|
Читайте также: |
всякий страх перед горячкой и с торжеством делая открытие, - это тот самый
мальчик, у которого был апельсин? Если это не тот самый мальчик, сэр,
который бросил корку на лестнице, я съем свою голову, да и его в придачу!
- Нет, у него не было апельсина, - смеясь, сказал мистер Браунлоу. -
Полно! Положите свою шляпу и побеседуйте с моим юным другом.
- Меня этот вопрос очень беспокоит, сэр, - произнес раздражительный
старый джентльмен, снимая перчатки. - По всей нашей улице всегда валяются на
мостовой апельсинные корки, и мне и_з_в_е_с_т_н_о, что их разбрасывает
мальчишка хирурга, который живет на углу. Вчера вечером молодая женщина
поскользнулась, наступив на корку, и упала у решетки моего сада. Как только
она встала, я увидел, что она смотрит на его проклятый красный фонарь *,
безмолвно приглашающий войти. "Не ходите к нему! - крикнул я из окна. - Это
убийца! Он расставляет капканы!" И это правда. А если это не так...
Тут вспыльчивый старый джентльмен громко стукнул тростью об пол, что,
как знали его друзья, заменяло его обычную присказку всякий раз, когда она
не была выражена словами. Затем, не выпуская из рук трости, он сел и,
раскрыв лорнет, висевший на широкой черной ленте, устремил взор на Оливера,
который, видя, что является объектом наблюдения, покраснел и снова
поклонился.
- Это тот самый мальчик, не так ли? - сказал, наконец, мистер Гримуиг.
- Тот самый, - ответил мистер Браунлоу.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил мистер Гримуиг.
- Гораздо лучше, благодарю вас, сэр, - ответил Оливер.
Мистер Браунлоу, как будто опасаясь, что его чудаковатый друг вот-вот
скажет что-нибудь неприятное, попросил Оливера пойти вниз и передать миссис
Бэдуин просьбу распорядиться о чае; он с радостью повиновался, так как ему
не особенно понравились манеры гостя.
- Хорошенький мальчик, не правда ли? - спросил мистер Браунлоу.
- Не знаю, - брюзгливо отозвался мистер Гримуиг.
- Не знаете?
- Не знаю. Не вижу никакой разницы между мальчишками. Я знаю только два
сорта мальчишек: мальчишки мучнистые и мальчишки мясистые.
- К каким же относится Оливер?
- К мучнистым. У одного моего приятеля мясистый мальчишка; они его
называют прекрасным мальчуганом: круглая голова, красные щеки, блестящие
глаза. Ужасный мальчишка. Туловище, руки и ноги у него такие, что его синий
костюм вот-вот лопнет по швам; голос, как у лоцмана, а аппетит волчий. Я его
знаю! Негодяй!
- Полно! - сказал мистер Браунлоу. - Это отнюдь не отличительные
признаки юного Оливера Твиста; стало быть, он не может возбуждать ваш гнев.
- Согласен, не отличительные, - заметил мистер Гримуиг. - У него могут
быть еще похуже.
Тут мистер Браунлоу нетерпеливо кашлянул, что, по-видимому, доставило
величайшее удовольствие мистеру Гримуигу.
- У него могут быть и похуже, говорю я, - повторил мистер Гримуиг. -
Откуда он взялся? Кто он такой? Что он такое? У него была горячка. Ну так
что ж! Горячка не является особой привилегией порядочных людей, не так ли?
Дурные люди тоже болеют иной раз горячкой, не правда ли? Я знал одного
человека, которого повесили на Ямайке за то, что он убил своего хозяина. Он
шесть раз болел горячкой; на этом основании он не был помилован. Тьфу!
Чепуха!
Дело в том, что в самых тайниках души мистер Гримуиг был весьма
расположен признать наружность и манеры Оливера в высшей степени
привлекательными; однако у него была неудержимая потребность противоречить,
обострившаяся в тот день благодаря найденной им апельсинной корке; решив про
себя, что ни один человек не заставит его признать мальчика красивым или
некрасивым, он сразу стал возражать своему другу. Когда мистер Браунлоу
заявил, что ни на один из этих вопросов он пока не может дать
удовлетворительного ответа, так как откладывает расследование, касающееся
прошлой жизни Оливера, до той поры, пока мальчик не окрепнет, мистер Гримуиг
злорадно усмехнулся. С насмешливой улыбкой он спросил, имеет ли экономка
обыкновение проверять на ночь столовое серебро; если она в одно прекрасное
утро не обнаружит пропажи одной-двух столовых ложек, то он готов... и так
далее.
