Читайте также:
|
Красный, сини, красный, сини, красный, сини… Мигалки полиций освещали весь раен. После звонка Миссис. Питчерз, местный полицейский департамент выслал почти все патрульный который есть в нашем городе. У нас спокойная страна, и перестрелка в местной школе приравнивается к ядерной воине. Машины стаяли прямо около ворот, переговоршик одевал бронижелет которы он достал с багажника своей полицеиской машины.
Миссис. Питчерз стаяла и махала руками как сумасшедшая, пыталась ему рассказать все и сразу. Переговоршик ее начел успокаивать, ему нужно было это сделать чтобы она внятно обьеснила в чем дело.
Когда он все понял, он взял двух из лучших стрелков в местной полиций и направился к спорт залу школы через весь коридор. Остальным он приказал ждать снаружи и работать с Миссис. Питчерс. Он приказал полицейским разузнать про парня с оружием и выяснить где его родители. Так как Миссис. Питчерс знала Боба и его маленькую сестру, она знала кто их мать. Полиция принялась вызванивать мать молодова парня с оружием по имени Боб.
Боб я тебя умаляю, остановись! Это же дети, и твоя сестра! Посмотри какая она красавица, да приглядись же к ней! Какая бы у тебя не была мать, это все ровно того не стоит, понимаешь? Не стоит! Если надо, ты будешь в безопасности, ты и твоя сестра! Ваша мать больше ее не будет бить, и тебя не тронет! Тебе не придеться больше это все переживать, не придеться! Но только опусти оружия! Опусти пистолет Боб, не разрушай жизни всех нас, и свою не кидай в пропасть! Все будет хорошо, все будет хорошо, прошу тебя, перестань, останови это безумие!
- Я устал… я просто устал… я… больше не могу… я хочу закончить с этим, хочу закончить…
Переговоршик стаял и смотрел в щель, в которую еще сорок минут тому назад смотрела Миссис. Питчерс. Он смотрел и удивлялся, как тот мужчина который стоял на коленях, смог продержать этого чокнутого парнишку с пистолетом столько времени своей болтовней. Паренек с оружием показался переговоршику очень растерянным, пустые глаза подтверждали что тот может выстрелить в любой момент. Переговоршик открыл дверь осторожным движением. Сопровождающие полицейские опустили пистолеты дулом в низ чтобы не спровоцировать несчастье. Переговоршик начел разговаривать с вооруженным Бобом. Было явно что человек имел большой опыт в этом.
- Тебя ведь Боб зовут, так?-начел он.
-Да…я устал, я устал…- говорил вооружены Боб как будто он просит помощь.
- Боб что тебе нужно? Ты привлек наше внимание юноша. Чем мы можем тебе помочь?
Боб продолжал держать оружие и направлять его на моих детей и свою сестру. Он попросил у переговоршика чтобы его и его сестру защитили от матери. Переговоршик сказал что их возьмут под защиту со стороны социальной службы, пообещал что их мать не подоидет не на ету к ним, пока те этого не захотят.
-Я не хочу быть как мой отец! Я не знаю его! Я его не знаю! Мне сложно догадываться как я на него должен походить и как я должен себя вести…- молил вооруженный Боб снова и снова.
Все это время я продолжал стаять на коленях и продолжал его уговаривать опустить оружие…
-Дружок, послушай что говорит полиция. Они защитят тебя и твою сестру, они помогут вам, ведь так господин полицейский, ведь так? Подтвердите ему, скажите ему правду, скажите что защитите его и его сестру. Ну же…
Мой дети все это время стаяли как вкопанный. У Марии лился ручей слез, Люк вцепился в ее руку как в спасательны круг и стаял как камень. Если бы я не боялся как олень на охоте, может я смог бы успеть ими погордиться на какое-то момент. Но я был слишком напуган и мысли мой бегали совершено в другую сторону, их морофон был сегодня на территории страха.
Вооруженный паренек начал бояться что его посадят.
-Вы посадите меня?- спрашивал он.
- Нет, ты молод, у тебя видно были причины на этот срыв, опусти оружия и тебе помогут. Не кто не поидет в тюрьму.- Убеждал его переговоршик и пытался сделать свой голос как можно убедительнее.
Как если бы на его руки положили гири. Как если бы вдруг притяжения Земли стало сильнее. Его руки держащие оружие начали опускаться. Дуло перестало смотреть в глаза моих детей и на какое-то момент я почувствовал как мое сердце замирает от счастья. Адреналин еще сильнее начел гулять по моему телу, как по парку Осенью, как пара влюбленных который только начали встречаться. Он как будто бы говорил мне: “побойся на последок и потом я тебя полностью отпущу, давай дружок, последни раз как в старый добрый времена!”
Переговорщик сделал пять медленных шагов и забрал у Боба оружие. Как только он это сделал, другие два полицейских подскочили и положили его на пол и начали одевать на него наручники. Думаю это было правильным для той ситуаций.
Я попытался встать с колен, и понял что я как будто бы стаю на супер клее. Ноги затекли до на вероятных масштабов и я даже на какое-то момент провел в голове аналогию с тем днем когда валялся как грязная тряпка на асфальте.
Сестра Боба плакала, кричала чтобы его оставили в покое. Переговорщик подошел к ней и начел успокаивать, говорить что его просто хотят обезопасить от самого же себя и что все с ним будет в порядки.
Мой дети подбежали ко мне с криком “папа” и обняли меня так сильно, что я наконец почувствовал как кровь хлынула к моим затекшим ногам. Они начали просто топить меня в своих слезах, и должен признаться я тоже не отказывал себе в этой роскоши. Я рыдал еще по хлещи чем они, я думал что умру от обезвоженнья, вот как сильно я рыдал. И все что я мог делать в тот момент, это прижимать их к себе и шептать им на ухо: “Я некогда вас не отпущу, некогда, некогда некогда, даже когда вы будете в колледже!”
Я их прижал так сильно, что был слышен их писк от легкой и приятной боли, боль которая им говорила что они в моих объятиях и что я не когда их не отпущу, я держу их крепко.
Когда мы вышли из школы, нас накрыли красно синие мигалки, их свет просто не давал открыть глаза в полный размер. После темного спорт зала, этот свет обжигал взгляд и одновременно давал чувство безопасности, чувство что все позади.
К нам подбежал психолог и я отвел детей в скорую помощь, машина скорой помощи стаяла на ряду с полицейскими машинами. Цвета мегалки чучуть отличались, в амбуланции кроме синего и красного был еще и белый.
Марию и Люка посадили в скорую и каждого накрыли отдельным пледом. Психолог что то им говорил и говорил.
Мне тоже сказали проити в другую амбуланцию, сомной хотел поработать психолог. Но я отказался, я не хотел не на секунду отходить от своих детей.
Парнишку с пистолетом я не видел уже, только его маленькую сестру. Она тоже была под пледом и сидела в скорой помощи. А парнишку наверное отвезли уже в участок. На какое-то момент, малинки, серый и не заметный момент, мне стало очень его жалко, я вспомнил его глаза и мне захотелось плакать.
Именно в тот момент, когда слеза начала проделывать дорогу от моего правого глаза до моего подбородка, я услышал как переговоршику крикнул другой полицейский: “Его мать находиться около Антуана сейчас, у нее берут показания.”
