Увидеть звёзды 8 страница

— Да что же это такое?

— Нечто, что очень бы тебе пригодилось, гораздо больше, чем мне.

— Какая-то скульптура?

— Можно и так сказать. Вообще-то это карта. Деревянный макет рельефа острова Скай. Эти вроде как крылья состоят из полуостровов: Троттерниш, Уотерниш, Дуириниш, Мингиниш, а ниже фрагмент покрупнее, это наш полуостров, Слит.

— А эти бугорки в середке, наверное, горы Куиллин?

— Они самые. Кое-какие мелкие части растерялись. Но основные фрагменты гор целы. Кое-где дерево уже раскрошилось, и с игрушками та же история.

— Карта раскрашена красками?

— Нет, только резьба, и все прокрыто лаком. Вот эти длинные извилистые канавки… чувствуешь? Это реки. А эти впадинки — озера, lochs. Канавки почти прямые — дороги, шоссе всякие.

— Прелесть! Настоящий шедевр! Но зачем? Зачем ему понадобилась деревянная карта?

— Дед видел такие в Канаде, у эскимосов. Они брали их с собой, когда отправлялись на своих каяках в море, карты побережья, вырезанные из дрейфующих обломков дерева, по этим картам можно было ночью ориентироваться на ощупь. Им и волны не страшны, не размокнут, а если уронишь случайно за борт, не утонут. Сколько сразу решено проблем. Просто и гениально. Наверное, именно это вдохновило моего деда. Еще шоколаду?

— Мм… да, будь любезен.

Кейр снова наполнил ее кружку, и какое-то время оба молча пили. Потом он сказал:

— Марианна, если ты уже достаточно тут освоилась, я бы хотел съездить позвонить Энни.

— Здесь, в лесу, конечно, нет связи?

— Нет. И в доме тоже. Придется ехать к шоссе. Заодно бы я заскочил в Броудфорд, надо запастись продуктами. Кое-какими. Я всегда отовариваюсь в одном магазинчике. Ты готова к дорожным колдобинам? К жутким колдобинам!

— Знаешь, как-то не очень. А тебя долго не будет?

— Часа два. Может, чуть дольше. Смотря как дела у Энни. И на скольких знакомых я наткнусь в Ко.

— В Ко?

— Кооп. Это, так сказать, центр, светское место. Процесс закупок может слегка затянуться, не отпустят, пока не выложат все местные новости.

— Думаю, я все же не поеду с тобой. Прости, что я такая несветская особа, но подремать у теплой печки мне будет гораздо приятнее. Я очень устала после нашего похода по нетронутым снегам, и трекинговые палки пока мне непривычны. Когда вокруг все незнакомое, это здорово выматывает, потому что я стараюсь как можно больше запомнить.

— Могу себе представить. То есть не могу, конечно, но ты понимаешь, о чем я. Ладно, давай домой. Как придем — поедим, а потом сядешь в кресло, и ноги кверху.

Кейр задвинул табуретки под стол, запихнул кружки в пластиковый пакет, пакет в рюкзак. Застегнув молнию на куртке, подвел Марианну к выходу и распахнул дверь.

Дверь снова жалобно заскрипела, и Марианна рассмеялась.

— Стонет совсем как в «Сказках братьев Гримм».

— Твоя правда, надо принести сюда масленку, избавить старушку от страданий.

— Даже не смей. В этом есть что-то восхитительно зловещее. А у домика есть имя?

— Разумеется.

— Что оно означает?

— Убежище.Ну что, готова к спуску?

— А куда теперь денешься? Я много читала про восхождения и уяснила, что спуск — операция не менее рискованная. Почти все несчастные случаи происходят при спуске.

— Да-да. Поэтому я спущусь первым и буду держать лестницу. Раз ты сумела забраться, ничего, спустишься нормально. Только надо осторожнее слезать с площадки.

— Не волнуйся, я аккуратно.

— Вот тут встань на коленки и постарайся удержать равновесие.

Когда она выполнила его требование, он положил ее пальцы на ручку, выступающую над полом.

