14 страница

— Зачем это? — спрашивает Барти, наклоняясь ближе. На экране появляется лицо Ориона. Виктрия охает, а Эми обнимает ее за плечи. Он сидит в кресле в этом самом помещении. Я бросаю взгляд на кресло перед окном — когда он снимал это видео, планета светилась за левым плечом так ярко, что его фигура оказалась в тени.
ОРИОН: Ох, Эми, жаль, что мне пришлось ее тебе показать. Правда. Ведь… теперь, когда ты увидела планету, как я могу просить тебя отвернуться?
Орион оборачивается и вздыхает. Виктрия тоже вздыхает.
ОРИОН: Но я все же прошу. Если есть хоть какая-то возможность, ты должна отвернуться, закрыть эту дверь и никогда больше ее не трогать.
У Эми открывается рот, но она ничего не говорит.
ОРИОН: Ты думала, вся тайна в том, что мы уже прилетели? Что планета прямо за окном?
Он качает головой, и я замечаю, что Виктрия не отрывая взгляда от лица Ориона, тоже качает головой, едва заметно.
ОРИОН: Это не все.
Протянув руку, он берет какие-то бумаги. — Это вот эти, — говорит Барти, поднимая с панели управления стопку листов. Они пыльные и сворачиваются по краям, но это те же самые бумаги, что держит Орион на экране.
Откашлявшись, он начинает читать, держа листы так, чтобы их было видно в камеру. Мы все наклоняемся к бумагам в руках у Барти и следим за строками, которые зачитывает хриплый голос Ориона.
Дата: 328460 Статус корабля: прибытие Запись: «Годспид» прибыл на Центавра-Землю за 248 дней до предполагаемой посадки. Предварительные тесты показывают, что планета пригодна для жизни, имеет приемлемые: притяжение, качество воздуха с достаточным содержанием кислорода и жидкую воду. Тем не менее результаты дополнительных исследований показали, что планета уже обитаема. Насколько можем сказать, разумных существ на ней нет, но представленные формы жизни кажутся… агрессивными.
Дата: 328464 Статус корабля: на орбите Запись: Мы продолжаем исследовать планету. Наличие форм жизни на поверхности подтверждено. Показания видеозонда указывают на то, что планета пригодна для жилья теоретически, но среда враждебна. Наше вооружение на данный момент представляется недостаточным для защиты от существ на поверхности.
Дата: 328467 Статус корабля: на орбите Запись: Экипаж волнуется. По мнению наших ответственных статистиков и ученых, в данное время завершать миссию по посадке на планету не следует. На поверхности слишком опасно. Связь с Землей разорвана. Мы не можем ожидать помощи извне и не можем защитить себя сами, выйдя за стены корабля. Объяснив ситуацию, мы проведем среди экипажа голосование. По моему мнению, мы должны остаться на борту, поскольку здесь безопасно. Наши потребности в полной мере обеспечиваются, а внешние системы корабля могут быть перенаправлены на восполнение внутренних энергозатрат.
Дата: 328518 Статус корабля: на орбите Запись: Мятеж. Несмотря на мои доводы, экипаж судна не видел логики в пребывании на борту. Произошла массовая гибель людей. Однако мои ученые разработали метод, помогающий держать их в повиновении.
Мы с Эми переглядываемся. — Вот она, Чума, да? Вот когда появился фидус. Этот… этот «капитан»… он стал первым Старейшиной. Я киваю. — Ш-ш-ш, — шикает Барти.
Дата: 328603 Статус корабля: на орбите Запись: Жизнь с возрастающей стабильностью возвращается к установленному порядку. Экипаж снова проявляет послушание. Мы будем работать над восстановлением численности. В том случае, если связь с Землей будет возобновлена или иным путем получена помощь, мы можем возобновить планы по приземлению. До тех пор, при экономии и аккуратном распределении ресурсов, корабль может функционировать бесчисленное количество поколений.
Орион кладет бумаги на панель управления в передней части мостика — туда, где Барти их нашел.
ОРИОН: Вот почему мы не можем приземлиться. Я не тупой параноик, я понимаю, что к чему. Старейшина времен Чумы правильно сделал, что не дал нам сойти с корабля. Я видел оружейную ты сама ее видела. Все это…
Он потерянно качает головой. Я смотрю на Виктрию.
ОРИОН: Эми, ты должна понимать, что это неадекватное количество оружия… Если первый Старейшина говорит, что на Центавра-Земле живут чудовища, которых ЭТИМ не убить…
Он снова качает головой.
ОРИОН: К тому же подумай. Подумай об оружии.
Он наклоняется вперед, ближе к камере. Мы все вчетвером тоже наклоняемся к нему.
