|
Читайте также: |
- Нет, нет, - ответила надзирательница, наклоняясь, чтобы лучше
расслышать слабеющий голос умирающей. - Скорее, не то будет поздно!
- Мать, - сказала женщина, делая еще более отчаянное усилие, - мать,
когда настали смертные муки, зашептала мне на ухо, что если ее ребенок
родится живым и вырастет, то, может быть, придет день, когда он, услыхав о
своей бедной молодой матери, не будет считать себя опозоренным. "О боже
милостивый! - сказала она. - Будет ли это мальчик или девочка, пошли ему
друзей в этом мире, полном невзгод, и сжалься над бедным, одиноким ребенком,
брошенным на произвол судьбы!"
- Имя мальчика? - спросила надзирательница.
- Его назвали Оливером, - слабым голосом ответила женщина. - Золотая
вещь, которую я украла...
- Да, да... говорите! - крикнула надзирательница.
Она нетерпеливо наклонилась к женщине, чтобы услышать ответ, но
невольно отшатнулась, когда та медленно, не сгибаясь, снова приподнялась и
села, потом, вцепившись обеими руками в одеяло, пробормотала что-то
невнятное и упала на подушки.
- Умерла! - сказала одна из старух, врываясь в комнату, как только
открылась дверь.
- И в конце концов ничего не сказала, - отозвалась надзирательница и
спокойно ушла.
Обе старухи, готовясь к исполнению своей ужасной обязанности, были,
по-видимому, слишком заняты, чтобы отвечать, и, оставшись одни, закопошились
около тела.
ГЛАВА XXV,
которая вновь повествует о мистере Феджине и компании
Пока происходили эти события в провинциальном работном доме, мистер
Феджин сидел в старой своей берлоге - той самой, откуда девушка увела
Оливера, - и размышлял о чем-то у тусклого огня в дымящем очаге. На коленях
у него лежали раздувальные мехи, с помощью которых он, видимо, старался
раздуть веселый огонек, но, задумавшись, он положил на них руки, подпер
подбородок большими пальцами и рассеянно устремил взгляд на заржавленные
прутья.
У стола за его спиной сидели Ловкий Плут, юный Чарльз Бейтс и мистер
Читлинг; все трое с увлечением играли в вист; Плут с "болваном" играл против
юного Бейтса и мистера Читлинга. Физиономия первого из упомянутых
джентльменов, всегда удивительно смышленая, казалась теперь особенно
интересной вследствие вдумчивого его отношения к игре и внимательного
изучения карт мистера Читлинга, на которые, как только представлялся удобный
случай, он бросал зоркий взгляд, мудро сообразуя свою игру с результатами
наблюдений над картами соседа. Так как ночь была холодная. Плут не снимал
шляпы, что, впрочем, являлось одной из его привычек. Он сжимал зубами
мундштук глиняной трубки, которую вынимал изо рта на короткое время, когда
считал нужным подкрепиться джином с водой из кувшина, вместимостью в кварту,
поставленного на стол для угощения всей компании.
Юный Бейтс также уделял большое внимание игре, но так как у него натура
была более впечатлительная, чем у его талантливого друга, то можно было
заметить, что он чаще угощался джином с водой и вдобавок увеселял себя
всевозможными шутками и непристойными замечаниями, в высшей степени
неуместными при серьезной игре. Плут, на правах тесной дружбы, несколько раз
принимался торжественно журить его за такое неприличное поведение, но все
эти наставления юный Бейтс выслушивал с величайшим добродушием и предлагал
своему другу отправиться к черту либо засунуть голову в мешок или же отвечал
другими изящными остротами в том же духе, удачное пользование которыми
приводило в восторг мистера Читлинга. Примечательно, что сей последний
джентльмен и его партнер неизменно проигрывали, и это обстоятельство не
только не раздражало юного Бейтса, но, по-видимому, доставляло ему огромное
удовольствие, так как после каждой партии он оглушительно хохотал и уверял,
что отроду не видывал такой веселой игры.
- Два двойных и роббер, - с вытянувшейся физиономией сказал мистер
Читлинг, доставая из жилетного кармана полкроны. - В первый раз вижу такого
парня, как ты, Джек. Ты всегда выигрываешь. Даже когда у нас с Чарли хорошие
карты, все равно иы ничего не можем поделать.