Зная странности своего друга, мистер Браунлоу - хотя он и сам был
вспыльчивым джентльменом - выслушал все это очень добродушно; за чаем все
шло очень мирно, так как мистер Гримуиг за чаем милостиво соизволил выразить
полное свое одобрение булочкам, и Оливер, принимавший участие к чаепитии,
уже не так смущался и присутствии сердитого старого джентльмена.
- А когда же вам предстоит услышать полный, правдивый и подробный отчет
о жизни и приключениях Оливера Твиста? - спросил Гримуиг мистера Браунлоу по
окончании трапезы и, заведя об этом речь, искоса взглянул на Оливера.
- Завтра утром, - ответил мистер Браунлоу. - Я бы хотел быть в это
время с ним наедине. Ты придешь ко мне, дорогой мой, завтра в десять часов
утра.
- Как вам будет угодно, сэр, - сказал Оливер. Он ответил с некоторым
замешательством, потому что его смутил пристальный взгляд мистера Гримуига.
- Вот что я вам скажу, - шепнул сей джентльмен мистеру Браунлоу, -
завтра утром он к вам не придет. Я видел, как он смутился. Он вас
обманывает, добрый мои друг.
- Готов поклясться, что не обманывает! - с жаром воскликнул мистер
Браунлоу.
- Если не обманывает, - сказал мистер Гримуиг, - то я готов... - и
трость стукнула об пол.
- Я ручаюсь своей жизнью, что этот мальчик не лжет! - сказал мистер
Браунлоу, стукнув кулаком по столу.
- А я - своей головой за то, что он лжет! - ответствовал мистер
Гримуиг, также стукнув по столу.
- Увидим! - сказал мистер Браунлоу, сдерживая нарастающий гнев.
- Совершенно верно! - отозвался мистер Гримуиг с раздражающей улыбкой.
- Посмотрим!
Судьбе угодно было, чтобы в эту минуту миссис Бэдуин принесла небольшую
пачку книг, купленных утром мистером Браунлоу у того самого владельца
книжного ларька, который уже появлялся в этом повествовании. Положив их на
стол, она хотела выйти из комнаты.
- Задержите мальчика, миссис Бэдуин, - сказал мистер Браунлоу, - я хочу
кое-что отослать с ним обратно.
- Он ушел, сэр, - ответила миссис Бэдуин.
- Верните его, - сказал мистер Браунлоу. - Это дело важное.
Книгопродавец - человек бедный, а за книги не уплачено. И несколько книг
нужно отнести назад.
Парадная дверь была открыта. Оливер бросился в одну сторону, служанка -
в другую, а миссис Бэдуин стояла на пороге и пронзительным голосом звала
посланца, но никакого мальчика не было видно. Оливер и служанка вернулись,
запыхавшись, и доложили, что того и след простыл.
- Ах, боже мой, какая досада! - воскликнул мистер Браунлоу. - Мне так
хотелось отослать сегодня вечером эти книги!
- Отошлите их с Оливером, - с иронической улыбкой сказал мистер
Гримуиг. - Он несомненно доставит их в полной сохранности.
- Да, пожалуйста, позвольте мне отнести их, сэр, - сказал Оливер. - Я
буду бежать всю дорогу, сэр.
Старый джентльмен хотел было сказать, что ни в коем случае не пустит
Оливера, но злорадное покашливание мистера Гримуига заставило его принять
другое решение: быстрым исполнением поручения Оливер докажет мистеру
Гримуигу несправедливость его подозрений хотя бы по этому пункту, и докажет
немедленно.
- Хорошо! Ты пойдешь, мой милый, - сказал старый джентльмен. - Книги
лежат на стуле у моего стола. Принеси их.
Радуясь случаю быть полезным, Оливер быстро схватил книги подмышку и с
шапкой в руке ждал, что ему поручено будет передать.
