И женщина, лицо которой я не могу разглядеть, встаёт и снимает с себя всю одежду.

— Иди ко мне, я покажу тебе, что это значит.

— Макгинн заявляет, что «доводы Нэйджела не только верны — они необходимы».Но почему? —Пауэлл внимательно оглядела зал,а затемпродолжила, повышая голос с каждым следующим словом. — Потому что необходимо бороться с воинствующим нарциссизмом, задействованным в плюралистической/релятивистской игре, которая, потворствуя своим эгоцентрическим влечениям, объявляет, что лишь она обладает той истиной, которую отрицает в отношении всех остальных. Признаётся только

«истина» «заявлений от первого лица». Нэйджел утверждает, что с этой безумной точки зрения, «не существует ничего истинного — все мы просто выражаем свои собственные взгляды или взгляды своей культуры. Это только усилило и без того чрезмерную интеллектуальную лень современной культуры и положило конец глубоким дискуссиям в гуманитарных и общественных науках, принимающих всерьёз лишь заявления от первого лица и отвергающих любые объективные доводы». Когда нарциссизм и бессистемность взглядов заменили истину коммуникацией,мы получиликультурологические исследования, — гремел голос Пауэлл.

— В общем, я приглашал к себе всех этих девочек, трахал их и записывал всё происходящее. Потом я собирался отредактировать и соединить все эти треки в одну сексуальную сцену для своего проекта.

— То есть, ты снимал порно-фильм? — ухмыльнулся Скотт.

— Ой, а можно я в нём поучаствую? Ну пожааааалуйста, — кокетливо простонала Хлоя.

— Ты что, шутишь? — возмутилась Каролина.

— Похоже, что я шучу? — спросила Хлоя.

— Не ты, чикуля, я говорю со Стюартом.

— Ну, дело вот в чём. Через какое-то время я уже не мог отделаться от мысли, что мой предлог для занятий сексом со всеми этими девушками весьма сомнительный. Я не фиксировал спонтанный акт любви — я просто приводил девушек к себе домой и жарил их, в то время как сцены других состояний фиксировали стихийные события. Даже несмотря на то, что я сообщал девушкам о своих намерениях, я чувствовал, что поступаю жестоко и безответственно. Так что я решил остановиться.

— О, нет, — произнесла Хлоя, — вот это уже через чур эксцентрично.

— Но почему ты остановился?

— Ну, понимаешь, с тех пор, как мы с Дарлой снова вместе, я как будто проснулся и увидел, что весь этот бред нужен был мне только для того, чтобы потворствовать собственным желаниям. Дарла как зеркало, в которое

я смотрюсь.

— Сейчас сблюю — предупредила Хлоя.

— Я собираюсь и дальше работать над проектом, просто не так, как делал это до сих пор. Теперь я хочу записывать только других людей. Ну и, возможно, нас с Дарлой.

Скотт подался вперёд и озабочено спросил:

— Значит, ты и твоя супермодель будете трахаться для фильма?

Пауэлл смотрела прямо в зал.

— Макгинн подходит к самой сути проблемы. «„Последнее слово“ — это та книга, которую необходимо читать и над которой необходимо размыш-лять в наш золотой век субъективизма, эгоцентризма и нарциссизма. У меня есть свои соображения о том, почему сегодня эти течения обрели такой масштаб». Эти соображения заключаются в том, что универсальные истины,

в отличие от взглядов субъективизма, «не согласуются с популярным, но ошибочным идеалом свободы». Универсальная истина «сдерживает наши мысли. Мы должны подчиняться её предписаниям. Но люди не хотят, чтобы их ограничивали — они хотят самостоятельно выбирать свои убеждения — как фасоль в супермаркете. Людям нужна возможность следовать своим импульсам, не обращая внимания на безличные требования, нарушающие их неотъемлемое право делать всё, что захочется». Ведь, в конце-то концов: «никто не вправе указывать, что мне делать!»

— Проще говоря, — голос Пауэлл стал ещё громче, — универсальные истины сдерживают нарциссизм, ограничивают эго, заставляют нас выйти за рамки субъективистских желаний и встретиться с неподвластной нам реальностью. Уже невозможно отрицать, что крайний постмодернизм,

плюрализм и релятивизм стали прибежищем бумерита. Чтобы не допустить ущемления эгоцентрических приоритетов или «ошибочного идеала свободы», необходимо придать фактам гибкость, а истине — неустойчи-вость, представив, таким образом, всю реальность как конструкт чьего-то эго, который можно легко деконструировать. Реальность создаётся и разрушается силой всемогущего эго. Большое, толстое, раздутое эго бумеров получило возможность создавать и подчинять себе всё сущее.