— Не забывай про эту ручку.

— Можно я положу руки тебе на плечи, когда ты начнешь слезать с площадки? Это поможет мне сориентироваться, к тому же я постараюсь запомнить твои движения и потом их повторю.

— Ладно, действуй, как считаешь нужным. А я буду двигаться помедленней, чтобы тебе было легче запомнить.

И вот ладони Марианны на плечах Кейра, она ощущает каждый поворот его тела, перемещающегося на лестницу. Когда Кейр оказался вне досягаемости, Марианна вдруг почувствовала себя покинутой и испугалась. Чтобы восстановить контакт, она крикнула:

— Ну и приключение! Лу никогда бы не поверила, что я была наверху. И наверняка бы этого не одобрила.

— Тебя это беспокоит? — донесся снизу голос Кейра.

— Нисколечко, — отозвалась Марианна. Вцепившись в ручку, она осторожно протянула вниз ногу, нащупывая сомнительную опору — узенькую перекладину на покачивавшейся лестнице.

Глава десятая

Луиза

Марианна бы этого не одобрила.

Это первое, что мне пришло в голову, когда я проснулась на следующее утро. На самом деле первая моя мысль была вот о чем: если мой желудок вздумает исторгнуть все раньше, чем я окажусь в ванной, то неплохо бы заранее максимально обезопасить пространство комнаты.

Пока глаза мои выискивали подходящий сосуд, в поле зрения угодили бутылка с бренди и два пустых стакана, красовавшиеся на туалетном столике; я вздрогнула от ужаса, но осмотр продолжила и в какой-то момент обнаружила Гэрта. Он лежал рядом со мной и крепко спал.

Вот тут и явилась та самая мысль, что Марианна бы этого не одобрила. Не только не одобрила бы, но даже изумилась бы, поскольку я вообще не пью бренди, не люблю. Но Гэрт сказал, что после выпавшего на нашу долю испытания необходимо хлопнуть именно по стакану бренди. Я разрешила ему хозяйничать в шкафчике-баре, а сама рухнула на диван и принялась рассматривать свои несчастные ноги и то, что осталось от дорогих новых колготок после пробежки по улицам, без туфель.

Гэрт заставил меня выпить огромную порцию, и действительно полегчало. Я попросила его проверить, хорошо ли закрыты окна, все ли, потом он удостоверился, что входная дверь заперта, и накинул цепочку. Он спросил, не надо ли позвонить в полицию, но в конце концов мы рассудили, что я нанесла Мэгвичу гораздо больший вред, чем он нам, и лучше со служителями закона не связываться. Как только я представила, что передо мной выстроят для опознания нескольких, похожих (будто его клоны) Мэгвичей, то снова затряслась от страха, поэтому позволила Гэрту налить мне второй стакан.

Выпив половину этого второго, я вдруг разрыдалась. Буквально впала в истерику и никак не могла остановиться. Гэрт обнял меня, приговаривая, что это из-за пережитого шока, на самом деле я была просто супер, и он страшно мной гордится. И все твердил, что я, возможно, спасла жизнь и себе и ему, очень даже возможно.

Реветь я перестала, но тут же начала хохотать, нет, не над его словами, бесконечно трогательными, просто я взглянула на его лицо, а оно было ужасным. Гэрт был похож на панду, потому что черная обводка вокруг глаз размазалась, мы же тогда, на улице, то смеялись, то плакали от счастья. Белая густая крем-пудра местами стерлась, и сквозь ее остатки я увидела какую-то жуткую сыпь, но тут же сообразила, что это веснушки и что их очень много. Черные, торчавшие, как иглы у дикобраза, волосы, тщательно слепленные перед походом на лекцию, теперь упали, завесив лоб. Благодаря влажному вечернему воздуху волосы кое-где предательски закудрявились. Глядя на это перемазанное расплывшимся гримом лицо, я, пожалуй, в первый раз захотела увидеть, что же таится под бело-черной маской, и понять, почему Гэрт так ревностно скрывает свою внешность.