ОРИОН: Ты думаешь, замороженные в криокамерах люди сами будут его использовать? Нет, какое там. Для этого у них есть мы.
Он встает, подходит к окну, с минуту смотрит в него, потом возвращается.
ОРИОН: Посмотри.
Наклонив камеру, он показывает нам десять пустых кругов на полу. Мы все, как один, поднимаем головы и смотрим на дальнюю стену. Там в Полу — десять углублений.
ОРИОН: Здесь были зонды. Каждый следующий Старейшина посылал по одному из тех, что остались после первого. И все они вернулись с данными, говорящими, что мы не сможем выжить на Центавра-Земле без боя. Боя, который мы, скорее всего, проиграем. Боя, в который нас отправят замороженные.
— Тогда он и решил их убить, — говорит Эми. — Уже после того, как я проснулась. Вот почему он их отключал. Ты уже подобрался к правде, хоть сам этого не понимал, а он боялся того, что они сделают, когда их разморозят. Смотрю ей в глаза. — Он так нам и сказал. Так и сказал, с самого начала. Он не врал. Эми хмурится. — Не совсем. Мне плевать, что он там думает, мой отец не стал бы… — Ш-ш-ш! — Барти бросает на нас возмущенный взгляд.
ОРИОН: Пару поколений назад у нас кончились зонды. Не знаю, сколько еще выдержат двигатели, сколько мы сможем тут оставаться. Это — аварийный план.
Он разводит руки и показывает на комнату вокруг себя.
ОРИОН: Если двигатели выйдут из строя, если забарахлит система жизнеобеспечения, если «Годспид» не может больше нас защищать, тогда и только тогда — нам придется покинуть корабль.
Глаза его смотрят куда-то поверх камеры, в пространство.
ОРИОН: Эми, я с самого начала понял, что правда для тебя важнее всего. Когда мы впервые встретились, ты сидела у стены и плакала, помнишь? Я сказал тебе, что все будет хорошо, но я видел, что тебе будет мало одних обещаний. Ты хотела правды, даже если эта правда — горькая.
Украдкой смотрю на Эми — она сейчас еще бледнее, чем обычно.
ОРИОН: Ну что ж, вот она — правда. Что с ней делать — выбирай сама. Я не знаю, какое решение верное. Старейшина считал, что я знаю слишком много. Он боялся моего решения — я сам боялся. До сих пор боюсь. Остаешься ты. Теперь ты знаешь правду, Эми, и ты должна сделать выбор.
Орион тяжело вздыхает. Эми не дышит вовсе.
ОРИОН: Настолько ли плоха ситуация на корабле, чтобы добровольно выйти к чудовищам, которые ждут на планете? Стоит ли рисковать своей жизнью и жизнями всех на борту? Если да, начинайте посадку. Если придется, используйте шаттл. Но. Но, если «Годспид» по-прежнему может быть вам домом, если можно остаться на борту… не Рискуйте.
Эми делает долгий, дрожащий выдох. Словно услышав ее, Орион опускает взгляд. Кусая губы, она впитывает в себя его последние слова.
ОРИОН: Это — крайняя мера.
Снова черный экран. «конец видеофайла»

64. Эми

Выпускаю пленку из рук и смотрю, как она планирует на пол. — То есть, — медленно спрашивает Виктрия, — нам можно остаться на корабле? Навсегда? — Ее взгляд перебегает на планету за окном. — Нет, — качаю головой. — Нет. — Единственная пострадавшая часть корабля — это мостик. Мы могли бы остаться… здесь… — Старший затихает под моим сверлящим взглядом. — Из-за чудовищ? Вы боитесь того, что живет там, на планете? — Я закатываю глаза. — Слушайте, видела я эту оружейную. Можно даже не волноваться. А капитан ваш — он просто перекусил. Или не хотел терять власть. Да вы только посмотрите — придумал себе, что все будет ужасно, скрыл все данные о планете и назначил себя королем корабля. Да он не просто трусом был, а еще и с манией величия! Ему дела не было ни до посадки ни до свободы, лишь бы власть оставалась в его руках. И ему удалось каждого на корабле убедить в своей правоте — даже вас! — К концу этой тирады я сама себя так накрутила, что дышу с трудом. — Я сойду с этого чертова корабля. Мне плевать, если, когда я открою