Chapter Seven The Man On Putney Hill 3 страница

Lives insured and a bit invested for fear of accidents (/их/ жизни застрахованы и отчасти обеспечены денежными вкладами из-за боязни несчастных случаев; to invest — инвестировать, вкладывать деньги). And on Sundays — fear of the hereafter (а по воскресеньям — страх перед Страшным судом; hereafter — затем, в дальнейшем, в будущем; будущее, грядущее; потусторонний мир, загробная жизнь). As if hell was built for rabbits (как будто ад был создан для кроликов; to build — строить, сооружать; создавать)! Well, the Martians will just be a godsend to these (ну, для этих марсиане будут просто даром Божьим). Nice roomy cages, fattening food, careful breeding, no worry (хорошие просторные клетки, обильное питание, заботливый уход: «разведение» и никаких волнений; to fatten — откармливать /на убой/). After a week or so chasing about the fields and lands on empty stomachs (после того, как с неделю они побегают по полям и лесам на пустой желудок; chasing — погоня, преследование; land — земля, суша; земельный участок), they’ll come and be caught cheerful (они придут и сами охотно сдадутся: «будут пойманы»; cheerful — бодрый, веселый; делающий /что-л./ бодро, охотно). They’ll be quite glad after a bit (а немного спустя они будут даже довольны; quite — вполне, совсем; совершенно, полностью). They’ll wonder what people did before there were Martians to take care of them (они будут удивляться, что же люди делали до того, как о них стали заботиться марсиане). And the bar loafers, and mashers, and singers — I can imagine them (могу себе представить этих гуляк, /шатающихся/ по барам, щеголей и хвастунов; to sing — петь; похваляться, хвалиться /разг./). I can imagine them,” he said, with a sort of sombre gratification (могу себе их представить, — сказал он с каким-то мрачным удовлетворением). “There’ll be any amount of sentiment and religion loose among them (среди них распространятся различные учения и религии; amount — количество; sentiment — чувство; мнение, настроение; loose — незакрепленный, отвязанный, свободный). There’s hundreds of things I saw with my eyes (существуют сотни вещей, которые я видел своими глазами) that I’ve only begun to see clearly these last few days (и которые я только начал ясно понимать в эти последние несколько дней). There’s lots will take things as they are — fat and stupid (многие — откормленные и глупые — примут все, как оно есть; fat — толстый, упитанный; откормленный); and lots will be worried by a sort of feeling that it’s all wrong (многие будут мучимы чувством, что все не так), and that they ought to be doing something (и что они должны что-то делать).

sombre ['sOmbq], gratification ["grxtIfI'keIS(q)n], stupid ['stju:pId]

Lives insured and a bit invested for fear of accidents. And on Sundays — fear of the hereafter. As if hell was built for rabbits! Well, the Martians will just be a godsend to these. Nice roomy cages, fattening food, careful breeding, no worry. After a week or so chasing about the fields and lands on empty stomachs, they’ll come and be caught cheerful. They’ll be quite glad after a bit. They’ll wonder what people did before there were Martians to take care of them. And the bar loafers, and mashers, and singers — I can imagine them. I can imagine them,” he said, with a sort of sombre gratification. “There’ll be any amount of sentiment and religion loose among them. There’s hundreds of things I saw with my eyes that I’ve only begun to see clearly these last few days. There’s lots will take things as they are — fat and stupid; and lots will be worried by a sort of feeling that it’s all wrong, and that they ought to be doing something.