- Ты ему передашь, - продолжал мистер Браунлоу, - пристально глядя на
Гримуига, - ты передашь, что принес эти книги обратно, и уплатишь четыре
фунта десять шиллингов, которые я ему должен. Вот билет в пять фунтов. Стало
- быть, ты принесешь мне сдачи десять шиллингов.
- Десяти минут не пройдет, как я уже вернусь, сэр! - с жаром отвечал
Оливер.
Спрятав банковый билет в карман куртки, застегивавшийся на пуговицу, и
старательно придерживая книги под мышкой, он отвесил учтивый поклон и вышел
из комнаты. Миссис Бэдуин проводила его до парадной двери, дала
многочисленные указания, как пройти кратчайшим путем, сообщила фамилию
книгопродавца и название улицы; все это, по словам Оливера, он прекрасно
понял. Добавив сверх того еще ряд наставлений, чтобы он не простудился,
старая леди, наконец, позволила ему уйти.
- Да благословит бог его милое личико! - сказала старая леди, глядя ему
вслед. - Почему-то мне трудно отпускать его от себя.
Как раз в эту минуту Оливер весело оглянулся и кивнул ей, прежде чем
свернуть за угол. Старая леди с улыбкой ответила на его приветствие и,
заперев дверь, пошла к себе в комнату.
- Ну-ка, посмотрим: он вернется не позже чем через двадцать минут, -
сказал мистер Браунлоу, вынимая часы и кладя их на стол. - К тому времени
стемнеет.
- О! Вы всерьез думаете, что он вернется? - осведомился мистер Гримуиг.
- А вы этого не думаете? - с улыбкой спросил мистер Браунлоу.
В тот момент дух противоречия целиком овладел мистером Гримуигом, а
самоуверенная улыбка друга еще сильнее его подстрекнула.
- Не думаю! - сказал он, ударив кулаком по столу. - На мальчишке новый
костюм, под мышкой пачка дорогих книг, а в кармане билет в пять фунтов. Он
пойдет к своим приятелям-ворам и посмеется над вами. Если этот мальчишка
когда-нибудь вернется сюда, сэр, я готов съесть свою голову.
С этими словами он придвинул стул к столу. Два друга сидели в
молчаливом ожидании, а между ними лежали часы.
Следует отметить, чтобы подчеркнуть то значение, какое мы приписываем
нашим суждениям, и ту гордыню, с какой мы делаем самые опрометчивые и
торопливые заключения, - следует отметить, что мистер Гримуиг был отнюдь не
жестокосердным человеком и непритворно огорчился бы, если бы его почтенного
друга обманули и одурачили, но при всем том он искренне и от всей души
надеялся в ту минуту, что Оливер Твист никогда не вернется.
Сумерки сгустились так, что едва можно было разглядеть цифры на
циферблате, но два старых джентльмена по-прежнему сидели молча, а между ними
лежали часы.
ГЛАВА XV,
показывающая, сколь нежно любил Оливера Твиста веселый старый
еврей и мисс Нэнси
В темной комнате дрянного трактира, в самой грязной части Малого
Сафрен-Хилла, в хмурой и мрачной берлоге, пропитанной запахом спирта, где
зимой целый день горит газовый рожок и куда летом не проникает ни один луч
солнца, сидел над оловянным кувшинчиком и рюмкой человек в вельветовом
сюртуке, коротких темных штанах, башмаках и чулках, которого даже при этом
тусклом свете самый неопытный агент полиции не преминул бы признать за
мистера Уильяма Сайкса. У ног его сидела белая красноглазая собака, которая
то моргала, глядя на хозяина, то зализывала широкую свежую рану на морде,
появившуюся, очевидно, в результате недавней драки.
- Смирно, гадина! Смирно! - приказал мистер Сайкс, внезапно нарушив
молчание.
Были ли мысли его столь напряжены, что им помешало моргание собаки, или
нервы столь натянуты в результате его собственных размышлений, что для их
успокоения требовалось угостить пинком безобидное животное, - остается
невыясненным. Какова бы ни была причине, но на долю собаки достались
одновременно и пинок и проклятье.
Собаки обычно не склонны мстить за обиды, нанесенные их хозяевами, по
собака мистера Сайкса, отличаясь таким же скверным нравом, как и ее
владелец, и, быть может, находясь в тот момент под впечатлением пережитого
оскорбления, без всяких церемоний вцепилась зубами в его башмак. Хорошенько
встряхнув его, она с ворчанием спряталась под скамью - как раз вовремя,
чтобы ускользнуть от оловянного кувшина, который мистер Сайкс занес над ее
головой.