дверь, меня сожрет монстр из-под кровати — главное, хоть на секунду отсюда выберусь! — Нет! — рявкает Старший. — Извини, но нет. Это смешно. Мне все равно, что тебе не терпится. На это стоит потратить время. Стоит убедиться, что мы не умрем в ту же минуту, как высунем нос из шаттла! Он перестает кричать, и комнату наполняет звенящая тишина. Лицо у меня горит: я буквально слышу, как остальные мысленно повторяют слова Старшего. Барти смотрит него с каким-то напряженным, яростным изумлением. Я и правда веду себя как испорченный ребенок в истерике. Но нельзя показать мне планету, а потом просто ее отобрать. — Неужели вы сможете жить дальше на «Годспиде» после того, как увидели ее? — спрашиваю я почти шепотом, показывая рукой в сторону окна. Старший не смотрит на планету — он смотрит только на меня. — Нет, — отвечает он. — Нет, я не смогу. Барти откашливается. Не знаю, сердится он или боится — его глаза прикованы к Старшему, но он неловко переминается с ноги на ногу. — Я предлагаю голосование. Если люди не хотят улетать… — Они останутся? — спрашиваю недоверчиво. — Ты серьезно? — С чудовищами или без них, у нас больше шансов выжить на планете, чем здесь, — говорит Старший. Барти поворачивается к нему. — Запасов продовольствия больше нет. — Мы можем еще вырастить, — начинает Барти, но его прерывает громкое «бум!». — Что это было? — спрашивает Виктрия. Этот звук не был похож на оглушительный грохот взрыва. Скорее что-то тяжелое стукнулось об пол где-то вдалеке. Но мы на этом уровне одни. По крайней мере, нам так казалось. Мы выходим с мостика через последнюю запертую дверь. С этой стороны она открывается без кода, и Старший догадывается поставить в проход стул, чтобы она опять не захлопнулась. В коридоре пусто, остальные двери закрыты и заперты. У меня внутри все переворачивается — что, если кто-то тронет криоконтейнеры? Там же мои родители! Сквозь панику заставляю себя мыслить логически. Сердце колотится в ушах, требуя бежать к ним. Но нет… Глубоко вдыхаю. Криоконтейнеры стучали бы как стекло, а это определенно грохот металла по металлу. В криохранилище пусто, но у дальней стены, рядом с лифтом, все в копоти и обломках от взрыва. Сорванные двери лежат на полу, будто павшие воины. Но сама шахта лифта защищена тяжелыми герметичными дверьми. — Дверь в лабораторию открыта, — шепчет Старший. Я киваю. Мы вчетвером медленно крадемся к ней, но, когда я оказываюсь на пороге, Старший вдруг шагает вперед. Пытаюсь его отстранить — не хочу, чтоб он играл в героя, — но тут он замирает в дверях, и я врезаюсь ему в спину. — Док? — зовет он. В его голосе звучит удивление, но шея напрягается, а руки сжимаются в кулаки. Мы все заходим следом и становимся у Старшего за спиной. Док медленно оборачивается. За ним оказывается источник металлического грохота, который мы слышали, — Док открыл криоустановку Ориона, и металлический каркас ее загремел о пол. — Что ты делаешь? — спрашивает Старший. Я пытаюсь обойти его, чтобы лучше видеть, но он выставляет руку, заслоняя меня спиной. — Я знал, что вы здесь, — говорит Док и бросает ему пленку. Тот быстро сканирует палец и передает компьютер мне, а Виктрия с Барти заглядывают через мое плечо. На экране отображается карта местоположения вай-комов. Мигающие точки показывают всех, кто находится на уровне — Дока, Барти, Виктрию, Старшего… и Ориона. Во рту у меня пересыхает. Орион. Это мой вай-ком. Док дал его мне только для того, чтобы всегда знать, где я. — Что ты делаешь, Док? — повторяет Старший ровным, неестественно спокойным тоном. Док снова поворачивается к криоустановке. Стекло в окошке цилиндра запотело, но я по-прежнему вижу красные вены в глазах Ориона. Представляю, как отражаюсь в его зрачках. Его ладонь прижата к стеклу перед лицом. Эти криоцилиндры были разработаны