Пауэлл закончила выступление, и на этот раз ей никто не аплодировал. Последнее заявление было необыкновенно жёстким — больше в духе Дерека Ван Клифа, чем Лизы Пауэлл, и, похоже, оно задело слушателей. Но очень скоро тишину нарушил хохот — загорелся следующий слайд: «Ранжирование, типа, полный отстой».

— Это наша следующая тема, — закричал Морин. — Но сегодня у нас короткий день, поэтому прямо сейчас начинается ранний длинный перерыв на обед. Так что увидимся в 14:00.

— Кен, почему бы тебе не пообедать с нами? — спросила Джоан. — Надеюсь, ты можешь ответить мне что-нибудь кроме «гхм… ээ… доктор Джоан… человек… или как её там».

Я густо покраснел.

— Ладно. Но почему?

— Давно ко мне не подкатывали двадцатилетние парни, — весело рас-смеялась она.

Я покраснел ещё гуще.

В большом кафетерии справа за сценой собрались почти все выступавшие

в тот день: Морин, Карлтон, Пауэлл и Джефферсон.

— Привет, дорогие. Это Кен Уилбер, местный компьютерный гений, который считает, что человечество уже в прошлом.

— Да нет, это не так, ну, не такое человечество, как вы — это точно… и не другое… просто все эти люди, которые, в общем-то…

— Кен, присядь.

— На эти темы так сложно говорить, — объяснял Джефферсон, — потому что большинство благородных идей, которыми руководствуются все либеральные и заботливые люди, включают в себя другие идеи, которые эти люди, по их собственным словам, презирают.

— Например, иерархии.

— Да, например, иерархии, универсальные истины, стадии развития и всё остальное, что так ненавидит зелёный. В итоге зелёный презирает всё то, что могло бы его спасти.

— Но это касается всех уровней развития, — заметила Карлтон, — тут ты слишком суров с зелёным. Каждый уровень развития «ненавидит» все последующие. Красные думают, что синие — неудачники; синие думают, что оранжевые — безбожники, которым суждено гореть в аду; оранжевые думают, что зелёные — чокнутые плаксы; зелёные думают, что жёлтые — грубые, авторитарные и бездуховные засранцы. Ну и что в этом нового? — рассмеялась она.

— Это справедливо, — согласился Джефферсон. — Я только хотел ска-зать, что мы в ИЦ в основном имеем дело с переходом от зелёного к жёлтому, от первого порядка ко второму, и поэтому нам часто приходится сталкиваться с зелёной враждебностью. Как говорит нынешняя молодёжь, это так иронично.

— Да, это просто грандиозная шутка надо всеми нами, — ухмыльнулась Лиза Пауэлл. — Зелёный ненавидит жёлтый. Какая удача. И каждый раз, когда мы говорим что-то жёлтое, зелёный считает, что это красное, эгоцен-трическое, высокомерное, авторитарное, дискриминирующее, сексистское, расистское, бесчувственное и чёрствое. Зелёный ненавидит жёлтый, но штука в том, что попасть на жёлтый уровень можно лишь пройдя через

зелёный! Это просто невероятно! Такой милый маленький божественный розыгрыш, ты так не думаешь, Кен?

— Да, конечно, я много думаю.

— Нет, дорогой, я не про то, думаешь ли ты вообще, — поправила Джо-ан, — а про то, считаешь ли ты это милым маленьким божественным розыгрышем?

— Несомненно!

— Ну, с этим разобрались. А вот моя вторая любимая мозоль, — продол-жил Джефферсон. — Как вы знаете, ступив на эту стезю, я всерьёз считал, будто привлечение достаточного количества фактов и доказательств и грамотная презентация — то, что Хабермас называл «ненавязчивой силой лучших аргументов» — позволяет победить в любом споре. Но так не бывает, никогда не бывает.

— Бывает, но не часто, — поправила его Карлтон, отчетливо произнося каждое слово. — И ты сам знаешь почему. Человек, находящийся на синем уровне, не может согласиться с тем, что говорит зелёный, и даже понять то, о чём он говорит. И поэтому синий никогда не согласится с зелёным. Чтобы это произошло, синий должен развиться до оранжевого, а затем до зелёного. Большинство «интеллектуальных споров» невозможно разрешить

с помощью объективных фактов и свидетельств, ведь разногласия происхо-дят из-за того, что принимающие участие в споре субъекты находятся на разных уровнях сознания. Синему может понадобиться десять лет, чтобы развиться до зелёного уровня, и пока этого не случится, он не поймёт зелёного и не согласится с ним. — Карлтон проглотила немного салата и добавила, — С жёлтым и зелёным то же самое. Не важно, сколько фактов и доказательств с жёлтого уровня мы демонстрируем зелёному — он никогда

с нами не согласится. Так что польза от «диалога» на эти темы практически нулевая.