Я начел искать в толпе полицейских того самого Антуана, хоть и не имел представления кто это и как он выглядит. Мне было интересно наити в толпе полицейских, медиков и психологов, мать этого напуганного юношы который хотел застрелить моих детей, свою сестру и себя. Я хотел увидеть этого монстра который заставлял этого паренека называть себя матерью! Я искал и искал, посмотрел куда смотрит переговоршик, которому я был благодарен до коньца моей жизни. Я искал эту мать, которая довела парнишку до такого ужаса, до такого зла, безвыходности. Я у увидел Миссис. Питчерс, она улыбалась и плакала одновременно, видно тоже давала показание, так как она махала руками и что то говорила. Она увидела что я смотрю на нее и улыбнулась мне, я улыбнулся ей в ответ и кивнул. Боже как я люблю ее, я понял что она та кто вызвал полицию, больше не кого и не было, кроме охранника школы, который стаял не далеко от нее и тоже судя по языку тела, давал показание.
И вдруг, во всех этих красных, синих и белых лучах мигалок, во всех не знакомых лицах полицейских и медиков. Я встретил ее глаза, она смотрела на меня, а я на нее. Она изменилась, но я ее узнал, а она узнала меня…
Я стаял как камень который сорвался со скалы и упал на поле, я стоял не подвижный и проглотил язык. Я ели выдавил из себя слова…
Я смотрел с открытым ртом ей в глаза, на другой конец места происшествия, через все машины милиций и скорой помощи, я смотрел на нее и все что я смог произнести, все что смогло выкатиться с моего рта, был тихи шепот имени: “Джули…”
37.
Она сидела и обнимала свой колени. Хрупкие, миниатюрный, дрожащие.
-Черт, он… он теперь меня бросит! Что я натворила! О Боже, я потеряла его… я его потеряла!- кричала она на Микаеля.
Микаель понимал что он только что потерял друга. Он понимал что он не только испортил дружбу, но и разрушил семью. Он понимал что это последняя остановка поезда и тут нужно сходить на платформу так или иначе. Он сделал то, что было логично ему на тот момент и чего требовала от него та необычная ситуация. Он оделся, спрятал свой стыд под поверхностную кожу змеи, которую в обществе называют одежда. Не сказав нечего. Да и чего в такие моменты принято говорить? Он просто ушел.
Джули продолжала сидеть на кровати, уже укрытая простыней, но все еще дрожащей от того что натворила.
Когда мы изменяем своим любимым, мы делаем не обратимое действие, которое всегда будет между нами и закапает отношения так или иначе на одном кладбище или на другом. Отношения как бумага, можно скомкать и попытаться разгладить, но она все ровно останется помятой. Вот что натворила Джули, вот чем ее отношения сомной тогда закончились, сломанной игрушкой. Она как младенец, сломала свою любимую игрушку и теперь, сидя под покрывалом которое защищает от монстров под кроватью, она сидит и по тихонькую это осознает. Впитывает сделанное, делает в голове заметку, “все кончилось здесь. Все пошло не так тут…”
В такие моменты, когда сидишь впятером, ты и четыре стены. Стены стоновяться свидетелями. Она чувствовала как ее комната пропиталась грехом. Грех… Как она пропиталась ее ошибкой, разачераванием, болью, и даже запах секса показался ей острым как перец. Она понимала что больше не может там находиться.
Такие спонтанный порывы можно называть как угодно, я их называю взрывом. Да, это был взрыв. Взрыв эмоций, взрыв адреналина, взрыв спонтанности,взрыв… Ноги как пружины, сами ее подкинули вверх. Руки как на авто пилоте в самолете, сделали все сами. Сами одели ее, сами открыли дверь, сами провернули в замке ключи, сами вызвали лифт. Ноги, как лучшие друзья во время пьянки, унесли Джули по дальше от этой квартиры. А там и в другой раен, а там и на вокзал, а там и в другой город, а там к родителям. Фальшивая улыбка на которой скрывался стыд, стыд что так потеряла мужа, что так все испортила. Память которая не хотела нечего помнить и начала вытеснять ярки воспоминания. Воспоминания который тускнели с каждым днем, пока не дошли до кондиций серых и угрюмых, не понятных и отдаленных, не нужных, забытых как игрушки в подвали.
Джули боялась даже задаваться вопросом о том что сомной случилось дальше. Конечно она не знала что сомной приключилось и что я чуть не окочурился на долбанном асфальте не далеко от нашей квартиры, когда шел убивать ее, уже бывшего, любовника.
Однако что то зрело, назревало, она это чувствовала. Предчувствие не покидало ее целую неделю, лезло в душу как демон. Впивалось как пиявка в ее нервную систему. Она не могла понять что это, она не могла понять, пока ЭТО не дало о себе знать.
Одно прекрасное утро, хоть и для нее оно было поршвие некуда. Она сидела на корточках и блевала в унитаз, дрянь которая тикла у нее из рта напоминала ей то что она сделала, ее измену, боль которую она причинила мне. Как исповидь в церкви, из нее лилось и лилось, похоже было что ее тело пытается утопить этот унитаз, ее грехи и ее совесть.
Она встала и подошла к окну. Ей не много понадобилось времени чтобы понять что с ней твориться. Бог в тот день показал ей что с юмором у него все в порядки, комедиант высшего уровня. Она была беременна, беременна от меня. Ей не нужно было даже и гадать, она это чувствовала, отец я, тот кто ее любил. Как это случилось с точки зрения медицины она не понимала, она знала что я не соврал ей когда сказал что из нас двоих, по медицинским результатам именно она не может иметь детей. Она поняла что этот подарок который она ждала от Бога, от судьбы, столько времени. Теперь это проклятие, это ее наказание, это ей удар, за то как она поступила и поступала сомной.
Она не плакала, нет. То что с ней было, можно описать как тонула. Тонула в слезах, в криках, в припадках… Сердце просто просилось на улицу, просилось уйти из ее груди и больше некогда не вазращяться. Она понимала что меня ей уже не вернуть. Она орала, била по стенкам своей комнаты где когда-то жила в детстве и половину своей юности. И вдруг она поняла, поняла ужасную вещь. Она пыталась это выкинуть из головы все эти недели, но это вернулось и ударилось об ее мысли. Как проклятия, как огонь, искра которая подпалила все ее мысли только об этом. Вдруг она поняла самую ужасную вещь, которую может понять человек, потерявши своего мужа навсегда. Она поняла что она любит меня.
В обычной ситуаций, это могло бы быть замечательное чувство, чудотворящия, божественное, счастливое, которое дает надежду, согревает, окутывает своим теплом.
Но теперь, во вселенной где некогда не будет МЫ, где будет только она и я, отдельно, далеко. В таком контексте, чувство любви имеет другое свойство, это чувтво боли. Нет, теперь ее любовь не согревала, любовь ко мне, ее обжыгала. Выжыгало в ее сердце рисунки боли, игралось своими пламенными язычками, издевалось над ней. Проверяло ее нервы, ее выдержку, ее стойкость.
Говорят что любовь появляться в нашей голове, когда у нас перемешиваться чувство ненависти и стыда. Ненависть когда мы отвергаем человека, думая что мы лучше этого человека. Стыд, когда со стороны мы видим что он отличный человек, и что он не просто лучше нас, но и мы рядом с ним становимся лучше. И тогда, вот так, в чувствах противоречей, рождается такое чувство как любовь. Ненависть и стыд.
У Джули были оба чувства, и ненависть, и стыд, и любовь. Однако, из за того что любовь она не как не могла реализовать, ей оставался только стыд и ненависть.