Он тоже глянул на меня, ничего не понимая.

— На что это ты смотришь?

— На тебя. Хорош!

— Ты тоже выглядишь сейчас не на миллион долларов, моя милая.

— А то я не знаю! Нам надо как следует помыться и выспаться.

Он застенчиво спросил:

— Ты не против, если я возьму твой шампунь и мыло?

— Не против. Бери что хочешь. Только имей в виду: мои вещи в шкафчике, а Марианны — на полке. На ее полке ничего не трогай — там расставлено все в определенном порядке, чтобы она знала, где что искать. — Я попыталась подняться с дивана. — А я пока поменяю белье на ее кровати. Уверена, она бы не возражала, что ты у нее поспишь.

— Не суетись, — посоветовал Гэрт. — Мне и на диване будет неплохо. Завернусь в пальтишко. Это же армейская русская шинель, из распроданных запасов. Классная вещь, очень удобная.

— Даже не желаю об этом слышать! После сегодняшнего приключения тебе надо по-человечески отдохнуть. Нам обоим.

Когда Гэрт, отмытый и облаченный в мое красное шелковое кимоно, вернулся из ванны, я его не узнала. Его кожа была по-прежнему бледной, но не мертвенно-белой, а теплой, сливочной, и сплошь в веснушках. Ими было усыпано не только лицо, но и все тело, заметила я, поскольку кое-как подпоясанное кимоно иногда соскальзывало, обнажая узкую, почти без растительности грудь.

Знаю, что вела себя не очень-то тактично, совсем не тактично, но я хлопнула два стакана бренди и плохо соображала. И потом, я была настолько ошарашена его преображением, что не смогла удержаться:

— Гэрт, у тебя ведь рыжие волосы?

Он замер, посмотрев на меня с опаской.

— Ну… да. И что?

— Ты их красишь?

— Ну да.

— Почему?

— Потому что я их ненавижу! Потому что в школе меня вечно дразнили из-за них и из-за веснушек. Вот я и подался в готы. Чтобы можно было перекраситься в брюнета и замазать физиономию белилами. — Передернув плечами, он плеснул себе еще бренди. — Надо было стать либо готом, либо геем. Геем — это уж извините, я выбрал стезю гота.

Я, разинув рот, глазела на его шевелюру.

— А какой у тебя настоящий цвет? Морковно-рыжий?

— Нет, не морковно. Это бы еще туда-сюда. В Шотландии полно пацанов с морковными волосами, цвета газировки «Айрн-брю». Но у меня они не как у всех. Мама говорит, что этот цвет называют тициановским. Будто мне от этого легче, — буркнул он, мрачно глядя в свои стакан. — Еще и вьются, сволочи, на всей башке. Вовремя не подсуетишься, сразу лохмы, как у рыжего королевского спаниеля. — Он сосредоточенно пощупал длинные черные кудри, похожие на упругие пружинки. — Со спины все за женщину принимают, рост ведь у меня так себе, средняк, а пьяные, они ж ни фига не видят, щиплют за жопу. Жесть. Вот и приходится распрямлять чертовы штопоры и красить их черной краской. Ну а брюнет с веснушками — это полный отстой. Видок кошмарный, будто я подцепил оспу или еще какую-нибудь пакость. Была у меня одна подружка, тусовалась с готами. Однажды она меня накрасила белилами, просто по приколу. Но мне жутко понравилось. Короче, запал я на это дело. — Он ухмыльнулся. — С тех пор за жопу никто не щиплет.

Я привыкала к новому Гэрту, я вдруг открыла для себя, что у него красивые ровные зубы и огромные зеленые глаза. А раньше были карими, клянусь! Его внешность притягивала, честное слово. Конечно, не красавец, спору нет, но по-своему очень симпатичный мальчик.

— Гэрт, ты же теперь совсем другой! Я раньше тебя просто не видела. Видела только жутковатое готическое обличье, а не самого человека. Знаешь, у тебя красивые глаза, зеленые, я их почему-то не замечала.

