Теории гендерной дифференциации и мужского доминирования

Выделите основные темы авторского анализа: выпишите тезисы по каждой из них. Сформулируйте проблемы, связанные с этими темами.

Какие стереотипы, связанные с гендерной идентичностью и взаимодействием формирует культура?

Глава 3

Охватывая мир. Межкультурные конструкции

Гендера

Нет лучшей проверки цивилизации, чем состояние той половины общества, над которой другая половина

имеет власть.

Гарриет Мартына

Биологические модели предполагают, что пол определяет тендер и что врожденные

биологические различия ведут к различиям в поведении мужчин и женщин, определяющим

социальное устройство общества. В такой версии социальное неравенство заложено в нашей

физиологии, и вариации можно объяснить лишь биологическими аномалиями. Но факты

говорят о другом. Когда детей, подобно доминиканским псевдогермафродитам, воспитывают

как другой гендер, они способны легко «перейти» и в другой пол. И как же объяснить

значительные различия в определениях мужественности и женственности во всем мире? И

почему некоторые общества демонстрируют намного более высокий уровень тендерного

неравенства, чем другие? На эти вопросы приверженцы биологической теории не отвечают.

К тому же биология — это наука с собственными предубеждениями, хотя чаще всего их

трудно обнаружить. Некоторые антропологи утверждают, что биологические модели спрое-

цировали современные западные ценности на другие культуры. Подобное проецирование

привело таких эволюционистов, как Стивен Голдберг, к игнорированию роли женщин и роли

колониализма в формировании тендерных различий в традиционных культурах. Антропологи,

например Карен Сакс, утверждают следующее: биологи всегда предполагали, что тендерные

различия подразумевают тендерное неравенство, так как западные понятия различия

действительно приводят к реальному неравенству и его оправдывают. Другими словами,

тендерное различие возникает в результате тендерного неравенства, а не наоборот1.

Антропологические исследования различного понимания тендера в разных культурах отчасти

возникли в ответ на такуюлогику биологического детерминизма. Чем больше мы узнавали о других культурах, тем больше оказывалось разных моделей тендерного устройства культур. Мир эволюции и

этнографии предлагает нам удивительное разнообразие способов культурного

конструирования тендера. Некоторые темы при этом действительно остаются постоянными.

Фактически для всех обществ характерно какое-то различие между женщинами и мужчинами,

и фактически во всех обществах существуют какие-то формы мужского доминирования,

несмотря на различия в определении тендера. Поэтому антропологи также пытались

исследовать связь между почти универсально представленными тендерными различиями и

тендерным неравенством. Одни занимались поисками тех немногих обществ, в которых

женщины держат власть в своих руках, другие же исследовали ритуалы, верования, обычаи и

практики, которые ведут к большему или меньшему неравенству.

Вариации в определении тендера

Начиная свои исследования культурного ландшафта, антропологи обнаружили, что

определения мужественности и женственности гораздо больше подвержены изменчивости,

чем думают биологи. Мужчины обладают относительно одинаковым уровнем тестостерона,

одинаковой структурой мозга и специализацией полушарий, но они при этом проявляют

совершенно разные уровни агрессии, насилия, и особенно агрессии по отношению к

женщинам. Женщины с одинаковыми мозгами, гормонами и якобы одинаковыми

эволюционными императивами демонстрируют очень разнообразные примеры пассивности,

предменструального синдрома и пространственной координации. Одним из наиболее

знаменитых антропологов, изучавших эти различия, была Маргарет Мид. Ее исследование

культур южной части Тихого океана (острова Самоа, Полинезия, Индонезия) остается,

несмотря на некоторую существенную его критику, примером академически высокого уровня,

четкой аргументации и важных идей. Для Мид было очевидно, что половые различия не

являются «чем-то глубоко биологическим», а скорее оказываются результатом обучения, в

свою очередь составляющего часть идеологии, увековечивающей половые различия. Она

пишет следующее:

«Я предположила, что произошла социальная специализация некоторых свойств и черт человека,

так что одни установ-

ки и формы поведения стали предписываться одному полу, а другие — другому. Эта

социальная специализация получила затем рациональное объяснение в теории, в которой

социально установленное поведение было объявлено естественным для одного пола и

неестественным для другого, и отклоняющийся от нормы человек стал считаться таковым из-

за нарушения в развитии желез или несчастного случая в процессе развития»?.