Эти два чувства поселись очень сильно в ее разуме и душе. И единственный объект, на который она могла эти чувства передать, был наш с ней сынок, который родился через восемь месетцев после нашего с ней ужасного расставание. В честь меня, она решила тоже назвать его Боб, и в честь меня, она ненавидела его. Наш сын Боб, олицетворял для нее все то что она презирала в самой себе. Он напоминал ей о том что она натворила, о том что я теперь некогда ее снова не полюблю, о том что этот ребенок вырастит без отца, о том что она любит меня и это некогда не будет взаимно. Для нее это был рак, рак который вырос в ее утробе и родился, рос и распространялся по ее памяти, по ее стыду, по ее психике, делал ей больно. А со временем и словесно начел напоминать ей о своем ничтожном поступки, вопросами об отце. Как и всех детей, его интересовало кто его отец, почему его нету рядом, почему он ушел, где он сейчас. Самый настаящи рак, каждый очередной вопрос как удар током, каждый новый ответ еще большая лож и презреннее к самой себе.
Месть не заставила себя ждать. Ненависть Джули разрасталась еще и еще, пока не поглотило полностью ее сознания, все ее добро, всю вселенную которая есть в каждом из нас. Она презирала этого мальчика и давала об этом знать, мучила его, била, кричала, унижала. Ее злость пересаживалась на него, как вшы, как чума, поглощала, убивала, гнила в нем.
Сама же Джули пила, гуляла и пыталась раствориться в ночном мире, мир греха, мир который отныне был для нее как родной дом, идеально друг другу подходя.
Грязный, потный, мерзки и почти нелегальный. Дики как лошади на природе, как собака без поводка. Секс, который поглотил ее. Она тонула в нем как тонут корабли в бурю, он накрывал ее и не давал свету проити через пелену разврата, которая отныне отделяла ее от мира тех других. Те у которых все вышло как надо, муж, дети и долбанная собака. Но не у нее, у нее этот мерзки гаденыш которого она презирает и любимый, которого она своими же руками потеряла. Секс. Секс. Да, секс это был выход. Ей не был страшен СПИД, он даже был предпочтителен, она о нем мечтала. Подхватить его, как мать подхватывает ребенка из коляски. Она хотела и мечтала о том чтобы он у нее был и убил ее. Но вместо этого она заработала что то еще хуже, с ее точки зрение это было Египетское проклятие. Очередная опухоль, рак дубль два. Эта болезнь называлась Мэгги, ее дочка и сестра сына Боба. Мэгги, чья ты Мэгги? Она не раз задавала себе этот вопрос. Задавала так как не знала ответ, так как Мэгги была дочкой разврата. Точкой анонимного солдата, который выполнил свой мужской долг перед этой похотливой и ненормальной самкой. Да, ее звали Мэгги.
Облака безумия начали сгущаться все сильнее и сильнее. Родители попросили ее съехать от них и перебраться подальше, так как больше не могли смотреть на это морально разлагающие тело которое когда то они считали дочкой. Так она и сделала и это, как порванная веревка которая долга сковывала движение, развязало ей руки и ее оскорбляющии язык.
-Тварь! Тварь!- Только так она обращалась к Бобу.
-Сука, мелкая сука! Ты не его! Ты не его!- Только так она вела беседы с Мэгги.
Вина и стыд который как отходы канализации, хранились в ней и гнили, гнили и продолжали храниться. Вся дрянь переполняла ее как стакан, из которого все пенилось и выливалось, шепела и смешивалось с новыми отходами ее разума и чувств.
Боб был виноват в том что не похож на него. Мэгги в том что она вообще не его. Но Боб был лучше, преференцыя мамочки, любимчик. И когда она била Мэгги, а это было часто, то Боб должен был смотреть, смотреть и смотреть. Как бьют его сестру, как она унижается, как она кричит от боли, от унижения, стыда за такую мать, страх перед ней и желание, вопреки всему разумному, быть ее любима.
Она пыталась его забыть. Нет, кого я обманываю? Она даже не пыталась… Но так или иначе, ее паранойя ею овладела. Она следила за ним, год за годом стаяла под окнами его дома, смотрела и мечтала быть на месте той кто сейчас в его обятьях. Она хотела рассказать ему о сыне, хотела сказать ему что вопреки всему, у них получилось. Но она не могла, та дрянь которая переполнила ее сердца, те поступки который перечеркнули ее жизнь, это были как мощный тормоза. Как те который стоят на самолетах, который тормозят при посадки и не дают не метра лишних проехать по посадочной дорожки. Только ее тормоза были еще мощнее, еще безпащядние. Они не скрепили, они не шуршали, нет. Они визжали в ее голове, как будто напоминая ей, дальше этой черты ты некогда не переедешь. Стой, стой и смотри на его идеальную жизнь, на его идеальную жену, на его идеальный бизнес и самое главное, на этих сволочей, его идеальных детей.
Маленки городок как горошинка на тарелки, она может выскальзывать из под вилки очень долго, но ей все ровно не куда не деться от того чтобы рано или поздно быть съеденной. Так же и Боб, он может и бегал по своей идеальной новои линии жизни то туда то сюда, но рано или поздно монстр Джули его сьел.
Джули отследила куда Боб послал своих детей учиться, она это отследила и с промежутком в неделю после него, послала туда и своих.
- Ты будешь дружить с его детьми. Я слышала что старший Люк, а младшую зовут Мария. Ты должен с ними дружить, должен. И веди себя как отец…- она говорила ему это каждый день.
Вот только еще любила добавлять- И сучку свою сестру бери собой, ведите себя как семья черт подери! Будь похож на отца, веди себя как он, одевайся как он, чти его! Вы знаете что будет если разочаруете меня… лучше не надо- говорила она, и правда, лучше этого было не делать.
Школьный годы шли. Боб младший видел через день как бьют его сестру, как швыряют и унижают его самого. Он не мог удовлетворить психоз матери, он не был похож на своего отца, он был лучше чем его отец. Но не смотря на то, что он и его сестренка Мэгги были замечательными детьми. Джули это только еще сильнее злило. Она жила рассказами Боба младшего о том как он дружит с Люком и Марияи, она упивалась его рассказами, его ложью которую он любезно ей предоставлял чтобы не видеть как бьют его сестренку Мэгги.
Но как и всем людям на планете, Джули было мало. Может она и понимала что она сама себя обманывает, может она видела что Боб младше ей врет. Все это не имело значения. Значения имело то как рыдала Мэгги потому что ей больно, потому что ее бьют. Значения имело то как закрывает глаза и уши Боб младше, чтобы этот ужас не видеть и не слышать.
Но не смотря на этот вес бордак боли и унижения, дети ее не предавали.
-Я упала на тренировки- говорила Мэгги Миссис. Питчерс когда та спросила про разбитое колено.
- Я поскользнулся по дороге из школы- говорил Боб младше когда его спрашивали те жы самый вопросы.
Взрослый слепые как летучее мыши, они только слышат и видят то, что им удобно видеть и слышать. Они пропускали мимо ушей и глаз все попбой Мэгги и Боба. Это принесло бы много волокиты и разборок, может еще к чему по хуже, к репортажу про школу где родители бьют своих детей. Сознательно или подсознательно они закрывали на это все глаза, но и это тоже не важно, важны только те крики и боль которую из года в год испытывали Боб и Мэгги.
* * *
Лицо Джули вытянулось как морда у собаки, которая нагадила в тапки хозяина и услышала его утрени вопль. Попала. Да не просто попала, а все, конец. Она уже нарисовала в голове сюжет, как ее задерживают, как ее посылают лечится в принудительную психиатрическую клинику, где ей дают кучу фармаков который медленно но уверено превращают ее в овощ.
