Chapter Four The Death of the Curate

(Смерть викария)

It was on the sixth day of our imprisonment (это случилось на шестой день нашего заключения) that I peeped for the last time (когда я в последний раз смотрел сквозь щель; to peep — смотреть сквозь маленькое отверстие; подглядывать), and presently found myself alone (и через минуту понял, что /остался/ один). Instead of keeping close to me and trying to oust me from the slit (вместо того, чтобы ошиваться поблизости «от меня», пытаясь оттеснить меня от щели), the curate had gone back into the scullery (викарий вернулся в судомойню). I was struck by a sudden thought (мне вдруг пришла в голову мысль: «я был поражен/осенен неожиданной мыслью»; to strike — ударять, бить; приходить в голову, осенять). I went back quickly and quietly into the scullery (я поспешно и тихо прошел назад в судомойню). In the darkness I heard the curate drinking (во тьме я услышал, что викарий пьет). I snatched in the darkness (я вытянул руку, и в темноте; to snatch — хватать), and my fingers caught a bottle of burgundy (мои пальцы нащупали: «ухватились за» бутылку бургундского; to catch — ловить, поймать; схватить).

For a few minutes there was a tussle (борьба длилась несколько минут). The bottle struck the floor and broke (бутылка ударилась о пол и разбилась), and I desisted and rose (я перестал бороться и поднялся; to desist — прекращать, переставать). We stood panting and threatening each other (мы стояли, тяжело дыша и угрожая друг другу). In the end I planted myself between him and the food (наконец я встал между ним и /запасами/ еды; to plant — сажать /растения/; размещать, располагать), and told him of my determination to begin a discipline (и объявил о своем намерении установить: «начать» дисциплину; determination — определение; установление, введение /чего-л./). I divided the food in the pantry (я разделил пищу в кладовой), into rations to last us ten days (на нормы, достаточные, чтобы /прожить/ десять дней: «чтобы хватило нам на десять дней»; to last — хватать, быть достаточным). I would not let him eat any more that day (в тот день я больше не позволял ему есть). In the afternoon he made a feeble effort to get at the food (днем он сделал слабую попытку добраться до пищи). I had been dozing, but in an instant I was awake (я /в этот момент/ дремал, но мигом проснулся; to doze).

alone [q'lqun], oust [aust], divide [dI'vaId]

It was on the sixth day of our imprisonment that I peeped for the last time, and presently found myself alone. Instead of keeping close to me and trying to oust me from the slit, the curate had gone back into the scullery. I was struck by a sudden thought. I went back quickly and quietly into the scullery. In the darkness I heard the curate drinking. I snatched in the darkness, and my fingers caught a bottle of burgundy.

For a few minutes there was a tussle. The bottle struck the floor and broke, and I desisted and rose. We stood panting and threatening each other. In the end I planted myself between him and the food, and told him of my determination to begin a discipline. I divided the food in the pantry, into rations to last us ten days. I would not let him eat any more that day. In the afternoon he made a feeble effort to get at the food. I had been dozing, but in an instant I was awake.

All day and all night we sat face to face (весь день и всю ночь мы сидели лицом к лицу), I weary but resolute (я был совершенно измотан, но /оставался/ непоколебимым), and he weeping and complaining of his immediate hunger (а он хныкал и жаловался на сильный голод; immediate — немедленный, безотлагательный). It was, I know, a night and a day (это длилось, я знаю, около суток: «одну ночь и один день»), but to me it seemed — it seems now — an interminable length of time (но мне казалось, кажется и сейчас, что прошло бесконечно много времени; interminable — бесконечный, вечный; length — длина; длительность).

