Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

You Stole The Sun From My Heart

The Beautiful Ones | Roses and Chocolate | Someone Special |


Читайте также:
  1. Aching Hearts
  2. Art for Heart's Sake. R. Goldberg
  3. Auscultation of hearts
  4. Auscultation of the heart
  5. CHAPTER 12. Bleeding Heart Yard
  6. Connaught place is located in the heart of the city and can be reached with the availability of various modes of transport such as bus, auto-rickshaw and metro
  7. Exercise XV. Read the following just for fun and then learn by heart.

Мир Криса рушится.

Он как будто попадает в один из множества фильмов-катастроф; безликие серые здания вокруг оседают, без единого звука превращаясь в убийственную пыль, с каждым вдохом раздирающую лёгкие; прожорливые ярко-рыжие хвосты пламени опаляют покрытую копотью кожу, оставляют на всём теле поцелуи, расцветающие остро-болезненными ожогами.

Пепел, пепел на небесах и на земле...

Сотни, тысячи тонких страниц ранят, будто остро заточенные ножи, оставляя после себя причудливые алые узоры; сотни, тысячи тонких страниц отданы на растерзание пламени, превращающему их в мягкий дымчатый прах.

Город превращается в гигантский лабиринт, усеянный разномастными ловушками и искажёнными в безмолвных воплях лицами-масками; это одна безразмерная театральная сцена родом из неясных кошмаров, тающих с первыми рассветными лучами; агония сплетающихся воедино несчастно чернеющего неба и грязного, покрытого уродливыми трещинами, асфальта.

Каждый шаг даётся с трудом, будто сама плоть на ступнях стремится намертво слиться с шершавой поверхностью, но Крис не может остановиться, не имеет права, потому что...

- Исин...

Воздух, заполонённый удушливой гарью от книжных костров и ядовитой пылью, проглатывает имя, не позволяя ему отлететь дальше, чем на пару метров; слово стонет и умирает в бесформенных обломках, порождённых царящим вокруг разрушением.

- Исин!

Крис упорно продолжает звать, страшась услышать в ответ гнетущую тишину, которая взрывает уши с большим успехом, чем самый звонкий грохот. Сумрачная тишь, мёртвая, тускло-серая, с запахом пыли, - ужаснее криков.

Каждый шаг вперёд – ещё один вдох, пропускающий внутрь пепел, оседающий в горле; ещё одна рана, добавляющая в рисунок алых линий новую изящную ветвь; ещё один ожог, расцветающий темнеющей меткой.

Небеса разодраны в клочья, на отдельные безобразные тучи, призрачно-омертвелые.

То же творится и с сердцем; оно живо, бьётся на пределе, но каждый безответный вскрик безжалостно отсекает от него частичку.

Страх не любит медлить; он идёт рука об руку с отчаянием.

И набрасывается сразу же, как только Крис позволяет себе дать слабину; засасывает в себя, как в хлюпающее болото; растворяет в себе без остатка, как хищное растение – незадачливое насекомое.

- Исин!

Маленькие прохладные ладони касаются его лица, принося с собой спасение. Крис дёргается, пытается ухватиться за чужие запястья и...

Выныривает из непроглядной глубины дурного сна, широко раскрытыми глазами глядя на обеспокоенно склонившегося над ним Исина.

- Фань?

И всё, что можно сделать – это тут же схватить ойкнувшего младшего в охапку и вместе с ним повалиться набок, утыкаясь носом в его чувствительную шею. Судя по всему, Исин проснулся уже давно; сильно пахнет ромашками и шоколадом; Крис вдыхает эти ароматы так, что почти начинает задыхаться; и только пальчики, пробежавшиеся по его обнажённому плечу, заставляют немного унять нервную дрожь.

- Что тебе снилось?

Нежный шёпот Исина, сопровождаемый мимолётным касанием тёплых губ, не может не успокаивать; Крис трётся носом о щёку младшего и стискивает его ещё крепче, восторженно ощущая податливое и гибкое тело в такой интимной близи.

- Мне снился город, в котором нет тебя.

- Разве это было так страшно?

Крис загипнотизировано наблюдает за указательным пальчиком, вырисовывающим на его груди замысловатые узоры; это касание обжигает, но совсем не так, как огонь в том кошмаре.

- Безумно.

Исин такой взъерошенный, немного сонный, приятно тёплый и мягкий, жутко домашний в растянутой футболке с магистром Йодой, что всё приснившееся кажется самой настоящей глупостью, ошибкой; Крис тянется к нему, получая заслуженный утренний поцелуй; млеет, чувствуя, как непередаваемой сладостью тает на губах чужая улыбка.