Самый ли факт, или очень печальный тон, каким юыли сказаны эти слова,
привели в такое восхищение Чарли Бейтса, что очередной его взрыв смеха
заставили еврея очнуться от раздумья и спросить, в чем дело.
- В чем дело, Феджин!? - закричал Чарли. - Жаль, что вы не следили за
игрой. Томми Читлинг ни разу не выиграл, мы с ним играли против Плута с
"болваном".
- Так, так, - сказал еврей с улыбкой свидетельствовавшей о том, что
причина ему ясна. - Попробуй еще разок, Том, попробуй еще разок.
- Хватит с меня, благодарю вас, Феджин, - ответил мистер Читлинг. -
Хватит! Этому Плуту так везет, что против него не устоишь.
- Ха-ха-ха, милый мой! - рассмеялся еврей. - Встань утром пораньше,
тогда выиграешь у Плута.
- Утром! - повторил Чарли Бейтс. - Если хотите его обыграть, нужно с
вечера надеть башмаки, приставить к обоим глазам по подзорной трубе, а за
спину повесить бинокль.
Мистер Даукинс с философическим спокойствием выслушал эти любезные
комплименты и предложил любому из присутствующих джентельменов открыть
фигуру, ставка - шиллинг. Так как никто не принял вызова, а трубку он к тому
времени выкурил, то и начал для развлечения чертить на столе общий план
Ньюгетской тюрьмы тем куском мела, который заменял ему фишки; при этом он
долго и пронзительно свистел.
- Ну и скукотища же с тобой, Томми!.. - после долгого молчания сказал
Плут, перестав свистеть и повернувшись к мистеру Читлингу. - Как вы
полагаете, о чем он думает, Феджин?
- Откуда мне знать, мой милый? - оглядываясь, отозвался еврей,
раздувавший огонь мехами. - Может быть, о своем проигрыше или о том
уединенном местечке в провинции, которое он недавно покинул. Ха-ха!.. Верно,
мой милый?
- Ничуть не бывало, - возразил Плут, перебивая мистера Читлинга,
собиравшегося ответить. - А ты что скажешь, Чарли?
- Скажу, - ухмыляясь, отвечал юный Бейтс, - что он без ума от Бетси.
Смотрите, как он краснеет. Боже ты мой! Ну и умора! Томми Читлинг влюблен!..
Ох, Феджин, Феджин, вот так потеха!
Потрясенный образом мистера Читлинга - жертвы нежной страсти, - юный
Бейтс столь энергически откинулся на спинку стула, что потерял равновесие и
полетел на пол, где и остался лежать, вытянувшись во весь рост (это
происшествие отнюдь не уменьшило его веселости), пока не нахохотался
вдосталь, после чего занял прежнее место и снова захохотал.
- Не обращайте на него внимания, мой милый, - сказал еврей, подмигнув
мистеру Даукинсу и в виде наказания ударив юного Бейтса рыльцем раздувальных
мехов. - Бетси - славная девушка. Держитесь за нее, Том. Держитесь за нее.
- Я хочу только сказать, Феджин, - отозвался мистер Читлинг, густо
покраснев, - что это решительно никого не касается.
- Разумеется, - подтвердил еврей. - Чарли так себе болтает. Не
обращайте на него внимания, мой милый, не обращайте внимания. Бетси -
славная девушка. Делайте то, что она вам скажет, Том, - и вы разбогатеете.
- Да я так и поступаю, как она велит, - ответил мистер Читлинг. - Меня
бы не зацапали, если бы я не послушался ее совета. Вам-то это оказалось на
руку, правда, Феджин? Ну, да ведь шесть недель ничего не стоят. Рано или
поздно, это должно было случиться, так уж лучше зимой, когда нет охоты
болтаться по улицам. Правда, Феджин?
- Совершенно верно, мой милый, - ответил еврей.
- Ты бы согласился еще разок посидеть, Том, - спросил Плут, подмигивая
Чарли и еврею, - раз Бет дала тебе хороший совет?
- Я хочу сказать, что я бы не отказался! - сердито ответил Том. - Ну,
хватит! Хотел бы я знать, кто, кроме меня, мог бы это сказать, Феджин?
