Благодарности 11 страница

Я ныряю под одеяло и стараюсь не думать о том, что Джек занимался сексом с какой-то старой леди на этой кровати. Постель пахнет больше им, чем ею, а это уже что-то. И все настолько пушистое, что я могла бы с таким же успехом лежать на своем дряблом животе.

– Алло, да, это номер 1106. Я хотел бы лосося с пармезаном, салат из шпината и порцию крем-брюле. Да. Да, спасибо.

Когда он вешает трубку, я поднимаю бровь.

– Ага? Вдруг прибавилось наличных?

– Моя последняя клиентка платит за номер. Мы могли бы заказать дюжину лобстеров, и ей пришлось бы все оплатить.

– А-а, преимущества секс-работы. – Я плюхаюсь на подушки. Он ничего не отвечает, погруженный в свой ноутбук. – Эй, а кто этот Твид-парень?

Джек пожимает плечами.

– Судя по твоему описанию, думаю, я его встречал.

– Ах, вот как? Где? В гей клубе?

– В баре. Где он выбил из меня всю дурь.

– Так вот где ты приобрел вид избитого-гамбургера?

Джек кивает.

– Он хорош. Вероятно, обучался. Каратэ, если судить по его форме и ударам.

– А ты обучался только отбивать мяч, верно? Не в смысле плейбой-миллиардер, который является членом «комитета бдительности», а исключительно в бейсбольном плане.

– До старшей школы я занимался тхэквондо, но он гораздо лучше меня.

– Кто-то прислал мне фотографию, – говорю я. – Твоей руки с бейсбольной битой и телом…

– Знаю. Рен рассказал мне об этом. Точнее, он прокричал мне это. В библиотеке.

– Рен? Кричал? Да ладно, ложь – это вовсе не смешно. Ну, за исключением случаев, когда ложь действительно смешная.

– Он был очень возбужден, – продолжает Джек, игнорируя меня. – Взволнован. У него много сторон, и у нас с ним сложная история, но он на удивление предан людям, которых считает друзьями. Не то, чтобы для него это было важно, когда он сбежал, поджав хвост, той ночью, но все же. Теперь это единственное, что имеет значение. Люди меняются, второй шанс и все такое.

– Ты кого-то убил, – говорю я. Теперь нет никакого страха, я больше его не боюсь. Я показала ему свой шрам, и он не дрогнул. Так что, даже если он ответит «да», я также не дрогну. Его ледяные глаза вспыхивают. Следует долгая, томная тишина, в которой, я уверена, он может услышать мое оглушительное, предвкушающее сердцебиение с расстояния десяти футов.

– Они поплелись к утесу на берегу озера, чтобы убежать от меня. Я их не трогал, но я с таким же успехом мог бы их и убить. Трое других оправились от травм.

Месяцы давления, вызванные незнанием этой тайны, моментально отступают. И я чувствую, что наконец-то снова могу свободно дышать. Он говорит правду. Чувство вины в его глазах очевидно. Если бы это была ложь, они были бы ясными.

Он упал с обрыва. На самом деле Джек никого не убивал. Но уверена, что он думает иначе.

– А что… что насчет тела?

Джек впивается в меня взглядом.

– Тебя что, это совсем не волнует? Я кое-кого убил. Я – убийца, Айсис.

– Ты защищал Софию. Точно также как ты защищал мою маму и меня от Лео. Вот что ты делаешь, Джек. Ты защищаешь людей.

Он открывает рот, затем закрывает его и смотрит в пол.

– Послушай, – начинаю я. – Я совершала некоторые вещи, которыми не горжусь. Я знаю, каково это – хотеть кого-то убить. Я действительно это знаю. Я собиралась убить Лео, когда мама впервые рассказала мне о том, что между ними произошло. Я даже все спланировала: я бы накачала его хлороформом, а если бы это его не убило, я бы отрезала его член тесаком, а затем пальцы, и, наконец, перерезала бы ему горло. Иногда я об этом мечтала. Я желала этого больше всего на свете. Я хотела заставить его заплатить за то, что он сделал с мамой. – Джек поднимает на меня взгляд. Я пожимаю плечами. – Так что да. Я знаю, каково это.