And so our widened incompatibility ended at last in open conflict (таким образом наша все возраставшая: «расширявшаяся» несовместимость завершилась в итоге открытым конфликтом; to widen — расширять/ся/). For two vast days we struggled in undertones and wrestling contests (на протяжении двух бесконечных дней мы вполголоса состязались в ожесточенной полемике; to wrestle — бороться; contest — спор, полемика). There were times when I beat and kicked him madly (были моменты, когда я исступленно бил его и пинал ногами; time — время; раз, случай), times when I cajoled and persuaded him (и моменты, когда я упрашивал и убеждал его; to cajole — умасливать, упрашивать; уговаривать), and once I tried to bribe him with the last bottle of burgundy (один раз я попытался подкупить его последней бутылкой бургундского), for there was a rain-water pump (поскольку там был насос /для откачивания/ дождевой воды) from which I could get water (с помощью которого я мог добыть себе /питьевой/ воды). But neither force nor kindness availed (но не помогли ни насилие, ни доброта; to avail — быть полезным; помогать); he was indeed beyond reason (он в самом деле был не в своем уме; beyond — вне, за пределами). He would neither desist from his attacks on the food (он не прекращал ни своих попыток /добраться/ до еды; attack — атака, наступление; attacks — нападки) nor from his noisy babbling to himself (ни шумной болтовни с самим собой). The rudimentary precautions to keep our imprisonment endurable he would not observe (не соблюдал он и элементарных мер предосторожности, чтобы сохранить в тайне наше пребывание: «заключение» /там/; endurable — терпимый; сносный; to endure smth. — подвергаться чему-л.; выдерживать испытание временем; терпеть, сносить). Slowly I began to realize the complete overthrow of his intelligence (постепенно я начал осознавать, что он совершенно потерял рассудок; complete — полный; совершенный, абсолютный; overthrow — ниспровержение, переворот; конец, поражение), to perceive that my sole companion in this close and sickly darkness was a man insane (и я понял, что мой единственный товарищ в этой душной и тошнотворной темноте был сумасшедшим; close — близкий; душный, спертый; sickly — хилый, болезненный; тошнотворный, отвратительный).

resolute ['rezqlu:t], cajole [kq'dZqul], endurable [In'dju(q)rqb(q)l]

All day and all night we sat face to face, I weary but resolute, and he weeping and complaining of his immediate hunger. It was, I know, a night and a day, but to me it seemed — it seems now — an interminable length of time.

And so our widened incompatibility ended at last in open conflict. For two vast days we struggled in undertones and wrestling contests. There were times when I beat and kicked him madly, times when I cajoled and persuaded him, and once I tried to bribe him with the last bottle of burgundy, for there was a rain-water pump from which I could get water. But neither force nor kindness availed; he was indeed beyond reason. He would neither desist from his attacks on the food nor from his noisy babbling to himself. The rudimentary precautions to keep our imprisonment endurable he would not observe. Slowly I began to realize the complete overthrow of his intelligence, to perceive that my sole companion in this close and sickly darkness was a man insane.

From certain vague memories I am inclined to think (благодаря некоторым смутным воспоминаниям я подозреваю: «расположен думать») my own mind wandered at times (что и сам временами был не в своем уме; to wander in one’s mind — бредить; to wander — бродить, странствовать; блуждать /о мыслях, взгляде/). I had strange and hideous dreams whenever I slept (всякий раз, когда я засыпал, у меня были странные, ужасные сны). It sounds paradoxical, but I am inclined to think (это звучит парадоксально, но я склоняюсь к мысли) that the weakness and insanity of the curate (что слабость и безумие викария) warned me, braced me, and kept me a sane man (предостерегли меня, заставив напрячь все силы, чтобы остаться в здравом уме; to brace — связывать, скреплять; напрячь /силы, волю/).

On the eighth day he began to talk aloud (на восьмой день он стал разговаривать во весь голос) instead of whispering (вместо того, чтобы /говорить/ шепотом), and nothing I could do would moderate his speech (и я ничего не мог сделать, чтобы умерить его речи).

“It is just, O God!” he would say, over and over again (это справедливо, о, Боже! — повторял он снова и снова; just — справедливый, заслуженный). “It is just (мы это заслужили). On me and mine be the punishment laid (да падет кара на меня и мой /род/; to lay — класть, положить). We have sinned, we have fallen short (мы согрешили, мы не оправдали /Твоих надежд/; to fall short — терпеть неудачу). There was poverty, sorrow (повсюду были нужда и горе); the poor were trodden in the dust (бедняков втаптывали в грязь: «в пыль»), and I held my peace (а я молчал; to hold one’s peace — соблюдать спокойствие; молчать). I preached acceptable folly — my God, what folly (мои проповеди были полнейшей глупостью, Боже, какой глупостью; to preach — проповедовать; folly — глупость, безрассудство)! — when I should have stood up, though I died for it (тогда как мне нужно было восстать, хотя бы я и погиб за это; to stand up — подниматься, вставать; противостоять /чему-л./), and called upon them to repent — repent (и призывать их покаяться)!... Oppressors of the poor and needy (/этих/ притеснителей бедных и нуждающихся).... The wine press of God (кара Божья; wine press — давильный пресс /для винограда/)!”

whenever [wen'evq], weakness ['wi:knIs], oppressor [q'presq]

From certain vague memories I am inclined to think my own mind wandered at times. I had strange and hideous dreams whenever I slept. It sounds paradoxical, but I am inclined to think that the weakness and insanity of the curate warned me, braced me, and kept me a sane man.