Now whenever things are so that a lot of people feel (всякий раз, когда происходит так, что многие люди чувствуют) they ought to be doing something (что они должны что-то делать), the weak, and those who go weak with a lot of complicated thinking (слабые и те, кто становятся слабыми от множества запутанных рассуждений), always make for a sort of do-nothing religion, very pious and superior (всегда придумывают какую-то бездеятельную религию, очень праведную и более совершенную /нежели предыдущие/; superior — высший, старший /по званию/; лучший, более совершенный), and submit to persecution and the will of the Lord (покоряясь гонениям и Божьей воле). Very likely you’ve seen the same thing (очень может быть, что и вы замечали то же самое). It’s energy in a gale of funk (эта активность продиктована трусостью; energy — энергия; энергичность, интенсивность; gale — шторм, буря; порыв, вспышка /эмоц./; funk — сильный запах; зловоние /первоначально — о табачном дыме/; испуг, страх), and turned clean inside out (и все начисто переворачивается вверх дном; to turn smth. inside out — выворачивать наизнанку). These cages will be full of psalms and hymns and piety (эти клетки наполнятся псалмами, и /церковными/ гимнами, и набожностью; piety — благочестие, набожность). And those of a less simple sort will work in a bit of — what is it? — eroticism (а другие, кто устроен немного сложнее: «менее простой разновидности», займутся чем-то вроде — как бы это лучше назвать? — эротизма; a bit of — вроде, типа).”

He paused (он замолчал).

“Very likely these Martians will make pets of some of them (очень может быть, что марсиане некоторых из них сделают своими любимцами); train them to do tricks — who knows (обучат их выделывать /разные/ трюки, кто знает; trick — хитрость, обман; трюк, фокус)? — get sentimental over the pet boy (почувствуют жалость: «станут чувствительны» к прирученному мальчику; pet — домашний, ручной /о животном/) who grew up and had to be killed (который вырос и /которого/ нужно забить). And some, maybe, they will train to hunt us (а некоторых, возможно, научат охотиться за нами).”

“No,” I cried, “that’s impossible (нет, — вскричал я, — это невозможно)! No human being (никакое человеческое существо) —— ”

“What’s the good of going on with such lies (что хорошего = какой смысл продолжать обманываться; lies — ложь)?” said the artilleryman. “There’s men who’d do it cheerful (есть люди, которые сделали бы это с удовольствием). What nonsense to pretend there isn’t (что за вздор, прикидываться, /будто таких/ нет)!”

And I succumbed to his conviction (и я поддался его убежденности; to succumb — не выдержать, не устоять; уступить; conviction — осуждение, признание виновным; уверенность, убежденность).

complicated ['kOmplIkeItId], persecution ["pWsI'kju:S(q)n], piety ['paIqtI]

Now whenever things are so that a lot of people feel they ought to be doing something, the weak, and those who go weak with a lot of complicated thinking, always make for a sort of do-nothing religion, very pious and superior, and submit to persecution and the will of the Lord. Very likely you’ve seen the same thing. It’s energy in a gale of funk, and turned clean inside out. These cages will be full of psalms and hymns and piety. And those of a less simple sort will work in a bit of — what is it? — eroticism.”

He paused.

“Very likely these Martians will make pets of some of them; train them to do tricks — who knows? — get sentimental over the pet boy who grew up and had to be killed. And some, maybe, they will train to hunt us.”

“No,” I cried, “that’s impossible! No human being —— ”

“What’s the good of going on with such lies?” said the artilleryman. “There’s men who’d do it cheerful. What nonsense to pretend there isn’t!”

And I succumbed to his conviction.

“If they come after me (пришли бы они за мной),” he said; “Lord, if they come after me (Господи, если б они пришли за мной)!” and subsided into a grim meditation (и погрузился в мрачные раздумья; to subside — падать, убывать; опускаться).

I sat contemplating these things (я сидел, обдумывая то, что он сказал). I could find nothing to bring against this man’s reasoning (и не смог найти ничего против аргументации этого человека). In the days before the invasion no one would have questioned (в прежние времена, до вторжения, никто не поставил бы под сомнение; to question — спрашивать, задавать вопрос; подвергать сомнению) my intellectual superiority to his (мое интеллектуальное превосходство над ним) — I, a professed and recognised writer on philosophical themes (я, профессиональный и признанный писатель на философские темы; professed — открытый, явный; профессиональный), and he, a common soldier (и он, простой солдат); and yet he had already formulated a situation (но, однако же, он изложил положение дел) that I had scarcely realized (которое я едва /начинал/ понимать).