Что-то вроде благодарности мерцает в его глазах.

– Так что, давай, выкладывай, – давлю я. – Что насчет тела?

– Ты не рассказала некоторые вещи мне. Я не могу рассказать некоторые вещи тебе. Вот как это работает.

– Хорошо. Хорошо. Это справедливо. Итак, Твид-парень хочет знать, куда ты дел тело. Но зачем?

– Затем что он хочет раскопать на меня «грязную» информацию, – медленно говорит Джек. – И шантажировать. Предположительно для того, чтобы я присоединился к его корпорации.

– Потому что ты уже идеальный бизнесмен.

– Потому что я идеальный, точка, – ухмыляется он. Я швыряю подушку, и она любезно пролетает над ноутбуком, попадая ему прямо в лицо.

– Спасибо, физика! – поднимаю я большой палец вверх. Джек воинственно откашливает перо и продолжает печатать.

– Вау, а ты суперпредан этой компьютерной вещичке. Вау! Я не могу перестать говорить «вау»!

– Прекрати говорить «вау».

– Что ты вауишь? Я имею в виду, делаешь?

– Отслеживаю адрес электронной почты, с которого тебе прислали ту фотографию.

– О-о. А что потом? Что произойдет после того, как ты его найдешь?

– А потом я его взорву, – рычит Джек.

Я приподнимаю бровь.

– Разнесу его жесткий диск, – поправляет он.

– Ну, это немного более законно, – соглашаюсь я. – Но, увы, не так весело.

И вот, наконец, доставляют еду, горничная вкатывает ее в номер и уходит после того, как Джек дает ей чаевые. Я поглощаю все до последней крошки на подносе менее чем за пять минут.

– Боже, женщина, ты подавишься.

– Оно того стоит! – щебечу я, чавкая крем-брюле. И, естественно, начинаю сильно кашлять.

– Давись потише, – он поворачивается обратно к ноутбуку, и бормочет себе под нос. – Вот. Наконец-то. Этот парень до нелепости хорош. Но если я запущу сканирование байтов, то смогу…

Он замирает, как олень, услышавший курок ружья.

– Я… умираю… – напоминаю я ему, практически свалившись на пол.

– IP прослеживается обратно к Гуд Фолс, Флорида. К твоему родному городу, – говорит он. – Кто-то из твоего родного города отправил тебе это. Это должен быть кто-то, кого ты знаешь. Кого ты оттуда знаешь, кто хорошо разбирается в компьютерах?

Мое сердце пропускает удар, я перестаю делать вид, что умираю и действительно начинаю умирать.

– Айсис? Что случилось?

Я пристально смотрю на потолок отеля, размышляя, сколько мне потребуется шагов, чтобы добраться до туалета. Я не хочу снова блевать на Джека, независимо от того каким изумительным был последний раз. Лицо Джека маячит над моим взором.

– Айсис? Ты побледнела…

– Его, – мягко говорю я. – Он выигрывал федеральный чемпионат по хакерству для учащихся средних классов каждый год.

– Кто?

Я полагала, что он оставил меня в покое. Я никогда не думала, что электронное письмо может быть его. Почти год молчания убедил меня, что я была свободна.

Я стискиваю зубы и прикрываю глаза руками, словно это заблокирует тьму. Я знала, что пребывание в безопасности не будет длиться долго. Этого никогда не происходит. Тьма всегда найдет способ проникнуть, точно также как и сейчас.

– Безымянный.

– 11 –

3 года

30 недель

0 дней

Джек пытается убедить меня, что он сделает все возможное, чтобы помешать Безымянному вновь связаться со мной. Но я знаю, что это не сработает. Джек хорош, но Безымянный гораздо, гораздо лучше. Он всегда был таким.