- Вот оно что! - произнес Сайкс, одной рукой схватив кочергу, а другой
неторопливо открывая большой складной нож, который вытащил из кармана. -
Сюда, дьявол! Сюда! Слышишь?
Собака несомненно слышала, так как мистер Сайкс говорил грубейшим тоном
и очень грубым голосом, но, испытывая, по-видимому, какое-то странное
нежелание оказаться с перерезанной глоткой, она не покинула своего места и
зарычала еще громче; она вцепилась зубами в конец кочерги и принялась грызть
ее, как дикий зверь.
Такое сопротивление только усилило бешенство мистера Сайкса, который,
опустившись на колени, злобно атаковал животное. Собака металась из стороны
в сторону, огрызаясь, рыча и лая, а человек ругался, наносил удары и изрыгал
проклятья; борьба достигла критического момента, как вдруг дверь
распахнулась, и собака вырвалась из комнаты, оставив Билла Сайкса с кочергой
и складным ножом в руках.
Для ссоры всегда нужны две стороны - гласит старая поговорка. Мистер
Сайкс, лишившись собаки как участника в ссоре, немедленно перенес свой гнев
на вновь прибывшего.
- Черт вас побери, зачем вы влезаете между мной и моей собакой? -
злобно жестикулируя, крикнул Сайкс.
- Я не знал, мой милый, не знал, - смиренно ответил Феджин (появился
именно он).
- Не знали, трусливый вор? - проворчал Сайкс. - Не слышали шума?
- Ни звука не слышал, Билл, умереть мне на этом месте, - ответил еврей.
- Ну да! Конечно, вы ничего не слышите, - злобно усмехнувшись, сказал
Сайкс. - Крадетесь так, что никто не слышит, как вы вошли и вышли! Жаль
Феджин, что полминуты тому назад вы не были этой собакой!
- Почему? - с натянутой улыбкой осведомился еврей.
- Потому что правительство заботится о жизни таких людей, как вы,
которые подлее всякой дворняжки, но разрешает убивать собак, когда б человек
ни пожелал, - ответил Сайкс, с многозначительным видом закрывая свой нож. -
Вот почему.
Еврей потер руки и, присев к столу, принужденно засмеялся в ответ на
шутку своего друга. Впрочем, ему было явно не по себе.
- Ладно, ухмыляйтесь! - продолжал Сайкс, кладя на место кочергу и
созерцая его со злобным презрением. - Никогда не случится вам посмеяться
надо мной, разве что на виселице. Вы в моих руках, Феджин, и будь я проклят,
если вас выпущу. Да! Попадусь я - попадетесь и вы. Стало быть, будьте со
мной осторожны.
- Да, да, мой милый, - сказал еврей, - все это мне известно. У нас... у
нас общие интересы, Билл, общие интересы.
- Гм... - пробурчал Сайкс, словно он полагал, что не все интересы у них
общие. - Ну, что же вы хотели мне сказать?
- Все благополучно пропущено через тигель, - отвечал Феджин, - и я
принес вашу долю. Она больше, чем полагается вам, мой милый, но так как я
знаю, что в следующий раз мы меня не обидите, и...
- Довольно болтать! - нетерпеливо перебил грабитель. - Где она?
Подавайте!
- Хорошо, Билл, не торопите меня, не торопите, - успокоительным гоном
отозвался еврей. - Вот она! Все в сохранности!
С этими словами он вынул из-за пазухи старый бумажный платок и,
развязав большой узел в одном из его уголков, достал маленький пакет в
оберточной бумаге. Сайкс, выхватив его из рук еврея, торопливо развернул и
начал считать находившиеся в нем соверены *.
- Это все? - спросил Сайкс.
- Все, - ответил еврей.
- А вы по дороге не разворачивали сверток и не проглотили одну-две
монеты? - подозрительно спросил Сайкс. - Нечего корчить обиженную
физиономию. Вы это уже не раз проделывали. Звякните!
В переводе на обычный английский язык это означало приказание
позвонить. На звонок явился другой еврей, моложе Феджина, но с почти такой
же отталкивающей внешностью.