— Ну да, люди тебя и правда толком не видят, только твой прикид. И это радует. На меня все школьные годы глазели, сыт по горло.

Поднявшись с дивана, я поковыляла в сторону ванной, но тут комната сделала пируэт, и я сообразила, что переоценила свои возможности. Поэтому я крепко вцепилась в спинку кресла, потом снова уставилась на Гэрта и мечтательно изрекла:

— Хотела бы я увидеть твои волосы в первозданном виде. Пытаюсь представить… наверное, они… они точно потрясающие!

Он фыркнул и еще как следует хватанул бренди.

— Тетки мои постоянно трепали меня по волосам и причитали: «Девчонки умрут от зависти». Отлично, да? Хорошо хоть в школе за такие шуточки можно было врезать по морде.

— Я бы и сама прибила наглецов, которые тебя дразнили! Почему дети всегда так жестоки?

— Дети они и есть дети. Не был бы я рыжим, наверняка прицепились бы к чему-нибудь еще.

Гэрт подошел ко мне и наклонил голову:

— Настоящий цвет у корней. Пора подкрасить, но никак не выберу время.

Подняв руки к голове, он раздвинул густые черные пряди. В этот момент пояс развязался, и алое шелковое кимоно распахнулось. Гэрт глянул вниз. Я тоже глянула.

— Вот, смотри! — Он указал пальцем на медно-каштановую поросль. — Вот мой настоящий цвет!

Ланч их был нехитрым, овсяные лепешки и сыр. Потом Кейр набросал на листке список покупок, разжег печку и сварил Марианне кофе, полный кофейник.

— Что ж, мне пора отправляться в Броудфорд. — Он положил ей на плечо руку и, когда его ладонь прильнула к круглящемуся плечику, ощутил незнакомое раньше блаженство. — Дров в печке хватит на несколько часов. Ну, теперь волноваться не будешь?

— Не буду. И вообще, здесь мне гораздо спокойнее, чем на эдинбургских улицах.

— Чем займешься?

— Ничем. Может, посплю в кресле у печки. А если будут силы и настроение, посижу в саду на скамейке, послушаю мать-природу. Как там погода?

— Светит солнце, но, возможно, снова повалит снег. На Скае погода меняется мгновенно… И вот что. Рядом с черным ходом, справа, на подоконнике, стоит миска с обрезками бекона. Разбросай их вокруг ног, и тогда почти наверняка можешь рассчитывать на компанию. Есть дрозд, который клюет прямо с руки, но вряд ли он окажет тебе подобную честь. Вполне могут прибежать ласки.

— Ласки?

— Да-а. Шебутная парочка, они любят пастись у черного хода. Почему-то часто говорят про кого-нибудь: «Морда злая и хищная, как у ласки». Клевета. У них чудесные мордочки с огромными ласковыми глазами. В общем, слушай внимательно, если кто-то будет лопотать не по-птичьи, значит, это пожаловали ласки… Ладно, я поехал. Постараюсь вернуться как можно скорее.

— Да не бойся ты! Думаешь, я не справлюсь с ласками, если они попробуют на меня напасть?

— Справишься, если дашь им поесть.

Марианна

Прихватив кружку с кофе и миску с беконом, я вышла в сад. Села на скамейку, разбросала кусочки у ног и стала ждать гостей. Солнце хоть слабо, но пригревало, я подставила лучам лицо и закрыла глаза. Теперь, когда меня не отвлекал голос Кейра и само его присутствие, я могла полностью сосредоточиться на звуках и запахах вокруг. Явственнее всего ощущался аромат волчьего лыка, но его как бы усиливал крепкий запах ванили, откуда он доносился, я определить не могла. Еще какой-нибудь куст цветет? Или так пахнет под солнцем снег? Мне вспомнилось, как я в детстве попробовала сделать мороженое из снега и клубничного джема. С тех пор всякий раз, когда я ем шербет, мне кажется, что это пропитанный ягодным соком снег.