- А я боялся просыпаться, - заявляет Исин, устраиваясь поудобнее, то есть закидывая ногу на бедро довольно рыкнувшего старшего. – Мне почему-то казалось, что, когда я открою глаза, тебя не будет рядом.

- Какая глупость...

- Так и ведь и город, в котором нет меня – тоже глупость.

И ведь правда – самая настоящая несуразица.

Ведь так не может быть, чтобы Исина, такого милого, родного, просто волшебного, вдруг раз – и не стало.

Крис ласково касается ладонью русых волос, кончиками пальчиков проводит по покрасневшим ушкам и останавливается на губах. Исин смотрит выжидающе, с обезоруживающим любопытством, точно ребёнок... Крис не выдерживает, тихонько смеётся и коротко целует младшего в щёку, из-за чего тот, уже настроившийся на продолжение более серьёзных действий, с деланной обидой толкает его кулачком в грудь.

Наверное, это самое удивительное утро в жизни Криса; утро, когда его запихивают в душ, где ему на голову с пошатнувшейся полки падает дождь – нет, даже ливень, - всевозможных гелей, шампуней, лосьонов и баночек с каким-то непонятным содержимым; утро, когда он с удивлением рассматривает то, что осталось незамеченным прошлой ночью: кучу висящих на стене фотографий с котами, неуловимо похожими на горделивого Казимира, только иных расцветок; утро, когда кухня встречает его смешением таких соблазнительных ароматов, что он стыдливо понимает, насколько голоден; утро, которое навсегда запомнится холодом замороженной земляники на пухлых губках.

Утро, когда он впервые осознаёт, что отныне может целовать Исина столько, сколько душе угодно.

Но с языка вновь срывается осколок страха:

- Ведь не исчезнешь?

И Исин вздыхает, качая головой и даря улыбку, а вместе с ней – и вид лечащей душу ямочки.

- Не исчезну. Фань, всё в порядке, правда.

Руки Исина обвивают шею Криса, жаркое дыхание греет, вызывая в мозгу короткое замыкание; Крис закрывает глаза, слушая шёпот, обещающий, что кошмаров никогда больше не будет.

И он, конечно, верит. А как же иначе?

Из дома они выходят вместе; Крис бережно поправляет красный шарф младшего и порывисто чмокает его в нос, стесняясь своей зашкаливающей нежности. Впрочем, благодарная улыбка Исина способна искупить для него всё на свете...

Они стоят на остановке и ждут, когда подъедет автобус номер 13, в котором будет сидеть и весело подмигивать им, как старым знакомым, двойник Элвиса. Крис смотрит по сторонам, с удивлением понимая, насколько прекрасен погружённый в разноцветье осени город. Исин сжимает его ладонь и смотрит хитро-хитро, будто хорошо знает, что творится в сумятице мыслей.

Город, в котором есть ты, всегда будет для меня самым красивым...

Просто волшебным.

Да, Син-Син?


________________________________

Вот и закончилась основная сюжетная линия (если происходящее вообще можно назвать толковым сюжетом), но автор оставляет за собой право вернуться в книжный подвальчик с серией спешлов. По КайХо - так точно-точно-точно. А пока автор уныло возвращается в нору апатии и безвольно зарывается в ангст.

Kiss Kiss Kiss (Joonmyun/Jongin)

Чунмён с несвойственной для себя рассеянностью ухитряется беспечно проморгать тот момент, когда Чонин самоуверенно решает, будто имеет полное право переворачивать его жизнь верх тормашками. Не то, чтобы Чунмён недоволен или сильно против, просто осознание факта, что младший так свободно чувствует себя у него дома и с поистине обворожительной улыбкой, скрывающей дьявольское коварство, тянется за поцелуем, обескураживает настолько, что он почти позволяет их губам соприкоснуться.

Но Чунмён не был бы Чунмёном, если бы позволил себе капитулировать так позорно быстро.

Чонин, кажется, совсем не огорчается, когда его попытки дорваться до манящих и многообещающих губ старшего раз за разом проваливаются с треском; просто пожимает плечами и беззаботно улыбается, чем, кстати, немного нервирует Сухо, который с некоторой степенью уязвлённости думает о том, что, видимо, младший на самом деле не слишком заинтересован, просто балуется. Бэкхён без конца фырчит и закатывает глаза, Чанёль и Крис – пренебрежительно прозванные языкастым Бёном Вавилонскими башнями - синхронно прячут улыбки, а Исин с умилительной искренностью говорит о том, что Чонин хороший ребёнок, просто со своеобразным взглядом на мир.

И Чунмён, в общем-то, склонен с этим согласиться.