Если Безымянный может получить доступ к видео в федеральном хранилище, то он и до меня сможет добраться. Если он знает о видео, знает о Джеке, то, вероятно, через Рена. Не то, чтобы Рен специально ему рассказал. Может быть, он случайно проговорился. Или, возможно, Безымянный просто отследил меня прямо доИст Саммит Хай и каким-то образом узнал о Джеке через школьные компьютеры. Уверена, народ болтал о нашей войне на старых, потрепанных Маках в компьютерном классе. Или, может быть…

Мой желудок падает, и прекрасный вкус крем-брюле становится кислым у меня во рту.

Может быть, Безымянный с самого начала взломал мою электронную почту и прочитал всю переписку с Кайлой о Джеке.

– На всякий случай сотри все со старого жесткого диска, – говорит Джек. – Заведи новую почту и измени все пароли.

– Он просто взломает их снова.

– Не взломает, – твердо говорит Джек. – Не сможет. Я не позволю этому произойти.

– Все это время он следил за мной, – смеюсь я. – Я была настолько глупа. Думала, что сбежала от него навсегда.

– И ты это сделаешь. Ты сможешь. Ты не можешь просто сдаться. Работай со мной, хорошо? Мы исправим это вместе.

– Бесполезно, – переворачиваюсь я. – Он будет мучить меня всю жизнь. Он всегда будет здесь, точно также как и этот дурацкий… этот дурацкий шрам…

Я оборачиваю его простыней, чтобы мне не приходилось на него смотреть. Джек подходит и разворачивает его, поднося к своим губам.

– Айсис, послушай меня. Он не будет с тобой вечно. Когда-нибудь ты заставишь его уйти, и он уйдет, и ты станешь счастливее. Воспоминания не исчезнут, но, по мере появления новых, они станут менее отчетливыми.

Я вздрагиваю. Его взгляд прикован к моим глазам.

– Я хочу помочь тебе приобрести как можно больше новых воспоминаний, если тебя это устраивает.

– А что насчет… Софии?

– Она всегда будет частью моей жизни, и я всегда буду ее поддерживать. Но теперь я знаю, кого хочу. И она здесь, прямо сейчас, смотрит мне в глаза и сидит на кровати отеля в моей рубашке, выглядя до нелепости мило. – Мое лицо вспыхивает, как лесной пожар. Джек встает. – Давай немного поспим. Впустую беспокоиться мы сможем и завтра.

Я киваю. Он выключает свет и достает запасное одеяло из шкафа, затем расстилает его на диване и ложится. Я сворачиваюсь под одеялом и стараюсь не чувствовать себя виноватой. Однако я вообще не могу заснуть. Это повторение того, что произошло у Эйвери дома, но на сей раз я не пьяна, и мне не так страшно. Просто темнота угнетающе на меня действует. Такое ощущение, что Безымянный повсюду. И я отдала бы что угодно, сделала бы что угодно, только бы прогнать его прочь и вновь почувствовать себя в безопасности.

– Холодно, – говорю я. И слышу, как Джек переворачивается.

– Хочешь еще одно одеяло?

– Нет, эм… – я сглатываю. Это самое трудное, что я когда-либо делала, ну, за исключением состязания по орфографии в первом классе, когда я неправильно написала слово «сказочный», о, нет, этому случаю достается третье место, сразу после того, когда у меня впервые начались месячные, и кровь просочилась через штаны на металлический раскладывающийся стул во время урока музыки, и мне пришлось прижать стул к попе, когда я пошла в санузел, чтобы никто не увидел аварии. У меня появилось необычайное уважение к крабам и их стилю ходьбы. Это чертовски трудно!

– Ты можешь… – я стараюсь повысить голос, но он ломается. – Не мог бы ты… пожалуйста... Как правило, у меня не так плохо получается говорить, – смеюсь я. – Это так глупо. Извини. Ладно, проехали.

Я переворачиваюсь и натягиваю одеяло над головой, чтобы он не услышал, как я шепотом проклинаю себя. Но затем я чувствую вес на другой стороне кровати, и мои легкие быстренько решают, что они хотят взорваться. Голос Джека так близко.

– Это?