Нежась на солнце, я удивлялась, что мне совсем не холодно, хотя была без шапки и без пальто. А мысли мои были заняты тем, что Кейр рассказал за ланчем. Дом был построен прямо в лесу, среди старых, доживавших свой век деревьев. Местечко это приглянулось деду Кейра, потому что вокруг был лес, но при этом отсюда было видно море, а в ясную погоду вдалеке можно было разглядеть горную цепь — Куиллин. Я попросила Кейра найти музыкальный эквивалент и для гор, они ведь гораздо больше соборов, и представить эти громады мне еще сложнее. Он довольно долго молчал, но все-таки нашел: «Соната номер двадцать девять, третья часть». Я была потрясена: Бетховен! Самое длинное, самое прекрасное его адажио для фортепьяно. Я надеялась, что сумею не влюбиться в своего друга. Но не влюбиться в его ум я точно не могла.

Вода для дома хранится в резервуаре, туда она поступает из ручья, который никогда не пересыхает. Топлива тут всегда в избытке, старые деревья и сухостой, морской прибой тоже приносит много дров, а иногда даже кое-что пригодное для мебели. Кейр постоянно обновляет лес, сажает березы, они быстро растут, сажает рядом с дубками, которые растут медленно. Сейчас некоторые саженцы так вымахали, что приходится их прореживать, чтобы эти быстрорастущие индивиды не загораживали и не теснили будущих долгожителей, пока довольно хилых. Понятно, что многие из питомцев Кейра достигнут зрелости, когда его самого уже не будет на свете. И я спросила, зачем же он так старается.

— Хочу вернуть долг.

— Какой долг?

— Планете Земля. Надо отдавать то, что забрал.

— То есть это твой способ компенсации «углеродного следа»?

— Компенсация весьма скромная. Ведь я обретаюсь в нефтяной промышленности. Всю жизнь сверлю дырки в планете, чтобы добыть нефть для ненасытных европейцев, обеспечиваю им комфортную — уже до полной бессмысленности — жизнь. Это же насилие над природой, грабеж! Как ты, наверное, уже успела заметить, у меня нет замашек вороватых викингов. Когда я осознал, что мы творим с природой, заодно просек, какой урон наносит всему живому нефтяная промышленность и что очень скоро нефтяникам нечего будет добывать. Молодым с этим делом лучше не связываться — нулевые перспективы. Но когда-то, когда я сам только начинал, нефтяникам хорошо платили, манила и возможность попутешествовать. Опасная, конечно, профессия, но кто в молодости об этом думает? Свежеиспеченному геологу, который и сам толком не знал, чего он хочет, походная жизнь и солидные заработки показались достаточным основанием для выбора. Но у этой отрасли больше нет будущего. Она умирает. Всем специалистам уже за сорок, вот и мне тоже.

— Раз у отрасли нет будущего, что же ты будешь делать?

— Резонный вопрос. Но пока нам есть чем заняться — искать новые месторождения. Нефть почти всю выкачали, надо осваивать новые запасы, кое-какие еще остались неразграбленными, но к ним сложно подбираться. Кстати, глобальное потепление привело к тому, что факторы риска при разработках усиливаются. Предупреждать о них — это тоже по моей части. В любом случае придется чаще ездить за границу.

— Не тянет?

— О нет, с меня хватит! Как только я съезжаю с моста, меня снова тянет сюда. Моя бы воля, жил бы тут круглый год. Но надо же чем-то оплачивать счета. Работы на Скае почти нет, в основном туризм, но и это только в сезон. В основном тут теперь живут отошедшие от дел приезжие да местные старики. Молодые отбывают на главный остров, чтобы устроиться на работу. У них нет выхода. У меня тоже не было.

— А как тебе туризм экологический? Рассказывать людям о природе, учить их ладить с нею, учить беречь лес и знакомить с его жизнью… Плохо ли? Тяга к природе тоже ведь усиливается. Многие горожане с удовольствием погрузились бы в идиллию, вроде той, в которой живешь ты сам. Почему бы не воспользоваться растущим спросом?

