленькую манжету на большую для его голени, Эмма наклоняется к нему.

— Что это значит? — шепчет она.

Он пожимает плечами, стараясь не увлечься ее ароматом.

— Я не знаю. Наверное, ничего.

Когда манжета сдавливает ногу, Гален чувствует легкие удары в ноге. Манжета шипит, выпуская воздух, и доктор Миллиган снова встает. Выражение на его лице далеко неутешительное.

— Что такое? — спрашивает Гален, готовый вытрясти из профессора дух, если он не поделится. — Что-то не так?

Эмма резко выдыхает и Гален хватает ее за руку, не в состоянии себя сдержать.

— О, нет. Я бы не сказал, что что-то не так, вовсе нет. Сердцебиение Эммы определенно медленнее, чем у любого человека. Но оно не столь медленное, как твое.

Доктор Миллиган встает и подходит к шкафу со множеством полочек, достает оттуда блокнот и начинает листать его.

— Ох, — произносит он, больше обращаясь к самому себе. — По всей видимости, твое сердцебиение ускорилось, по сравнению с прошлым разом, мой мальчик. Либо так, либо я разучился читать, — он перелистнул страницу. — Нет, я уверен, так оно и есть. Твой пульс был ниже в последние десять раз, как я его замерял. Интересно.

— Что это значит? — спрашивает Гален сквозь стиснутые зубы.

— Обычно, Гален, каждое сердце рассчитано на определенное количество ударов, прежде, чем однажды оно перестанет биться. Животные с медленным сердцебиением живут дольше. Скажем, морские черепахи. Хоть их сердце и рассчитано на то же количество ударов, что и любое другое, у них уходит на их выполнение больше времени. Поэтому возраст морских черепах нередко может переваливать за сотню лет. Человеческое сердце в среднем рассчитано на два с половиной миллиарда сердцебиений, по семьдесят два удара в минуту, что предполагает продолжительность жизни в восемьдесят лет. Судя по тестам, проведенным над тобой и Рейной, средний пульс Сирены составляет всего девятнадцать ударов в минуту. Поэтому теоретически, вам понадобится порядка трех сотен лет, чтобы достичь этих самых двух с половиной миллиардов сердцебиений. Но судя по последнему измерению, Гален, твой пульс сейчас составляет двадцать три удара в минуту. Что-то заставляет твое сердце биться быстрее, мой мальчик.

— Три сотни лет — это верно, — говорит Гален, игнорируя многозначительный взгляд доктора в сторону Эммы. — На самом деле, некоторым из Архивов уже больше трехсот двадцати лет.

— Так, а какое количество ударов в минуту у меня? — говорит Эмма.

Теперь до Галена доходит. Сердце Эммы бьется быстрее моего... Она умрет раньше меня. Каждый мускул в его теле работает против него, сжимаясь в спазме. У него не выходит удержаться. Соскочив со стола, он едва успевает добежать до раковины, как его желудок выворачивает наизнанку. Слив не справляется с объемом, даже с бегущей на полную водой. Конечно, нераспознаваемые остатки обеда этому явно не способствуют.

— Не волнуйся об этом, Гален, — шепчет доктор Миллиган, передавая ему бумажное полотенце. — Я позабочусь об этом позже.

Гален кивает и полощет рот водой из-под крана. Вытерев лицо и руки бумажным полотенцем, он возвращается обратно к столу, прислоняясь к нему, вместо того, чтобы сесть. Просто на всякий случай, если ему опять придется бежать.

— Все еще мутит из-за перелета? — шепотом спрашивает Эмма.

Он кивает.

— Док, что вы там говорили?

Доктор вздыхает.

— Тридцать два удара в минуту.

— А в годах? — спрашивает Гален, морщась из-за рези в желудке.

— Навскидку? Примерно сто семьдесят пять лет, я думаю.

Гален растирает переносицу.

— Почему? Почему ее сердце бьется быстрее, чем у других Сирен?

— Хотел бы я знать, Гален. Но мы оба знаем, Эмма отличается от вас не только этим. Ее волосы и кожа, например. Может быть, эти различия имеют какое-то отношение к ее неспособности превратиться в Сирену.

— Как вы думаете, это не имеет ничего общего с ее травмой головы? — спрашивает Гален.

Эмма мотает головой.

— Этого не может быть.

— Почему это, Эмма? — доктор Миллиган задумчиво скрещивает руки на груди. — Гален сказал, что ты ударилась довольно сильно. Я бы сказал, по крайней мере разумно рассматривать возможность того, что ты, возможно, повредила что-то.

— Вы не понимаете, доктор,— возражает она. — У меня не было никаких способностей Сирены, пока я не ударилась головой. Удар головой — это именно то, отчего все изменилось. Кроме того, я была бледной, как луна, всю жизнь. Это не имеет ничего общего с сотрясением мозга.

— Это правда, — говорит Гален. — Но ты могла задерживать дыхание в течение длительного времени, еще до того, как ударилась головой. И ты имела дар. Может быть, способности всегда были, ты просто никогда о них не знала, чтобы воспользоваться ими.

Глупо, глупо. Боль на ее лице подтверждает его ошибку.

—Ты говоришь о том дне, когда Хлоя умерла, — произносит она тихо.

Он медленно кивает. Нет смысла лгать об этом. Даже если он не говорил о Хлое, она уже думает об этом, перемещаясь назад во времени, в тот день, и мучая себя этим. Если бы только она знала о крови Сирены в своих жилах, если бы только она знала о своем Даре Посейдона. Хлоя была бы жива. Ей не нужно было этого говорить. Все было написано на ее лице.

— Они списали все на адреналин, — говорит она. — Я должна была понять.

Доктор Миллиган прочищает горло.

—Только, чтобы быть полностью уверенными, давайте сделаем еще и рентген, прежде, чем вы уедете завтра. Вы не против, Эмма?

Она кивает, но Гален может сказать, что это просто рефлекс.

Гален вызывает к такси, чтобы отвезти ее обратно в отель; он не может подвергнуть Эмму очередной прогулке по пляжу, где погибла ее лучшая подруга. Тем более, он не уверен, как долго еще сможет оставаться в одной комнате с ней, чтобы не пустить в ход свои руки — или губы — чтобы утешить ее.

Это будет долгая ночь.

Дата добавления: 2015-07-19