Все истины направлены против нас. Но мы продолжаем жить, потому что принимаем их как таковые и отказываемся делать из них выводы. Где тот, кто бы отразил в своем поведении хоть один из уроков астрономии или биологии и решил бы больше не вставать с постели из бунтарства или из смирения перед межзвездными расстояниями или природными явлениями?
Мыслима ли вообще гордыня, побежденная очевидностью нашей ирреальности? А у кого хватит смелости ничего больше не делать, потому что всякое действие в масштабах бесконечности смешно. Науки доказывают наше небытие. Но кто извлек из этого последний урок? Кто стал героем тотальной лени? Никто ведь не сидит сложа руки: мы суетимся больше муравьев и пчел. А между тем, если бы, скажем, благодаря какой-нибудь чудесной идее или благодаря искушению уникальностью муравей изолировался бы в муравейнике или пчела — в своем рое, если бы они увидели свои тяжкие труды извне, то, интересно, стали бы они продолжать трудиться с тем же пылом или нет?
Только разумное животное не смогло научиться ничему из своей философии: оно держится в стороне и все-таки упрямо повторяет все те же ошибки, постоянно совершая что-то внешне вроде бы продуктивное, а в действительности никчемное. Жизнь со всеми ее верованиями, если взглянуть на нее со стороны, с какой угодно архимедовой точки1, оказывается и невозможной, и даже непостижимой. Действовать можно только против истины. Человек начинает свой день снова и снова несмотря на то, что ему известно, и вопреки тому, что ему известно. Эту двусмысленность он довел до уровня порока. Прозорливость надевает траур, но — что за странная болезнь — сам этот траур активен; вот так и несет нас гурьбой до самого Страшного суда; вот так даже последний покой и окончательное молчание истории мы превращаем в деятельность: это театральная постановка агонии, это потребность выглядеть энергичными вплоть до предсмертного хрипа...
(Задыхающиеся цивилизации истощаются быстрее, чем те, которые уютно устраиваются в вечности. Один лишь Китай, на протяжении тысячелетий цветущий цветом своей старости, предлагает пример, которому нужно следовать; он один уже издревле достиг превосходящей философию утонченной мудрости: даосизм2 выше всего, что измыслил дух в плане отрешенности. Мы ведем счет на поколения, и проклятье цивилизаций, проживших всего какую-нибудь сотню лет, состоит в том, что в своем стремительном падении они утратили вневременное сознание.
Судя по всему, мы пришли в мир, чтобы ничего не делать; но вместо того, чтобы лениво тлеть, мы потеем и задыхаемся в зловонном воздухе. Вся История — это не что иное, как гнойник; ее тяжелый запах несется в будущее; мы тоже туда устремляемся, заразившись сопутствующей всякому разложению лихорадкой.
Человечеству слишком поздно избавляться от иллюзии деятельности и совсем уж поздно пытаться возвыситься до святого ничегонеделания.)
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Иногда по утрам | | | Иммунитет против аскетизма |