|
Читайте также: |
Не меньше получаса они шли глухими и грязными улицами, встречая редких
прохожих, да и те занимали, судя по их виду, такое же положение в обществе,
как и мистер Сайкс. Наконец, они вышли на очень узкую, грязную улицу, почти
сплошь занятую лавками старьевщиков; собака бежала впереди, словно понимая,
что больше не понадобится ей быть начеку, и остановилась у дверей лавки,
запертой и, по-видимому, пустой. Дом полуразвалился, и к двери была прибита
табличка, что он сдается внаем; казалось, она висит здесь уже много лет.
- Все в порядке! - крикнул Сайкс, осторожно посматривая вокруг.
Нэнси наклонилась к ставням, и Оливер услышал звон колокольчика. Они
перешли на другую сторону улицы и несколько минут стояли под фонарем.
Послышался шум, словно кто-то осторожно поднимал оконную раму; а вскоре
после этого потихоньку открыли дверь. Затем мистер Сайкс без всяких
церемоний схватил испуганного мальчика за шиворот, и все трое быстро вошли в
дом.
В коридоре было совсем темно. Они ждали, пока человек, впустивший их,
запирал дверь на засов и цепочку.
- Кто-нибудь есть? - спросил Сайкс.
- Никого, - ответил голос.
Оливеру показалось, что он его слышал раньше.
- А старик здесь? - спросил грабитель.
- Здесь, - отозвался голос. - Он здорово струхнул. Вы думаете, он вам
не обрадуется? Как бы не так!
Форма ответа, как и голос говорившего, показались Оливеру знакомыми, но
в темноте невозможно было разглядеть даже фигуру говорившего.
- Посвети, - сказал Сайкс, - не то мы свернем себе шею или наступим на
собаку. Береги ноги, - если тебе случится на нее наступить.
- Подождите минутку, я вам посвечу, - отозвался голос.
Послышались удаляющиеся шаги, и минуту спустя появился мистер Джек
Даукинс, иначе - Ловкий Плут. В правой руке у него была сальная свеча,
вставленная в расщепленный конец палки.
Молодой джентльмен ограничился насмешливой улыбкой в знак того, что
узнал Оливера, и, повернувшись, предложил посетителям спуститься вслед за
ним по лестнице. Они прошли через пустую кухню и, войдя в низкую комнату,
где пахло землей, были встречены взрывом смеха.
- Ох, не могу, не могу! - завопил юный Чарльз Бейтс, заливаясь во все
горло. - Вот он! Ох, вот и он! Ах, Феджин, посмотрите на него. Да посмотрите
же на него, Феджин! У меня сил больше нет. Вот так потеха! Эй, кто-нибудь
подержите меня, пока я нахохочусь вволю!
В порыве неудержимой веселости юный Бейтс повалился на пол и в течение
пяти минут судорожно дрыгал ногами, выражая этим свой восторг. Затем,
вскочив, он выхватил из рук Плута палку со свечой и, подойдя к Оливеру,
принялся осматривать его со всех сторон, в то время как еврей, сняв ночной
колпак, отвешивал низкие поклоны перед ошеломленным мальчиком. Между тем
Плут, отличавшийся довольно мрачным нравом и редко позволявший себе
веселиться, если это мешало делу, с великим прилежанием обшаривал карманы
Оливера.
- Посмотрите на его костюм, Феджин! - сказал Чарли, так близко поднося
свечу к новой курточке Оливера, что чуть было ее не подпалил. - Посмотрите
на его костюм! Тончайшее сукно и самый щегольской покрой! Вот так потеха! Да
еще книги в придачу! Да он настоящий джентльмен, Феджин!
- Очень рад видеть тебя таким молодцом, мой милый - сказал еврей, с
притворным смирением отвешивая поклон. - Плут даст тебе другой костюм, мой
милый, чтобы ты не запачкал своего воскресного платья. Почему, же ты нам не
написал, мой милый, и не предупредил о своем приходе! Мы бы тебе приготовили
что-нибудь горячее на ужин.
Тут юный Бейтс снова захохотал так громко, что сам Феджин развеселился,
и даже Плут улыбнулся, но так как в этот момент Плут извлек пятифунтовый
билет, то трудно сказать, чем вызвана была его улыбка - шуткой или находкой.