- Никто, мой милый, - ответил еврей, - ни один человек, Том. Я не знаю
никого, кроме вас, кто бы мог это сказать. Никого, мой милый.
- Меня бы отпустили, если бы я ее выдал. Верно, Феджин? - с
раздражением продолжал бедный, одураченный, слабоумный парень. - Для этого
мне нужно было сказать только слово. Верно, Феджин?
- Разумеется, отпустили бы, мой милый, - ответил еврей.
- Но я ничего не выболтал. Правда, Феджин? - сказал Том, стремительно
задавая один вопрос за другим.
- Нет, нет, разумеется, ничего, - ответил еврей, - вы слишком
мужественны для этого. Слишком мужественны, мой милый!
- Может быть, это и верно, - отозвался Том, озираясь. - Но коли так, то
что тут смешного, а, Феджин?
Еврей, видя, что мистер Читлинг не на шутку раздражен, поспешил уверить
его, что никто не смеется; желая добиться серьезного отношения собравшихся,
он воззвал к юному Бейтсу, первому обидчику. Но, к несчастью, Чарли, уже
раскрыв рот и собравшись ответить, что еще ни разу в жизни он не был так
серьезен, не смог удержаться и разразился таким неистовым хохотом, что
оскорбленный мистер Читлинг без дальнейших церемоний кинулся в другой конец
комнаты и замахнулся на обидчика, но тот, наловчившись избегать
преследователей, шмыгнул в сторону, дабы ускользнуть от него, и столь удачно
выбрал момент, что удар попал в грудь веселого старого джентльмена и
заставил его пошатнуться и отступить к стене, где он и остановился, тяжело
дыша, а мистер Читлинг взирал на него с ужасом.
- Тише! - крикнул в эту минуту Плут. - Что-то тренькает.
Взяв свечу, он крадучись стал подниматься по лестнице.
Снова раздался нетерпеливый звон колокольчика. Все остальные сидели в
темноте. Вскоре вернулся Плут и с таинственным видом шепнул что-то Феджину.
- Как? - вскричал еврей. - Один?
Плут утвердительно кивнул головой и, заслонив рукой пламя свечи,
украдкой дал понять Чарли Бейтсу с помощью пантомимы, что лучше бы ему
теперь не смеяться. Оказав эту дружескую услугу, он устремил взгляд на еврея
и ждал его распоряжений.
В течение нескольких секунд старик кусал свои желтые пальцы и пребывал
в раздумье; лицо его подергивалось от волнения, словно он чего-то опасался и
страшился узнать наихудшее. Наконец, он поднял голову.
- Где он? - спросил еврей.
Плут указал на потолок и сделал движение, будто намеревался выйти из
комнаты.
- Да, - сказал еврей, отвечая на безмолвный вопрос. - Приведи его сюда,
вниз. Тес!.. Тише, Чарли! Успокойтесь, Том! Смойтесь!
Это лаконическое приказание Чарли Бейтс и его недавний противник
исполнили покорно и незамедлительно. Ни один звук не выдавал их присутствия,
когда Плут со свечой в руке спустился по лестнице, а вслед за ним пошел
человек в грубой рабочей блузе, который, быстро окинув взглядом комнату,
снял широкий шарф, скрывавший нижнюю часть лица, и показал усталую, немытую
и небритую физиономию ловкача Тоби Крекита.
- Как поживаете, Феги? - сказал сей достойный джентльмен, кивая еврею.
- Сунь этот шарф в мою касторовую шляпу, Плут, чтобы я знал, где его найти,
когда буду удирать. Вот какие времена настали! А из тебя выйдет прекрасный
взломщик, получше этого старою мошенника.
С этими словами он вытянул из штанов подол блузы, обмотал ее вокруг
талии и, придвинув стул к огню, положил ноги на решетку.
- Посмотрите-ка, Феги, - сказал он, печально показывая на свои сапоги с
отворотами. - Сами знаете, с какого дня они не нюхали ваксы Дэй и Мартин *,
ей-богу ни разу не чищены!.. Нечего таращить на меня глаза, старик. Все в
свое время. Я не могу говорить о делах, пока не поем и не выпью. Тащите сюда
еду и дайте мне спокойно поесть в первый раз за эти три дня!
Еврей жестом приказал Плуту подать на стол съестные припасы и, усевшись
против взломщика, стал ждать.