Чонина в детстве то ли недолюбили, а то ли наоборот, едва не утопили во всеобъемлющей любви вселенских размеров; а как иначе объяснить его тягу к поцелуям и почти нездоровое пристрастие к удушающим объятиям?

Но Чунмён готов признаться в том, что если вдруг Чонин волшебным образом возьмёт и исчезнет из его жизни (никогда больше не постучится в дверь, упрямо игнорируя звонок, и перестанет писать забавные записки цветными карандашами), то ему совершенно точно станет очень-очень грустно.

И Исин легко развеивает его сомнения, доверительно сообщая о том, что на самом деле Чонин совсем не влюбчивый и не легкомысленный – он просто слишком хорошо разбирается в людях и доверяет стихийно возникшей симпатии.

И правда, вот же дивное создание!

А ещё Чонин самый настоящий сладкоежка, который виртуозно находит самые надёжные тайники со всевозможными вкусностями (даже те, до которых никогда не добирался пронырливый Ифань). Чунмён только хватается за голову и печально прощается с конфетами, шоколадками и забавными печеньками, которыми его время от времени угощает подрабатывающий в кондитерской Сехун (когда до них первым не успевает добраться прожорливый Лухан). Однако Чунмён и не думает сердиться, потому что (он признаёт это скрепя сердце) иногда Чонин и правда выглядит как очаровательный ребёнок, которому просто нельзя отказать. Даже тогда, когда он запускает руки в святая святых – коробку с чайными пакетиками, рассортированными по вкусам. И тогда черника оказывается среди смородиновых листьев, а лимон соседствует с малиной, хотя Чунмён раскладывал совсем не так.

Хотя, когда дело касается поцелуев, Чунмён всё ещё непреклонен.

Пока ещё непреклонен.

Но неприступная крепость день ото дня медленно сдаёт свои позиции - у Чонина удивительная улыбка: на первый взгляд она кажется полной озорства, но на второй в ней легко замечаются поразительная наивность и исключительное доверие. Ну как тут можно устоять?!

Чунмён обещает сводить младшего в кино на вторую часть «Хоббита», но в итоге они остаются дома, и (Чунмёну это кажется невероятно интимным) сидят, завернувшись в один плед, при свете лампы читая книжку, несмотря на то, что оба давным-давно выросли из детских сказок.

Хотя... Разве правда выросли?

Чонин мужественно борется со сном, так что вскоре Чунмён решительно закрывает книгу и расталкивает младшего, чтобы уложить его на свою кровать. Мысли о том, чтобы лечь рядом, конечно, не возникает; он уходит в зал и заваливается на диван, практически моментально проваливаясь в сон, в котором гномы самоотверженно преодолевают препятствия по пути к Одинокой горе, где их богатства стережёт коварный дракон. Только почему-то вместо Гэндальфа он видит себя (и думает о том, что борода не слишком ему идёт), а вместо Бильбо – Чонина (и вот это выглядит уже забавно).

Но ещё забавней другое - посреди ночи он просыпается от того, что Чонин с невинным видом сопит ему прямо в шею. В первую секунду Чунмёну хочется заорать и спихнуть младшего на пол, но он даёт себе мысленный приказ («Истерика, стоп!») и волевым усилием приводит мысли в порядок, после чего попадает под влияние неизменного умиления видом спящего парнишки. Не похоже, чтобы он пришёл сюда осознанно... Неужели лунатил? Чунмён осторожно поправляет сбившиеся на лоб пряди волос и опасливо, словно боясь разоблачения, касается тёплой щеки. Чонин едва слышно ворчит что-то неразборчивое, но не просыпается. Чунмён облегчённо вздыхает и устраивается поудобнее, одной рукой обнимая младшего за талию. Для самого себя он объясняет этот жест очень просто – а вдруг Чонин упадёт с дивана?..

И вновь сон приходит быстро, будто Сэндмен со своим волшебным песком тут как тут. Но каково утреннее пробуждение...

Ласковое и почти невесомое прикосновение мягких губ со вкусом малины из чайного пакетика.

Чунмён неосознанно тянется за продолжением, и только потом в его голове серебристой молнией проносится сигнал опасности.

- Хён, ты просто Спящий Красавец, - нахально улыбается Чонин, легонько щёлкая прибалдевшего Сухо по носу.

Но тот внезапно решает, что ему всё равно рано или поздно придётся смириться с произволом младшего – так почему бы не сейчас?

Ойкнувший Чонин оказывается снизу, а Чунмён с победоносным видом тянется к его губам, давая понять, что их роли всего за одну ночь успели поменяться.

Впрочем, Чонин совсем не против...

 


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Try a Little Tenderness| Ліна Костенко. Сніг у Флоренції

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)