- Эй, это еще что такое? - спросил Сайкс, шагнув вперед, когда еврей
схватил билет. - Это моя добыча, Феджин.
- Нет, нет, мой милый! - воскликнул еврей. - Это моя, Билл, моя. Вы
получите книги.
- Как бы не так! - сказал Билл Сайкс, с решительным видом надевая
шляпу. - Это принадлежит мне и Нэнси, а не то я отведу мальчишку обратно.
Еврей вздрогнул. Вздрогнул и Оливер, но совсем по другой причине: у
него появилась надежда, что его отведут обратно.
- Отдайте! Слышите! - сказал Сайкс.
- Это несправедливо, Билл. Ведь правда же, Нэнси? - спросил еврей.
- Справедливо или несправедливо, - возразил Сайкс, - говорят вам,
отдайте. Неужели вы думаете, что нам с Нэнси только и дела, что рыскать по
улицам и похищать мальчишек, которых сцапали по вашей вине? Отдай деньги,
скупой, старый скелет! Слышишь!
После такого увещания мистер Сайкс выхватил билет, зажатый между
большим и указательным пальцами еврея, и, хладнокровно глядя в лицо старику,
старательно сложил билет и завязал в свой платок.
- Это нам за труды, - сказал Сайкс, - а следовало бы вдвое больше.
Книги можете оставить себе, если вы любитель чтения. Или продайте их.
- Какие они красивые! - сказал Чарли Бейтс, корча гримасы и делая вид,
будто читает одну из книг. - Интересное чтение, правда, Оливер?
Видя, с какой тоской Оливер смотрит на своих мучителей, юный Бейтс,
наделенный способностью подмечать во всем смешную сторону, пришел в еще
более исступленный восторг.
- Это книги старого джентльмена! - ломая руки, воскликнул Оливер. -
Доброго, славного старого джентльмена, который приютил меня и ухаживал за
мной, когда я чуть не умер от горячки! О, прошу вас, отошлите их назад,
отошлите ему книги и деньги! Держите меня здесь до конца жизни, но отошлите
их назад. Он подумает, что я их украл. И старая леди и все, кто был так добр
ко мне, подумают, что я их украл! О, сжальтесь надо мной, отошлите их!
Произнеся эти слона с безграничной тоской, Оливер упал на колени к
ногам еврея и в полном отчаянии ломал руки.
- Мальчик прав, - заметил Феджин, украдкой осмотревшись вокруг и
сдвинув косматые брови. - Ты прав, Оливер, ты прав: они, конечно, подумают,
что ты их украл. Ха-ха! - усмехнулся еврей, потирая руки. - Большей удачи
быть не могло, как бы мы ни старались.
- Конечно, не могло, - отозвался Сайкс. - Я это понял, как только
увидел его в Клеркенуэле с книгами под мышкой. Все в порядке. Эти люди -
мягкосердечные святоши, иначе они не взяли бы его к себе в дом. И они не
будут наводить о нем справки, опасаясь, как бы не пришлось обратиться в суд,
а стало быть, отправить его на каторгу. Сейчас он в безопасности.
Пока шел этот разговор, Оливер переводил взгляд с одного на другого,
словно хорошенько не мог понять, что происходит; но когда Билл Сайкс умолк,
он вдруг вскочил и вне себя бросился вон из комнаты, испуская пронзительные
вопли, призывающие на помощь и гулко разносившиеся по пустынному старому
дому.
- Придержи собаку, Билл! - крикнула Нэнси, рванувшись к двери и
захлопнув ее, когда еврей и его два питомца бросились в погоню. - Придержи
собаку. Она разорвет мальчика в клочья!
- Поделом ему! - крикнул Сайкс, стараясь вырваться из рук девушки. -
Убирайся, иначе я размозжу тебе голову об стену!
- Мне все равно, Билл, все равно! - завопила девушка, изо всех сил
вцепившись в мужчину. - Эта собака не растерзает ребенка, разве что ты
раньше убьешь меня!
- Не растерзает! - стиснув зубы, произнес Сайкс. - Скорее я это сделаю,
если ты не отстанешь! Грабитель отшвырнул от себя девушку в другой конец
комнаты, и как раз в этот момент вернулся еврей с двумя мальчиками, волоча
за собой Оливера.