- Госпожа Джули? Вы на проводе? Вы понимаете что я говорю, ваш сын с оружием и захватил заложников, включяя свою сестру! Вам срочно нужно выезжать на место происшествия!- Кричал ей в трубку полицейский, под ритмичный звук мегалок на заднем фоне.
-Я еду- сказала она… и понимала что это конец.
Ей даже стало легче. Боже услышал ее молитвы, он остановит ее грешный руки от того как они мучили ее двух детишек. Она их била и презирала саму себя, била их еще сильнее и ненавидела себя еще больше. Ее руки и язык были ее проклятием, ее демоны в форме частей человеческого тело. Она их ненавидела, ненавидела свой руки за то что они делали, ненавидела свой язык за то что он говорил. Спокойствие, вот что она чувствовала когда ехала к ее детям, который где то нашли пистолет и взяли ее руки на прицел. Да, она понимала что теперь, полиция не слезет с этого дело пока до всего не докопается. А когда они это сделают, то ее на долго посадят или как минимум она больше не увидит своих детей. Ее это радовало, хоть она и превратилась в монстра, она все ровно любила своих детей. Да, это была крупица по сравнению с ее ненавистью к детям, к сомой себе, ко всему этому злому миру, но эта крупица любви все ровно в ней была. И сейчас эта крупица говорила что все будет хорошо, что это последнее испытание, что наконец так и ее остановят и не дадут ей больше так измываться над ее детьми. Это крупица была благодарна Богу и судьбе за то, что ее руки будут остановлены, и зло которое в ней сидит, больше некогда не будет выливать гнев и молнии боли на ее, от части любимых детей, Боба и Мэгги.
* * *
Сини, красный, сини, красный, сини-синии, красный-красный. Мигалки мигали, колеса крутились. Полиция послала за ней патрульную машину, чтобы как можно раньше довести ее до сцены происшествия. Милицейская машина ехала быстро. Джули погрузилась в себя. Хоть и ехали они не долго до школы, Джули успела прокрутить в голове всю свою жизнь. Ее жизнь, как картина из маслиной краски, слоеная, сложная. Жизнь в которой, так же как и в масленой картине, главный слой это верхни слой. Как луковица, простая с первого взгляда, но стоит начать резать и понимаешь что там много слоев и много слез. Полицеиская машина ехала, ехала как и психика Джули. И сейчас, только сейчас, когда уже было поздно и жизни ее детей были превращены в ад, она поняла что она пересекла черту. Черту которая является границей между нормой и потологиая. Она ее пересекла и давно, она жила жизнь, но запомнила его как сон, как кошмар в котором не ей решать что и как будет. Она была без контроля, тело куклы, марионетка своего подсознания. Подсознания столь жестоким, столь мерзким и гнилым, что она хотела его посадить. Она ехала и на душе чувствовала спокойствие, такое спокойствие кокое чувствуют когда им уже вырвали зуб, или когда узнал что сдал в университете экзамены на хорошую оценку. Именно так она себя сейчас и чувствовала, конец, не обратимый конец, приятный конец.
Уже как пять минут что она приехала в школу. Она стаяла и смотрела на главную дверь, в надежде что все закончится хорошо. Все так и закончилось, ее сын Боб не кого не застрелил, сдался.
Сначала вывели его, в наручниках, все как положено. “Ну нечего родной, потерпи эту последнюю боль и унижения, зато больше мама не сможет тебе сделать больно. Я люблю тебя, только потерпи чучуть еще. Я больше к вам с сестрой не притронусь и с вами больше не смогу заговорить даже. Только потерпи чучуть…” Эта мысль крутилась у нее в голове и согревала ее.
Когда вывели Мэгги, ее глаза встретились с глазами матери и тут же отвернулись. Джули поняла что это значит, Мэгги ее ненавидела, как только может ненавидеть ребенок свою маму. Она ее презирала за то, чем Джули являлась, зло, зло как тьма ночная, зло как то про которое говорят в страшных книгах и показывают в страшных фильмах. Зло, на которое даже не нужно смотреть, зло, на которое смотреть больно.
“Быстрее забудешь меня, моя любимая Мэгги, и правильно делаешь. Я не стою твоих голубых глаз, оставь их для того кто их по настоящему заслужит…” подумала Джули.
Потом вывели Люка и Марию. Нельзя сказать что Джули была удивлена этому. Да, она на них давила так с этой темой, подружиться с детьми ее бывшего мужа, что она так и чувствовала что заложники это они.
Но удивлена в тот вечер она все так и была. А именно когда вышел сам Боб, ее бывший который был для нее всем хорошим и проклятием одновременно. Он прошелся с полицией до скорой помощи и стаял там как вкопанный. “В шоке наверное.” Подумала она.
Ей захотелось чтобы он посмотрел на нее, чтобы он увидел ее, увидел во что она превратилась, увидел как много он для нее значил. Клей, он был для нее клей который не давал ей расклеится как бумажному самолетику. Он как то влиял на нее с токой стороны, что она все так и была лучше. И она хотела чтобы он это узнал, одного взгляда будет достаточно чтобы Боб узнал на сколько он был хорошем и насколько она была хорошая рядом с ним. “Посмотри на меня Боб! Ну же, посмотри! Давай, сделай это! Один взгляд! Один! Я прошу тебя! Я умаляю! Пожалуйста взгляни на меня! Взгляни во что я превратилась без тебя! Без тебя, любимый мой!”
Она повторяла эти слова снова и снова про себя, и Боб начел мотать головой. Словно что то ища, он смотрел и осматривался во круг зоны происшествия. Лево, право, в даль, и снова в близи. Он что то искал. И вдруг их глаза встретились.
Не нужно было быть хорошим психологом, чтобы понять. Ему больно,стыдно, не по себе. Он все знает, лиш одного его взгляда было достаточно чтобы это понять, он все знает, знает о том зле которое в ней находиться, знает что она на творила. Ровно такой же взгляд она видела от него в день ее измены с Микаелом, один к одному. Глаза который показывали полнейшие разочарование, ужасную боль, стыд что не знал этого раньше, взгляд в котором нет прощение.
Она поняла что не может больше. Не может больше видеть его разачеровоно-испугавшеися глаза, не может больше стаять на месте, не может больше так жить.
Пока полиция не успела допросить ее сына, она решила бежать от туда. Ее ноги бежали все дальше и дальше, одно дерево с лево, другое с право, сердце выбивало какую то музыку, что то быстрое, что то молодежное, что то что не собиралось останавливаться. Она бежала туда где она сможет покончить собой! Она бежала далеко, где ее последнии крик не услышат, где ее конец будет чем то обычным, потому как что то грандиозное она не заслужила. Нечего яркого, нечего громкого, только смерть, смерть блогодаря которой она обретет спокойствие и тишину.
Она не заметила как добежала до своего дома, она забежала туда, взяла на кухни нож. Смотрела на него как на друга, друг который скажет что все по зади и все будет хорошо, одно движение и все будет хорошо. Она размахнулась ножом и услышала крик. Истошни, ужасный, она испугалась и выронила крик. Он продолжался несколько минут! Она вздрогнула. А потом испугалась еще сильнее когда поняла что это ее крик, что это кричит она. Он казался ей чужим, отдаленным, не родным. Но он был ее и только ее. Не чей кроме как ее. Заслуженый, выстраданы, оплаканный и вечный, ее крик, который потом ее будет сопровождать годами.
