Мальчик с Черничного холма

Это началось само собой. Взялось из ниоткуда. Тогда еще мой отец был трезвенником. «Зеленый змий» его пленил позже. Началось это году в 1975-ом. Он напивался до чертиков и становился очень агрессивным. Для мальчика девяти лет, до этого жившего счастливой жизнью, это было настоящим потрясением. Я не мог понять, почему он кайфовал от этого. Помню, как он голышом выскочил на лестничную площадку. Как пару раз пытался вскрыть себе вены лезвием от бритвы. До сих пор меня от них в дрожь бросает. Особенно от тех старомодных, которые сейчас большая редкость. Когда он был пьяным, то становился совершенно другим человеком… мерзким и жестоким, особенно по отношению к маме. Как-то он гонялся за ней по всей квартире. Я все пытался остановить его, хватая за одежду и умоляя, чтобы он прекратил. Для девятилетнего это находилось за гранью понимания. Именно тогда во мне что-то треснуло. И школьная карточка 1976 г. тому подтверждение. На ней запечатлен мальчик, лицо которого омрачено страшной печалью. Когда я смотрю на эту фотографию, из глаз текут слезы, потому что моему счастью не было предела, пока в жизнь не ворвались эти события. Описать лицо, которое у меня на той фотографии, довольно непросто. Наверное, это лицо непонимающего, страшно подавленного, убитого горем десятилетнего мальчика.

На обороте фотографии есть слова, которые написал мой отец. Иногда, укладывая меня спать с зажженной в руке сигаретой и мертвецки пьяный, он говорил, как сильно «папочка меня любит». Единственное, что можно разобрать из той надписи на фотографии, это слова: «папочка наложит на себя руки». Остальное – нечитаемые каракули, написанные в пьяном угаре. Одному Богу известно, что там написано. Я же прочел то единственное предложение.

Мои родители много ругались. Я всегда их слышал из своей комнаты. Традиционно это происходило по вечерам. Отец громил вещи. Оттуда доносились громкие резкие и ужасные звуки. Помню, как я весь трясся от страха в своей постели. Я заливался горючими слезами каждую ночь. Из памяти все еще не истерлась взмокшая от слез подушка. Рядом с моей постелью мама поставила изображение Ангела-Хранителя с двумя детьми на руках. Я все думал, поможет ли нам ангел хоть немного, пока все окончательно не вышло из-под контроля.

Неоднократно отец так бушевал, что мне, брату и маме приходилось убегать из дому. Это случалось все чаще. Мне было десять, когда он с диким воплем швырнул в окно стол через всю гостиную. Мы снова убежали к кому-то из родственников. Они уже начали привыкать к этим ночным визитам. Это всегда происходило по ночам. Я все еще помню тот ледяной зимний воздух, когда мы в панике бежали, нацепив на себя, что успели. Схваченные морозом стекла маминой машины и ужас при мысли, что он погонится за нами. Но он никогда этого не делал.

Становилось только хуже. Отец угрожал нашему соседу ножом. Народ стал его опасаться. Заставлял маму смотреть, как он прижигает себе руку сигаретой. Все летело в пропасть.

Однажды он валялся на полу, накачавшись спиртным и транквилизаторами. Мама вызвала «скорую». В голове до сих пор стоит картина, как парочка эскулапов забирает его. Его отвезли в больницу, а на следующий день он вернулся, как ни в чем не бывало. «Я в норме», - отвечал он. Часто он спрашивал, почему мы возвращались домой после его пьяных выходок. На это я отвечал ему логикой десятилетнего мальчика: «потому что боялись». На что он отвечал: «Лучше бы не возвращались». Помню, как мама спускала в кухонную раковину бутылки с алкоголем. Помню, как делал это и я. Это была отчаянная попытка уберечь алкоголика от пьянства. Как-то я нашел буклет с тренажерами для бодибилдинга. С этого буклета на меня смотрел Арнольд Шварценеггер с его накачанными мышцами. Я заказал себе это оборудование, когда мне было десять, потому что хотел такие же мускулы, чтобы защитить маму и брата от отца. Звучит абсурдно, но это лишь показывает отчаяние маленького мальчика, столкнувшегося с суровой реальностью. Так продолжалось два года. За это время я разработал своего рода защитный механизм. Я отрезал свое настоящее «я» от внешнего мира. Бывало, когда я играл с другом во дворе, мы оказывались под одним из окон нашей квартиры. Друг увидел, что мой отец голый сидит в комнате и потягивает джин. Он спросил: «Что это твой папа делает?» И я просто ответил: «Это всего лишь мой отец. Ему это нравится».

Не понимаю, как я умудрялся каждый ходить в школу, делая вид, что все хорошо. Наверное, тогда я изобрел то, что называю моей «фальшивой личностью». Настоящий я был заперт глубоко внутри, не в силах выразить, что он действительно думает о творящемся вокруг безумии. Десятилетнему мальчишке постичь это было очень болезненно.

Помню, как вынашивал планы сбежать из дому. Я не знал, куда пойду, ведь мне было только десять. Но я об этом раздумывал. Было у меня одно местечко, куда я часто приходил, чтобы спастись от безумия. Оно находилось посреди леса рядом с нашим домом. Я назвал его «Черничный холм». Немало вечеров я просидел там рыдая. Я нашел в том месте уют и безопасность, чего лишен был дома. Оно стало моим «Dreamspace» (Миром грез).

Я по-прежнему не понимаю, как мама мирилась с этой ситуацией и продолжала ходить на работу, как будто ничего и не стряслось. Наверное, она выработала тот же механизм, что и я. Ей пришлось выдержать все превратности жизни в одиночку с двумя детьми. Мама рассказала мне это, когда я ей открыл, что если бы не ушел отец, ушел бы я. Я этого не помню, но, пожалуй, тогда-то она и сообразила, что надо было что-то делать. И она подала на развод. Я мало что помню из того периода, но одно я запомнил навсегда. Я запомнил тот день, когда ушел отец, и как я переживал его уход. Стоял яркий, залитый солнцем день, и мы купили бесхвостого черного котенка. У меня душа пела от того, что он ушел. Через два года моему отцу удалось разрушить все, что только можно было разрушить. Но я радовался тому, что он ушел. Я не помню, когда встретил его в следующий раз. Кажется, это случилось через полгода. И он стал еще хуже.

Дата добавления: 2015-11-14