- Что случилось? - спросил Феджин, озираясь вокруг.
- Похоже на то, что девчонка с ума спятила, - с бешенством ответил
Сайкс.
- Нет, она не спятила с ума, - сказала Нэнси, бледная, задыхающаяся
после борьбы. - Нет, она не спятила с ума, Феджин, не думайте!
- Ну, так успокойся, слышишь? - сказал еврей, бросая на нее грозный
взгляд.
- Нет, я этого не сделаю, - возразила Нэнси, повысив голос. - Ну, что
вы на это скажете?
Мистер Феджин был в достаточной мере знаком с нравами и обычаями тех
людей, к породе которых принадлежала Нэнси, и знал, что поддерживать с нею
разговор сейчас не совсем безопасно. С целью отвлечь внимание
присутствующих, он повернулся к Оливеру.
- Значит, ты хотел улизнуть, мой милый, не так ли? - сказал еврей, беря
сучковатую дубинку, лежавшую у очага. - Не так ли?
Оливер ничего не ответил. Он следил за каждым движением еврея и
порывисто дышал.
- Хотел позвать на помощь, звал полицию, да? - насмехался еврей, хватая
мальчика за руку. - Мы тебя от этого излечим, молодой джентльмен!
Еврей больно ударил Оливера дубинкой по спине и замахнулся снова, но
девушка, рванувшись вперед, выхватила ее. Она швырнула дубинку в огонь с
такой силой, что раскаленные угли посыпались на пол.
- Не желаю я стоять и смотреть на это, Феджин! - крикнула девушка. -
Мальчик у вас, чего же вам еще нужно? Не троньте его, не троньте, не то я
припечатаю кого-нибудь из вас так, что попаду на виселицу раньше времени.
Произнося эту угрозу, девушка неистово топнула ногой и, сжав губы,
стиснув кулаки, перевела взгляд с еврея на другого грабителя; лицо ее стало
мертвенно бледным от бешенства, до которого она постепенно довела себя.
- Ах, Нэнси! - умиротворяющим тоном сказал еврей, переглянувшись в
смущении с мистером Сайксом. - Сегодня ты смышленее, чем когда бы то ни
было. Ха-ха! Милая моя, ты прекрасно разыгрываешь свою роль.
- Вот как! - сказала девушка. - Берегитесь, как бы я не переиграла. Вам
только хуже будет, если это случится, Феджин, и я вас заранее предупреждаю,
чтобы вы держались от меня подальше.
В женщине взбешенной, в особенности если к другим ее неукротимым
страстям присоединяются безрассудство и отчаяние, есть нечто такое, с чем
мало кто из мужчин захотел бы столкнуться. Еврей понял, что безнадежно
притворяться, будто он не верит в ярость Нэнси, и, невольно попятившись,
бросил умоляющий и трусливый взгляд на Сайкса, как бы говоря, что теперь
тому надлежит продолжать диалог.
Мистер Сайкс, угадав эту немую мольбу и чувствуя, быть может, что
гордость его и авторитет могут пострадать, если он сразу же не образумит
мисс Нэнси, изрыгнул несколько десятков проклятий и угроз, быстрое
извержение которых делало честь его изобретательности. Но так как они не
произвели никакого впечатления на ту, против которой были направлены, он
прибег к более веским аргументам.
- Это еще что значит? - сказал Сайкс, подкрепляя свой вопрос весьма
распространенным проклятьем, обращенным к прекраснейшему украшению
человеческого лица; если бы этому проклятью внимали наверху хотя бы один раз
на пятьдесят тысяч, когда оно произносится, слепота сделалась бы такой же
обыкновенной болезнью, как корь. - Это еще что значит? Провалиться мне в
пекло! Да знаешь ли ты, кто ты и что ты?
- Да, все это я знаю, - ответила девушка, истерически смеясь, покачивая
головой и тщетно притворяясь равнодушной.
- А если так, то перестань шуметь, - сказал Сайкс тем ворчливым
голосом, которым привык говорить, обращаясь к своей собаке, - а не то я тебя
утихомирю на долгие времена.
Девушка засмеялась еще более истерическим смехом и, бросив быстрый
взгляд на Сайкса, отвернулась и прикусила губу так, что выступила кровь.