В книге «Пол и темперамент в трех примитивных обществах» (1935) Мид исследовала

различия в определениях тендера. В нескольких других книгах, как, например, «Мужское и

женское» (1949) и «Взросление на Самоа» (1928), она рассматривала процессы становления

мужчиной и женщиной согласно предписаниям культур, к которым они принадлежат. О чем

бы Мид ни писала, она имела в виду и Соединенные Штаты. Проводя скрытые сравнения

между нашей собственной и другими культурами, она опровергала домыслы о том, что те

отношения, которые мы наблюдаем в Соединенных Штатах, «естественны» и не могут быть

изменены.

В работе «Пол и темперамент» Мид бросила прямой вызов утверждениям о биологической

неизбежности тендерных различий. В своем исследовании трех очень разных культур в Новой

Гвинее она стремилась продемонстрировать огромные культурные вариации в определениях

мужественности и женственности, чтобы американцы тем самым смогли лучше понять и

культурное происхождение, и текучесть собственных идей о тендерных различиях. Первые

две культуры показали значительное сходство между женщинами и мужчинами. В ор-

ганизации индивидуальных различий мужественность и женственность отсутствовали как

категории. Женщины и мужчины не были «противоположными» полами. Например, все

представители культуры арапешей выглядели кроткими, пассивными и сердечными.

Мужчины и женщины были в равной степени «счастливыми, доверчивыми, уверенными»

людьми, без особого проявления индивидуализма. Они вместе занимались воспитанием детей;

оба пола были склонны к «материнскому» поведению; причем и мужчины, и женщины

препятствовали проявлениям агрессивного поведения среди мальчиков и девочек. И

мужчины, и женщины были в относительно равной степени сексуальны, хотя их сексуальные

отношения были скорее «домашними» и «неромантичными», их трудно было назвать

страстными. Хотя встречались случаи инфантицида младенцев-девочек и мужского

многобрачия, брак в этой культуре был полон «спокойствия и равновесия». Мид, таким

образом,

объявила ее политические установления «утопическими». Вот как она кратко обрисовала

жизнь человека племени арапешей:

«Спокойное сотрудничество безо всяких событий, пение на прохладном рассвете, пение и

смех вечером, когда сидящие мужчины с удовольствием играют самим себе на ручных бара-

банах, а женщины кормят грудью младенцев, когда девочки легкой походкой устремляются к

центру u1076 деревни, и у них походка тех, кого все лелеют и о ком все заботятся»3.

Наоборот, в племени мундугуморов, охотников за человеческими головами и каннибалов, все

должны были быть одинаково агрессивными и сильными. У женщин «материнский инстинкт»

проявлялся слабо. Они терпеть не могли беременность и уход за детьми и с нетерпением

ждали возвращения к серьезной работе и войне. «У женщин мундугуморов активная

неприязнь к вынашиванию ребенка, и они не любят детей, — пишет Мид. — Мать несет

ребенка в жесткой закрытой корзине, царапающей детскую кожу, высоко на плечах и далеко

от груди». Среди мундугуморов существовала сильная конкуренция между отцами и

сыновьями (инфантицидов мальчиков было больше, чем девочек), и каждый опасался

подлости от другого. Весьма богатое (в том числе и благодаря методам контроля над рож-

даемостью) племя мундугуморов состояло из людей «склонных к насилию,

конкурентоспособных, агрессивно-сексуальных, ревнивых, готовых заметить оскорбление и

за него отомстить, наслаждающихся хвастовством, действием, борьбой»4.