уже после того, как заморозили нас с родителями. Они металлические, теплоизолированные, как термос, и намного проще в использовании. Как душ вместо ванны — не надо ложиться в стеклянный гроб, нужно просто встать внутрь, вас зальют криораствором и начнут замораживание, нажав большую красную кнопку на передней панели. При взгляде на нее я вспоминаю, как ее нажимал Старший. — Док, — предупреждающе говорит он. Тот наконец поворачивается. — Кораблю нужен лидер. И у нас остался только один Орион. — У нас есть лидер, — говорю я, становясь рядом со Старшим. Доктор улыбается печальной, ироничной Улыбкой. — Он мог бы стать лидером. Если бы у него было еще несколько лет подготовки и совсем не было тебя. — Я гневно фыркаю, но Док только головой качает. — Нам нужен контроль. Настоящий лидер. У меня вырывается резкий, глухой смех, и только через секунду я понимаю, что издала этот звук сама. — У нас есть лидер. И Старший никогда не позволит вам вернуть прежние порядки. Теперь смеется Док, мягко и низко. — Ох, Эми, — вздыхает он. — Ты так медленно соображаешь. Если вообще соображаешь. Я оборачиваюсь к Старшему за поддержкой. Он смотрит на меня отупевшим, пустым взглядом. — Старший? — зову я, и мой голос ломается от страха. Из-за спин ребят выходит Виктрия. — Прости, — говорит она, и бледно-зеленые обертки пластырей падают на пол. — Я просто хочу вернуть Ориона. В ее руках оказывается пистолет, маленький револьвер с крупнокалиберными пулями. — Где ты его…? — изумляюсь я. — Док дал. Он знал… знал, что мне нужна защита. И когда он сказал, что может вернуть Ориона… Я решила помочь. У меня отпадает челюсть. Я столько новых граней видела в Виктрии — несчастная влюбленная, жертва, позабытая подруга, — но не подозревала, что она может быть еще и предательницей. Подойдя, она становится между Доком и замороженным телом Ориона. И ни на секунду не опускает пистолет. Старший и Барти пялятся в пустоту перед собой. На шеях у них бледнеют зеленые пластыри. 64. Старший

— Нет, нет, нет, — шепчет Эми. Ее слова мне напоминают… что-то. Но все так… медленно. — Не подходи, — говорит Док. Я изо всех сил пытаюсь вникнуть в ситуацию… понять… — Ты как? — спрашивает Эми. Нормально, а как же еще. Док. Держит что-то вроде половинки апельсина. Горчично-желтого цвета. — Я нас всех взорву, — говорит Док. — Если понадобится. Нужно защитить корабль. Или можно просто приказать Виктрии тебя застрелить. Да. Так и сделаем. Так будет чище. — Я… я не умею, — произносит она тихо. — Это очень просто, солнышко, — говорит Док мягко. — Просто направь его и нажми на спусковой крючок. С такого расстояния ты не промахнешься. Его слова что-то значат. Это точно.
Но… что?
Эми плачет. Одинокая слезинка прячется в уголке правого глаза, но я замечаю.
Не могу ничего сделать.
Слова плавают вокруг. Громкие. Злые. Обвинения.
— Если он будет мешать, — добавляет Док, — может, лучше и его убить. — Не надо! — вскрикивает Эми, вставая передо мной. Мир серый. И расплывается.
— Старший! — громко командует Док. — Покажи мне, что у тебя в кармане!
Я показываю. Провода. Красивые. Красный. Желтый. Черный. Провода.
— Вставь их обратно в водяной насос, — командует Док. — Ты ведь и сам этого хочешь. Да. Хочу. Я иду к насосу, которым добавляют в воду фидус. Что-то меня останавливает. Что-то тянет меня назад. Я стараюсь идти. Но не двигаюсь.
— Эми, — предупреждает Док. — Не пытайся его остановить. — Старший, — шепчет мне в ухо голос Эми. — Старший, борись. Борись с этим. Ты не хочешь включать насос. Не хочешь возвращать на корабль наркотик. Ты справляешься и так. Борись. Будь собой. — Эми, — предупреждает Док еще раз. — Ты ведь знаешь, я тебя убью. Или его. Ты знаешь.
Ноги поднимаются и опускаются, и я двигаюсь вперед. К насосу с фидусом. Чтобы вставить обратно провода.