- Нечего сказать, молодчина! - добавил Сайкс, окидывая ее презрительным
взглядом. - Как раз тебе-то и подобает стать на сторону человеколюбцев и
людей благородных. Самая подходящая особа для того, чтобы ребенок, как ты
его называешь, подружился с тобой!
- Это правда, да поможет мне всемогущий бог! - с жаром воскликнула
девушка. - И лучше бы я упала замертво на улице или поменялась местами с
теми, мимо которых мы сегодня проходили, прежде чем я помогла вам привести
его сюда! Начиная с этого вечера он становится вором, лжецом, чертом, всем,
чем угодно. Неужели старому негодяю этого мало и нужны еще побои?
- Полно, полно, - увещевал еврей Сайкса, указывая на мальчиков, которые
с любопытством следили за всем происходящим. - Мы должны выражаться учтиво,
учтиво, Билл.
- Выражаться учтиво! - вскричала взбешенная девушка, на которую страшно
было смотреть. - Выражаться учтиво, негодяй! Да, вы от меня заслужили
учтивые речи! Я для вас воровала, когда была вдвое моложе, чем он! - Она
указала на Оливера. - Я занималась этим ремеслом и служила вам двенадцать
лет. Вы этого не знаете? Да говорите же! Не знаете?
- Ну-ну! - пытался успокоить ее еврей. - А коли так, то ведь ты
зарабатываешь этим себе на жизнь.
- О да! - подхватила девушка; она не говорила, а визжала - слова лились
каким-то неистовым потоком: - Я этим живу... Холодные, сырые, грязные улицы
- мой дом! А вы - тот негодяй, который много лет назад выгнал меня на эти
улицы и будет держать меня там день за днем, ночь за ночью, пока я не
умру...
- Я еще не то с тобой сделаю! - перебил еврей, раздраженный этими
упреками. - Я с тобой расправлюсь, если ты еще хоть слово скажешь!
Девушка больше ничего не сказала; она в исступлении рвала на себе
волосы и так стремительно набросилась на еврея, что оставила бы на нем следы
своей мести, если бы Сайкс в надлежащий момент не схватил ее за руки, после
чего она сделала несколько тщетных попыток освободиться и лишилась чувств.
- Теперь все в порядке, - сказал Сайкс, укладывая ее в углу комнаты. -
Когда она вот этак бесится, у нее удивительная сила в руках.
Еврей вытер лоб и улыбнулся, видимо почувствовав облегчение, когда
тревога улеглась, но и он, и Сайкс, и собака, и мальчики, казалось, считали
это повседневным происшествием, связанным с их профессией.
- Вот почему плохо иметь дело с женщинами, - сказал еврей, кладя на
место дубинку, - но они хитры, и нам, с нашим ремеслом, без них не
обойтись... Чарли, покажи-ка Оливеру его постель.
- Я думаю, Феджин, лучше ему не надевать завтра самый парадный свой
костюм? - сказал Чарли Бейтс.
- Конечно, - ответил еврей, ухмыляясь так же, как ухмыльнулся Чарли,
задавая этот вопрос.
Юный Бейтс, явно обрадованный данным ему поручением, взял палку с
расщепленным концом и повел Оливера в смежную комнату-кухню, где лежали
два-три тюфяка, на одном из которых он спал раньше. Здесь, заливаясь
неудержимым смехом, он извлек то самое старое платье, от которого Оливер с
такой радостью избавился в доме мистера Браунлоу; это платье, случайно
показанное Феджину евреем, купившим его, послужило первой нитью, которая
привела к открытию местопребывания Оливера.
- Снимай свой парадный костюмчик, - сказал Чарли, - я отдам его
Феджину, у него он будет целее. Ну и потеха!
Бедный Оливер неохотно повиновался. Юный Бейтс, свернув новый костюм,
сунул его под мышку, вышел из комнаты и, оставив Оливера в темноте, запер за
собой дверь.
Оглушительный смех Чарли и голос Бетси, явившейся как раз вовремя,
чтобы побрызгать водой на свою подругу и оказать ей прочие услуги для
приведения ее в чувство, быть может, заставили бы бодрствовать многих и
многих людей, находящихся в более счастливом положении, чем Оливер. Но силы
его иссякли, он был совершенно измучен и заснул крепким сном.