Таким образом, в обоих этих племенах — при всех исключительных различиях в племенных

культурах — тендерных различий не существовало. Мид писала и о третьей культуре —

племени чамбули, в котором, как и в Соединенных Штатах, женщин и мужчин рассматривали

как исключительно различные существа. Это племя представляло собой патрилинейную

культуру, в которой было принято многоженство. Здесь только люди одного пола занимались

воспитанием детей, сплетнями, нарядами и покупками. Они завивали волосы и носили много

драгоценностей, и Мид описывала их как «очаровательных, изящных, кокетливых». Они,

кстати, были мужчинами, и эти мужчины ничего так не любили, как «демонстрировать все

великолепие своих украшений из перьев и раковин и проводить дни, наслаждаясь

покупками». Доминировали здесь энергичные женщины, обеспечивавшие благосостояние

семей. Именно они ловили рыбу, а от рыбной ловли зависела вся культура, именно им

«принадлежали реальные позиции власти в этом обществе». Не нося ни единого украшения,

они действовали эффективно

и деловито, управляя торговлей и дипломатией племени. Они же выступали инициаторами

сексуальных отношений. Мид обращает внимание на то, что чамбули — единственная

культура, которую она когда-либо видела, «где девочки десяти-одиннадцати лет более

интеллектуальны и инициативны, чем мальчики в этом возрасте». По ее словам, «то, что

женщины подумают, что женщины скажут, что женщины сделают, непосредственно

отражается всезнании каждого мужчины племени, в то время как он занят налаживанием

неопределенных и необязательных отношений с другими мужчинами». И наоборот —

«женщины являются сплоченной группой — не склонной к соперничеству, оживленной,

заботливой и жизнерадостной»5.

Мид обнаружила, что в двух культурах женщин и мужчин воспринимали как сходных между

собой людей, а в третьей культуре они решительным образом отличались друг от друга, но

играли роли, противоположные тем, которые приняты в привычной нам модели. Каждая

культура, конечно, считала, что мужчины и женщины были именно такими, какими их

определил биологический пол. Ни одна из них не видела в своих мужчинах и женщинах

«продукт» экономического дефицита, военного успеха или культурной модели.

Мид убеждала своих читателей «признать, что как мужчин, так и женщин можно

формировать как по единой, так и по разным моделям»6. Она продемонстрировала, что

женщины и мужчины способны обладать как одинаковыми, так и различными типами

темперамента, но не смогла адекватно объяснить, почему женщины и мужчины оказываются

или различными, или одинаковыми. Каковы детерминанты женского и мужского опытов? Не

смогла она также объяснить и того, почему мужское доминирование остается почти

универсальным, несмотря на эти три исключения. Этими вопросами задались другие ант-

ропологи.

Центральная роль гендерного разделения труда

Почти в каждом обществе рабочая u1089 сила разделена по тендерному принципу (как и по

возрастному). Некоторые задачи отданы женщинам, другие — мужчинам. Чем же объяснить

такое тендерное разделение рабочей силы, если не какими-то биологическими императивами?

Одна школа мысли — функционализм — утверждает, что разделение рабочей силы по

половому признаку было необхо-

димо для сохранения общества. С постепенным усложнением общества возникла потребность

в двух видах рабочей силы: для охоты и для собирательства. Функционалисты расходятся в

том, имело ли это разделение рабочей силы моральный компонент, то есть более высокую

ценность труда одного пола в сравнении с трудом противоположного. Но при этом все

согласны, что разделение рабочей силы по половому признаку являлось функционально

необходимым для этих обществ. Данная модель предполагает, что, так как разделение рабочей

силы по половому признаку однажды возникло в ответ на определенные социальные

потребности, сохранение такого разделения становится эволюционным императивом или, по

крайней мере, социальным установлением, к которому не стоит относиться с пренебрежением

и просто так отбрасывать.

С другой стороны, поскольку разделение рабочей силы по половому признаку сложилось

исторически, этот процесс не является биологической неизбежностью — общества подвер-

гались изменениям и продолжают изменяться. «Вероятно, половое разделение труда в том

виде, в каком оно нам сегодня известно, сложилось в истории человеческой цивилизации

совсем недавно», — пишет антрополог Эдриен Зильман7. Более того, это разделение

демонстрирует намного больше вариаций, чем мы можем предположить. В некоторых

культурах женщины строят дома; в других они занимаются кулинарией. В большинстве

культур женщины несут ответственность за воспитание детей. Но не все и не всегда. В

некоторых культурах разделение труда и рабочей силы является абсолютно асимметричным и

жестко закрепленным за обоими полами; в других оно более гибкое и подвижное. Сегодня

разделение рабочей силы по половому признаку является функциональным анахронизмом,

поскольку биологические обоснования приписывания определенных видов деятельности

только мужчинам или только женщинам во многом размыты. Однако за этими обоснованиями

стоят столетия социальных обычаев и традиций, которые все еще продолжают влиять на наши

тендерные идеологии в смысле того, что положено делать одному полу и не положено друго-

му. Разделение труда по половому признаку стало частью нашей культуры, но не физиологии

человека.