Суда по всему, Тоби отнюдь не спешил начать разговор. Сначала еврей
довольствовался тем, что терпеливо изучал его физиономию, словно надеясь по
выражению ее угадать, какие вести он принес, но это ни к чему не привело.
Тоби казался усталым и изнуренным, но лицо его оставалось благодушно
спокойным, как всегда, и, невзирая на грязь, небритую бороду и бакенбарды,
на нем сияла все та же самодовольная, глупая улыбка ловкача Крекита. Тогда
еврей, вне себя от нетерпения, стал следить за каждым куском, который тот
отправлял себе в рот, и, не скрывая волнения, зашагал взад и вперед по
комнате. Но от всего этого не было никакого толку. Тоби продолжал есть с
величайшим хладнокровием, пока не наелся до отвала; затем, приказав Плуту
выйти из комнаты, он запер дверь, налил в стакан виски с водой и приступил к
беседе.
- Прежде всего, Феги... - начал Тоби.
- Ну, ну?.. - перебил еврей, придвигая стул.
Мистер Крекит приостановился, чтобы хлебнуть джина с водой, и объявил,
что он превосходен; затем, упершись ногами в полку над низким очагом так,
чтобы сапоги находились на уровне его глаз, он спокойно продолжал.
- Прежде всего, Феги, - сказал взломщик, - как поживает Билл?
- Что! - взвизгнул еврей, вскакивая со стула.
- Как, неужели вы хотите сказать?.. - бледнея, начал Тоби.
- Хочу сказать! - завопил еврей, в бешенстве топая ногами. - Где они?
Сайкс и мальчик! Где они? Где они были? Где они скрываются? Почему не пришли
сюда?
- Кража со взломом провалилась, - тихо сказал Тоби.
- Я это знаю, - сказал еврей, выхватив из кармана газету и указывая на
нее. - Что дальше?
- Они стреляли, попали в мальчика. Мы пустились наутек вместе с ним
через поля позади дома, бежали вперед быстрее, чем ворона летит...
перескакивали через изгороди и канавы. За нами погнались. Черт подери! Все
окрестные жители проснулись, на нас напустили собак...
- А мальчик?
- Билл тащил его на спине и мчался как вихрь. Мы остановились, чтобы
нести его вдвоем; голова у него свесилась, и он весь похолодел. Они гнались
за нами по пятам. Тут уж каждый за себя и подальше от виселицы! Мы
расстались, а мальчишку положили в канаву. Живого или мертвого - не знаю.
Еврей не стал больше слушать. Громко завопив и вцепившись себе в
волосы, он бросился вон из дому.
ГЛАВА XXVI,
в которой появляется таинственная особа, и происходят
многие события, неразрывно связанные с этим повествованием
Старик добежал до угла улицы, прежде чем успел прийти в себя от
впечатления, произведенного на него сообщением Тоби Крекита. Он по-прежнему
мчался с необычайной быстротой, растерянный и обезумевший, как вдруг
пролетевший мимо экипаж и громкий крик прохожих, заметивших, какая грозила
ему опасность, заставили его отступить на тротуар. Избегая по возможности
людных улиц и крадучись пробираясь окольными путями и закоулками, он вышел,
наконец, на Сноу-Хилл. Здесь он зашагал еще быстрее и не останавливался до
той поры, пока не вошел в какой-то двор, где, словно почувствовав себя в
родной стихии, поплелся, по своему обыкновению волоча ноги, и, казалось,
вздохнул свободнее.
Неподалеку от того места, где Сноу-Хилл сливается с Холборн-Хиллом,
начинается справа, если идти от Сити, узкий и мрачный переулок, ведущий к
Сафрен-Хиллу. В грязных его лавках выставлены на продажу огромные связки
подержанных шелковых носовых платков всевозможных размеров и расцветок, ибо
здесь проживают торговцы, скупающие эти платки у карманных воришек. Сотни
носовых платков висят на гвоздях за окнами или развеваются у дверных
косяков, а в лавке ими завалены все полки. Как ни узки границы Филд-лейна,
однако здесь есть свой цирюльник, своя кофейня, своя пивная и своя лавка с
жареной рыбой. Это нечто вроде коммерческой колонии, рынок мелких воров,
посещаемый ранним утром и в сумерках молчаливыми торговцами, которые
обделывают свои делишки в темных задних комнатах и уходят так же
таинственно, как и приходят. Здесь продавец платья, сапожник и старьевщик
выставляют свой товар, который для мелких воришек заменяет вывеску; здесь
кучи заржавленного железа и костей, заплесневевшие куски шерстяной материи и
полотна гниют и тлеют в мрачных подвалах.