Я ведь всегда знал, что придется. 66. Эми

Старший стоит у фидусного насоса с проводами в руке, но ему, кажется, не под силу их подключить. Он не двигается, просто пялится на панель. Интересно, как давно он носил эти провода в кармане? Получается, клал их туда каждый день, одеваясь, как я надевала крестик и прятала волосы. Зачем он таскал их с собой все это время? Для того ли, чтобы помнить, что было раньше и что не должно повториться… или он хотел напомнить себе, что может править, как Старейшина, если захочет? Док смотрит через стекло на Ориона. — Он доверился мне. Я подарил ему жизнь. Помог сбежать. Он долго скрывался от меня — я не знал, что он стал регистратором, не знал, что все эти годы он был так близко. Но прежде чем вы заморозили его, он рассказал мне свои секреты. А я не предам его доверие так, как вы. Док двигается к Старшему. Пытаюсь увязаться за ним, но Виктрия преграждает мне путь, у нее дрожит рука — не привыкла к весу пистолета, да и держит она его неудобно. Но это все не так уж важно… ей нужно только нажать на спусковой крючок, и мне конец. Настороженно окидываю ее взглядом, замечая страх на лице, ручейки пота на шее. Ей не хочется это делать, не хочется в меня стрелять, но она сейчас похожа на загнанного зверя, а загнанный зверь готов на все, чтобы спастись. Я замираю. — Ох, Старший, я пытался тебя предупредить, честно пытался, — вздыхает Док, мягко забирая провода у него из рук. — Столько раз говорил: следуй за лидером. — Вы сумасшедший, — огрызаюсь я. — Старший и есть наш лидер! Док оборачивается и смотрит на меня, будто оценивая, и в итоге, кажется, остается недоволен. — Я искренне надеялся, что он может стать Старейшиной. Я дал ему три месяца. Но все больше и больше людей начинали возмущаться. Стало ясно, что он безнадежен. А потом появился Барти, — презрительно ухмыляется он. Мой взгляд перебегает на Барти и зеленое пятно у него на шее. — Барти думал, что сможет начать революцию. — Док закатывает глаза. — Его попытки были неплохи… взломать пленки и вай-комы умно… но все же он слишком нерешителен. Ему не хватает того, что нужно, чтобы встать во главе настоящей революции. Кроме того, — добавляет Док, — я не мог позволить, чтобы волнения превратились в настоящий мятеж. Как только у нас снова появится настоящий лидер, все мысли о восстании исчезнут. Мне не нравится, как он произнес это «исчезнут», очень… решительно. Он смотрит на меня. — Я пытался помочь. Сделал пластыри, а когда Старший не стал их использовать, занялся этим сам. Он мог бы использовать эти смерти, внушить людям надлежащий страх и тогда уже требовать послушания. А ты что сделал? — спрашивает он, обращаясь к пустому лицу Старшего. — Ничего. — И Док толкает его в грудь. Старший, не сопротивляясь, врезается в фидусный насос. — Со временем, — продолжает он, — становилось все очевиднее, что его нужно сместить. Это ему нужно было следовать за лидером. Эти предупреждения были для него. — Он тычет пальцем в Старшего. Тот, обмякнув, смотрит прямо перед собой. — А Марай? — спрашиваю я. — Я пытался с ней говорить. Она первая на корабле должна была бы поддержать Ориона. Но нет. Марай оставалась верна Старшему. Док кладет провода на крышку насоса — Фидус для него сейчас не главная забота — и идет через комнату обратно к криоустановке. — Все равно уже поздно, Эми, — вздыхает он разочарованно. — Барти или Старший могли бы когда-нибудь стать лидерами… но Орион им уже стал. Его единственной ошибкой было доверить тебе информацию о шаттле. Я позволил вам найти видеозаписи, хотя следовало бы их все уничтожить. Мысли скачут. — Зачем вы вообще отдали мне вай-ком Ориона? — спрашиваю я. — Вы же должны были понимать, что он приведет нас к посланиям. Док поднимает на меня взгляд. — Потому что Орион так хотел. В это легко верится. Можно думать о Доке все, что угодно, но преданности ему не занимать. И предан он не Старейшине и даже не Ориону — и уж точно не Старшему. Он предан системе. В соответствии с системой, следующим лидером должен быть Орион — значит, Док будет слепо повиноваться, даже если сам с ним не согласен. Но… это бред какой-то. — Значит, вы дали мне первую подсказку — кто тогда испортил книгу сонетов и видео в оружейной? — Тоже я. — Док проверяет показатели на