Она не смогла покончить самоубийством. Пока не смогла. Все в этом доме напоминало ей о том кем она являлась, сволочью, тварью которой нет прощение. Она ненавидела себя, ненавидела все то что она делала в этом доме, стены который ее окружали, напоминали ей о том что ей зарезервировано теплое место в аду. Она не могла себя убить в таком доме, в таком проклятом месте, где проклятием являлась она же сама. Где ее дети были мучениками, а воспоминание об этом месте будет для всех болью в чистом мире. Ей не хотелось еще сильнее осквернить этот дом, еще сильнее пропитать его кровью и грехом, болью и смертью. Она решила умереть и сделает это, но не здесь, не тут и не так!
Она взяла все деньги который у нее были. Паспорт и быстро накидала вещей в чемодан. Перед уходом, она оставила дверь открытой и на распашку. “Пусть полиций будет легче входить сюда, зачем им создавать лишние хлопоты” подумала она и выбежала от туда.
Она долго думала куда. Она стаяла в аэропорту, куда привез ее таксист. Куда? Куда? Она не могла выбрать куда лететь. Большинство рейсов были внутринии, и только один отличался от других. Она внимательно смотрела на него и произнесла про себя:
-Какая к черту разница где совершить самоубийство. Индия, так Индия!
38.
Я не спал уже как неделю. Ее глаза отпечатались в моей памяти как буквы на страницах этой книги, которую вы сейчас держите в руках. Я не мог не спать, не есть, не пить, без чувство что эти глаза смотрят на меня. Отныне они преследовали меня, были всегда рядом. Как мой лучшие друзья, теперь эти глаза ходили за мной в моей памяти и не на шаг не отпускали.
Не прошло и месятца, как Джули сбежала с место происшествия, где ее сын пытался застрелить моих детей и свою собственную сестру. Не прошло и месятца как я понял всю иронию и трагедию той ситуации, я сделал тест ДНК и окончательно убедился в своих опасениях: У нас с Джули был сын, тот самый Боб который и заварил всю эту взрывоопасную кашу.
Я не долго размышлял об этом, можно сказать что в момент как я увидел Джули стоящую там через четыре полицейский машины от меня, на уровни подсознания или назовем это шестое чувство, я уже тогда это все разгадал. Конечно мне и в голову не могло прити что тот маразм, который мелькнул у меня в мыслях, окажется правдой. Моя Алиса посоветовала мне сделать этот тест ДНК и закончить с этим бредом который кружился у меня в голове. Конечно же и тест ДНК доказал, что не всякии маразм лишен базовых характеристик чтобы быть правдой.
Прошли месятца и мы с Алисой, и не только. Так же мы посоветовались с Люком и Марияй. Решили забрать под нашу ответственность, на опеку, Боба Младшего (да, мы его именно так стали называть) и его сестричку Мэгги к себе.
Мы не собирались усыновлять их, мы взяли их под опеку пока не вернется Джули, их официальная мать на тот момент. Конечно я и Алиса понимали что скорее всего Джули сядет на некоторое время в тюрьму, и даже если вместе с хорошим адвокатом сможет как то выкрутиться из этой истории, детей ей все ровно не видать даже в параллельной вселенной.
Мы понимали на что шли. Я рассказал Бобу Младшему и Мэгги что я отец Боба Младшего. Я образно рассказал о том от куда я знал их маму и как так все не правильно вышло.
Конечно, Боб Младше и Мэгги ходили к психологу и отмечались у специального человека с социального департамента. Не сразу, но со временем они оба стали спокойнее и дела нормализовались.
Годы шли и мы решили сделать Боба Младшего и Мэгги нашими официальными детьми. У нас стала очень дружная семья, Люк и Мариа приняли Боба Младшего и Мэгги, они стали замечательными братиками и сестричками.
Джули все не появлялась и не появлялась, не кто не знал где она. Периодически мы звонили в полицию, но они не могли ее наити.
Годы шли, годы шли, годы шли… черт они шли, а за ними и тот взгляд который я увидел у Джули в тот судьбаностны день, ее глаза, который отпечатались а моей памяти, не хотели и даже не планировали уходить из моей головы. Я плохо спал, вечная бессонница, вечны этот взгляд который я тогда на себе почувствовал, не оставлял меня и не давал мне оставить его. Я понимал что я должен что то сделать. Я знал, что вина на Джули. Я знал что я не виноват, в классическом смысле. Однако не смотря на это, я чувствовал ответственность перед всей ситуации. Я хотел чтобы Боб Младше и Мэгги, понимали что это жизнь и что их мама, стала просто жертвой судьбы. Я хотел чтобы эти детишки выросли и чтобы понимали что не смотря не на что, их мама всегда имеет возможность к ним вернутся.
В тот же момент, и я хотел чтобы Джули знала что я не держу на нее зла, что не пытаюсь судить ее или оправдывать, сделано то что сделано и прожито то что прожито. Не было и дня чтоб я не вспомнил тот день когда я лежал на том асфальте, как я в те часы ненавидел Джули, Микаеля, Бога и судьбу. Как я проклинал их всех. Я бы тогда любую сделку заключил бы с дьяволом, чтобы тогда встать с асфальта и замочить нахер Джули и Микаеля, я бы все дал в те часы страдания чтобы плюнуть в лицо Бога и посмеяться над судьбой. В те часы когда я как кусок тухлого мясо валялся на асфальте, ненависть переполняла меня, жажда месте мне сверлила мозг и слышно было только звук дрели в моей голове. Злой дрели, дрель которая мне кричала, кричала на меня, подталкивала меня к злу. Зло которое переполняло меня как чяшу, заливало меня, топила и вела за руку, нашептывая мне наухо что я должен мстить, что я должен дать ненависти волю.
Да кто я блин такой чтобы судить или злиться на Джули? Вы представляете чтобы я сделал в тот день, если бы в мне в голову не попал мячом тот кривоногий молодой футболист? А чтобы я сделал если бы я дошел бы в тот день до Микаеля? Я бы убил бы его, а убив его я пошел бы и за Джули, и одновременно убив ее, я и убил бы своего сына Боба Младшего! Я бы исполосовал бы их нафиг ножом! И это не слова! Нет, это мать ее ненависть! Ненависть которая в тот день бушевала и управляла моим телом, моими мислями, моими эмоциями.
Есть знаменитый опростник, который называеться “опростнк Марселя Пруста”. И хоть и опростник был не его, он на него когда то с интузиазмом ответил и его имя прилипло к этому опростнику. Один из последних вопросов, который там есть и до сих пор задается в разных программах на телевидение (как правило на программах в стиле интервью), это “Что бы вы сказали Богу, если бы сейчас оказались перед ним?”
Так вот я частно думаю об этом вопросе, и знаете что бы я сказал Богу если бы сейчас оказался бы перед ним? Я бы упал бы перед ним на колени и говорил бы спасибо до потери пульса! И если Бог так и есть, я так и сделаю. Да вы хоть понимаете от чего он меня спас в тот день? Я бы тогда не смог бы сам остановиться! Я бы убил бы одного или сразу трех людей, включяя моего сына, и это был бы минимум! Даже бы если я зарезал бы только Микаеля, то как же Алиса? А Люк и Мариа? Представьте все то, что у меня есть и окружает, моя семья, мой любимый и мое счастье… а теперь представьте что этого нет… у меня от такой мысли мурашки по спине.
В тот переломный день на асфальте, у меня тикли слезы от боли, ненависти и безисходности. Но если бы я знал, от чего меня спасает вселенная и что она мне дает в тот день в замен. Мой бы слезы текли бы от счастье. Да, не зря говорят что пути Бога не исповидимы, и это так и есть.
