Квантовая физика

В течение последних десятилетий последнего столетия современная наука сама по себе перестала быть оплотом универсальной истины. Квантовая физика подошла к порогу, где разница между материей и духом исчезает. Внешний мир наблюдаемого смешался с внутренним и субъективным миром наблюдателя. Новый мир оказался намного цельнее, чем мы могли представить, а границы, которые мы воспринимали за данность, оказались только продуктом нашего разума. Науке пришлось понять, что наши идеи, которые мы принимали за истину в последней инстанции, были обусловлены нашим общим видением вещей, которому мы ни за что не хотели дать пошатнуться. Науке пришлось признать, что нам нужно быть смиреннее и скромнее в наших предположениях относительно материи и духа. Она начала искать объединяющую теорию, объяснившую бы этот феномен, но все больше и больше отходила от христианства, которое увековечило дихотомию три века назад и, казалось, имела предположения и определенные концепции о реальности. Внимание обратилось к буддийским идеям, которые кажутся в таком согласии с последними научными достижениями. Сейчас мы живем во время великой интеллектуальной реформации. Это очень значительный момент, так как религиозные идеи и научное знание это те две силы, который формируют и направляют мир, и самая глубокая проблема современной жизни — их объединение. «Современная наука заставила человека блуждать. Ее передовая мысль и технология движутся сквозь время, из поколения в поколение, и это движение — приключение в неведомые дали. Преимуществом блуждания является то, что оно опасно, и требуется мастерство избегания зол. Именно поэтому нам следовало бы ожидать от будущего опасностей (Вайтхэд, 1997)

Дуглас-Клотс

Начиная с середины XIX столетия, разрыв между наукой и христианством увеличился по нескольким причинам, включая возросшую секуляризацию (обмирщение) западного общества, во что наука внесла значительный вклад. Этими причинами стали научные и религиозные предрассудки и разногласия, а также неспособность видеть общую картину. Но главная причина была в том, что церковь облекла в конкретную (внешнюю) форму и опредметила учения Иисуса, практически не включив в них ближневосточного контекста библейской культуры. Картина западного христианства была довольно неестественной: уходя корнями в Ближний Восток, оно так и не впитало (не усвоило) полностью его космологию, духовность и мысль. Оно имперализировалось под властью Римской империи, и вместо того, чтобы развивать свою собственную христианскую философию реальности, восприняло греческие философии, остановившись на описании вселенной в механистических терминах. Оно очистило вселенную от божественности и в то же время отказалось от антропологического языка Библии ради механоморфического. Со времен Платона мы видим и интерпретируем реальность согласно греческой традиции. Это повлияло как на западную теологию, так и на психологию. Теолог Мэтью Фокс так говорит о нашей способности разделять и анализировать практически все значение духовного: «Тот, кто потерял космологию и мистицизм, который сопровождает Писание, вряд ли понимает это, когда переводит для нас Библию. Однако Писание, как певшие ежедневно монахи прошлого удостоверяли, должно переживаться сердцем, а не только изучаться головой. Библейское обучение молодых ученых в наше время способствует более знанию фактов, нежели восприятию сердцем. Мистицизм, изгнанный из нашей академической жизни на три столетия, редко появляется в печатной странице переводчиков, которые погрузились в слова, но не обязательно в музыку авторского духа и намерения. Когда места Писания становятся слишком знакомыми, частью рутины, заученными молитвами, вера парализована и теряет преобразовательную способность. И тогда Писание становится лишь достоянием специалистов» (Douglas-Klotz, Fox, 1993).

Как отмечает Дуглас-Клотс, семитский язык Библии сочетал в себе пропозиционную (когнитивную) и импликативную подсистемы, в то время как западные языки разделили их и смотрели на реальность сквозь призму рациональности. Платон и Аристотель разделили человеческое существо на две части - тело и душу - а природа взаимоотношений между ними осталась им неясна. Было непонятно, какая функция отведена телу и какая - душе, и как тело и душа могут между собой сообщаться. Дихотомизированная (разделенная надвое) картина была перенесена в западное мировоззрение, и большинство даже христианских верующих верят, что человек состоит из двух частей — бессмертной души и смертного тела. Если задать вопрос про Бытие 2:7 «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою», многие не будут точно знать, что такое прах земной, что означает дыхание жизни и никогда не подумают, что на самом деле душа не была бессмертной; там ничего не говорится о ее бессмертии, но только говорится, что она ожила, когда дух Божий коснулся тела. В греческой философии отсутствовало понятие духа, в то время как в семитской мысли оно сильно присутствовало; сейчас в христианстве оно тоже не подчеркнуто. Западная мысль так и не решила вопроса дихотомии (разделения) внутреннего и внешнего, потому что пропустила третий объединяющий принцип духа, который сильно присутствовал в семитской традиции. Мы используем слово «дух», ссылаясь на невидимую сферу, но в Библии оно используется в большем смысле и дихотомизировано (разделено) не на тело и душу, а на добро и зло.

Воланд

В булгаковском романе «Мастер и Маргарита» Воланд, Видимая Сила Тьмы, посещающий нарушителей Духовного закона и еретиков, разговаривает с Берлиозом, главным редактором советской литературной организации, который старается опровергнуть доказательства существования Бога:

– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз, – ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец, – браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.

Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему так хорошо говорит по-русски?»

– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.

Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

Кант

Этим шестым доказательством Канта существования Бога была воля человека к деланию добра, а также добро, которое видимо во всем творении и должно исходить откуда-то - но невозможно сказать, откуда, если нет Бога, который всё держит в соответствии со Своей доброй волей. Позднее Воланд приводит седьмое доказательство, которым является он сам. Если есть тьма, то должен быть свет. Однако, могут ли быть эти доказательства найдены в сфере науки? Дух находится вне сферы науки и не может быть объектом изучения. Однако, в сфере христианства им тоже пренебрегали. Христианство было более занято «душою». Оно сильно развило искусство и музыку и породило много шедевров. Но многие наши предположения об устройстве мира в контексте западной мысли - которая игнорирует не бестелесные признаки существования, но признаки духовного измерения - безосновательны в корне. Нам трудно понять, что происходит в духовной реальности: мы не видим, не слышим и не хотим об этом знать. Это что-то странное и излишнее. Знания о душе – достаточно. «Познать себя» это значит, в нашем понимании, познать душу. Христианство таким образом устроилось, что устранило духовность, познаваемую опытным путем, сочтя его моветоном. Мы отказались от знания того, какие духовные силы стоят за видимой картиной мира и управляют им. В той же мере, в какой мы считаем это знание ненужным, бесполезным будет и отношение скептика в сфере сверхъестественного, которое мы никогда не сможем назвать проекциями его разума, и в котором наука и психология оказываются не только бесполезны, но и бессильны. Ни язык науки, ни язык культуры не были достаточными, чтобы описать переживания души, водимой духом. Но если мы теряем духовную составляющую, мы теряем саму суть христианства. Чрезвычайно психологичное христианство, лишенное сути, начинает скучать и становится скучным. Интересно, что маргинализация (выдвигание за скобки) духовных опытов в современном христианстве идет параллельно с активизацией субкультур и практик, которые вызывают переживания измененной реальности, и возможно, это происходит потому, что у людей есть чуть ли не эволюционная потребность выбираться из «повседневного мышления».

Дата добавления: 2015-11-14