Билл Сайкс указал на пустой кувшинчик. Еврей, превосходно поняв намек,
взял кувшин и ушел, чтобы его наполнить, предварительно обменявшись
многозначительным взглядом с Феджином, который, как бы ожидая его взгляда,
на минутку поднял глаза и в ответ кивнул головой - слегка, так что это с
трудом мог бы подметить наблюдательный зритель. Этого не видел Сайкс,
который наклонился, чтобы завязать шнурок на башмаке, порванный собакой.
Быть может, если бы он заметил быстрый обмен знаками, у него мелькнула бы
мысль, что это не предвещает ему добра.
- Есть здесь кто-нибудь, Барни? - спросил Феджин; теперь, когда Сайкс
поднял голову, он говорил, не отрывая глаз от пола.
- Ни души, - ответил Барни, чьи слова - исходили ли они из сердца или
нет - проходили через нос.
- Никого? - спросил Феджин удивленным тоном, тем самым давая понять,
что Барни должен говорить правду.
- Никого нет, кроме мисс Нэнси, - ответил Барни.
- Нэнси! - воскликнул Сайкс. - Где? Лопни мои глаза, если я не почитаю
эту девушку за ее природные таланты.
- Она заказала себе вареной говядины в буфетной, - ответил Барни.
- Пошлите ее сюда, - сказал Сайкс, наливая водку в стакан. - Пошлите ее
сюда.
Барни робко глянул на Феджина, словно спрашивая разрешения; так как
еврей молчал и не поднимал глаз, Барни вышел и вскоре вернулся с Нэнси,
которая была в полном наряде - в чепце, переднике, с корзинкой и ключом.
- Напала на след, Нэнси? - спросил Сайкс, предлагая ей рюмку водки.
- Напала, Билл, - ответила молодая леди, осушив рюмку, - и здорово
устала. Мальчишка был болен, не вставал с постели и...
- Ах, Нэнси, милая! - сказал Феджин, подняв глаза.
Быть может, странно нахмурившиеся рыжие брови еврея и его полузакрытые
глубоко запавшие глаза возвестили мисс Нэнси о том, что она расположена к
излишней откровенности, но это не имеет большого значения. В данном случае
нам надлежит интересоваться только фактом. А факт тот, что мисс Нэнси вдруг
оборвала свою речь и, даря любезные улыбки мистеру Сайксу, перевела разговор
на другие темы.
Минут через десять у мистера Феджина начался приступ кашля; тогда Нэнси
набросила на плечи шаль и объявила, что ей пора идти. Мистер Сайкс, узнав,
что часть дороги ему с ней по пути, изъявил желание сопровождать ее; они
отправились вместе, а за ними на некотором расстоянии следовала собака,
которая крадучись выбежала с заднего двора, как только удалился ее хозяин.
Сайкс вышел из комнаты, а еврей выглянул из двери и, посмотрев ему
вслед, когда тот шел по темному коридору, погрозил кулаком, пробормотал
какое-то проклятье, а затем с отвратительной усмешкой снова присел к столу и
вскоре погрузился в чтение небезынтересной газеты "Лови! Держи!" *
Тем временем Оливер Твист, не ведая того, что такое небольшое
расстояние отделяет его от веселого старого джентльмена, направлялся к
книжному ларьку. Дойдя до Клеркенуэла, он по ошибке свернул в переулок,
который мог бы и миновать; но он прошел уже полпути, когда обнаружил свою
ошибку; зная, что и этот переулок приведет его к цели, он решил не
возвращаться и быстро продолжал путь, держа под мышкой книги.
Он шел, размышляя о том, каким счастливым и довольным должен он себя
чувствовать и как много дал бы он за то, чтобы хоть разок взглянуть на
бедного маленького Дика, измученного голодом и побоями, который, быть может,
в эту самую минуту горько плачет. Вдруг он вздрогнул, испуганный громким
воплем какой-то молодой женщины: "О милый мой братец!" И не успел он
осмотреться и понять, что случилось, как чьи-то руки крепко обхватили его за
шею.
- Оставьте! - отбиваясь, крикнул Оливер. - Пустите меня! Кто это? Зачем
вы меня остановили?
Единственным ответом на это были громкие причитания обнимавшей его
молодой женщины, которая держала в руке корзиночку и ключ от двери.