Мы не когда не знаем, чем и как обернется наша жизнь. В любой момент, все может измениться, в любой!
Я помню я смотрел репортаж, где молодая пара, счастливая и у которой все было чудесно, сидела на диване у себя дома, который стаял не далеко от дороге. Эта пара обнималась и спокойно, как не в чем не бывало, смотрела сериал по телевизору. Не мужчина, не девушка, не один из них, не знал что не далеко от того место едет грузовик с двадцати фунтовым заполненным контейнером. А еще эта пара не знала что у того грузовика отказали тормоза и он разгоняиться в их сторону. Те поцелуй который они дарили в тот вечер перед телевизором, были последние. Тот грузовик забрал у них жизнь и тот день был последним в их жизни.
Так же, я когда то читал историю про чернокожего раба, которого отправили в тюрьму, где он должен был провести остаток своих дней. Карабль на котором его переправляли на тюремный остров, потерпел крушение. Всех заключенных освободили от цепей. Его в том числе. Этот чернокожи мужчина в тот день, день который не сулил ему нечего хорошего, спас капитана и до тащил его до ближайшего берега. Тот капитан был влиятельны человек, за тот подвиг, он не только даровал чернокожему рабу заключенному свободу от тюрьм, но и даровал ему свободу от рабства, сделав его свободным человеком.
Мог ли себе вообще представить тот раб, что тот день для него закончиться так судьбаностно и удачно? Если бы ему попалась бы гадалка и рассказала бы ему что так случиться, что в тот день его ждет свобода от тюрьмы и рабства, думаю он бы тогда умер бы, он бы умер бы от истерического смеха. Он бы не за что не поверил бы в такую бредню.
Однако, шоу всегда должно продолжаться, и пока занавес не упал, пьеса должна быть доведена до коньца. И тот чернокожий раб на себе это прочувствовал, он увидел силу судьбы и ее не угамоный юмор.
Я тоже в тот день на асфальте, узнал о том, как Бог любит подшутить над нами, как вселенная любит по играться нами. Я благодарен миру за то, что он меня остановил от самой ужасной и зловещей глупости которую я мог совершить в тот день.
Именно по этому я и мучился. Именно по этому я и не мог избавиться от мислей о Джули и ее глазах. Я понимал что есть вещи который просто не в наших руках, судьба нам не подвластна. Джули сделала ошибки, но ее жизнь тоже не делала ей поблажки. Жизнь над ней экспериментировала и этот эксперимент закончился плохо. Я понимал что на ее месте мог быть я, причем еще и в более худшем положение, я мог совершить еще большее зло чем она.
Алиса видела как мне плохо. Как я кручусь по ночам, как ворочаюсь и не могу замкнуть глаза. Она решила поддержать меня и посоветовала что то сделать по этому поводу.
- Ну что? Что я могу сделать? Я даже не знаю где она… что с ней… может она мертва уже… -утверждал я.
- Дорогой, я верю в тебя. Вверила когда ты учился ходить заново. В тебе есть все что нужно, чтобы изменить и переломить эту ситуацию. Я не просто так вышла за тебя замуж. Все люди падают, но ты из тех редких случив, когда ты не просто падаешь, но и встаешь во преки всему…-Успокаивала Алиса меня.
- Как мне сказать ей? Как ей сказать что дети ее все еще любят, ждут и прощают? Как мне сказать что я ее прощаю? Как мне ей сообщить что ее все еще ждут, что у нее все еще есть шанс изменить эту жизнь? Я даже не знаю где она, что она, жива или мертва, в какой стране, нету не телефона, нечего! Если только я книгу не напишу, песню или фильм про это не сниму, не стану знаменитым до такой степени что даже в той дыре где она скрывается она ей попадется на глаза и она блин ее возьмет, то я не вижу как ей все сказать что она должна знать. – уже злился я.
-Дорогой?
-Что? –спросил я раздраженный.
-Дорогой…- сказала Алиса и взглянула на меня блестящими глазами.
-Блин, да это шутка была. Я просто ляпнул чуш, ну какая нафиг книга? Или может ты хочешь чтобы я песню сочинил, с моим та слухом! Ну а фильм снять это из ряда фантастики, ну что за бред мы вообще обсуждаем?!- сказал я чуть ли не смеясь.
-Бумажная, бумажная книга… не фильмов, не песен, только книга.
-Да как я такое напишу? И почему бы кто то такое печатал? И кто будет читать такое, кому этот весь мой жизненны каламбур интересен?- задал я логически вопросы.
- Ты же встал! Встал тогда с той дорожки, на которой умерал, ты мне не раз рассказывал как искал и нашел в себе силы и смысл продолжать жить. Ты и Люку это рассказывал, и Марии, и Мэгги, а Боб Младшей вообще знает на изусть эту твою историю. Ты встал и придумал как это сделать, и книгу ты сможешь написать, да такую что читать будут все! Джули увидит ее, и прочитает… Помоги судьбе, а судьба поможет тебе, верь в себя, верь в Бога, верь в этот мир. Пошли позитивный сигнал космосу, вселенной, и что бы там небило, это тебе поможет! Но ты должен доказать что достоин этой помощи! Вселенная не всем помогает, Бог слышит тебя, но ты блин должен что то говорить а не сопли жевать! Он ждет тебя! Джули ждет тебя! Мэгги и Боб Младше уже много лет смотрят на дверь нашего дома в ожидании своей матери. Не смотря не на что, не смотря на то что она сними ужасно поступала, они все ровно ждут ее! И вселенная ждет, смотрит на тебя сверху и ждет, когда же ты поднимиш свою задницу и сделаешь все то, что зависит от тебя. А вселенная уже сделает все то, что зависит от нее! – выдала она мне целую речь, после которой я не мог сказать ей нет. Она была более чем права.
Слово за слово. Фраза за фразой. Мисль за мислей. Я создавал, рождал текст в голове и отправлял его на те страницы книги, который вы сейчас читаете. Я писал днем и ночью. Я ждал пока Алиса, Люк, Мария, Мэгги и Боб Младше улежаться спать. Я целовал каждого из них и шел писать. Время пролетало как самолет в небе, быстро и не заметно, в облаках, в облаках как и мой мисли. Утром я был уставши и все в центре реабилитации видели какой я сонный. Алисе приходилось заменять меня и не раз. Но я писал, писал и писал, трудился, чтобы вы читали. Вы должны были быть удовлетворены. Я не знал где Джули. Америка? Китай? Индия? Россия? Или может где то рядом в Европе? Я этого не знал… Цель была высокая, книга должна была вам, читателям, так понравиться, чтобы книгу переводили, издавали в разных странах, продавали и чтобы Джули могла ее видеть там где она сейчас жила. Я знал что вероятность что она попадет ей в руки мала, но я писал и молился. Я писал и делал это так хорошо, как только мог, как только хватало у меня умения. Я старался вам понравиться, старался и надеюсь у меня получилось. Я знаю как сложно издать книгу, а чтобы она еще и популярная стала, это вообще из мира фантастики. Но я пытался, я послал этот позитивный сигнал и молился чтобы вселенная мне помогла, чтобы Бог услышал каждое мое слово, чтобы мир мне протянул руку.
Джули, где бы ты не была, пожалуйста, возьми эту книгу в руки… пожалуйста! Вселенная помоги мне! Боже услышь меня! Судьба, смилуйся надомной!
39.
Меня всегда удивляло что те камни, который лежат на дне рек, изменяются в форме. Обтесываются до не узнаваимости, меняют форму, изщезают угловатости, остается только ровный и гладки камешки.