Фактически физиология человека сейчас в меньшей мере обусловливает распределение видов

деятельности и выбор профессиональной карьеры. Но похоже на то, что чем меньше значения

имеют реальные физические различия, тем больше на них возлагается идеологической

нагрузки. Например, муж-

чинам уже совсем не надо быть физически сильными, чтобы обеспечить власть и

доминирование. Наиболее мускулистые мужчины реально появляются на выступлениях

культуристов и соревнованиях по боди-билдингу, но они производят не больше физической

работы, чем обычный мужчина в семье среднего класса из пригорода, занятый стрижкой

газона или расчисткой его от снега. Что касается женщин, то технологии планирования семьи

и сексуальная автономия — контрацептивные технологии, право на аборт и система

институтов по уходу за ребенком — освободили их от сосредоточения исключительно на

материнских обязанностях и позволили им войти в публичную сферу.

Добившись своего освобождения, женщины стали присутствовать в публичной сфере

повсеместно. Столетие назад женщины проводили кампанию за право войти в классную

комнату колледжа, за право на профессию, за право голосовать, за право работать. Позже

даже армия и военные школы открыли свои двери женщинам (последние — по решению

суда). Сегодня существует очень немного занятий, в которых по своим биологическим

признакам необходимы только женщины или только мужчины. Какие занятия, которые

биологически способны выполнять только женщины или только мужчины, вы сможете

назвать? Я пока могу придумать только три: для женщин — кормилица и суррогатная мать;

для мужчин — профессиональный донор спермы. Нельзя сказать, чтобы эти варианты выбора

карьеры были очень распространенными. Если разделение рабочей силы по половому

признаку пережило и свою социальную полезность, и физиологические императивы, оно

должно сохраняться за счет кое-чего другого: власти одного пола над другим. Откуда

возникла эта власть? Как онз развивалась? Как изменяется от культуры к культуре? Какие

ф?кторы способствуют ее укреплению, какие ослабляют? На все эти вопросы антропологи

тоже пытались найти ответы.

Теории гендерной дифференциации и мужского доминирования

Некоторые теоретики пробовали объяснить разделение рабочей силы по половому признаку и

тендерное неравенство воздействием мощных структурных сил, преобразующих орга-

низационные принципы общества. Например, в конце XIX в. Фридрих Энгельс использовал

идеи, разработанные совместно с Карлом Марксом, для анализа центральной роли частной

собственности в формировании разделения труда по полу. В «Происхождении семьи, частной

собственности и государства» Энгельс предположил, что все три главных института

современного западного общества — капиталистическая экономика, национальное

государство и нуклеарная семья — появились практически в один исторический момент в

результате развития частной собственности. До этого, утверждал он, семьи были

организованы по общинному принципу, подразумевавшему групповой брак, равенство полов

и половое разделение труда безо всяких моральных или политических вознаграждений

мужчинам или женщинам. Рождение капиталистической экономики создавало богатство,

мобильное и передаваемое, в отличие от земли, которая всегда остается на том же самом

месте. Капитализм означал частную собственность, которая требовала учреждения

определенных и четких линий наследования. Это требование вело, в свою очередь, к новым

проблемам половой верности. Если мужчина хотел передать свою собственность сыну, он

должен был убедиться, что сын рожден действительно от него. Как он мог знать это при

общинном групповом браке докапиталистической семьи?

Благодаря потребности передать наследство через поколения от мужчины к мужчине

появилась нуклеарная семья, с моногамным браком и половым контролем мужчин над

женщинами. А чтобы наследование осуществлялось на стабильной основе, новые патриархи

должны были выработать четко сформулированные и обязательные, строго предписанные к

выполнению законы, позволяющие им передавать наследство сыновьям без постороннего

вмешательства. Потребовался централизованный политический аппарат (национальное

государство) для осуществления нового суверенитета над местными и региональными

властями, способный бросить им вызов8.