ГЛАВА XVII
Судьба продолжает преследовать Оливера и, чтобы опорочить
его, приводит в Лондон великого человека
На театре существует обычай во всех порядочных кровавых мелодрамах
перемежать в строгом порядке трагические сцены с комическими, подобно тому
как в свиной грудинке чередуются слои красные и белые. Герой опускается на
соломенное свое ложе, отягощенный цепями и несчастиями; в следующей сцене
его верный, но ничего не подозревающий оруженосец угощает слушателей
комической песенкой. С трепещущим сердцем мы видим героиню во власти
надменного и беспощадного барона; честь ее и жизнь равно подвергаются
опасности; она извлекает кинжал, чтобы сохранить честь, пожертвовав жизнью;
а в тот самый момент, когда наше волнение достигает высшей степени,
раздается свисток, и мы сразу переносимся в огромный зал замка, где
седобородый сенешаль * распевает забавную песню вместе с еще более забавными
вассалами, которые могут появляться в любом месте - и под церковными сводами
и во дворцах - и толпами скитаются по стране, вечно распевая песни.
Такие перемены как будто нелепы, но они более натуральны, чем может
показаться с первого взгляда. В жизни переход от нагруженного яствами стола
к смертному ложу и от траурных одежд к праздничному наряду отнюдь не менее
поразителен; только в жизни мы - актеры, а не пассивные зрители, в этом-то и
заключается существенная разница. Актеры в подражательной жизни театра не
видят резких переходов и неистовых побуждений страсти или чувства, которые
глазам простого зрителя сразу представляются достойными осуждения как
неумеренные и нелепые.
Так как внезапные чередования сцен и быстрая смена времени и места не
только освящены в книгах многолетним обычаем, но и почитаются
доказательством великого мастерства писателя - такого рода критики
расценивают искусство писателя в зависимости от тех затруднительных
положений, в какие он ставит своих героев в конце каждой главы, - это
краткое вступление к настоящей главе, быть может, будет сочтено ненужным. В
таком случае пусть оно будет принято как деликатный намек историка,
оповещающего о том, что он возвращается в город, где родился Оливер Твист; и
пусть читатель примет на веру, что есть существенные и основательные причины
отправиться в путь, иначе ему не предложили бы совершить такое путешествие.
Ранним утром мистер Бамбл вышел из ворот работного дома и с
торжественным видом зашагал величественной поступью по Хай-стрит. Он весь
так и сиял, упоенный своим званием бидла; галуны на его треуголке и на
шинели сверкали в лучах утреннего солнца; он сжимал свою трость энергически
и крепко, отличаясь отменным здоровьем и исполненный сознания своего
могущества. Мистер Бамбл всегда высоко держал голову, но в это утро он
держал ее выше, чем обычно. Рассеянный его взор, горделивый вид могли бы
оповестить наблюдательного зрителя о том, что голова бидла полна мыслями
слишком глубокими, чтобы можно было выразить их словами.
Мистер Бамбл не останавливался побеседовать с мелкими лавочниками и
теми, кто почтительно обращался к нему, когда он проходил мимо. На их
приветствия он отвечал только мановением руки и не замедлял величественного
своего шага, пока не прибыл на ферму, где миссис Манн с приходской
заботливостью выхаживала нищих младенцев.
- Черт бы побрал этого бидла! - сказала миссис Манн, услыхав хорошо ей
знакомый стук в садовую калитку. - Кто, кроме него, придет в такой ранний
час... Ах, мистер Бамбл, подумать только, что это вы пришли! Боже мой, какое
счастье! Пожалуйте в гостиную, сэр, прошу вас!
Первая часть речи была адресована к Сьюзен, а восторженные восклицания
относились к мистеру Бамблу; славная леди отперла садовую калитку и с
большим почтением и угодливостью ввела его в дом.
- Миссис Манн, - начал мистер Бамбл, не садясь и не падая в кресло, как
сделал бы какой-нибудь нахал, но опускаясь медленно и постепенно, - миссис
Манн, с добрым утром.
- И вам желаю доброго утра, сэр, - сияя улыбками, ответила миссис Манн.
- Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
- Так себе, миссис Манн, - ответил бидл. - Приходская жизнь - не ложе
из роз, миссис Манн.
- Ах, это правда, мистер Бамбл! - подхватила леди.
И если бы бедные младенцы слышали эти слова, они могли бы весьма кстати
повторить их хором.