Я стягиваю одеяло с головы и киваю, слишком бурно. Слишком рьяно. Джек смеется, низко и мягко. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я вижу, как он переворачивается и ложится ко мне спиной, натягивая на себя одеяло. Его ноги находятся всего в нескольких футах слева, а его спина еще ближе. Я дрожу, но молюсь любому слушающему меня Богу, чтобы Джек не смог почувствовать это через кровать. Я не хочу, чтобы он неправильно понял: будто я боюсь, а затем уйду. Я действительно боюсь – глубоко внутри, прочный как скала во мне горит страх, вызванный Безымянным, но я не испугана. Я не дышу поверхностно, не паникую и не подпрыгиваю от каждого шороха. И это огромная разница. Это не хаотичный страх – он упорядоченный, и я знаю его причину. Я могу его контролировать.

Я медленно протягиваю руку и кладу ее на спину Джека. Я чувствую, как под моими пальцами напрягаются его мышцы. Когда он ничего не говорит и не шевелится, я осторожно подвигаюсь и прижимаюсь к нему всем телом. Он теплый, теплее одеяла. Следует долгая пауза, пока наше дыхание не выравнивается в едином ритме. А потом он, наконец, произносит:

– Ты самая противоречивая девушка, которую я когда-либо встречал.

– Аха, – улыбаюсь я. – И нисколько не сожалею.

– Хорошо.

***

Солнце бесцеремонно вторгается и слепит задницей мне в глаза, мир завершает свое существование, я ослепла, и все кончено. А потом я переворачиваюсь и вижу лицо Джека на подушке, ух, вот теперь все действительно кончено. Навсегда. Потому что моя вселенная взрывается.

Я издаю маленький, визжащий звук себе под нос, пока пытаюсь вспомнить, как я оказалась здесь, в этом гостиничном номере. Воспоминания моментально обрушиваются на меня, и я более чем немного зла на себя за то, что сдалась и осталась здесь без боя. Джек приоткрывает один сонный, голубой глаз, лениво запускает пальцы в мои волосы и стонет:

– Кто дал тебе разрешение быть в сознании раньше шести, и как я могу это прекратить?

– Почему ты ко мне прикасаешься? – шепчу я. – Неужели это действительно так весело? Потому что большинство людей говорят, что на ощупь они мягкие и ужасные.

Он смеется и прикрывает глаза руками, потягиваясь, словно только что проснувшийся кот, который любит выгибать спину.

– Что ты хочешь на завтрак? Я могу сбегать и что-нибудь принести или мы можем заказать в номер. Расчетный час в отеле – 13:00, у нас еще есть время.

– Прошлой ночью по пути сюда я видела кафе. Оно выглядело действительно шикарно и неизменно пахло беконом. Ты должен пойти туда. А я украдкой выскользну в окно.

– Думаю, мы должны пойти вместе.

– Но ты мне куда больше нравишься, когда находишься на огромном расстоянии от меня.

Он перекатывается и, опираясь на локоть, играет с прядкой моих фиолетовых волос.

– Это невероятно противоречивое заявление, учитывая то, что ты сделала прошлой ночью.

– Я всего лишь прикоснулась к твоей спине! Не заставляй это звучать сексуально! – ахаю я. – Я только что сказала «сексуально»? Вслух? Без заикания? Слава Иисусу! Постой, а Иисусу нравятся занимающиеся сексом люди? Я постоянно забываю, кому что нравится.

– Ты мне нравишься, – шепчет Джек. И я элегантно падаю с кровати. Наступает оглушительная тишина, а затем я выглядываю, подняв голову над матрасом, и машу рукой.

– Э-э, алло? Я здесь. И мне бы желательно не получить сердечный приступ до того, как я достигну возраста, с которого законом разрешается употреблять алкоголь.

– Неужели это тебя действительно так сильно удивило? – ухмыляется Джек. Он делает паузу. – Ты мне нравишься.

– Ах! – я поднимаю руки, ограждая себя.

– Ты мне нравишься.

– Прекрати.