Вот в этот-то переулок и свернул еврей. Он был хорошо знаком чахлым его
обитателям, и те из них, которые оставались на своем посту, чтобы продать
что-нибудь или купить, кивали ему, как старому приятелю, когда он проходил
мимо. На их приветствия он отвечал кивком, но ни с кем не вступал в
разговор, пока не дошел до конца переулка; здесь он остановился и заговорил
с одним торговцем, очень маленького роста, который, втиснув кое-как свою
особу в детское креслице, курил трубку у двери своей лавки.
- Стоит на вас посмотреть, мистер Феджин, - и слепоту как рукой снимет!
- сказал сей почтенный торговец, отвечая на вопрос еврея о его здоровье.
- Слишком уж жарко было здесь по соседству, Лайвли, - откликнулся
Феджин, приподняв брови и скрестив руки.
- Да, мне уже два раза приходилось выслушивать такие жалобы, - ответил
торговец. - Но ведь огонь очень скоро остывает, не правда ли?
Феджин в знак согласия кивнул головой. Указав в сторону Сафрен-Хилла,
он спросил, заглядывал ли туда кто-нибудь сегодня вечером.
- Навестить "Калек"? - спросил торговец.
Еврей снова кивнул головой.
- Подождите-ка, - призадумавшись, сказал человек. - Да, человек
пять-шесть пошли туда. Думаю, что вашего друга там нет.
- Сайкса там нет? - спросил еврей; вид у него был очень встревоженный.
- Non istventus <Исковерканный юридический латинский термин "Non est
inventus" - "Не найден">, как говорят законники, - отозвался человечек,
покачав головой и скроив на редкость хитрую мину. - Нет ли у вас сегодня
чего-нибудь по моей части?
- Сегодня ничего нет, - сказал еврей, отходя от него.
- Вы идете к "Калекам", Феджин? - крикнул ему вслед человечек. -
Постойте! Я не прочь пропустить с вами рюмочку!
Но так как еврей, оглянувшись, махнул рукой, давая понять, что
предпочитает остаться в одиночестве, и к тому же человечку не очень-то легко
было вылезти из креслица, то на этот раз трактир под вывеской "Калеки" не
удостоился посещения мистера Лайвли. К тому времени, когда он поднялся на
ноги, еврей уже скрылся из виду, и мистер Лайвли, постояв на цыпочках и
обманувшись в надежде его увидеть, снова втиснул свою особу в креслице и,
обменявшись кивком с леди из лавки напротив и выразив этим свои сомнения и
недоверие, вновь взялся с торжественной миной за трубку.
"Трое калек", или, вернее, "Калеки" - ибо под этой вывеской учреждение
было известно его завсегдатаям, - был тем самым трактиром, в котором
появлялся мистер Сайкс со своей собакой. Сделав знак человеку, стоявшему за
стойкой, Феджин поднялся по лестнице, открыл дверь и, незаметно проскользнув
в комнату, с беспокойством стал озираться, прикрывая глаза рукой и словно
кого-то разыскивая.
Комнату освещали две газовые лампы; с улицы не видно было света
благодаря закрытым ставням и плотно задернутым вылинявшим красным
занавескам. Потолок был выкрашен в черный цвет, чтобы окраска его не
пострадала от коптящих ламп, и в комнате стоял такой густой табачный дым,
что сначала ничего нельзя было разглядеть. Но когда мало-помалу дым ушел
через раскрытую дверь, обнаружилось скопище людей, такое же беспорядочное,
как и гул, наполнявший комнату, и, по мере того как глаз привыкал к этому
зрелищу, наблюдатель убеждался, что за длинным столом собралось
многочисленное общество, состоявшее из мужчин и женщин; во главе стола
помещался председатель с молоточком в руке, а в дальнем углу сидел за
разбитым фортепьяно джентльмен-профессионал с багровым носом и подвязанной -
по случаю зубной боли - щекой.