— Вообще-то я уже об этом подумывал. Мысль заманчивая. Но дом маловат, и добираться сюда целая история. Нужно тогда строить что-то более основательное и приличную дорогу прокладывать. Это постоянно у меня в голове, но не представляю, как к этому подступиться.

— А ведь здорово — приезжали бы на экскурсию школьники, на недельку. Ты бы им рассказывал про лес. И про звезды… плюс еще домик на дереве — это же мечта любого подростка.

— Да, я тоже примерно так все себе представлял. А с познавательной точки зрения место тут великолепное, полно всякой живности, и зверья и растений.

— Но готов ли ты поделиться всем этим? К тому, что по твоему персональному райскому саду будут бродить галдящие подростки?

— Я сам когда-то был галдящим подростком. Если ребенка занять стоящим делом, он перестает галдеть. Оказавшись наедине с природой, он почтительно умолкает и внимательно ко всему присматривается. Это древний охотничий инстинкт, ну и инстинкт самосохранения срабатывает. Либо беги, либо замри и умолкни. А увидев в ясную зимнюю ночь здешние звезды, всякий городской ребенок наверняка просто онемеет. Да и всякий взрослый потерял бы дар речи. Звезды запрещают говорить… Что ж, мечты, мечты, но пока нет ни сил, ни возможностей их осуществить. Впрочем, начало положено.

— Ты имеешь в виду свои посадки?

— Нет, то, что я привез сюда тебя. Благодаря тебе я понял, чем бы я смог заняться. Чем, возможно, даже обязанзаняться.

Марианна

Шорох и трепыханье у моих ног свидетельствовали о том, что птицы отважились приблизиться к незнакомой тетке. Я сидела тихо, крепко сжимая в руках теплую кружку с кофе. Сзади по-прежнему капало с крыши, солнце продолжало плавить накрывший ее снег. В какой-то момент вдруг раздалось громкое хлопанье крыльев, это улетели птицы, хотя я не шевелилась и никак не могла их спугнуть. Может, ласки прибежали? Я слегка встревожилась, захотелось спрятать ноги под лавку, подальше от этих зверьков, но я продолжала сидеть в прежней позе, пытаясь (а что мне еще оставалось?) представить их «чудесные мордочки». Но почему-то вспоминалось слегка угловатое и плоское — по-человечьи — лицо, лицо Кейра, которое мои пальцы уже хорошо знали.

Тишина неуловимо изменилась. Я почему-то вдруг потянулась за тростью, потом сообразила, что оставила ее в доме, ведь у меня обе руки были заняты. Да и зачем бы я стала брать трость? Ведь нужно было пройти всего ничего — до скамейки.

Что тогда меня насторожило? Какой-то звук, предшествовавший скрежету над моей головой, или я просто почувствовала некую перемену? До сих пор не могу понять. Был ли это едва слышный скрип? Или ускорился ритм капели? Не знаю, но, когда надо мной и за моей спиной что-то заскрежетало, я уже была начеку. Не так часто я слышу звуки, причину которых не могу определить, поэтому я встала, решив, что лучше пойти к дому. И только я повернулась лицом к черному ходу, раздался немыслимый, с присвистом, грохот, лицо мое обдало ледяным и будто бы спрессованным воздухом. Я в ужасе развернулась и побежала прочь, вытянув руки.

Буквально через несколько секунд грохот перешел в долгое шипение, потом последовал глухой удар и влажный всплеск. Обвалился сугроб с крыши. Рухнул прямо на скамью. Теперь на ней, наверное, гора снега. Я нервно похихикала и побрела назад.

Мне показалось, что я двигаюсь точно вспять. Именно что показалось. Так как мои ладони неожиданно уперлись в дерево, на пути моего бегства его точно не было. Я остановилась, чтобы собраться с мыслями, кляня себя за то, что не прихватила трость. Было очевидно, что я сбилась с направления. Поддалась, дура, панике, и вот что из этого вышло. Вовсе не факт, что я шла в сторону дома. Надо было отыскать в снегу собственные следы и по ним снова прийти к скамейке.