– О, это будет забавно.

– Я буду убивать тебя медленно, – парирую я, но он уже встал и натягивает штаны. Я невольно поджигаю всю свою лицевую область, когда понимаю, что он спал лишь в боксерах. Рядом со мной. И за долю секунды до того, как он натянул штаны, я замечаю отчетливую выпуклость и умираю, так вот что значит умирать?! Ты сгораешь, а затем прах разлетается и попадает кому-то в глаз, и этот кто-то потом весь день ходит с красным глазом, а его коллеги думают, что это острый эпидемический конъюнктивит, когда на самом деле это просто твой мертвый углерод…

– Айсис. Шшш.

– Сам шшш! – шиплю я. – У меня здесь пятнадцатый жизненный кризис из-за впервые увиденного мужского барахла.

Он натягивает куртку и хватает с тумбочки бумажник.

– Я буду ждать тебя внизу.

– Я съем твоего первенца!

Он закрывает дверь, и я остаюсь одна. Одна, но с ним, ждущим меня внизу. В фантастическом отеле. Чтобы позавтракать в кафе. Я щипаю ногу и взвизгиваю, когда не просыпаюсь. Я не вижу никаких скрытых камер, но с другой стороны, если бы я их увидела, тогда они не были бы такими уж хорошо скрытыми, верно? По крайней мере, я не думаю, что это подстава. Наверное, это невероятный короткий сон, состряпанный моим бодрствующим подсознанием, но сейчас мне наплевать. На какое-то время я с ним соглашусь. Я, толстая, уродливая девочка, спала в одной постели с Джеком Хантером, моим заклятым врагом, моим соперником и теперь, видимо, немного больше, чем просто моим другом.

И я чувствую себя в безопасности.

За завтраком мы с Джеком обсуждаем логистику. Он будет следить за IP Безымянного, а я сделаю тщательную чистку своего компьютера. Когда мы стоим на стоянке с животами, полными бекона и тоста, мы медлим. Я шаркаю ногами. Не имею ни малейшего понятия, что надо делать. Что предполагается делать девушке, чтобы попрощаться с парнем, с которым она спала, но на самом деле не переспала? Существует ли справочник для подобной фигни? Должна ли я очень быстренько написать один и отправить его по электронной почте для себя в прошлом? А издательство вообще работает так быстро?

Прежде чем я продолжу и дальше мучительно размышлять, Джек протягивает руку и гладит меня по голове.

– Ты в порядке? Сможешь вести машину?

– А то, – я чувствую себя раздраженной из-за того, что он гладит меня, как ребенка, но также ощущаю тепло внутри, в местах, о которых я даже не хочу думать. – Я как водитель «НАСКАР». За минусом миллиона долларов.

– Досадно. Только представь, скольких бы людей ты могла бы раздражать, если бы владела миллионами.

– По меньшей мере, человек десять. И их бабушек.

– Ах, да, древняя, почитаемая традиция Блейков раздражать бабушек.

– Потребуется лишь грязная сковорода и кот без розового, пушистого на нем свитера.

– Передавай маме от меня привет.

– Ты тоже. Гм. Если она все еще меня помнит. На самом деле, не надо, все нормально, я произвела не самое лучшее впечатление, когда приходила…

– Она помнит, – настаивает Джек. – Она считает тебя милой.

– Ха-ха. Должно быть, познакомилась с моим двойником. С тем, которого не существует.

Джек улыбается. Это не светлая улыбка, которую я видела однажды, когда он одаривал ею Софию в больнице. Но она теплая и безо льда, и это все, о чем я могу просить. Серьезно.

– У тебя есть мой номер, – говорит он.

– Угу. Я напишу, если возникнут проблемы. Дилеммы. Ух. Нет, не дилеммы, дилеммы так же отвратительны, как и проблемы.

Он начинает уходить. А мне хочется сказать ему сразу тысячи глупостей: спасибо, и я сожалею, что ты выбрал придурошную вроде меня, и ты заслуживаешь лучшего, и езжай аккуратно, и будь осторожен, и хорошо спи, и хорошо питайся, но все слова и чувства всплывают в полнейшем беспорядке и рассеиваются в воздухе, как только я открываю рот, чтобы ни слова не произнести и снова его закрыть.