“What are you doing?” I said presently (что вы /собираетесь/ делать? — спросил я немного спустя). “What plans have you made (какие у вас планы: «какие вы составили планы»)?”

He hesitated (он колебался).

“Well, it’s like this (ну, хорошо, это /звучит/ примерно так),” he said. “What have we to do (что нам следует делать)? We have to invent a sort of life (нам нужно придумать такой способ жизни; sort — род, сорт, вид) where men can live and breed (при котором люди смогут жить и размножаться), and be sufficiently secure to bring the children up (и будут в достаточной безопасности, чтобы растить детей). Yes — wait a bit, and I’ll make it clearer (да, подождите немного, и я скажу яснее) what I think ought to be done (что, по моему мнению, нужно делать). The tame ones will go like all tame beasts (те, которых приручат, будут вести себя, как все прирученные животные; to go /зд./ — жить, действовать, функционировать); in a few generations they’ll be big, beautiful, rich-blooded, stupid — rubbish (через несколько поколений они станут большими, красивыми, многокровными и глупыми — отбросами)! The risk is that we who keep wild will go savage (опасность в том, что мы, живущие на свободе: «удерживаемся дикими», одичаем; risk — риск; опасность, угроза; wild — дикий /о животных/, дикорастущий /о растениях/; savage — дикий /находящийся в первобытном состоянии, не подвергшийся воздействию человека/; свирепый) — degenerate into a sort of big, savage rat (превратимся: «выродимся» в каких-нибудь больших диких крыс)....

meditation ['medI'teIS(q)n], theme [Ti:m], rubbish ['rAbIS], savage ['sxvIG]

“If they come after me,” he said; “Lord, if they come after me!” and subsided into a grim meditation.

I sat contemplating these things. I could find nothing to bring against this man’s reasoning. In the days before the invasion no one would have questioned my intellectual superiority to his — I, a professed and recognised writer on philosophical themes, and he, a common soldier; and yet he had already formulated a situation that I had scarcely realized.

“What are you doing?” I said presently. “What plans have you made?”

He hesitated.

“Well, it’s like this,” he said. “What have we to do? We have to invent a sort of life where men can live and breed, and be sufficiently secure to bring the children up. Yes — wait a bit, and I’ll make it clearer what I think ought to be done. The tame ones will go like all tame beasts; in a few generations they’ll be big, beautiful, rich-blooded, stupid — rubbish! The risk is that we who keep wild will go savage — degenerate into a sort of big, savage rat....

You see, how I mean to live is underground (понимаете, я имею в виду жизнь под землей: «как я имею в виду жить — так это под землей»). I’ve been thinking about the drains (я уже /давно/ думаю о канализационных трубах). Of course those who don’t know drains think horrible things (конечно, кто не знает = не бывал в этих трубах, думает /о них/ ужасные вещи); but under this London are miles and miles — hundreds of miles (но под одним только: «этим» Лондоном /они тянутся/ на сотни миль) — and a few days’ rain and London empty will leave them sweet and clean (несколько дождливых дней, и в пустом Лондоне они освежатся и очистятся; to leave — покидать; приводить в какое-л. состояние; sweet — сладкий; свежий). The main drains are big enough and airy enough for anyone (главные трубы достаточно велики и проветриваемы «для всякого»). Then there’s cellars, vaults, stores (потом есть /еще/ погреба, подвалы, склады), from which bolting passages may be made to the drains (из которых можно провести соединительные ходы к канализационным трубам). And the railway tunnels and subways (а железнодорожные тоннели и подземные переходы; subway — подземный переход /англ./). Eh? You begin to see (а, начинаете понимать)? And we form a band (и мы сформируем отряд) — able-bodied, clean-minded men (/отряд/ из крепких телом, хорошо соображающих людей; able — способный; clean — чистый). We’re not going to pick up any rubbish that drifts in (мы не будем подбирать всякие отбросы, которые /к нам/ прибьются; to drift — относить ветром, течением). Weaklings go out again (слабаки путь выходят обратно).”