On the eighth day he began to talk aloud instead of whispering, and nothing I could do would moderate his speech.

“It is just, O God!” he would say, over and over again. “It is just. On me and mine be the punishment laid. We have sinned, we have fallen short. There was poverty, sorrow; the poor were trodden in the dust, and I held my peace. I preached acceptable folly — my God, what folly! — when I should have stood up, though I died for it, and called upon them to repent — repent!... Oppressors of the poor and needy.... The wine press of God!”

Then he would suddenly revert to the matter of the food (тут он вдруг возвращался к теме еды; to revert — возвращаться /в прежнее состояние/; обращаться вновь, возвращаться /к мысли/; matter — вещество, материал; тема, вопрос) I withheld from him (к которой я не подпускал его; to withhold — отказывать /в чем-л./, удерживать /от чего-л./), praying, begging, weeping, at last threatening (умоляя, упрашивая, рыдая и, наконец, угрожая; to pray — молиться; умалять, упрашивать). He began to raise his voice — I prayed him not to (он начал повышать голос, я молил его не /делать этого/). He perceived a hold on me (он осознал свою власть надо мной; hold — владение; власть, влияние) — he threatened he would shout and bring the Martians upon us (он угрожал, что закричит и привлечет к нам /внимание/ марсиан). For a time that scared me (на какое-то время это испугало меня); but any concession would have shortened our chance of escape beyond estimating (но любая уступка значительно: «неоценимо» сократила бы наши шансы на спасение; to estimate — оценивать, давать оценку). I defied him, although I felt no assurance (я бросил ему вызов, хотя и не чувствовал уверенности; to defy — бросать вызов) that he might not do this thing (/сказав/ что он этого не сделает). But that day, at any rate, he did not (но, как бы то ни было, в тот день он /этого/ не сделал). He talked with his voice rising slowly (он говорил, постепенно повышая голос), through the greater part of the eighth and ninth days (почти весь восьмой и девятый день) — threats, entreaties, mingled with a torrent of half-sane and always frothy repentance (/то были/ угрозы и мольбы, смешанные с потоком наполовину безумного и всегда пустословного раскаяния; frothy — пенистый; пустой, поверхностный, легкого содержания; не имеющий глубокого смысла; froth — пена) for his vacant sham of God’s service (в своем бездеятельном и фальшивом служении Богу; vacant — пустой, незаполненный; бездеятельный, безучастный; sham — притворный; поддельный, фальшивый), such as made me pity him (так что мне даже стало жаль его). Then he slept awhile (затем он немного поспал), and began again with renewed strength (и с новой: «возобновленной» силой опять принялся /за свое/), so loudly that I must needs make him desist (да так громко, что я был вынужден заставить его замолчать: «прекратить»; needs — непременно, обязательно, по необходимости /чаще употребляется с must/: he needs must go, he must needs go — ему непременно надо идти).

“Be still!” I implored (замолчите: «будьте тихим»! — умолял я его; to implore).

withhold [wID'hquld], shorten [SO:tn], repentance [rI'pentqns]

Then he would suddenly revert to the matter of the food I withheld from him, praying, begging, weeping, at last threatening. He began to raise his voice — I prayed him not to. He perceived a hold on me — he threatened he would shout and bring the Martians upon us. For a time that scared me; but any concession would have shortened our chance of escape beyond estimating. I defied him, although I felt no assurance that he might not do this thing. But that day, at any rate, he did not. He talked with his voice rising slowly, through the greater part of the eighth and ninth days — threats, entreaties, mingled with a torrent of half-sane and always frothy repentance for his vacant sham of God’s service, such as made me pity him. Then he slept awhile, and began again with renewed strength, so loudly that I must needs make him desist.