Мне эти камни напоминают нас, людей. Мы так же валяемся себе и некого не трогаем, а жизнь, как беспощадный поток воды в реке, обтесывает нас под себя. Нас видоизменяют, подгоняют как бриллиант под кольцо или как костюм под размер того кто его мериет. Нас, не спрашывая, делают такими, какие мы нужны для этого мира.
Я это почувствовал на себе, эту судьбу, которая играла мною как марионеткой и в конце получила то, что от меня хотела. Да, путь был не из легких, кому я буду врать. Но не смотря на это, я смотрю назад и есть что вспомнить, есть те моменты жизни, в который мое сердце билось сильно и громко. Это именно те моменты когда мне есть что вспомнить и есть чем гордиться, истории который я могу рассказать своим детям и они мне за них подарят свою улыбку.
Когда я писал эту книгу, я не мог не быть честным с вами. И кроме моего реального имени, которое я вам не выдал, и то потому что хотел по ребятичнять с вами. Все остальное в этой книги полнейшая правда.
Правда это такая очень хрупкая вещь, очень опасная. Признаться самому себе в правде, это что то черезвычяино сложная, ну а написать про это вообще проверка всей жизни.
Открывая правду, мы открываем дверь, которую уже не возможно закрыть. Но по другому и не возможно. Когда выставляешь дом на продажу, хочешь чтобы его купили, и это логично. Но одновременно с логикой, рука в руку идет и боль. Эмоций прожитый в этом доме, воспоминания, радость и горя которое ты поведал в стенах этого места, все это на распашку. Люди приходят и смотрят, принюхиваются, расспрашивают, приглядываются к деталям. Ты хочешь его продать, и рассказываешь как сильно ты любишь этот дом, как сильно ты будешь по нему скучать. Возможных покупателей все больше и больше, как и воспоминаний который ты им расказываеш, все чащи и чащи при каждом новом их визите в твой дом. И в какое-то момент, ты сам начинаешь прислушиваться и задумываться, если дом так хорош и сделал меня таким счастливым, то зачем я его продаю? И ты становишься ревнивой стервой, чей муж собирается уйти к любовнице, и ты на него орешь, говоришь как много он потеряет выиди он за ту дверь! То же самое и с потенциальными покупателями, ты орешь на них, уже агрессивно выгоняешь и говоришь что этот дом не на продажу, что он нужен тебе больше чем им и что не за какие деньге его не отдашь! Именно в этот момент, когда ты показал свою искрению любовь к этому дому, показал свой эмоции и полностью раскрыл дверь в дом и свое сердце как продовца этого чуда дома. У тебя его покупают, крадут из под носа за любый деньги, не потому что дом так хорош, а потому что ты показал как сильно он хорош для тебя самого.
Моя книга стаяла во всех книжных магазинах. Она продавалась во всех интернет магазинах где ее только можно было скачять. Разный страны переводили ее и ставили на своих книжных прилавках. Французики, Русский, Иврит, Испанский, Немецкий, на всех языках ее продавали и продавали. Везде, от Америке до Китая, от Индии до Канады, черт она была везде. А все, потому что сомной случилось как с теме кто продает дом, я написал ее, прочитал и про себя подумал: “Боже, не ужели это написал я? Не ужели я осмелился раздеться на этих страницах и выставить на показ всю свою жизнь. Боль, страх, все то что я боялся или боюсь, все то чем я стыдился или стыжусь. Все то интимное, мой мысли, мой мысли который были мой и только мой. Не ужели я открыл дверь ко всему этому?”
Я был удивлен и испуган, что я вылил на страницы этой книги все свой эмоций, все то, что сам еще до коньца не понимал, чего сам еще боялся.
Когда я видел свою книгу, я отворачивался и боялся что меня узнают. Нет, не страх быть знаменитым. А страх, что они будут смотреть и видеть меня на сквозь, как будто я голый. Они будут меня любить или ненавидеть, будут смотреть и думать что знают все обо мне, что раз прочитали эту чертову книгу, значит я и сам для них как открытая книга.
Да, да, вы читатели. Вы не представляете как ваш взгляд на меня действует. Как я стесняюсь того, что у вас твориться в голове, когда вы читаете то что я написал. Это было написано для нее, Джули. Это было сделано ради моего любимого сына Боба Младшего, который уже взрослый мужчина и мечтает простить свою мать. Это ради Мэгги, которая хочет знать, что ее мама знает дорогу обратно домой и когда-нибудь она постучится в дверь нашего дома. Это ради Люка и Марии, который должны прочитать эту книгу и понять, почему все так сложилось, почему когда то на них был направлен пистолет руками собственного брата, как так оказалось что не они, не я, не знали о существовании Боба Младшего. Я хочу чтобы Алиса не сомневалась в том, что я буду хороший муж и отец. И конечно я хочу чтобы Джули знала что ее дети простили ее, что я простил, что ее ждут. Она должна знать что теперь Боб Младший и Мэгги знают почему все было так, как было, и они прощают ее. Им ее жалко, они не одобряют тот путь который она приняла для себя тогда, когда била их и унижала, но они повзрослели и понимают причину ее тогдашнего поведения. Сердца Боба Младшего и Мыгги огромный как океан! Они нашли в своих сердцах силу, чтобы тебя простить Джульетта! Нашли! Слышишь? Ты дура! Дура если не приедешь к ним прочитав эту книгу! Ты была дурой когда решила бить их! Была дурой каждый раз когда из твоего рта выскакивали оскорбление на их счет! Но я прошу тебя, не будь дурой сейчас! Они у тебя умницы, они у тебя добрый, любящие, они понимают все то, что не мог понять я в свой тридцать лет! Они тебя простили, они нашли место и чтобы меня любить, они подружились с Люком и Марияй, они нашли общи язык с Алисой! Но они ждут тебя! Ждут чтобы обнять, прижать тебя к себе из за всех сил и шепнуть тебе на ушко: “Мама, все в порядки… мама не плачь…. Мама, мы любим тебя…”
Не будь дурой. Не лишай себя всего этого. Не лишай их, всего этого. Это прошения нужно им, так же как и тебе. Ты им нужна, так же как и они тебе. Не лишай их этого и не лишай себя, последнего шанса быть счастливой и быть любимой двумя замечательными существами, который все еще, во всех разговорах о тебе который видуться в нашем доме, называют тебя “мама”.
Джули, умаляю, не будь дурой. Хотя бы на этот раз.
40.
Она протирала лицо человека, чье имя она не знала. Это был четвертый за этот день. Монашески конвент Святого Матвея принимал к себе людей которых не впускали в обычный госпиталь, бедняков в Индии всегда было много и с годами их меньше не становиться.
-Вы как всегда спите на ходу сестра Маргарет. Скажите, в Англии вы тоже страдали безсоницой?
- Нет, старшая сестра. Прошу прощения за это сестра.
- У больного будешь просить, если вколиш ему не то. Или ты забыла как мучился тот бедолага, которому вместо успокоительных ты вкатила витамины?
- Да, да, помню старшая сестра. Я так извинялась, думаете он меня тогда простил?
- Сестра Маргарет, мы монашки, Бог нас прощает ежедневно, вам мало его прощения?
- Нет, что вы старшая сестра, его милости мне более чем достаточно. Но просто, тот мужчина тогда аж заплакал от боли…
- И этот тоже сейчас заплачет. Боже, сестра Маргарет, следите за тем как держите иглу!
Лицо мужчины скривилось от боли, но он не проронил не слова.
-Простите, Боже извините меня незнакомец. И вас прошу простить меня старшая сестра, я просто устала.