“As you meant me to go (как намеревались отправить меня)?”

“Well — I parleyed, didn’t I (ну, я же начал переговоры, не так ли; to parley — вести переговоры, договариваться)?”

“We won’t quarrel about that. Go on (не будем спорить об этом, продолжайте).”

underground ["Andq'graund], clean [kli:n], tunnel [tAnl]

You see, how I mean to live is underground. I’ve been thinking about the drains. Of course those who don’t know drains think horrible things; but under this London are miles and miles — hundreds of miles — and a few days’ rain and London empty will leave them sweet and clean. The main drains are big enough and airy enough for anyone. Then there’s cellars, vaults, stores, from which bolting passages may be made to the drains. And the railway tunnels and subways. Eh? You begin to see? And we form a band — able-bodied, clean-minded men. We’re not going to pick up any rubbish that drifts in. Weaklings go out again.”

“As you meant me to go?”

“Well — l parleyed, didn’t I?”

“We won’t quarrel about that. Go on.”

“Those who stop obey orders (те, кто останется, /будут/ подчиняться заведенному порядку). Able-bodied, clean-minded women we want also (нам также нужны крепкие, умные женщины) — mothers and teachers (/они будут/ матерями и учителями). No lackadaisical ladies — no blasted rolling eyes (никаких томных дам, чтобы не строили никакие чертовы глазки; to blast — взрывать, подрывать; blasted — проклятый; окаянный, треклятый; to roll — катить; вертеть, вращать; lackadaisical — томный; преувеличенно сентиментальный, жеманный; апатичный, бездеятельный, вялый /от lackaday — увы/какая жалость, от alack the day — увы, /вот и/ день /прошел/). We can’t have any weak or silly (мы не можем иметь /среди нас/ слабых или глупых). Life is real again (жизнь вновь стала настоящей; real — действительный, реальный), and the useless and cumbersome and mischievous have to die (и те, кто бесполезен, обременителен и /только приносит/ вред, должны умереть). They ought to die (они должны исчезнуть). They ought to be willing to die (они должны /сами/ желать смерти). It’s a sort of disloyalty, after all (в конце концов, это предательство), to live and taint the race (жить и позорить свою расу; to taint — заражать, портить; позорить). And they can’t be happy (и они не могут быть счастливы). Moreover, dying’s none so dreadful (кроме того, смерть не так уж страшна); it’s the funking makes it bad (это трусость делает ее такой: «плохой»). And in all those places we shall gather (мы будем собираться повсюду: «во всех тех местах»). Our district will be London (нашим участком будет Лондон). And we may even be able to keep a watch (мы, может быть, даже сможем выставлять стражу; to keep a watch — караулить), and run about in the open (и гулять на открытом /воздухе/; to run about — сновать взад и вперед; резвиться) when the Martians keep away (когда поблизости не будет марсиан; to keep away — держаться в отдалении, не находиться поблизости). Play cricket, perhaps (может, поиграем в крикет). That’s how we shall save the race (вот как мы сохраним расу). Eh? It’s a possible thing (а? возможно такое)? But saving the race is nothing in itself (но сохранение расы — ничто само по себе). As I say, that’s only being rats (как я говорил, для этого /можно/ быть всего лишь крысами). It’s saving our knowledge and adding to it is the thing (главное — сохранить и приумножить наши знания; to add — прибавлять, добавлять).

order ['O:dq], dreadful ['dredf(q)l], race [reIs]

“Those who stop obey orders. Able-bodied, clean-minded women we want also — mothers and teachers. No lackadaisical ladies — no blasted rolling eyes. We can’t have any weak or silly. Life is real again, and the useless and cumbersome and mischievous have to die. They ought to die. They ought to be willing to die. It’s a sort of disloyalty, after all, to live and taint the race. And they can’t be happy. Moreover, dying’s none so dreadful; it’s the funking makes it bad. And in all those places we shall gather. Our district will be London. And we may even be able to keep a watch, and run about in the open when the Martians keep away. Play cricket, perhaps. That’s how we shall save the race. Eh? It’s a possible thing? But saving the race is nothing in itself. As I say, that’s only being rats. It’s saving our knowledge and adding to it is the thing.