контейнере Ориона. — Вы? Но… зачем? Он смотрит на меня, будто он не может поверить, что я так торможу. — Я не о себе заботился. Если мы опустимся на Центавра-Землю, корабль со всеми его жителями может погибнуть. Погибнуть. Но, — добавляет он, — я понимаю сложность вопроса и позволю Старейшине принять окончательное решение Если он скажет, что нужно запускать шаттл… что ж, я уступлю. Просто мне не кажется, что стоило отдавать право выбора тебе. Теперь я понимаю до конца — он подделал видео в оружейной и вырезал сонет из книги, потому что не хотел, чтобы я добралась до правды, но при этом оставил книгу, чтобы я ее увидела. Пытаясь помешать мне догадаться, он все же не мог ослушаться прямого пожелания Ориона. — Это вы испортили скафандры? — Я решил, что если уж вы туда доберетесь, то кто-то из вас обязательно решит выйти наружу. — И вам было все равно, кто из нас умрет? — Если тебя это успокоит, — говорит Док, обращаясь к таймеру на криоустановке Ориона, — я надеялся, что это будешь ты. Не успокаивает, если честно. — Ты так и не поняла, что я пытался до тебя донести, — продолжает Док, поворачивая очередной тумблер. — Так уперлась в то, что рассказывал Орион, что не заметила всего, что говорил я. — Да? Например? — Суть не в том, как выбраться с корабля, а в том, что мы не можем выбраться, Эми, не можем. Орион надеялся, что однажды, в да» леком будущем, это будет возможно, но нет. Оружейная, зонды… все это слишком опасно. должны остаться здесь. Должны сохранять тот порядок, который установил Старейшина времен Чумы. Не в силах сдержаться, фыркаю от отвращения. — Я знаю, что ты не согласна, Эми, — говорит Док спокойно, будто мы ведем дружескую беседу. — Но система Старейшин работает. — Старейшина был сумасшедшим, больным, — возражаю я. — Вы видели его в самом конце. Он спятил и цеплялся за власть. — Да, да, — пренебрежительно кивает Док. — В каждом Старшем и Старейшине бывают отклонения, все это давно задокументировано. Старейшине следовало уйти в отставку, когда Орион достиг совершеннолетия. И Орион, а не Старший, должен был стать новым командиром. — Орион был психом! — кричу я и выступаю вперед, на ходу задев Барти за плечо. Он не реагирует. Не надо было этого делать. Виктрия стискивает пистолет — в конце концов, она любит Ориона, — а Док шагает ближе к криоцилиндру. — Он не псих. И не Орион, — говорит Док, поворачивая тумблер на дверце. — Он — Старейшина. — Оглядывается на Старшего, который по-прежнему неподвижно стоит у насоса. — Ты ведь никогда не хотел быть Старейшиной, правда? Тебе хотелось остаться просто Старшим. Поэтому ты и имя не поменял. Ты знал, так ведь, что недостоин быть Старейшиной? Ты еще совсем ребенок, для тебя твоя глупая влюбленность важней, чем обязанности командира. Старший, оглушенный наркотиком, молча кивает. — Не говорите так о Старшем! — рычу я. —. Орион был трусом и убивал беззащитных! Док поворачивается ко мне. — Не забывай, что это Орион, а не Старший, подарил тебе твою драгоценную планету. Даже будучи лишь куском льда, он управлял тобой, заставлял бегать по всему кораблю за его подсказками. Вот как велика власть настоящего лидера. Он совершенно спокоен, холоден и непоколебим — точно так же, как всегда. Убивает он во имя Ориона, организует переворот или свергает Старшего — неважно, даже сейчас в глазах Дока нет огня. Он просто тихо и упорно двигается вперед, делая то, что считает очевидно правильным. Он раскладывает всех нас по отведенным местам. Ориона в ячейку Старейшины, Старшего в ячейку Старшего. А меня… меня, как обычно, ему классифицировать не удается. И в этом истинная причина того, что он приказал Виктрии нацелить на меня пистолет. Теперь я точно знаю, знаю глубоко внутри мне не выбраться отсюда живой. Я мешаю Доку, потому что не вписываюсь в мир «Годспида», а Док терпеть не может, если что-то — или кто-то выпадает из заведенного порядка. Ему нужно, чтобы все были абсолютно одинаковы, абсолютно спокойны и абсолютно послушны полноправному Старейшине. А я такой никогда, никогда не буду. Я настолько уверена, что Док не выпустит меня из этой комнаты живой, что уже наполовину жду, когда Виктрия нажмет на курок и покончит со всем этим. Но она не двигается. Док набирает на криоустановке Ориона код. — Эми, я не