***

– ТЫ ЧТО?!

Я держу телефон подальше от уха, чтобы сохранить слух на следующие восемьдесят лет.

– Спала. В, эм, той же постели, – шепчу я.

– ТЫ ЗАНИМАЛАСЬ СЕКСОМ С ДЖЕКОМ ХАНТЕРОМ?!

– Боже Кайла, нет, перестань кричать, это неприлично.

– Я СКАЖУ ТЕБЕ, ЧТО НЕПРИЛИЧНО: ПЕРЕСПАТЬ С ДЖЕКОМ ХАНТЕРОМ!

– Мы не переспали, идиотка! Неужели я выгляжу настолько глупо, чтобы когда-нибудь прикоснуться к этому мешку микробов?

Кайла, наконец, делает вдох.

– Верно. Ты даже не можешь произнести слово «член», чтобы тебя слегка не стошнило в рот. А иногда на стол. И на маленьких детей.

– Это было всего один раз, и тот ребенок сам вошел в траекторию полета моей блевотины. Не моя вина, если у него нет ни малейшего представления о физике жидкостей.

– Но ты, безусловно, спала с ним в одной постели и, типа, алло, разве это, по крайней мере, не вторая база? Вторая с половиной база?

– Э-э, типа второй лунной базы?

– Ух, нет! Забудь, я не собираюсь объяснять тебе устаревшие сексологические термины.

– Говорю в последний раз! Не было никаких секц… ионных штучек, окей? Я бы никогда не сделала это с твоим бывшим. Никогда.

– А я бы сделала! С твоим бывшим. Если бы он у тебя был. И если бы он был невероятно горяч. И если бы ты дала мне свое благословение, естественно. Которое я, безусловно, даю тебе, кстати, потому что, блин – это же Джек Хантер! Кто-то в этой школе должен с ним переспать, прежде чем он попадет в Голливуд или Модельленд, или куда-нибудь еще и подхватит кучу мерзких болезней!

– Ты сумасшедшая.

– О, мой Бог! Я тебе не рассказывала?

– Что ты сумасшедшая? Уже догадалась, спасибо.

– Нет, тупица! Рен пригласил меня на выпускной!

Я чувствую, как у меня отвисает челюсть.

– Тот, что в очках?

– Ух, кто ж еще, ты знаешь другого Рена?

– Он… он пускал слюни или шаркал, или стонал о мозгах?

– Фу, нет! Он был в здравом уме, и я, как бы, на девяносто девять процентов уверена, что он не был зомби, окей? Неужели так странно, что кто-то захотел пригласить меня на выпускной?

– Нет, просто… Рен не совсем, как бы, смелый?

– Знаю! – визжит она. – Что подобно самому величайшему комплименту, если он набрался энтузиазма, чтобы пригласить меня и все такое, верно?

– Ага. Ты собираешься ответить «да»?

– Я уже ответила!

– А что же произошло с тем, что он – король ботанов?

– Ну, теперь он слегка… крутой король ботанов? То есть, я просто… у нас был совместный урок труда, и было действительно весело, мы сделали скворечник, который получился очень милым, и я слегка порезала палец на ленточнопильном станке, и Рен выглядел действительно обеспокоенным и отвел меня к медсестре и…

– Он тебе нравится.

Кайла давится на пустом месте.

– Мне… нет! Мне не нравится он! Просто так вышло, что я хочу пойти на выпускной! И он достаточно милый! И хороший!

– У него нет машины.

– Ну и прекрасно! У меня есть! И в любом случае, я собираюсь просить папу арендовать лимузин, вы с Джеком определенно приглашены.

– Э-э, спасибо? Но мы с Джеком не вместе.

– Вы спали в одной постели.

– И?

– Вы вместе, – утверждает она. – Увидимся в понедельник!