There men like you come in (тут /уже/ включаются /в работу/ люди вроде вас; to come in — приходить, прибывать; принять участие). There’s books, there’s models (есть книги, есть образцы; model — модель, макет; образец). We must make great safe places down deep (мы должны соорудить большие безопасные убежища: «места» глубоко внизу), and get all the books we can (и собрать все книги, какие сможем); not novels and poetry swipes, but ideas, science books (не чтиво вроде романов и стихов, а научные книги, /заставляющие/ мыслить; swipes — плохое пиво; пойло; idea — мысль, идея). That’s where men like you come in (вот, где потребуются люди вроде вас). We must go to the British Museum (нам нужно будет пробраться в Британский музей) and pick all those books through (и отобрать все такие книги). Especially we must keep up our science — learn more (в особенности мы должны продолжать заниматься нашей наукой, узнавать еще больше; to keep up — поддерживать; продолжать). We must watch these Martians (мы должны наблюдать за марсианами). Some of us must go as spies (некоторые из нас должны стать шпионами). When it’s all working, perhaps I will (когда это все заработает = наладится, может, я /сам стану шпионом/). Get caught, I mean (/нарочно/ попадусь, я имею в виду). And the great thing is, we must leave the Martians alone (и главное — мы должны оставить марсиан в покое; to leave smb. alone — оставить кого-л. в покое). We mustn’t even steal (мы даже не должны /ничего у них/ красть). If we get in their way, we clear out (если мы окажемся у них на пути, мы уйдем; to clear out — очистить от мусора, грязи; уйти, убраться). We must show them we mean no harm (мы должны показать им, что у нас нет дурных намерений; to mean — намереваться; harm — вред, ущерб). Yes, I know (да, я знаю). But they’re intelligent things (но они разумные существа), and they won’t hunt us down (и они не будут нас преследовать) if they have all they want (если получат все, чего хотят), and think we’re just harmless vermin (и будут думать, что мы просто безвредные животные; vermin — вредители, паразиты).”

The artilleryman paused and laid a brown hand upon my arm (артиллерист замолчал и положил загорелую руку мне на плечо; brown — коричневый; смуглый, загорелый).

novel ['nOv(q)l], poetry ['pquItrI], vermin ['vq:mIn]

There men like you come in. There’s books, there’s models. We must make great safe places down deep, and get all the books we can; not novels and poetry swipes, but ideas, science books. That’s where men like you come in. We must go to the British Museum and pick all those books through. Especially we must keep up our science — learn more. We must watch these Martians. Some of us must go as spies. When it’s all working, perhaps I will. Get caught, I mean. And the great thing is, we must leave the Martians alone. We mustn’t even steal. If we get in their way, we clear out. We must show them we mean no harm. Yes, I know. But they’re intelligent things, and they won’t hunt us down if they have all they want, and think we’re just harmless vermin.”

The artilleryman paused and laid a brown hand upon my arm.