командир, — поворачивается он вдруг. — Мне это известно. Я просто хочу сам делать то, в чем пытался убедить всех остальных. — Следовать за лидером, — говорю я тихо. — Именно. Надежды больше нет, — продолжает Док. — Мы не можем приземлиться на новой планете. И не можем жить здесь без Ориона. Разве ты не видишь? Нам нужен настоящий лидер. Не Барти, не Старший. Нам нужен наш Старейшина. Это наш единственный шанс. Виктрия поднимает взгляд на Дока, хотя он смотрит не на нее, а на меня. — Я просто хочу вернуть Ориона, — говорит она, но он не обращает на нее внимания. — Надежда тут ни при чем, — говорю я Доку, но смотрю на Виктрию. — Нужно верить. Верить, что новый мир будет лучше, чем этот. И верить, что, даже если это не так, он стоит того, чтобы увидеть его своими глазами. Криоцилиндр Ориона издает громкий писк. — Ну вот, — констатирует Док, — процесс регенерации начинается. — Что?! — Правда? — оборачивается Виктрия. Вот он, мой шанс. Старший не единственный тут, у кого глубокие карманы — в моих еще остались пластыри с фидусом. Одним торопливым движением я срываю упаковку, прилепляю пластырь Виктрии на руку и вырываю пистолет из ее ослабевших пальцев. Док окидывает меня взглядом, пытаясь определить, собираюсь ли я стрелять. — Поздно, — говорит он почти беспечно. Я уже запустил регенерацию. — Над лицом Ориона горит зеленая лампочка. — Даже если ты меня застрелишь, он все равно проснется. Я медленно сдвигаюсь вправо, в сторону Барти, но даже если сорвать пластырь с кожи, фидус все равно сразу не выветрится. От него помощи можно не ждать. — Эми, перестань устраивать представление, — говорит Док тем же голосом, каким в первую нашу встречу угрожал посадить на лекарства на всю жизнь, если не успокоюсь. — Подумай головой. — Я и думаю головой, — отвечаю. — Я не хочу, чтобы нами правил Орион. — Знаешь, а ведь Старший, возможно, тоже не решится использовать шаттл. И он прав. Я знаю это. Я видела нерешительность в его взгляде, помню, как он отреагировал на мой порыв немедленно сажать корабль. — Я верю в него, — говорю я. А про себя добавляю: «И не просто верю». Доктор качает головой, будто я ученица, которая не может ответить на вопрос из домашнего задания. — Но ты же не думаешь, что я настолько же верю в Виктрию? — спрашивает он презрительно и вытаскивает еще один пистолет. Держать его он тоже не умеет, как и Виктрия. Но, в конце концов, пистолет не такая уж сложная штука. Тот конец, которым убивают, направлен на меня — и этого в принципе достаточно. Расставляю ноги, вставая устойчивей. Меня воспитывал военный, мой отец, и он сделал все, чтобы я умела защищать себя и знала, что оружие — это инструмент, а не игрушка. Я никогда не была больше благодарна ему за субботы, проведенные на стрельбище. Глубоко вдыхаю, чувствуя прохладный металл спускового крючка под пальцами. — Ты не сможешь меня убить, — говорит Док. — Это да, — соглашаюсь я и стреляю. 67. Старший

Я вижу все как в замедленной съемке, да еще картинка расплывается по краям. Раздается грохот выстрела; следом вырывается облако едкого дыма и тут же испаряется, оставляя после себя только запах меди и гари. Док дергается, из ноги его летят красные брызги. Эми бросается вперед, взлетает в воздух и хлопает ему на руку бледно-зеленый пластырь. Снова грохот. Другой пистолет. Пистолет Дока. Снова дым и кровь. Эми падает вниз, стискивая руку. Сквозь ее пальцы сочится темно-красная кровь. Она поднимает ладонь, включает вай-ком. Кричит. Шатаясь, подходит к Виктрии. Падает на колени рядом с телом. Я все вижу, но не могу двинуться, не могу среагировать. Все так тяжело и медленно. Смотрю, как Эми кричит, захлебываясь рыданиями. Прижимает обе руки к красному пятну, расцветающему на рубашке Виктрии. С рукава Эми тоже течет кровь, но она не замечает, стараясь покрепче прижать рану. Поворачиваю голову и безразлично смотрю на Дока. Его тусклый взгляд встречается с моим. Зеленый пластырь заставляет его лежать спокойно, не обращая внимания на пулю в ноге. Я снова оборачиваюсь к Эми и Виктрии. — НЕТ! — говорит Эми. Виктрия тянет руку к Доку. Нет. К Ориону. — НЕТ! — снова кричит Эми. Всем весом она налегает на рану Виктрии. Кровь хлещет между пальцами, пузырясь алой пеной. — Нет, — шепчет Эми. Рука Виктрии падает на пол.