Я вздыхаю и вешаю трубку. Иметь друзей – здорово. Иметь друзей, определяющих твой романтический статус – не так уж и здорово. Да, мы с Джеком спали в одной постели. И он прикасался к моим волосам. И много улыбался. И он был теплым и…

Я бегу в ванную и награждаю голову холодным душем.

Мама удивляется, увидев мои мокрые волосы, когда я заезжаю за ней к ее психиатру.

– Что-то… что-то случилось?

– Иисус благословил меня своей святой водой.

– О?

– Приняла душ. Как прошел сеанс?

Она смеется.

– Он прошел… прошел хорошо. В основном мы разговаривали о тебе и Стэнфорде.

– Правда? – мой голос становится высоким. – Круто!

– Для тебя это было бы так замечательно, дорогая. И с твоим папой, готовым помочь с расходами, ты действительно могла бы это сделать. Ты бы познакомилась с огромным количеством новых людей и узнала бы так много удивительного.

– Ага. И у них есть потрясающие программы по обмену студентов… – я выезжаю на шоссе. – Я смотрела одну в Бельгии, она длится четыре месяца – это один семестр, но ты живешь с принимающей семьей прямо в городе, а также в программе есть вся эта фигня по культурному обмену, как например: выезды на природу или поездка во Францию на неделю, это звучит так…

Я останавливаюсь, когда уголком глаза вижу, как мама поднимает руку к лицу.

– Мам? Ты в порядке?

– Прости, – фыркает она, смеясь. – Я в порядке. Правда, все хорошо.

– Ты плачешь?

– Я в порядке, милая! Я.. я…

Ее плач становится громче. Она дрожит, ее плечи содрогаются, а руки трясутся, когда она отчаянно пытается скрыть от меня свое лицо.

– Мам! – я прижимаюсь к обочине и паркую машину в парке, обнимая ее за плечи. – Мам, ты в порядке? Что не так? Скажи мне, пожалуйста.

– Н-нет, – ноет она. – Я – эгоистка. Прости. Пожалуйста, давай просто поедем домой.

– Нет! Пока ты не расскажешь мне, что заставило тебя так плакать!

Она рыдает на моем плече, и каждый отголосок ее боли разрывает мне сердце. Я не должна была так радоваться поступлению в Стэнфорд. Наверное, ей даже слышать больно меня, говорящую о такой далекой поездке.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – плачет она. – Пожалуйста, останься здесь. Ты нужна мне здесь.

Я вздрагиваю и закрываю глаза. Прижимаю ее сильнее к себе, мамин плащ окутывает нас обеих.

– Эй, все хорошо, – мягко говорю я. – Мам, все в порядке. Не волнуйся. Я никуда не уеду. Обещаю.

– Нет! Я хочу, чтобы ты поехала, – она поднимает взгляд, в ее красных глазах читается паника. – Но я не хочу, чтобы ты покидала меня. Знаю, тебе придется. Ты должна расти, учиться и жить самостоятельно. Но я не знаю, что буду без тебя делать. Прости. Пожалуйста, езжай. Пожалуйста, делай все что хочешь. Просто… просто пообещай мне, что ты вернешься и иногда будешь меня навещать, хорошо?

– Мам, я не поеду…

– Поедешь! – внезапно выражение ее лица становится разъяренным. – Поедешь, не слушай меня! Не ограничивай себя из-за меня. Я хочу, чтобы ты поехала в Стэнфорд.

– Но я не хочу.

– Нет, хочешь, Айсис. Я знаю, что ты хочешь. И отказываешься ради меня, но я не могу этого принять. Тебе нужно общаться с такими же умными людьми, как ты, дорогая. Тебе необходимы сложные задачи, и ты получишь все это в Стэнфорде. Боже, моя маленькая девочка собирается в Стэнфорд. Я так тобой горжусь. Очень-очень горжусь.