“After all, it may not be so much we may have to learn before (в конце концов, может быть, не так уж много нам придется выучить, прежде чем) — Just imagine this: four or five of their fighting machines suddenly starting off (только представьте себе: четыре или пять боевых машин вдруг начинают двигаться; to start off — отправляться в путешествие; начинать делать /что-л./) — Heat-Rays right and left (тепловые лучи /мечутся/ из стороны в сторону: «вправо и влево»), and not a Martian in ’em (и в /машинах/ не марсиане). Not a Martian in ’em, but men (не марсиане, а люди /управляют ими/) — men who have learned the way how (люди, научившиеся этому; way — путь, дорога; метод, способ). It may be in my time, even — those men (даже, может быть, мне доведется быть среди тех людей: «это может быть даже в мое время — эти люди»). Fancy having one of them lovely things (представьте, иметь одну из тех отличных штуковин; lovely — красивый, прекрасный; отличный /разг./), with its Heat-Ray wide and free (с тепловым лучом, бьющим куда угодно; wide — широко, повсюду; далеко; free — свободно)! Fancy having it in control (вообразите /только/, управлять такой машиной; to be in control of smth. — управлять, командовать чем-л.)! What would it matter if you smashed to smithereens (какое это будет иметь значение, если тебя разорвет на куски; smithereens — осколки, черепки) at the end of the run, after a bust like that (в конце такой прогулки, после подобного веселья; run — бег; короткая прогулка; bust — кутеж, пирушка)? I reckon the Martians’ll open their beautiful eyes (полагаю, марсиане раскроют свои прекрасные глазки)! Can’t you see them, man (разве вы не можете этого представить, приятель; to see — видеть; вообразить, представить себе; man — человек; мужчина; приятель /разг./)? Can’t you see them hurrying, hurrying — puffing and blowing and hooting (не можете представить, как они бегут, задыхаясь, пыхтя и ухая; to puff — дуть порывами; тяжело дышать, задыхаться; to blow — дуть /о ветре/; пыхтеть, тяжело дышать) to their other mechanical affairs (к другим своим машинам: «механическим штуковинам»; affair — дело; штука)? Something out of gear in every case (и везде: «в каждом случае» что-то не в порядке; out of gear — недействующий, неработающий; gear — передаточный механизм, привод). And swish, bang, rattle, swish (а /вокруг/ свист, удары, грохот, свист)! Just as they are fumbling over it (только они до них доберутся; to fumble — нащупывать; неумело обращаться), swish comes the Heat-Ray, and, behold (/как вдруг/ свист теплового луча, — и глядите: «фьють — и приходит тепловой луч»)! man has come back to his own (человек вновь владеет Землей: «возвращается к своему»).”

lovely ['lAvlI], smithereens ['smIDq'ri:nz], fumble [fAmbl]

“After all, it may not be so much we may have to learn before — Just imagine this: four or five of their fighting machines suddenly starting off — Heat-Rays right and left, and not a Martian in ’em. Not a Martian in ’em, but men — men who have learned the way how. It may be in my time, even — those men. Fancy having one of them lovely things, with its Heat-Ray wide and free! Fancy having it in control! What would it matter if you smashed to smithereens at the end of the run, after a bust like that? I reckon the Martians’ll open their beautiful eyes! Can’t you see them, man? Can’t you see them hurrying, hurrying — puffing and blowing and hooting to their other mechanical affairs? Something out of gear in every case. And swish, bang, rattle, swish! Just as they are fumbling over it, swish comes the Heat-Ray, and, behold! man has come back to his own.”

For a while the imaginative daring of the artilleryman (на некоторое время смелое воображение артиллериста; imaginative — одаренный богатым воображением; daring — смелость, отвага; to dare — осмеливаться), and the tone of assurance and courage he assumed (уверенность и отвага в его голосе; tone — тон; оттенок голоса; assurance — уверенность, убежденность; to assume — принимать, брать на себя), completely dominated my mind (полностью захватили меня; to dominate — господствовать, властвовать; занимать, поглощать; mind — разум; мышление). I believed unhesitatingly both in his forecast of human destiny (я без колебаний поверил и в его предсказание о судьбе человечества) and in the practicability of his astonishing scheme (и в осуществимость его поразительного замысла; scheme — план, проект; замысел), and the reader who thinks me susceptible and foolish (и тот читатель, который считает меня впечатлительным и глуповатым) must contrast his position (должен сравнить свое положение), reading steadily with all his thoughts about his subject (/когда он/ преспокойно читает и размышляет над своей темой/своим предметом; steadily — устойчиво, ровно; спокойно), and mine, crouching fearfully in the bushes and listening, distracted by apprehension (с моим, /когда я/ в кустах, припав к земле, выслушивал /все это/, плохо соображая от страха; distracted — сбитый с толку; обезумевший; to distract — отвлекать, рассеивать /внимание/; apprehension — опасение, страх).