Современные антропологи продолжили работу в русле этой традиции. Например, Элеонор

Ликок утверждает, что до возникновения частной собственности и социальных классов к жен-

щинам и мужчинам относились как к автономным индивидам, которые занимали разные

позиции, но требовали равного уважения. «Если взглянуть на диапазон решений,

принимавшихся женщинами, — пишет Ликок, — то очевидно видна их автономная и

общественная роль в публичной сфере. Их статус не был в буквальном смысле „равен"

мужскому., но они были тем, кем были: личностями со своими собственными правами и обя-

занностями, которые дополняли мужские, но ни в коем случае не были по отношению к ним

вторичными». В своей этногра-

фической работе о культурах полуострова Лабрадор Ликок показывает резкое изменение

прежнего состояния независимости женщин после начала торговли мехами. Введение

торговой экономики превратило влиятельных женщин в домашних жен. Это еще один пример

того, как гендерное неравенство, возникшее в результате экономических изменений, приводит

к увеличению различий в значениях мужественности и женственности9.

Карен ______Сакс исследовала четыре африканских культуры и обнаружила, что введение рыночной

экономики сдвинуло достаточно эгалитарные роли мужчин и женщин в сторону мужского

господства. Пока культура занималась производством товаров для собственного пользования,

мужчины и женщины были относительно равны. Но чем более племя вовлекалось в

экономику рыночного обмена, тем выше становился уровень тендерного неравенства и ниже

— положение женщин. Наоборот, когда женщинам и мужчинам был обеспечен равный доступ

к общественному производству и его разным сферам, результатом стал более высокий

уровень полового эгалитаризма10.

Другая школа антропологической мысли возводит происхождение мужского доминирования к

императивам войны в примитивном обществе. Как культура создает воинов, жестоких и

сильных? Антрополог Марвин Харрис предложил два объяснения. Законы войны

обеспечивают набор наград для воинов, исходя из проявленных ими ловкости и навыков. Но

это ограничило бы принцип солидарности на поле боя и посеяло семена разногласий и

вражды среди солдат. Более эффективным было бы вознаградить всех мужчин, за

исключением только самых неадекватных или трусливых, услугами женщин. В таких

обществах, отмечает Харрис, наблюдаются тенденции к инфан-тициду девочек, в результате

женщин становится значительно меньше, чем мужчин, и таким образом создаегся

конкуренция среди мужчин за женщин. Военизированные общества также имеют тенденцию

исключать женщин из воинских подразделений, поскольку их присутствие привело бы к

снижению мотивации солдат и нарушило половую иерархию. Таким образом, война ведет и к

подчинению женщин, и к патрилинейности, так как для выполнения военных задач такая

культура нуждается в «ядре» отец—сын. Мужчины начинают контролировать ресурсы

общества, и в качестве оправдания этой ситуации развивается патриархальная религия и

идеология, узаконивающие их доминирование над женщинами11.

Две другие группы ученых используют другие переменные для объяснения различий между

женщинами и мужчинами.

Теоретики «происхождения», подобно Лайонелу Тайгеру и Робину Фоксу, подчеркивают

неизменный характер отношений «мать—дитя». Мужчина по определению испытывает

недостаток в связи, существующей между матерью и ее детьми. Как же он способен

достигнуть такой связи со следующим поколением, связи с историей и обществом? Такая

связь формируется с другими мужчинами в группах охотников. Вот почему, утверждают

Тайгер и Фокс, женщин необходимо исключить из охоты. Во всех обществах мужчины

должны так или иначе обеспечить социальные связи со следующим поколением, поскольку у

них не существует с ним сложной биологической связи. Мужская солидарность и моногамия

— прямой результат мужских потребностей в связи с социальной жизнью12. Приверженцы

теории альянса, как, например, Клод Леви-Стросс, уделяют внимание не столько

потребностям мужчин в связи со следующим поколением, сколько тому, как отношения

между мужчинами организуют социальную жизнь. Леви-Стросс утверждает, что мужчины

превращают женщин в сексуальные объекты, обмен которыми (в качестве жен) укрепляет

союз мужчин. Оба направления — «происхождения» и «альянса» — рассматривают

отношения полов как неизменяемые и естественные, а не как результат исторических

отношений, подверженных значительным изменениям внутри культуры по мере ее развития, а

также различающихся между разными культурами'3.

Дата добавления: 2015-11-14