“Be still!” I implored.

He rose to his knees (он поднялся на колени), for he had been sitting in the darkness near the copper (потому что сидел в темноте возле котла; copper — медь; медный котел).

“I have been still too long,” he said (я молчал слишком долго, — сказал он), in a tone that must have reached the pit (так громко, что его должно быть, было слышно в яме: «таким голосом, который должен был достичь ямы»; tone — тон; голос), “and now I must bear my witness (и теперь я должен нести свое /бремя/ свидетельства). Woe unto this unfaithful city (горе этому городу, /погрязшему/ в неверии)! Woe! Woe! Woe! Woe! Woe! To the inhabitants of the earth by reason of the other voices of the trumpet (горе обитателям Земли, ибо второй раз /звучит/ трубный глас) —— ”

“Shut up!” I said, rising to my feet (замолчите! — сказал я, поднимаясь на ноги), and in a terror lest the Martians should hear us (испугавшись, как бы нас не услышали марсиане). “For God’s sake (ради Бога) —— ”

“Nay,” shouted the curate, at the top of his voice (нет, — закричал викарий во весь голос; nay — отрицательный ответ), standing likewise and extending his arms (тоже вставая и простирая руки). “Speak! The word of the Lord is upon me (глаголь, слово Божие, /устами/ моими)!”

In three strides he was at the door leading into the kitchen (в три прыжка: «шага» он оказался у двери, ведущей в кухню).

“I must bear my witness (я должен нести бремя свидетельства)! I go! It has already been too long delayed (я иду, я и так слишком долго медлил: «это уже слишком долго было откладываемо»; to delay — откладывать, отсрочивать; медлить, мешкать).”

I put out my hand and felt the meat chopper (я протянул руку и нащупал секач для мяса) hanging to the wall (висевший на стене). In a flash I was after him (я тут же бросился за ним; in a flash — в один миг, в мгновение ока). I was fierce with fear (от страха я был в ярости).

copper ['kOpq], witness ['wItnIs], kitchen ['kItSIn]

He rose to his knees, for he had been sitting in the darkness near the copper.

“I have been still too long,” he said, in a tone that must have reached the pit, “and now I must bear my witness. Woe unto this unfaithful city! Woe! Woe! Woe! Woe! Woe! To the inhabitants of the earth by reason of the other voices of the trumpet —— ”

“Shut up!” I said, rising to my feet, and in a terror lest the Martians should hear us. “For God’s sake —— ”

“Nay,” shouted the curate, at the top of his voice, standing likewise and extending his arms. “Speak! The word of the Lord is upon me!”

In three strides he was at the door leading into the kitchen.

“I must bear my witness! I go! It has already been too long delayed.”

I put out my hand and felt the meat chopper hanging to the wall. In a flash I was after him. I was fierce with fear.

Before he was halfway across the kitchen (прежде чем он миновал половину кухни) I had overtaken him (я настиг его). With one last touch of humanity I turned the blade back (в последнем порыве человеколюбия я повернул: «отвел» лезвие назад; touch — прикосновение, касание; оттенок, налет) and struck him with the butt (и ударил его рукояткой; butt — толстый конец /орудия, оружия/; приклад). He went headlong forward (он упал вперед головой) and lay stretched on the ground (и лежал, растянувшись на полу; ground — земля, почва; пол /комнаты/). I stumbled over him and stood panting (я споткнулся о его /тело/ и остановился, тяжело дыша; to stand — стоять). He lay still (он лежал недвижимо).

Suddenly I heard a noise without (вдруг я услышал шум снаружи), the run and smash of slipping plaster (шум падения обвалившейся: «соскользнувшей» штукатурки; run — бег; обвал, оползень), and the triangular aperture in the wall was darkened (и треугольное отверстие в стене стало темным). I looked up and saw the lower surface of a handling-machine (я взглянул вверх и увидел, что нижняя часть: «поверхность» автоматической машины) coming slowly across the hole (медленно движется мимо щели). One of its gripping limbs curled amid the debris (одна из ее хватательных конечностей извивалась среди обломков; to curl — завивать, крутить; виться, завиваться); another limb appeared, feeling its way over the fallen beams (показалась еще одна конечность, которая нащупывала путь по упавшим балкам). I stood petrified, staring (оцепенев, я стоял и смотрел /на нее/; to petrify — превращать/ся/ в камень, окаменевать; приводить в окаменелое состояние). Then I saw through a sort of glass plate near the edge of the body the face (затем сквозь нечто наподобие стеклянной пластины, венчающей корпус, я увидел лицо; edge — кромка, край), as we may call it, and the large dark eyes of a Martian, peering (как можно это называть, и выпученные: «всматривающиеся» огромные темные глаза марсианина), and then a long metallic snake of tentacle (и тут длинное металлическое змеевидное щупальце) came feeling slowly through the hole (медленно нащупывая себе дорогу, показалось из отверстия).