- Ах, боже мой! - кричала молодая женщина. - Я нашла его! Ох, Оливер!
Ах ты, дрянной мальчишка, заставил меня столько горя вынести из-за тебя.
Идем домой, дорогой мой, идем! Ах, я нашла его! Боже милостивый, благодарю
тебя, я нашла его!
После этих бессвязных восклицаний молодая особа снова разразилась
рыданиями и пришла в такое истерическое состояние, что две подошедшие в это
время женщины спросили служившего в мясной лавке мальчика с лоснящимися
волосами, смазанными говяжьим салом, не считает ли он нужным сбегать за
доктором. На это мальчик из мясной лавки, который, по-видимому, был
расположен к отдыху, чтобы не сказать - к лени, ответил, что он этого не
считает.
- Ах, не обращайте внимания! - сказала молодая женщина, сжимая руку
Оливера. - Мне теперь лучше. Сейчас же пойдем домой, бессердечный мальчишка!
Идем!
- Что случилось, сударыня? - спросила одна из женщин.
- Ах, сударыня! - воскликнула молодая женщина. - Около месяца назад он
убежал от своих родителей, работящих, почтенных людей, связался с шайкой
воров и негодяев и разбил сердце своей матери.
- Ну и дрянной мальчишка! - сказала первая.
- Ступай домой, звереныш! - подхватила другая.
- Нет, нет! - воскликнул Оливер в страшной тревоге. - Я ее не знаю! У
меня нет сестры, нет ни отца, ни матери. Я сирота. Я живу в Пентонвиле.
- Вы только послушайте, как он храбро ото всех отрекается! - вскричала
молодая женщина.
- Как, да ведь это Нэнси! - воскликнул Оливер, который только что
увидел ее лицо, и в изумлении отшатнулся.
- Видите, он меня знает! - крикнула Нэнси, взывая к присутствующим. -
Тут уж он не может отвертеться. Помилосердствуйте, заставьте его вернуться
домой, а то он убьет свою добрую мать и отца и разобьет мне сердце!
- Черт побери, что тут такое? - крикнул, выбежав из пивной, какой-то
человек, за которым следовала по пятам белая собака. - Маленький Оливер!
Щенок, иди к своей бедной матери! Немедленно отправляйся домой!
- Они мне не родня! Я их не знаю! Помогите! Помогите! - крикнул Оливер,
вырываясь из могучих рук этого человека.
- Помогите? - повторил человек. - Да, я тебе помогу, маленький
мошенник! Что это за книги? Ты их украл? Дай-ка их сюда!
С этими словами он вырвал у мальчика из рук книги и ударил его ими по
голове.
- Правильно! - крикнул из окна на чердаке какой-то ротозей. - Только
таким путем и можно его образумить.
- Совершенно верно? - отозвался плотник с заспанным лицом, бросив
одобрительный взгляд на чердачное окно.
- Это пойдет ему на пользу! - решили обе женщины.
- Да, польза ему от этого будет! - подхватил человек, снова нанеся удар
и хватая Оливера за шиворот. - Ступай, мерзавец!.. Эй, Фонарик, сюда!
Запомни его! Запомни!
Ослабевший после недавно перенесенной болезни, ошеломленный ударами и
внезапным нападением, устрашенный грозным рычанием собаки и зверским
обращением человека, угнетенный тем, что присутствующие убеждены, будто он и
в самом деле закоснелый маленький негодяй, каким его изобразили, - что он
мог сделать, бедный ребенок? Спустились сумерки; в этих краях жил темный
люд; не было поблизости никого, кто бы мог помочь. Сопротивление было
бесполезно. Минуту спустя его увлекли в лабиринт темных узких дворов, а если
он и осмеливался изредка кричать, его заставляли идти так быстро, что слов
нельзя было разобрать. В сущности какое имело значение, можно ли их
разобрать, раз не было никого, кто обратил бы на них внимание, даже если бы
они звучали внятно?
Зажгли свет; миссис Бэдуин в тревоге ждала у открытой двери; служанка
раз двадцать выбегала на улицу посмотреть, не видно ли Оливера. А два старых
джентльмена по-прежнему сидели в темной гостиной и между ними лежали часы.