- Приходская жизнь, сударыня, - продолжал мистер Бамбл, ударив тростью
по столу, - полна забот, неприятностей и тяжких трудов, но могу сказать, что
все общественные деятели обречены терпеть от преследований.
Миссис Манн, не совсем понимая, что хочет сказать бидл, сочувственно
воздела руки и вздохнула.
- Ах, и в самом деле можно вздохнуть, миссис Манн! - сказал бидл.
Убедившись, что она поступила правильно, миссис Манн еще раз вздохнула,
к явному удовлетворению общественного деятеля, который, бросив суровый
взгляд на свою треуголку и тем самым скрыв самодовольную улыбку, сказал:
- Миссис Манн, я еду в Лондон.
- Ах, боже мой, мистер Бамбл! - попятившись, воскликнула миссис Манн.
- В Лондон, сударыня, - повторил непреклонный бидл, - в почтовой
карете. Я и двое бедняков, миссис Манн. Предстоит судебный процесс
касательно оседлости *, и совет поручил мне - мне, миссис Манн, - дать
показания по этому делу на квартальной сессии в Клеркенуэле. И я не на шутку
опасаюсь, - добавил, приосанившись, мистер Бамбл, - как бы судьи на
клеркенуэлской сессии * не попали впросак, прежде чем покончить со мной.
- Ах, не будьте слишком строги к ним, сэр! - вкрадчиво сказала миссис
Манн.
- Судьи на клеркенуэлской сессии сами довели себя до этого, сударыня, -
ответил мистер Бамбл. - И если дело обернется для них хуже, чем они
предполагали, пусть благодарят самих себя!
Столько решимости и сознания долга слышалось в угрожающем тоне, каким
мистер Бамбл изрек эти слова, что миссис Манн, казалось, совершенно была
устрашена. Наконец, она промолвила:
- Вы едете в карете, сэр? А я думала, что этих нищих принято отправлять
в повозках.
- Если они больны, миссис Манн, - сказал бидл. - В дождливую погоду мы
отправляем больных в открытых повозках, чтобы они не простудились.
- О! - сказала миссис Манн.
- Обратная карета берется довезти этих двоих да к тому же по сходной
цене, - сказал мистер Бамбл. - Обоим очень худо, и мы считаем, что увезти их
обойдется на два фунта дешевле, чем похоронить, - в том случае, если нам
удастся спихнуть их на руки другому приходу, а это я считаю вполне
возможным, только бы они назло нам не умерли посреди дороги. Ха-ха-ха!
Мистер Бамбл посмеялся немного, затем взгляд его снова упал на
треуголку, и он принял серьезный вид.
- Мы забыли о делах, сударыня, - сказал бидл. - Вот вам жалованье от
прихода за месяц.
Мистер Бамбл извлек из бумажника завернутые в бумагу серебряные монеты
и потребовал, расписку, которую ему и написала миссис Манн.
- Замарала я ее, сэр, - сказала воспитательница младенцев, - но,
кажется, все написано по форме. Благодарю вас, мистер Бамбл, сэр, право же,
я вам очень признательна.
Мистер Бамбл благосклонно кивнул в ответ на реверанс миссис Манн и
осведомился, как поживают дети.
- Да благословит их бог! - с волнением сказала миссис Манн. - Они,
миленькие, здоровы, лучшего и пожелать им нельзя! Конечно, за исключением
тех двух, что умерли на прошлой неделе, и маленького Дика.
- А этому мальчику все не лучше? - спросил мистер Бамбл.
Миссис Манн покачала головой.
- Это зловредный, испорченный, порочный приходский ребенок, - сердито
сказал мистер Бамбл. - Где он?
- Я сию же минуту приведу его к вам, сэр, - ответила миссис Манн. - Иди
сюда. Дик!
Дика окликнули несколько раз, и он, наконец, отыскался. Его лицо
подставили под насос и вытерли подолом миссис Манн, после чего он предстал
пред грозным мистером Бамблом, бидлом.
Мальчик был бледен и худ; щеки у него ввалились, глаза были большие и
блестящие. Жалкое приходское платье - ливрея его нищеты - висело на его
слабом теле, а руки и ноги ребенка высохли, как у старца.