Присев, стала голыми руками нащупывать вмятины и теперь брела точно по ним, и только минуты через две заметила, что следы не мои. Вмятины были слишком большими, глубокими и располагались слишком далеко одна от другой. Это были следы Кейра. Значит, я шла по его следам, не по своим, и совершенно не представляла, куда они ведут. Еще раз обшарив снег, я определила, что эта цепочка следов тут одна. И направлены они в одну сторону. Либо они подведут меня к тем, которые Кейр оставил, когда нес меня на закорках, когда мы только приехали, либо к извилистой тропе, по которой, сказал Кейр, тоже можно добраться до дома. В любом случае, ориентируясь по ним, я никак не могла попасть назад прежним, своим,путем.

Солнце, вероятно, снизилось, поскольку заметно похолодало. Меня охватило смутное беспокойство, но страшно не было. Разве можно потерять целый дом? Я никак не могла отойти далеко от него. Я развернулась и направилась к тому непонятно откуда взявшемуся дереву. Наконец мои вытянутые вперед руки нашли его. И я сказала себе, что теперь я наверняка близко от дома и от скамейки, просто не знаю, в каком направлении нужно двигаться.

Наклонилась, стала искать в снегу камушек или обломок ветки. Пальцы почти онемели от холода, брюки были сырыми на коленках: намокли, пока я, встав на четвереньки, рыскала по следам. Я старалась не замечать, что замерзла, что мерзну все сильнее. Негнущимися пальцами нашарила камушек. Зажав его в кулаке, разогнулась, прикидывая, где, вероятнее всего, расположен дом. Швырнуть никак не решалась, боялась разбить окно. Прицелившись пониже, бросила со всей силы, надеясь, что услышу в ответ звук, по которому пойму, попала я в стену, в дверь или просто в дерево. Ничего похожего. Камень приземлился где-то в отдалении, прошуршав снегом. Я, конечно, могла промахнуться. Нашла еще один камень, швырнула в противоположном направлении. Раздался глухой удар. Если бы о стену, был бы скорее скрип. Может, он упал на скамью? Или угодил просто в какое-то дерево? Я двинулась в направлении удара, чтобы хоть немного разогнать кровь в жилах. И наступила на что-то скользкое. Отчаянно замахав руками, я пыталась сохранить равновесие. Потом раздался жуткий треск, и я провалилась по колено в ледяную воду.

Итак, меня занесло в пруд. Вода была обжигающе холодной, я даже вскрикнула. Выбравшись на берег, я встала как пень, не решаясь двинуться, трясясь от холода, дико злясь на себя и уже не на шутку испугавшись. Ноги до самых колен были насквозь мокрыми, вода хлюпала в ботинках. Пальцы онемели окончательно. На мне ни пальто, ни шапки. Только тоненький шерстяной свитер и флисовая куртка. И вот, пожалуйста, умудрилась заблудиться. Возможно, дом и натопленная печка были от меня всего в нескольких метрах, но факт оставался фактом: я заблудилась. Кейр сказал, что вокруг сада нет ни забора, ни живой изгороди. Сад плавно переходит в лес, значит, нет ничего, что могло бы преградить мне дорогу, то есть я могу забрести неведомо куда.

Сколько времени прошло с отъезда Кейра, я не знала и не представляла, когда он вернется. Главное, что вернется. В конце-то концов.Надо было потерпеть пару часиков, не больше, и пока погода не испортилась, я повторяла мысленно, что ничего страшного со мной не случится. И задрала голову, надеясь снова ощутить благотворное, хоть и скудное тепло февральского солнца.

Но на щеки упали снежные хлопья, почти невесомые, нежные и холодные.

Я знала, что такое переохлаждение. Харви, уроженец Ская, бывалый ходок по горам, сопровождал меня как-то на вершину горы Бен-Невис, это восхождение было рекламной акцией, чтобы люди жертвовали больше денег в благотворительные фонды. Не скажу, что подъем был таким уж сложным, даже для человека незрячего. Каждый год на эту гору отправляются и дети, и люди с ограниченными возможностями, по удобной и вполне надежной тропе. Тем не менее несколько человек ежегодно становятся жертвами переохлаждения. Причины? Неправильно подобранная для высоты экипировка. Туристы то мокли, то мерзли. И еще шли голодные. А это очень рискованно. Переохлаждение — коварная штука, это убийца и может прикончить очень быстро.