still [stIl], debris ['debri:], snake [sneIk]

Before he was halfway across the kitchen I had overtaken him. With one last touch of humanity I turned the blade back and struck him with the butt. He went headlong forward and lay stretched on the ground. I stumbled over him and stood panting. He lay still.

Suddenly I heard a noise without, the run and smash of slipping plaster, and the triangular aperture in the wall was darkened. I looked up and saw the lower surface of a handling-machine coming slowly across the hole. One of its gripping limbs curled amid the debris; another limb appeared, feeling its way over the fallen beams. I stood petrified, staring. Then I saw through a sort of glass plate near the edge of the body the face, as we may call it, and the large dark eyes of a Martian, peering, and then a long metallic snake of tentacle came feeling slowly through the hole.

I turned by an effort, stumbled over the curate (я с трудом отпрянул от щели, споткнулся о викария; to turn — поворачивать/ся/; менять направление, отступать), and stopped at the scullery door (и остановился у двери в судомойню). The tentacle was now some way, two yards or more, in the room (щупальце уже проникло в комнату на несколько ярдов), and twisting and turning, with queer sudden movements, this way and that (сгибаясь и разгибаясь так и эдак со странными резкими движениями). For a while I stood fascinated by that slow, fitful advance (некоторое время я стоял, /будто/ загипнотизированный этим медленным судорожным приближением; fitful — судорожный; порывистый; прерывистый; fit — припадок, приступ; порыв). Then, with a faint, hoarse cry (потом со слабым, хриплым вскриком), I forced myself across the scullery (я через силу бросился в судомойню; to force oneself — сделать над собой усилие). I trembled violently (меня так сильно трясло); I could scarcely stand upright (что я едва мог стоять прямо). I opened the door of the coal cellar (я открыл дверь в угольный подвал), and stood there in the darkness (и стоял там в темноте) staring at the faintly lit doorway into the kitchen, and listening (уставившись на тускло освещенный дверной проем в кухне и прислушиваясь). Had the Martian seen me (видел ли меня марсианин)? What was it doing now (что он делает в данный момент)?

Something was moving to and fro there, very quietly (что-то там очень тихо двигалось взад-вперед); every now and then it tapped against the wall (иногда оно стучало в стены), or started on its movements with a faint metallic ringing (или производило /какие-то/ движения с легким металлическим позвякиванием), like the movements of keys on a split-ring (как позвякивают ключи на связке).

queer [kwIq], hoarse [hO:s], key [ki:]

I turned by an effort, stumbled over the curate, and stopped at the scullery door. The tentacle was now some way, two yards or more, in the room, and twisting and turning, with queer sudden movements, this way and that. For a while I stood fascinated by that slow, fitful advance. Then, with a faint, hoarse cry, I forced myself across the scullery. I trembled violently; I could scarcely stand upright. I opened the door of the coal cellar, and stood there in the darkness staring at the faintly lit doorway into the kitchen, and listening. Had the Martian seen me? What was it doing now?

Something was moving to and fro there, very quietly; every now and then it tapped against the wall, or started on its movements with a faint metallic ringing, like the movements of keys on a split-ring.

Then a heavy body — I knew too well what (затем тяжелое тело — я очень хорошо знал, какое /именно/) — was dragged across the floor of the kitchen towards the opening (потащили по полу кухни к отверстию /в стене/). Irresistibly attracted, I crept to the door and peeped into the kitchen (не в силах удержаться: «неотразимо привлеченный», я подкрался к двери и заглянул в кухню; irresistibly — неотразимо; to attract — притягивать, привлекать). In the triangle of bright outer sunlight (в треугольнике яркого солнечного света, /идущего/ снаружи; outer — внешний) I saw the Martian, in its Briareus of a handling-machine (я увидел марсианина в своей, похожей на Бриарея, автоматической машине), scrutinizing the curate’s head (который тщательно рассматривал голову викария). I thought at once that it would infer my presence (я тут же подумал, что он догадается о моем присутствии; to infer — делать заключение, вывод) from the mark of the blow I had given him (по отметине от удара, который я нанес ему).