Таково было это маленькое создание, которое, трепеща, стояло перед
мистером Бамблом, не смея отвести глаз от пола и пугаясь даже голоса бидла.
- Не можешь ты, что ли, посмотреть в лицо джентльмену, упрямый
мальчишка? - сказала миссис Манн.
Мальчик робко поднял глаза и встретил взгляд мистера Бамбла.
- Что случилось с тобой, приходский Дик? - осведомился мистер Бамбл -
весьма уместно - шутливым тоном.
- Ничего, сэр, - тихо ответил мальчик.
- Разумеется, ничего! - сказала миссис Манн, которая не преминула -
посмеяться от души над шуткой мистера Бамбла. - Я уверена, что ты ни в чем
не нуждаешься.
- Мне бы хотелось... - заикаясь, начал ребенок.
- Вот так-так! - перебила миссис Манн. - Ты, кажется, хочешь сказать,
что тебе чего-то не хватает? Ах ты маленький негодяй!
- Тише, тише, миссис Манн! - сказал бидл, властно поднимая руку. - Чего
бы вам хотелось, сэр?
- Мне бы хотелось, - заикаясь, продолжал мальчик, - чтобы кто-нибудь
написал за меня несколько слов на клочке бумаги, сложил ее, запечатал и
спрятал, когда меня зароют в землю.
- О чем говорит этот мальчик! - воскликнул мистер Бамбл, на которого
серьезный тон и истощенный вид ребенка произвели некоторое впечатление, хотя
он и был привычен к таким вещам. - О чем вы говорите, сэр?
- Мне бы хотелось, - сказал ребенок, - передать бедному Оливеру Твисту
мой горячий привет, и пусть он узнает, как часто я сидел и плакал, думая о
том, что он скитается в темную ночь и нет никого, кто бы ему помог. И мне бы
хотелось сказать ему, - продолжал ребенок, сжимая ручонки и говоря с большим
жаром, - что я рад умереть совсем маленьким, если бы я вырос, стал взрослым
и состарился, моя сестренка на небе забыла бы меня или была бы на меня не
похожа, а гораздо лучше будет, если мы оба встретимся там детьми.
Мистер - Бамбл с неописуемым изумлением смерил взглядом маленького
оратора с головы до ног и, повернувшись к своей собеседнице, сказал:
- Все они на один лад, миссис Манн. Этот дерзкий Оливер всех их
перепортил.
- Никогда бы я этому не поверила, сэр! - сказала миссис Манн, воздевая
руки и злобно поглядывая на Дика. - Я никогда еще не видывала такого
закоренелого маленького негодяя!
- Уведите его, сударыня! - повелительно сказал мистер Бамбл. - Об этом
следует доложить совету, миссис Манн.
- Надеюсь, джентльмены поймут, что это не моя вина, сэр? - жалобно
хныча, сказала миссис Манн.
- Они это поймут, сударыня; они будут осведомлены об истинном положении
дел, - сказал мистер Бамбл. - А теперь уведите его, мне противно на него
смотреть.
Дика немедленно увели и заперли в погреб для угля. Вскоре вслед за этим
мистер Бамбл удалился, чтобы снарядиться в путь.
На следующий день, в шесть часов утра, мистер Бамбл, заменив треуголку
круглой шляпой и укутав свою особу в синий плащ с капюшоном, занял наружное
место в почтовой карете, сопровождаемый двумя преступниками, чье право на
оседлость оспаривалось. И вместе с ними он в надлежащее время прибыл в
Лондон. В пути у него не было никаких неприятностей, кроме тех, что
причиняли ему своим гнусным поведением бедняки, которые упрямо не
переставали дрожать и жаловаться на стужу так, что, по словам мистера
Бамбла, у него у самого застучали зубы и он озяб, хотя и был закутан в плащ.
Избавившись на ночь от этих злонамеренных лиц, мистер Бамбл
расположился в доме, перед которым остановилась карета, и заказал скромный
обед - жареное мясо, соус из устриц и портер. Поставив на каминную полку
стакан горячего джина с водой, он придвинул кресло к огню и после
высоконравственных размышлений о слишком распространенном пороке -
недовольстве и неблагодарности, - приготовился к чтению газеты.
Первыми же строками, на которые упал взор мистера Бамбла, были
следующие:
quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 9 страница | | | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 11 страница |