— Да, это наша вечная проблема, — добавила Джоан. — Со всеми уров-нями одно и то же. Если мы знакомим оранжевый или зелёный с идеями

второго порядка, они смотрят на нас как на сумасшедших. Но ведь ещё и когда мы представляем идеи третьего порядка людям со второго порядка, они думают, что мы рехнулись. Со мной тоже такое бывает: когда я слушаю кого-нибудь вроде Далай-ламы, какие бы проблески третьего порядка у меня при этом ни возникали, я знаю, что до настоящего понимания его слов

я ещё не доросла.

— Именно в этом проблема доказательства существования Бога, — вырвалось у меня, и я тут же об этом пожалел. Все за столом замолчали и медленно повернулись ко мне. На лицах читался вопрос: «Что это было?»

— Если я правильно понял Джоан, то есть доктора Хэзелтон, — я снова густо покраснел, — Бога можно обрести через сдвиг сознания, трансформа-цию сознания, переход на третий порядок. И когда вы пройдёте эту трансформацию, то сможете напрямую увидеть или постичь Дух. Но если такая трансформация ещё не произошла, никакие факты и свидетельства не будут иметь для вас ни малейшего значения. Вот почему нет объективных доказательств существования Бога. Есть только субъективная трансформа-ция.

Полная тишина.

— Нифига себе, Джонзи, этот малыш довольно умён для белого парня, — рассмеялся Джефферсон. — Итак, Кен — ты ведь Кен? — ты уже прошёл через эту трансформацию?

— Да нет, мне до неё ещё далеко. Мой максимум — это жёлтый, да и то только по праздникам. К тому же у меня есть эта теория… хотя, наверно, она не стоит вашего обеденного времени.

— Пожалуйста, продолжай, Кен, — попросила Карлтон. Она дотронулась до руки Пауэлл, и я почувствовал, как по моему телу пробежал ток.

— Ну ладно, — я встряхнул головой, чтобы собраться. — У меня есть теория, что ИИ — искусственный интеллект — доберётся до третьего порядка быстрее людей и послужит для всех нас точкой Омега, магнитом, который потянет нас к окончательному пробуждению.

— У Кена есть ещё одна идея, — добавила Джоан с материнской улыб-кой, что, вообще-то, было ужасно унизительно, потому что если ты влюблён

в женщину, то уж точно НЕ хочешь, чтобы она думала о тебе как о друге или, что ещё хуже, как о сыне, — он считает, что люди будут жить газилли-он лет, и поэтому в какой-то момент им придётся обратить собственный взор внутрь себя и начать развивать своё сознание до третьего порядка, и поэтому… как там дальше?

— Поэтому углеродные и кремниевые формы жизни понесутся напере-гонки к третьему порядку, к точке Омега, и тот, кто доберётся до неё первым, втянет в это окончательное пробуждение, которое на самом деле будет полным пробуждением вселенной, всех остальных.

Пятнадцать секунд тишины.

— Господи правый, я чувствую себя старухой, — сказала Карлтон.

— Это потрясающе, — сказал Джефферсон, быстро сориентировавшийся

в моем сценарии. — Это настолько дико, что даже кажется отчасти осмыс-ленным. Хотелось бы знать, насколько мы уже продвинулись с ИИ. Ведь, кажется, он пока не умеет даже интерпретировать повседневные явления.

— Это правда, не умеет. Но наши люди говорят, что до создания машин с человеческим уровнем интеллекта осталось примерно 30 лет. Как ни странно, через эти же 30 лет биологи прогнозируют резкое увеличение продолжительности человеческой жизни. Так что моя идея в том, что две эти эволюционные ветви — углеродная и кремниевая — примут участие в гонке к наивысшему уровню сознания.

— Господь всемогущий, тридцать лет, — произнесла Карлтон. — Инте-ресно, продержится ли человечество так долго.

— Вот поэтому я здесь! — взволновано добавил я. — Как говорит Джоан, то есть доктор Хэзелтон, — я покраснел гуще прежнего, — сначала нужно добраться до второго уровня!

— Я никогда этого не говорила, Кен. То есть я совершенно с этим соглас-на, но я этого не говорила.

— Не говорили? Вы уверены? Ну, ээ… наверно, это было в моём вообра-жении.

Кто-нибудь, пристрелите меня.