Когда Феджин прошмыгнул в комнату, джентльмен-профессионал пробежал
пальцами по клавишам, взамен прелюдии, после чего все громогласно
потребовали песни; как только крики затихли, молодая леди принялась
услаждать общество балладой из четырех строф, в промежутках между которыми
аккомпаниатор играл как можно громче всю мелодию с начала до конца. Когда с
этим было покончено, председатель произнес свое суждение, после чего
профессионалы, сидевшие по правую и левую руку от него, выразили желание
спеть дуэт и спели его с большим успехом.
Любопытно было всматриваться в иные лица, выделявшиеся из толпы. Прежде
всего-сам председатель (хозяин заведения), грубый, неотесанный, тяжеловесный
мужчина, который шнырял глазами во все стороны, пока продолжалось пение, и
делая вид, что принимает участие в общем веселье, видел все, что происходит,
слышал все, что говорится, а зрение у него было острое и слух чуткий. С ним
рядом сидели певцы, с профессиональным равнодушием слушавшие похвалы всей
компании и по очереди прикладывавшиеся к дюжине стаканчиков виски с водой,
поднесенных им пылкими поклонниками, чьи физиономии, носившие печать чуть ли
не всех пороков во всех стадиях их развития, неумолимо привлекали внимание
именно своей омерзительностью. Хитрость, жестокость, опьянение были ярко
запечатлены на них, а что касается женщин, то иные еще сохранили какую-то
свежесть юности, блекнувшую, казалось, у вас на глазах; другие же
окончательно утратили все признаки своего пола и олицетворяли лишь гнусное
распутство и преступность; эти девушки, эти молодые женщины - ни одна из них
не перешагнула порога юности - являли собой, пожалуй, самое печальное
зрелище в этом омерзительном вертепе.
Тем временем Феджин, отнюдь не тревожимый серьезными размышлениями,
жадно всматривался в лица, по-видимому не находя того, кого искал. Когда ему
удалось, наконец, поймать взгляд человека, занимавшего председательское
место, он осторожно поманил его и вышел из комнаты так же тихо, как и вошел.
- Чем могу служить вам, мистер Феджин? - осведомился председатель,
выйдя вслед за ним на площадку. - Не угодно ли присоединиться к нам? Все
будут рады, все до единого.
Еврей нетерпеливо покачал головой и шепотом спросил:
- О_н здесь?
- Нет, - ответил тот.
- И никаких известий о Барни?
- Никаких, - ответил хозяин "Калек", ибо это был он. - Барни не
шелохнется, пока все не утихнет. Будьте уверены, они там напали на след, и,
если бы он вздумал двинуться с места, их сразу бы накрыли. С Барни ничего
плохого не случилось, не то я бы о нем услышал. Бьюсь об заклад, что Барни
ведет себя молодцом. О нем можете не беспокоиться.
- А т_о_т будет здесь сегодня? - спросил еврей, снова выразительно
подчеркивая местоимение.
- Вы говорите о Монксе? - нерешительно спросил хозяин.
- Тес!.. - зашептал еврей. - Да.
- Конечно, - ответил хозяин, вытаскивая из кармана золотые часы. - Я
ждал его раньше. Если вы подождете минут десять, он...
- Нет, нет! - быстро сказал еврей, который как будто и хотел видеть
того, о ком шла речь, и был рад, что его нет. - Передайте ему, что я заходил
сюда повидаться с ним; пусть он придет ко мне сегодня вечером. Нет, лучше
завтра. Раз его здесь нет, то не поздно будет и завтра.
- Ладно! - отозвался хозяин. - Еще что-нибудь?
- Ни слова больше, - сказал еврей, спускаясь по лестнице.
- Послушайте, - заговорил хриплым шепотом хозяин, перевешиваясь через
перила, - сейчас самое время обделать дело! У меня здесь Фил Баркер; так
пьян, что любой мальчишка может его сцапать.
- А! Впрочем, для Фила Баркера время еще не пришло, - ответил еврей,
подняв голову. - Фил должен еще поработать, прежде чем мы позволим себе
расстаться с ним. Возвращайтесь-ка, мой милый, к своей компании и скажите
им, чтобы они веселились... пока живы! Ха-ха-ха!