We talked in this manner through the early morning time (мы беседовали в таком духе все «раннее» утро), and later crept out of the bushes (потом выползли из кустов), and, after scanning the sky for Martians (и, убедившись, что в небе не видно марсиан; to scan — пристально разглядывать, изучать), hurried precipitately to the house on Putney Hill (стремительно бросились к дому на Патни-Хилле) where he had made his lair (где он = артиллерист устроил себе убежище; lair — берлога, логово). It was the coal cellar of the place (оно было в угольном погребе дома), and when I saw the work he had spent a week upon (и когда я увидел ту работу, на которую он потратил неделю) — it was a burrow scarcely ten yards long (это была нора меньше десяти ярдов длиной; scarcely — едва, вряд ли), which he designed to reach to the main drain on Putney Hill (по которой он намеревался добраться до главного водостока Патни-Хилла; to design — составлять план; намереваться) — I had my first inkling of the gulf between his dreams and his powers (у меня появились первые подозрения о той пропасти, /лежащей/ между его мечтами и возможностями; inkling — осторожный намек; слабое подозрение; power — сила, мощь; возможность, способность).

forecast ['fO:kQ:st], scheme [ski:m], precipitately [prI'sIpItItlI]

For a while the imaginative daring of the artilleryman, and the tone of assurance and courage he assumed, completely dominated my mind. I believed unhesitatingly both in his forecast of human destiny and in the practicability of his astonishing scheme, and the reader who thinks me susceptible and foolish must contrast his position, reading steadily with all his thoughts about his subject and mine, crouching fearfully in the bushes and listening, distracted by apprehension. We talked in this manner through the early morning time, and later crept out of the bushes, and, after scanning the sky for Martians, hurried precipitately to the house on Putney Hill where he had made his lair. It was the coal cellar of the place, and when I saw the work he had spent a week upon — it was a burrow scarcely ten yards long, which he designed to reach to the main drain on Putney Hill — I had my first inkling of the gulf between his dreams and his powers.

Such a hole I could have dug in a day (такую нору я смог бы вырыть за один день). But I believed in him sufficiently to work with him all that morning until past midday (но я поверил в него достаточно, чтобы проработать вместе с ним все утро и за полдень = почти до вечера; past — мимо; после, за) at his digging (копая эту его /нору/). We had a garden barrow (у нас была садовая тележка) and shot the earth we removed against the kitchen range (и /мы/ сваливали вырытую землю: «землю, которую мы удалили» возле кухонной плиты; to shoot — стрелять; сбрасывать, ссыпать). We refreshed ourselves with a tin of mock-turtle soup and wine (мы подкрепились консервированным супом из телячьей головы и вином; to refresh — освежать; подкреплять; mock turtle soup — суп из телячьей головы, напоминающий по вкусу черепаховый; mock — поддельный, фальшивый; turtle — черепаха) from the neighbouring pantry (из /находившейся/ по соседству кладовой). I found a curious relief from the aching strangeness of the world in this steady labour (я обнаружил = заметил, что размеренный труд /мне приносит/ странное облегчение, /отвлекая/ от этого до боли чуждого мира; strangeness — странность; непривычность). As we worked, I turned his project over in my mind (пока мы работали, я обдумывал его план; to turn over — переворачивать), and presently objections and doubts began to arise (и у меня сразу же возникли: «начали появляться» возражения и сомнения); but I worked there all the morning (но я трудился там все утро), so glad was I to find myself with a purpose again (настолько я был доволен, что снова занимаюсь /каким-то/ делом: «обнаружить себя с /какой-то/ целью»). After working an hour I began to speculate (после часа работы я начал прикидывать; to speculate — размышлять, обдумывать) on the distance one had to go before the cloaca was reached (какое расстояние нужно пройти, прежде чем добраться до канализационного коллектора; cloaca — клоака, место, загрязненное нечистотами; канализационный коллектор), the chances we had of missing it altogether (и вероятность того, что мы вообще промахнемся).

Дата добавления: 2015-11-14