Читайте также: |
|
Все имеющее отношение к вечности неизбежно оборачивается общими местами. Мир в конечном счете принимает любое откровение и смиряется с каким угодно содроганием, лишь бы были найдены их формулы. Идея вселенской никчемности — более опасная, чем все бедствия, вместе взятые, —
деградировала до уровня очевидности: все ее признают, но никто с ней не сообразуется. Страх перед окончательной истиной притупился; он превратился в назойливый рефрен, и люди о нем уже не думают, так как они выучили наизусть вещи, которые, просто мельком увиденные, должны были бы увлечь их в бездну или к спасению. Обнаружение ничтожности Времени породило святых и поэтов, а еще — отчаяние немногих влюбленных в анафему одиночек...
Такие прозрения не чужды и толпам, которые твердят: «к чему это?»; «что это даст?»; «мы и не такое увидим»; «чем больше все меняется, тем больше все остается в прежнем виде», а между тем ничего не происходит, никто не приходит: ни новый святой, ни новый поэт... Если бы они придерживались хотя бы одной из этих избитых фраз, лицо земли преобразилось бы. Но вечность, возникшая на какой-то антивитальной мысли, не может стать рефлексом человека и не угрожать при этом совершению им поступков: она становится общим местом, чтобы из-за машинального повторения о ней можно было бы забыть. Святость является таким же приключением, как и поэзия. Люди говорят: «все проходит», но скольким из них понятен масштаб этой устрашающей банальности? Сколько людей бегут от жизни, воспевают или оплакивают ее? Кому чуждо убеждение о тщете всего сущего? Но кто осмеливается принять последствия этого убеждения? Человек с метафизическим призванием — явление гораздо более редкое, чем, например, чудовище, и все же каждый человек потенциально обладает элементами этого призвания. Чтобы все понять, одному индийскому принцу оказалось достаточным увидеть одного увечного, одного старика и одного мертвеца; мы тоже их видим, но ничего не понимаем, ибо в нашей жизни ничего не меняется. Мы не можем отказаться отчего бы то ни было; между тем очевидность суетности нам вполне доступна. Больные надеждой, мы все чего-то ждем, а ведь жизнь есть не что иное, как ожидание, превратившееся в гипостаз. Мы ждем всего — даже Ничто, — лишь бы не остаться навеки во взвешенном состоянии, лишь бы избежать удела равнодушного божества или трупа. Вот так сердце, сделавшее для себя аксиомой Непоправимое, еще надеется получить от него какие-то подарки. Человечество живет, любя отрицающие его события...
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Суетливый траур | | | Равновесие мира |