У меня лицо мокрое. Я поднимаю руку и провожу по щеке. С моих пальцев капают слезы, как кровь капает с пальцев Эми. 68. Эми

Руки промокли от крови. Она еще теплая, как и тело Виктрии. Хочу закрыть ей глаза, и алая капелька — ее или моей крови, не знаю — срывается и стекает ей по щеке. Глаза я в итоге оставляю открытыми. Пусть смотрит на Ориона. Встаю, вытирая кровь о штаны, и оттягиваю ворот рубашки, чтобы взглянуть на рану на левой руке, чуть ниже плеча. Док выстрелил, падая. Пуля только задела меня, но убила Виктрию. Я закрываю глаза, пытаясь выбросить из головы это зрелище, но в ноздри бьет запах пороха и крови. Снова включаю вай-ком. Кит тут же отвечает. — Нашла люк, — говорит она, задыхаясь. Скоро буду. Срываю пластырь с шеи Барти — он стоит ближе ко мне, — но не жду, когда его глаза снова загорятся. Обойдя по широкой дуге тело Виктрии, я иду через лабораторию к Старшему. Отрывая пластырь окровавленными руками, я оставляю у него на коже красную полосу. Утыкаюсь головой ему в плечо. Его туника намокает от моей крови, но мне все равно. Я просто стою, мечтая быть такой же бесчувственной, как он сейчас — пусть это и заслуга фидуса в его венах. И только почувствовав, как он поднимает руки и обнимает меня, я ломаюсь. Я рыдаю ему в грудь, громко, яростно, не в силах сдержаться, пока не начинаю задыхаться — но этого все равно мало. — Космос побери, что тут произошло?! — вскрикивает с порога Кит. Ее округлившиеся глаза в изумлении прыгают с Барти на нас, потом на Дока и наконец на Виктрию. Она падает на колени рядом с телом, не замечая, что пачкает брюки в крови. — Уже поздно, — говорю я. Ее взгляд мечется по комнате, и в первый момент мне кажется, что она в шоке и помощи от нее не дождешься. Но потом до меня доходит, что Кит просто оценивает ситуацию и решает, что нужно Делать. Она закрывает Виктрии глаза. Я слышала, говорят, что мертвые похожи на спящих. Виктрия Не похожа. Когда ее глаза смотрели на Ориона, она казалась мирной и спокойной, но теперь, с опущенными веками, выглядит просто трупом. Кит лезет в карман и бросает мне два бледно-желтых пластыря. — Антидот для фидуса, — говорит она, сразу же двигаясь к Доку. — Ему не надо, — предупреждаю я. Кит открывает рот, чтобы возразить, но под моим взглядом кивает. — Возможно, ему и самому лучше пока так, — говорит она обеспокоенно. — Рана, думаю, очень болезненная, а фидус притупит боль. — Уж это меня совсем не волнует, — говорю я холодно и жестко. — Просто не трогай пластырь. Кит застывает над раной Дока, оглядывается на меня и наконец медленно кивает, поняв, что я имею в виду. Отрезав штанину, она наклоняется, чтобы осмотреть — я попала прямо туда, куда целила, под колено. Из раны, пульсируя, льется кровь. Открываю желтый пластырь и вдавливаю Старшему в кожу до тех пор, пока он не начинает морщиться от боли и не моргает поясневшими глазами. — Ты с нами? — шепчу я. Он кивает, тут же мрачнея, и задерживается взглядом на трупе Виктрии, а я спрашиваю себя: что он видел под действием фидуса и понял ли вообще хоть что-нибудь, что случилось? — Ты в него стреляла, — говорит он, перебегая взглядом от Дока ко мне. Да. Но если бы я не выстрелила… может, он не выстрелил бы тоже. Может, Виктрия была бы сейчас жива. — Пришлось, — говорю я, надеясь убедить в этом и себя. Он снова кивает. Не знаю, верит ли он или все же винит меня в ее смерти. — Глубокая? — спрашивает наконец, кивая мою руку. — Ты тоже ранена? — отрывается Кит от работы. Пена, которой она покрыла колено Дока, пузырится и розовеет, дезинфицируя рану. Потом Кит начинает накладывать широкую повязку. — Все нормально. — Да, тоже, — встревает Старший. — В руку. Он берет у меня из рук второй желтый пластырь и шагает к Барти. Тот не сводит глаз с Виктрии все время, пока отходит от наркотика, и как только фидус нейтрализуется до конца, он пытается что-то сказать, но давится словами. Потом бросается к телу Виктрии, но Старший ловит его по пути, и они так и стоят, вцепившись друг в друга, и все их соперничество тонет в скорби по подруге детства. — Ну-ка, — говорит Кит. Изумленно подскакиваю на месте — я не заметила, как она закончила с Доком. Кит отрезает рукав моей рубашки и очищает рану дезинфицирующей пеной. — Как она там? — спрашивает Старший, когда они с Барти все же размыкают руки. Кит открывает сиреневый пластырь. — Нет, — тут же реагирую я. — Это от боли. — Никаких пластырей. Она пожимает плечами и начинает бинтовать Мне руку. Кровотечение еще не до конца остановилось, но замедлилось — может, даже швов не понадобится. Весь удар приняла на себя Виктрия. — Идем, — говорит Старший, обращаясь к Барти. — Куда вы? — спрашиваю я. — Отправим Виктрию к звездам, — отвечает тот за него. — Давайте я помогу. — Последнее слово заканчивается шипением, потому что Кит с силой затягивает повязку. Барти поднимает Виктрию за плечи, а Старший наклоняется и берет за ноги. — Мы сами справимся, Эми, — говорит он тепло и взглядом умоляет меня понять. Им нужно попрощаться вдвоем. Вспомнить ту Виктрию, какой она была до Ориона, до того, как любовь захлестнула ее и свела с ума. До того, как меня разморозили. Они молча выносят тело подруги прочь из лаборатории в сторону шлюза, оставив лишь пятно крови на полу. 69. Старший

---

Дата добавления: 2015-11-14