I crept back to the coal cellar, shut the door (я прокрался в угольный погреб, закрыл дверь), and began to cover myself up as much as I could (и принялся накрывать себя чем только мог), and as noiselessly as possible in the darkness, among the firewood and coal therein (по возможности /стараясь/ не шуметь в темноте среди /сваленных/ там дров и угля; noiselessly — бесшумно). Every now and then I paused, rigid (время от времени я останавливался, замирал), to hear if the Martian had thrust its tentacles through the opening again (чтобы прислушаться не запустил ли снова марсианин свое щупальце в отверстие; to thrust — пробиваться, проталкиваться).

Then the faint metallic jingle returned (тут слабое металлическое позвякивание вернулось = раздалось снова). I traced it slowly feeling over the kitchen (я следил за ним, /по мере того/ как оно медленно двигалось через кухню). Presently I heard it nearer (некоторое время спустя я услышал его /уже/ ближе) — in the scullery, as I judged (в судомойне, как мне представлялось; to judge — судить; считать, полагать). I thought that its length might be insufficient to reach me (мне думалось, что длина щупальца будет недостаточной, чтобы добраться до меня). I prayed copiously (я отчаянно молился; copiously — обильно). It passed, scraping faintly across the cellar door (оно двинулось дальше, слегка царапнув дверь подвала; to pass — идти, проходить).

coal [kqul], cellar ['selq], firewood ['faIqwud]

Then a heavy body — I knew too well what — was dragged across the floor of the kitchen towards the opening. Irresistibly attracted, I crept to the door and peeped into the kitchen. In the triangle of bright outer sunlight I saw the Martian, in its Briareus of a handling-machine, scrutinizing the curate’s head. I thought at once that it would infer my presence from the mark of the blow I had given him.

I crept back to the coal cellar, shut the door, and began to cover myself up as much as I could, and as noiselessly as possible in the darkness, among the firewood and coal therein. Every now and then I paused, rigid, to hear if the Martian had thrust its tentacles through the opening again.

Then the faint metallic jingle returned. I traced it slowly feeling over the kitchen. Presently I heard it nearer — in the scullery, as I judged. I thought that its length might be insufficient to reach me. I prayed copiously. It passed, scraping faintly across the cellar door.

An age of almost intolerable suspense intervened (прошла /целая/ вечность почти нестерпимой неизвестности; age — возраст; век, эпоха; to intervene — находиться, лежать /между чем-л.: между объектами и между событиями/); then I heard it fumbling at the latch (потом я услышал, как оно теребит щеколду; to fumble — нащупывать; теребить)! It had found the door (оно нашло дверь)! The Martians understood doors (марсиане понимают, что такое двери)!

It worried at the catch for a minute, perhaps (примерно: «возможно» с минуту оно повозилось со щеколдой; to worry — надоедать, досаждать; трогать, ворошить; catch — поимка, захват; засов, задвижка), and then the door opened (и потом дверь открылась).

In the darkness I could just see the thing (в темноте я едва мог его различать) — like an elephant’s trunk more than anything else (более чем что-либо другое, оно походило на хобот слона; trunk — ствол /дерева/; хобот /у слонов/) — waving towards me and touching and examining the wall, coals, wood and ceiling (раскачивающееся в моем направлении, /оно/ дотрагивалось и изучало стену, уголь, дрова и потолок). It was like a black worm (оно напоминало какого-то черного червя) swaying its blind head to and fro (раскачивающего своей слепой головой из стороны в сторону).