Поколение юного Кена, возможно, станет первым интегральным поколе-нием в истории. Одна мысль об этом будоражит воображение. Станет ли моё поколение Моисеем, который будет наблюдать, как они войдут в Землю Обетованную? А может быть, некоторые из нас тоже найдут путь в Интегральную Землю? Уверен, что так и будет. Моё поколение, мои дорогие, мои милые, многие из нас смогут пройти этот путь, если нам удастся совладать с самими собой. Наше секретное оружие? Вторая половина жизни… вторая половина жизни.

Юный Кен думает, что боты доберутся туда первыми. Это возможно, но мне кажется, мы сделаем это по старинке, в мире человеческой плоти. Он говорит, что продолжительность человеческой жизни увеличится практически до бесконечности — прекрасно, у нас будет больше времени, чтобы пробудиться, а мы пробудимся, я в этом уверен. Это будет открытие Открытого, одинокий полет к Единственному, воскрешение точки Омега, бесконечно лучезарной и слишком яркой, чтобы быть увиденной.

Кен не понимает лишь одного: его собственное пробуждение уже не за горами. Он медленно и неуклонно приближается к своей омеге.

Мне на помощь пришла Пауэлл.

— Не могу точно сказать, доберётся ли ИИ до третьего порядка — я не настолько разбираюсь в теме. Но я полностью согласна, что это не будет иметь никакого значения, если существенная часть человечества в ближай-

шее время не достигнет второго порядка. Если наши правительства не начнут действовать, руководствуясь глобальным сознанием, то есть, если не увеличится доля людей с сознанием второго порядка, то мы сами сметём себя с этой планеты, захлебнёмся в отходах, заразим себя неизлечимыми болезнями, затерроризируем себя до смерти или придумаем какой-нибудь ещё увлекательный общий кошмар. Все основные проблемы сегодняшнего мира — экологический кризис, биоинженерия, наноробототехника, между-народная денежная политика, ядерный терроризм и всё в этом духе — это глобальные проблемы, а глобальные проблемы требуют глобального понимания, то есть интегрального сознания второго порядка. Всё остальное может только ухудшить ситуацию! — Она начала распаляться, и это заставило всех улыбнуться. Похоже, каждый вспомнил о собственной способности страстно, иногда даже слишком страстно вгрызаться в тему.

— Именно поэтому мы все собрались и создали ИЦ, — добавила Пау-элл. — Это попытка найти интегральные решения проблем современности, ведь до сих пор все предлагавшиеся решения относились к первому порядку, а такой ограниченный подход может лишь навредить, серьёзно навредить.

— Не поспоришь, — отозвался Джефферсон. — Мы все озабочены этими проблемами, Кен. И особое внимание мы уделяем последнему препятствию на пути ко второму порядку. Как ты знаешь из лекций, мы называем это препятствие бумеритом. Разумеется, все мемы первого порядка являются препятствиями на пути ко второму порядку. Но последнее и самое важное препятствие — это зелёный, поскольку, оттолкнувшись от него, можно допрыгнуть до интегрального сознания второго порядка. Самое интересное, что происходит сейчас в мире — это противостояние зелёного и жёлтого.

— Могу я ещё кое-что сказать? То есть, спросить. Я и мои друзья хотим знать и постоянно спрашиваем себя: а какова наша форма бумерита? Как выглядит фиксация моего поколения на зелёном уровне?

Джефферсон подвинулся ко мне.

— Запомни несколько простых вещей, — мягко улыбнулся он. — Буме-рит — это всего лишь постмодернистская версия флатландии. Ты ведь знаешь, что такое флатландия?

— Конечно, это отрицание спектра сознания, отрицание уровней реально-сти. Сведение всего к одному уровню.

— Совершенно верно. Во флатландии бумеров обитает раздутое эго. Так?

А в вашей версии флатландии обитает пассивное отношение к происходя-щему, так называемый пофигизм. Большое эго во флатландии, пофигизм во флатландии — но эта сраная флатландия всё равно одна и та же, ясно?

— Ясно. Я это хорошо понимаю, потому что занимаюсь ИИ, а там повсю-ду сплошная флатландия. Мы программируем в компьютеры интеллект флатландии, и это довольно жутко.

— Да, жутко, — согласился Джефферсон. — Но в любом случае, если у твоего поколения получится переступить через себя и своё гордое ничего-неделание, вы просто влетите во второй порядок. Ты же знаешь, что иксеры и игрики могут стать первым в истории интегральным поколением?

— Знаю. Жёлтые детки! — добавил я, к счастью, догадавшись не упоми-нать, где я впервые услышал эту фразу.

— В сексуальном плане, всё начинается вот с чего, — говорит она.

Дата добавления: 2015-11-14