Трактирщик ответил ему смехом и вернулся к своим гостям. Как только
еврей остался один, на лице его снова появилось тревожное и озабоченное
выражение. После недолгого раздумья он нанял кабриолет и приказал извозчику
ехать в Бетнел-Грин-роуд. За четверть мили до резиденции мистера Сайкса он
отпустил извозчика и прошел это короткое расстояние пешком.
- Ну, - пробормотал еврей, стуча в дверь, - если тут ведут какую-то
темную игру, то, как вы ни хитры, моя милая, а я у вас все выпытаю.
Женщина, которую он имел в виду, находилась у себя в комнате. Феджин
потихоньку поднялся по лестнице и без дальнейших церемоний вошел. Девушка
была одна; она положила на стол голову с распущенными, сбившимися волосами.
"Напилась, - хладнокровно подумал еврей, - или, может быть, просто
горюет о чем-нибудь".
С этой мыслью он повернулся, чтобы закрыть дверь; шум заставил девушку
встрепенуться. Зорко всматриваясь в его хитрое лицо, она спросила, нет ли
новостей, и выслушала от него сообщение Тоби Крекита. Когда рассказ был
закончен, она снова приняла прежнее положение, но не проронила ни слова. Она
терпеливо отодвинула свечу, раза два лихорадочно меняла позу, шаркала ногами
по полу, но не более того.
Пока длилось молчание, еврей с беспокойством озирался, словно желая
удостовериться, что нет никаких признаков, указывающих на тайное возвращение
Сайкса. По-видимому, удовлетворенный осмотром, он раза два-три кашлянул и
столько же раз пытался завязать разговор, но девушка не обращала на него
никакого внимания, словно перед ней был камень. Наконец, он сделал еще одну
попытку и, потирая руки, спросил самым заискивающим тоном:
- Как вы думаете, моя милая, где теперь Билл?
Девушка невнятно простонала в ответ, что этого она не знает, и по
приглушенному всхлипыванию можно было угадать, что она плачет.
- А мальчик? - продолжал еврей, стараясь заглянуть ей в лицо. - Бедный
ребенок! Его оставили в канаве! Нэнси, подумай только!
- Ребенку лучше там, чем у нас, - сказала девушка, неожиданно подняв
голову. - И если только Билл не попадет из-за этого в беду, я надеюсь, что
мальчик лежит мертвый в канаве, и пусть там сгниют его кости.
- Что такое?! - с изумлением воскликнул еврей.
- Да, надеюсь! - ответила девушка, глядя ему в глаза. - Я буду рада,
если узнаю, что он убрался с моих глаз и худшее осталось позади. Я не могу
выносить его около себя. Стоит мне посмотреть на него - и я сама себе
ненавистна, и вы все мне ненавистны.
- Вздор! - презрительно сказал еврей. - Ты пьяна...
- Вот как! - с горечью воскликнула девушка. - Не ваша вина, если я не
пьяная! Будь ваша воля, вы бы всегда меня спаивали - но только не сегодня.
Сейчас эта привычка вам не по нутру, да?
- Совершенно верно! - злобно ответил еврей. - Не по нутру.
- Ну, так измените ее! - со смехом сказала девушка.
- Изменить! - крикнул еврей, окончательно выведенный из терпения
неожиданным упорством собеседницы и досадными происшествиями этой ночи. -
Да, я ее изменю! Слушай меня, девка! Слушай меня - мне достаточно сказать
пять слов, чтобы задушить Сайкса, вот так, как если бы я сдавил сейчас
пальцами его бычью шею. Если он вернется, а мальчишку бросит там, если он
выкрутится и не доставит мне мальчишки, живого или мертвого, убей его сама,
если не хочешь, чтобы он попал в руки Джека Кетча *! Убей его, как только он
войдет в эту комнату, не то - попомни мои слова - будет поздно.
- Что это значит? - невольно воскликнула девушка.
- Что это значит? - повторил Феджин, потеряв голову от бешенства. -
Этот мальчик стоит сотни фунтов, так неужели я должен терять то, что случай
позволяет мне подобрать без всякого риска, - терять из-за глупых причуд
пьяной шайки, которую я могу придушить! И вдобавок я связан с самим дьяволом
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 14 страница | | | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 16 страница |