Спектакль разума и тела

Я начал посещать сеансы психотерапии в 1999 г. в Хельсинки. У меня сложилась такая ситуация в жизни, когда мне ничего не оставалось, кроме как пойти на этот шаг. Размышляя над отцовским суицидом, я впал в депрессию. Моя личная жизнь катилась в пропасть, профессиональная же, наоборот, процветала. Я недавно закончил мировой тур «Visions». Взяв в руки телефонный справочник, я отправился искать терапевта. По первому адресу я наткнулся на автоответчик. Удача улыбнулась мне со второй попытки. Мне ответил мужчина, обладавший довольно мягким голосом. Как сейчас это помню. Вот уже несколько лет я заказывал книги по психологии и человеческому поведению. Наверное, я проштудировал никак не меньше 1000 изданий. Все думал, что почерпну мудрости оттуда или узнаю что новое. И все же я не находил в них очередной самозащиты и выхода. Хотя были варианты и пострашнее. Я предложил терапевту, назовем его Юкка, вначале поговорить, а уж потом решать, безнадежен я или нет. «Откуда вы это знаете?» - спросил он. Я не сказал ему, что вычитал это из купленных мною книг. В дальнейшем они послужат защитой для успешной терапии.

Когда я пришел к Юкке на первый сеанс, я не на шутку испугался. Не успел я зайти в кабинет, а он меня уже приветствовал с порога. Я уселся в кресло. Он сделал то же самое. Единственное, что я мог из себя выдавить, это: «Мне очень страшно». Он кивнул, а затем он заключил, что у меня, своего рода, шок. Он поинтересовался, питаюсь ли я вообще, и что я должен пить воду. Час пролетел незаметно. Мы условились, что я буду посещать сеансы раз в неделю. Оглядываясь сейчас на прошлое, уверен, он задавался вопросом, надо ли было меня госпитализировать, но ему требовалось принять быстрое решение. В конце концов, я мог выкарабкаться, начав посещать сеансы терапии.

В начале курса терапии я частенько опаздывал или вовсе не ходил, не отменяя встречи. Он звонил мне, спрашивал, где я и появлюсь ли вообще. Как-то раз он жутко обозлился, когда я не отменил сеанс и не явился на него. Помню, как дарил ему книги поначалу, вопрошая, что он обо мне думает. Он был скуп на ответы, и порой мы просиживали целый час, обмениваясь парой фраз. Первые годы терапии ушли у меня на разговоры об Иисусе, вселенной, но только не обо мне. Конечно, я в очередной раз бежал от неизбежного: от самого себя. В итоге, темы для разговоров иссякли. Я все пытался заговорить о собственной жизни и том, чем занимался вне работы. Терапевты обычно так не работают, поэтому я растерялся. И все же всякий раз, когда я пытался завести разговор о себе, внутри меня все протестовало. Однажды Юкка предположил, что, возможно, страх меня опутал настолько сильно, что я боялся открыть рот. Разумеется, он был абсолютно прав.

В жизни у меня произошли перемены. Я пережил развод, но не забросил эти сеансы. Я начал ценить их и эти посиделки в кресле каждую неделю. Иногда Юкка проводил групповые семинары, которые я посещал. Мне особенно запомнился один, который изначально планировалось проводить в течение недели, однако я туда заглянул всего однажды. Мне казалось, что все спятили, и что мне надо было уносить оттуда ноги. Я не понимал, что мог столько всего узнать о себе, и что большинство тех людей годами ходили на эти семинары. Не понимал, что мне надо разобраться в себе.

Постепенно я начал постигать, что такое психотерапия. Она являла собой медленное и болезненное осознание. Мой терапевт обладал специфичным чувством юмора, и не раз я взрывался от хохота после того, как рассказал о душевной боли, на что он ответил одним предложением. Это предложение вывернула наизнанку весь опыт, превратив его в комедию. Или, быть может, в трагикомедию. Он рассказал мне, что люди, как правило, забрасывают терапию, когда что-то происходит.

И со мной это, конечно, происходило. Много раз. Но я всегда возвращался, ибо он мне сказал, что, возможно, единожды ступив на эту тропу, обратного хода нет. И он оказался прав. Внутри меня протекал процесс, который перенесет меня к первородной боли и ужасу и окончательно приведет к тому, что я паду духом, а также ряду самооткрытий, и я буду жить с болью до тех пор, пока не приду к замерзшему озеру, где меня поджидали все мои потаенные детские и подростковые переживания. Они поджидали меня. И узел боли все туже затягивался вокруг меня. На начальном этапе я спрашивал его, терапия ли это. Много раз я не улавливал смысл в его ответах. Теперь я понимаю почему. Я должен был дойти до этого сам. Когда я рыдал, сидя в кресле, он просто молча смотрел на меня. Иногда меня это бесило. Мне казалось, что ему плевать. Однако в сущности он просто наблюдал, выжидая, когда же покажется моя истинная натура. Никогда не забуду, что он мне сказал на одном сеансе, когда меня охватило невыносимое отчаяние. Он сказал, что если терапия возымеет действие, человек должен решить, хочет он жить или нет. Меня настолько передернуло от этих слов, что я очень на него разозлился. Но он был прав. Не он впихнул в меня все эти эмоции. Он мне ничего плохого не сделал. Он всего лишь хотел помочь мне. И он знал свое дело.

Моей терапии пришел конец, когда в 2004-ом я загремел в клинику. Я до сих убежден, что именно из-за нее я там оказался, но терапия же меня и спасла. В противном бы случае я, как пить дать, пошел бы по стопам своего отца. Когда Юкка спросил меня, «пытаюсь ли я подражать отцу», до меня тут же дошло, что я занимался этим уже многие годы. Потом я понял, что я многое делал в точности, как он. Пришлось разрушить свою нервную систему. Я вынужден был так поступить, чтобы создать новую и более здоровую. Старая система должна была сгинуть, уступив место молодой. Однако завязалась неожиданно долгая для меня борьба, к которой я оказался совершенно не готов. Хотя когда ты более 20 лет хоронишь внутри себя крайне губительные эмоции и начинаешь их ощущать, разумеется, нельзя рассчитывать на быструю победу. Это процесс, как и все в этой вселенной.

Если бы не терапия и то, что она дала мне, не ходить бы мне сейчас по земле. Но не терапия спасла меня, а я сам. Но она заставила меня лучше понять себя и, по иронии судьбы, большинство самооткрытий, которые озарят меня после того, как я перестал посещать сеансы. Не могу отрицать, что терапия повлияла и на мою музыку. Например, песни для альбома «Infinite» были написаны под влиянием курса лечения. Эта вещь находилась за гранью сознания, но она целиком отразилась на моем творчестве и личности. Возможно, то, что вы слышали на этом и последующем альбоме «Elements pt 1», являет собой раскрытие моего «я». Оба эти альбома очень дороги мне.

Как я уже говорил, я завязал с терапией в 2004-ом, но сходил на три сеанса в 2006-ом. С тех пор я к ней не возвращался. Сдается мне, я уже знаю о себе все, что мне нужно, и смысла продолжать это дело нет. С 2006-го я обзавелся психиатром, который ведет лечение биполярного расстройства. Так что больше никакой психотерапии.

Дата добавления: 2015-11-14