Я была с непокрытой головой, и через нее из моего драгоценного организма уходила пятая часть тепла. Я почти не чувствовала рук и ног. Меня сотрясала непреодолимая дрожь, мучительная, но я знала, что это как раз хороший знак. Тело дрожит, чтобы вырабатывать тепло. Вот если дрожь утихнет, тогда действительно беда. Ведь следующий этап таков: чтобы сберечь энергию, тело перестает дрожать, переходит на режим выживания, а потом… отключается. Я понимала, что чем сильнее замерзну, тем труднее будет соображать и ориентироваться, то есть будет еще хуже. Обязательно нужно было отыскать дом, а если не получится, хоть какое-то укрытие. И поскорее.

Я стояла тихонечко, прислушивалась изо всех сил, но слышала только лязганье собственных зубов. Вспомнив с тоской о теплой печке, я подумала: может, мне удастся учуять запах горящих поленьев, и он приведет меня домой? Потом вспомнила про сладкий аромат волчьего лыка, неподалеку от черного хода, но, поразмыслив, решила, что этот куст благоухает только под лучами солнца. А сейчас я ощущала лишь запахи грязи и застоявшейся прудовой воды, которой пропиталась моя одежда.

Чтобы сохранить тепло, надо было двигаться, но идти наобум было страшно, поэтому я просто топталась на месте, пристукивая ногами, и пыталась что-то придумать, и все сильнее мерзла, а снег сыпал и сыпал. Затем настал миг полного отчаяния, я перестала храбриться. Что-то во мне щелкнуло, и я крикнула срывающимся голосом:

— Кейр!

Бессмысленный, безнадежный выплеск. Но это имя было произнести гораздо проще, чем те слова, которые я прокричала потом:

— Помогите! Эй, кто-нибудь, помогите!

Сверху прошуршала ветка, будто вспорхнула пара птиц. Это означало, что я стою среди деревьев и, похоже, не так уж близко от дома. Я решила идти наугад. Говорила себе, что это поможет сохранить тепло и еще это поможет думать.

Я шла, вытянув голые, перчаток ведь не взяла, руки, кожа саднила от холода. Я часто спотыкалась — промокшие, онемевшие ноги не чувствовали перепадов на всяких неровностях. Кое-как продвигаясь, я прислушивалась, надеясь уловить мотор «лендровера». Но понимала, что Кейр, вероятно, еще даже не доехал до Броудфорда. Может, мне удастся выйти к шоссе и поймать там машину? Я напрягла слух, стараясь различить шум шин, но услышала совсем другой звук — веселое журчанье, оно было как музыка. Ручей. Наконец хоть какой-то ориентир, который поможет мне определить направление! Ручей течет с холма к морю, сказал Кейр. Он огибает дом. Неужели я теперь не найду пути назад?

Снег повалил сильнее. Огромные хлопья укрывали голову и плечи толстым слоем и, тая, пропитывали влагой волосы, просачивались в одежду. Я счищала снег, но, боже, как его было много! Сражаясь с тучами хлопьев, я наткнулась на дерево. От неожиданности испугалась ужасно, машинально присела на корни, забыв о том, что рискую промочить пока еще сухую часть брюк и еще одну часть тела, но я настолько устала, что хотела лишь одного: замереть, свернувшись в клубок. Харви что-то такое мне насчет этого говорил… Так лучше сохраняется глубинное тепло… Нужно подобрать руки и ноги, как младенец в утробе матери и — ждать спасателей. Глупо без толку бродить туда-сюда — напрасная трата сил. Вот бы что он сейчас сказал. Я подтянула промокшие колени к подбородку… ждать так ждать. Я слушала неумолкающую беспечную песенку ручья и ждала, когда приедет Харви и отыщет меня.

Дата добавления: 2015-11-14