Once, even, it touched the heel of my boot (один раз оно даже прикоснулось к подошве моего башмака). I was on the verge of screaming (я чуть не закричал; to be on the verge — находиться на грани); I bit my hand (я укусил /себя/ за руку; to bite — кусать). For a time the tentacle was silent (некоторое время щупальца не было слышно). I could have fancied it had been withdrawn (я мог бы уже подумать, что его убрали; to fancy — воображать, представлять себе). Presently, with an abrupt click, it gripped something (тут с резким щелчком оно схватило что-то) — I thought it had me (мне показалось, что меня)! — and seemed to go out of the cellar again (и, вроде бы, снова удалилось из подвала). For a minute I was not sure (с минуту я не был /в этом/ уверен). Apparently it had taken a lump of coal to examine (вероятно, оно взяло для изучения кусок угля; to examine — рассматривать; обследовать, изучать).

latch [lxtS], elephant ['elIfqnt], trunk [trANk], examine [I'gzxmIn]

An age of almost intolerable suspense intervened; then I heard it fumbling at the latch! It had found the door! The Martians understood doors!

It worried at the catch for a minute, perhaps, and then the door opened.

In the darkness I could just see the thing — like an elephant’s trunk more than anything else — waving towards me and touching and examining the wall, coals, wood and ceiling. It was like a black worm swaying its blind head to and fro.

Once, even, it touched the heel of my boot. I was on the verge of screaming; I bit my hand. For a time the tentacle was silent. I could have fancied it had been withdrawn. Presently, with an abrupt click, it gripped something — I thought it had me! — and seemed to go out of the cellar again. For a minute I was not sure. Apparently it had taken a lump of coal to examine.

I seized the opportunity of slightly shifting my position (я воспользовался возможностью немного изменить положение /тела/; to seize — хватать, схватить; ухватиться), which had become cramped, and then listened (которое уже стало неметь, и прислушался; to cramp — вызывать судорогу, спазмы). I whispered passionate prayers for safety (я страстно шептал молитвы о спасении; safety — безопасность; невредимость, сохранность).

Then I heard the slow, deliberate sound creeping towards me again (затем я услышал медленный, неторопливый звук, снова ползущий в мою сторону). Slowly, slowly it drew near (медленно и постепенно оно подбиралось все ближе), scratching against the walls and tapping the furniture (скребя по стенам и натыкаясь на мебель: «стукаясь о мебель»).

While I was still doubtful (пока я все еще находился в сомнениях; doubtful — сомневающийся, колеблющийся), it rapped smartly against the cellar door and closed it (оно резко ударилось в дверь подвала и закрыло ее). I heard it go into the pantry (я услышал, как оно вползло в кладовую), and the biscuit-tins rattled and a bottle smashed (загремели жестянки с печеньем, и разбилась бутылка), and then came a heavy bump against the cellar door (и затем раздался тяжелый удар в дверь подвала). Then silence that passed into an infinity of suspense (потом — тишина, перешедшая в бесконечную тревогу ожидания).

Had it gone (ушло ли оно)?

At last I decided that it had (наконец, я решил, что ушло).

It came into the scullery no more (оно больше не появлялось в судомойне); but I lay all the tenth day in the close darkness (но я пролежал весь десятый день в душной темноте), buried among coals and firewood (погребенный среди угля и дров), not daring even to crawl out for the drink (не осмеливаясь даже выползти /оттуда/ за водой) for which I craved (хотя умирал от жажды: «которую я страстно желал»; to crave — страстно желать, жаждать). It was the eleventh day before I ventured so far from my security (наступил одиннадцатый день, прежде чем я рискнул /покинуть/ свое убежище; to venture — отважиться, решиться; осмелиться; to venture out — рисковать выходить /навстречу опасности/).

opportunity ["Opq'tju:nItI], prayer [preq], infinity [In'fInItI]

I seized the opportunity of slightly shifting my position, which had become cramped, and then listened. I whispered passionate prayers for safety.

Then I heard the slow, deliberate sound creeping towards me again. Slowly, slowly it drew near, scratching against the walls and tapping the furniture.

While I was still doubtful, it rapped smartly against the cellar door and closed it. I heard it go into the pantry, and the biscuit-tins rattled and a bottle smashed, and then came a heavy bump against the cellar door. Then silence that passed into an infinity of suspense.

Had it gone?

At last I decided that it had.

It came into the scullery no more; but I lay all the tenth day in the close darkness, buried among coals and firewood, not daring even to crawl out for the drink for which I craved. It was the eleventh day before I ventured so far from my security.

Дата добавления: 2015-11-14