Она успокаивается, и я снова завожу машину. Мама улыбается и всю дорогу говорит о банальных вещах: о покупке продуктов, о том, что соседи сказали про ее двор и о своей работе, но я знаю, что ей по-прежнему грустно, поскольку когда мы возвращаемся домой, она запирается в своей комнате и включает музыку. Мама делает это только тогда, когда не хочет, чтобы я слышала, как она плачет. Моя грудь горит, когда я снова смотрю на брошюры Стэнфорда. Они – изумительная, неосуществимая мечта. Я не могу ее оставить. Бесполезно, я не смогу оставить маму здесь одну и с чистой совестью уехать. Я буду слишком далеко и не смогу ей помочь, если вновь что-нибудь случится, да и маме будет невероятно одиноко. Ей не станет лучше, если я уеду, ей станет только хуже. Я должна быть рядом. Очень близко. Местный колледж находится близко. Я должна остаться с ней, пока она не станет достаточно сильна, чтобы снова стоять на своих двоих, а переезд в Стэнфорд не позволит этому произойти. Блин, да поступление в университет Огайо не позволит этому случиться.

Мой путь ясен.

Мой путь всегда был очевиден.

Я кладу брошюры в ящик стола и прикрываю их старыми альбомами начальной школы. Вещи, к которым я не прикасаюсь. Вещи, к которым я никогда снова не прикоснусь.

Моя электронная почта издает звуковой сигнал, вытягивая меня из моих страданий, а затем нагромождая ими еще больше. Письмо от того же адресата, который прислал мне фотографию. Безымянный.

Привет, Айсис!

Как ты? Получила фотку, верно? Тот парень, Джек, кажется действительно крутым. Вы, ребят, уже трахнулись? J

Я борюсь с желанием блевануть и фантастически проигрываю.

Тьма проникает в ванную. Она кровоточит из моих глаз и рта, которые беззвучно плачут. Я закрываю дверь и сворачиваюсь калачиком на полу, обнимая колени.

Я не в безопасности. Я никогда не была в безопасности.

Я никогда не буду в безопасности. Джек ошибается. Он ничего не сможет сделать. Он не сможет помочь. Безымянный живет внутри меня, и он всегда будет там. Тьма всегда будет там.

Внутри меня есть гнездо, и все, что нужно – это всего лишь несколько слов от парня, который меня изнасиловал, чтобы выпустить из него ревущих монстров.

– 12 –

3 года

30 недель

5 дней

Наоми недовольна тем, что я уезжаю из города. Она вообще всегда недовольна, когда я уезжаю, потому что София становится печальной, а это, вероятно, делает ее работу сложнее. Она угрюмо провожает меня до палаты Софии.

– Наоми, что-то случилось? – интересуюсь я.

– Не пытайся меня заболтать, – красноречиво ворчит она мне в ответ.

– Мне просто интересно, почему твое лицо прекраснее, чем обычно. Новый крем для кожи вокруг глаз?

– Ты действительно собираешься в Гарвард? – рявкает она. – Ты знаешь, как далеко он находится?!

– В другом штате, полагаю.

– А что насчет Софии? Что она будет делать, когда ты уедешь?

Слова Наоми, словно иглой, пронзают мое сердце. Она, кажется, замечает это, поскольку вздыхает и потирает лоб.

– Прости, Джек. Я… просто она так долго здесь находится, что я невероятно к ней привязалась, а теперь ей предстоит операция, поэтому я очень волнуюсь. Доктор Фенвол говорит, что вероятность пережить такую операцию…

– С ней все будет в порядке, – говорю я. – Она сильная, хоть и не выглядит таковой. Она переживет. Она сможет жить своей жизнью, когда все закончится.

Наоми кивает, затем открывает дверь в палату Софии и ахает. Она пуста. Я подхожу к подоконнику, где все до единой вазы, купленные мной, разбиты. Пол усеян керамическими осколками, острыми и сверкающими, и просто умоляющими наступить и пролить кровь.

– Где она? – стонет Наоми. – Я сказала ей, что ты придешь, и чтобы она оставалась в своей комнате, так я смогла бы проводить тебя сюда, к ней. О нет, о, нет, нет, нет…

Дата добавления: 2015-11-14