ГЛАВА XVI
повествует о том, что случилось с Оливером Твистом после
того, как на него предъявила права Нэнси
Узкие улицы и дворы вывели, наконец, к широкой открытой площади, где
расположены были загоны и все, что необходимо для торговли рогатым скотом.
Дойдя до этого места. Сайкс замедлил шаги: девушка больше не в силах была
идти так быстро. Повернувшись к Оливеру, он грубо приказал ему взять за руку
Нэнси.
- Ты что, не слышишь? - заворчал Сайкс, так как Оливер мешкал и
озирался вокруг.
Они находились в темном закоулке, в стороне от людных улиц. Оливер
прекрасно понимал, что сопротивление ни к чему не приведет. Он протянул
руку, которую Нэнси крепко сжала в своей.
- Другую руку дай мне, - сказал Сайкс, завладев свободной рукой
Оливера. - Сюда, Фонарик!
Собака подняла голову и зарычала.
- Смотри! - сказал он, другой рукой касаясь шеи Оливера. - Если он
промолвит хоть словечко, хватай его! Помни это!
Собака снова зарычала и, облизываясь, посмотрела на Оливера так, словно
ей не терпелось вцепиться ему в горло.
- Пес его схватит не хуже, чем любой христианин, лопни мои глаза, если
это не так!.. - сказал Сайкс, с каким-то мрачным и злобным одобрением
посматривая на животное. - Теперь, мистер, вам известно, что вас ожидает, а
значит, можете кричать сколько угодно: собака скоро положит конец этой
забаве... Ступай вперед, песик!
Фонарик завилял хвостом в благодарность за это непривычно ласковое
обращение, еще раз, в виде предупреждения, зарычал на Оливера и побежал
вперед.
Они пересекли Смитфилд, но Оливер все равно не узнал бы дороги, даже
если бы они шли через Гровенор-сквер. Вечер был темный и туманный. Огни в
лавках едва мерцали сквозь тяжелую завесу тумана, который с каждой минутой
сгущался, окутывая мглой улицы и дома, и незнакомые места казались Оливеру
еще более незнакомыми, а его растерянность становилась еще более гнетущей и
безнадежной.
Они сделали еще несколько шагов, когда раздался глухой бой церковных
часов. При - первом же ударе оба спутника Оливера остановились и повернулись
в ту сторону, откуда доносились звуки.
- Восемь часов, Билл, - сказала Нэнси, когда замер бой.
- Что толку говорить? Разве я сам не слышу? - отозвался Сайкс.
- Хотела бы я знать, слышат ли о_н_и? - произнесла Нэнси.
- Конечно, слышат, - ответил Сайкс. - Меня сцапали в Варфоломеев день
*, и не было на ярмарке такой грошовой трубы, писка которой я бы не
расслышал. От шума и грохота снаружи тишина в проклятой старой тюрьме была
такая, что я чуть было не размозжил себе голову о железную дверь.
- Бедные! - сказала Нэнси, которая все еще смотрела в ту сторону, где
били часы. - Ах, Билл, такие славные молодые парни!
- Да, вам, женщинам, только об этом и думать, - отозвался Сайкс. -
Славные молодые парни! Сейчас они все равно что мертвецы. Значит, не чем и
толковать.
Произнеся эти утешительные слова, мистер Сайкс, казалось, заглушил
проснувшуюся ревность и, крепче сжав руку Оливера, приказал ему идти дальше.
- Подожди минутку! - воскликнула девушка. - Я бы не стала спешить, если
бы это тебе, Билл, предстояло болтаться на виселице, когда в следующий раз
пробьет восемь часов. Я бы ходила вокруг да около того места, пока бы не
свалилась, даже если бы на земле лежал снег, а у меня не было шали, чтобы
прикрыться.
- А какой был бы от этого толк? - спросил чуждый сентиментальности
мистер Сайкс. - Раз ты не можешь передать напильник и двадцать ярдов прочной
веревки, то бродила бы ты за пятьдесят миль или стояла бы на месте, все
равно никакой пользы мне это не принесло бы. Идем, нечего стоять здесь и
читать проповеди!
Девушка расхохоталась, запахнула шаль, и они пошли дальше. Но Оливер
почувствовал, как дрожит ее рука, а когда они проходили мимо газового
фонаря, он заглянул ей в лицо и увидел, что оно стало мертвенно бледным.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 8 страница | | | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 10 страница |