- Я видела свет в твоей комнате, снова. Ночная молитва?
- Да старшая сестра, она самая.
- В три часа ночи? При том что отбой дают в 8 вечера? И это не первый раз я замичяю свет под дверью вашей спальни.
- Прошу прошения старшая сестра, этого больше не повториться.
- Очень надеюсь сестра Маргарет, очень надеюсь. У Бога терпение есть, но а мое уже на исходе. Боже, это всего лиш Понедельник, а вы уже толкаете меня на грех, я хочу вас задушить… Не смеетесь сестра Маргарет, это не смешно.
* * *
-Старшая сестра, а помните вы как то рассказывали про то, что когда-то…
- Сестра Маргарет, Вторник день тяжелый.
-Но я просто хотела…
- Вторник день тяжелый сестра Маргарет, Вторник день тяжелый, помните это и не отвлекаетесь от пациента.
* * *
- Я снова вижу усталость в ваших глазах сестра Маргарет. Снова Бог взывал вас к себе на молитву в три часа ночи?
- Нет, что вы старшая сестра.
- Не старшая систраикаите мне! Я снова видела свет под дверью, Боже чем вы там занимаетесь?
- А вы некому не расскажите если я вам скажу?
- Если это грех, исповедайся у отца Антонио. Он приезжает в Воскресение с Севилье, проверить как идут дела у миссии. Мне не нужно рассказывать, если это только между вами и Богом, не нужно посвящать меня в ваши с ним дела.
- Но я хочу вам рассказать об этом старшая сестра. И помоиму это важно.
- Ну тогда расскажи об этом если это так важно. Давайте сестра Маргарет, не тамите, что там у вас есть сказать.
- У меня есть электронный прибор в комнате.
- Видит Бог сестра Маргарет, мне придеться исповедоваться перед отцом Антонио в Воскресение из за вашего дурацкого обьеснение. В мой почти сорок лет, и из за вас я подумала только что очень грязный мысли. Кому в голову придет, будущи монашкой и находясь в конвенте, сказать что у вас в комнате электронный предмет? Что вы блин, прости меня боже за плохое слово, хотели чтобы я сейчас визуализировала?
- Простите старшая сестра, я имела виду что у меня не большой смартфон.
- Что у тебя, что?
- Смартфон, мобильное устройство, телефон. А о чем подумали вы? Я что то не поняла?
- Ооооо деточка, если я тебе скажу о каком электроном устройстве, которым пользуются в три часа ночи некоторый дамы, я подумала. То боюсь, отцу Антонию придеться с нами обеими возиться в Воскресение в исповедальне.
- Но…
- Никаких но. Все на сегодня хватит разговоров, у нас еще шесть пациентов сегодня нужно обойти. Все, отставить разговоры сестра Маргарет.
- Но старшая сестра, я должна вам…
- Ты должна только Богу, жизнь свою и свою любовь ему отдать. Хватит разговоров не о чем, прибереги их для него, уверена в три часа ночи свет снова будет гореть под твоей дверью.
- Ладно старшая сестра, я молчю. Расскажу вам в Четверг раз так.
- Смартфон- сказала старшая сестра и засмеялась, как не смеялась уже очень давно. В реальности, сестра Маргарет ей очень нравилась, юная, наивная, миниатюрная, с милым голосом, из богатой Лондонской семьи, а значит с манерами, но и с призванием служить Богу в этом маленком городе в Индии.
* * *
- Старшая сестра… сегодня четверг.
- Что вы хотите мне этим сказать сестра Маргарет?
- Я хочу вам что то рассказать. Вы ведь любите четверг, в всегда это говорили нам.
- Рассказывай, тебя все ровно не остановить, даже Бог всемогущи слаб перед этим, да простит он меня за такое высказывание.
- Я про смартфон…
- О Боже, ты не помощница, ты испытание от всемогущего.
- Я читаю…
- Что вы сказали сестра Маргарет?
- Я на нем читаю. Я вижусь с родными каждый пол года в Лондоне, мы с ними переписываемся традиционными письмами, я не люблю имаилить.
- Имаилить? Сестра Маргарет, так еще вообще говорят?
-Ха-ха, наверное нет- сказала она и легко рассмеялась.
- Так, вы рассказывали…
- Ах, прошу прошения старшая сестра. Да, я его использую только как книжку, скачиваю книги через интернет в кофешки под названием “Нью Дели”, она единственная на всю округу. Мне не нужно с него посылать имаилы, так как я отправляю все своим близким традиционной почтой, и звонить мне некому. Я на нем просто читаю книги.
- И часто вы ходите в это “Нью Дели” сестра Маргарет?
- Что вы, очень редко. Раз в месяц, заказываю кока колу, сижу несколько часов и скачиваю через вай-фай новый книги.
-“Нью Дели”, кока-кола, смартфон, ох, я вижу много роботы будет у отца Антонио. Может в чем то еще хотите признаться пока не поздно сестра Маргарет?
- Ну вообще да, я хотела поговорить с вами…- только она начала говорить, как тут, старшая сестра перебила ее.
- Ооо… сестра Маргарет, слишком много вы мне уже рассказали сегодня.Я не хочу слышать еще подробности о том как вы нарушаете режим в нашей миссии. Поберегите это на исповедание перед отцом Антонио, мне это уже становиться слишком. И избавтись от вашего самого сокровенного технологического прогресса, уберите вы этот смартфон. Книги вам здесь не кчему, тут мы читаем только святую Библию. А ваши эти книжки, плохо влияют на вашу внимательность, они не дают вам выспаться! Посмотрите, это трети пациент за день, еще сегодня нужно пятерых проверить, а вы уже не какая!
- Но я хотела рассказать вам…
- Хотят выздороветь пациенты, а я хочу тишины. А вам, молодая Маргарет, нужно помолчать, сегодня помочь обойти всех оставшихся пациентов, помолиться на ночь и прочитать несколько раз Аве Марию Пурисиму, выспаться наконец и рассказать в день исповедыванья все отцу Антонию, чтобы Бог простил вас за вашу безответственность перед пациентами.
- Я услышала вас старшая сестра. Я буду молчать… - сказала она, и появилась тишина во всех стенах монашеского конвента.
* * *
- Я подумала о том, что вы мне сказали вчера старшая сестра. Я разазллась на вас, и решила сегодня молчать.
- Бог услышал мой молитвы, услышал.
- Но потом…
- Нет, дьявол тоже не дремлет…оххх…
- Но потом, я вспомнила как многому вы научили меня и других сестер, и какая вы замечательная старшая сестра. Я должна вам рассказать это!
- Боже, если это подарит мне тишину на остаток тяжелого дня, то я готова к этому очередному испытанию, которое Бог посылает мне в виде твоего большого и громкого рта, который не закрыть даже молитвами всевышнему.
- Вы такая смешная старшая сестра, смешная и добрая.
- Я слушаю вас, говорите уже сестра Маргарет.
- Помните как вы рассказываете всем новым сестрам о том, когда много лет тому назад приехали в Индию. Помните как вы рассказывали нам как вы собирались кинуться с огромного холма в Гоа. Как вы почти это сделали, но тут, вы почувствовали любовь Бога в вашем сердце.
- Я не люблю об этом говорить или вспоминать. Отец Антонио просит меня каждый год рассказывать об этом новым монахиням который приезжают с Европы. Он просит меня мотивировать их, как это принято модно сейчас так выражаться. Но я не люблю делиться этим, это мне не легко дается, это сложный воспоминания.
- Я помню как вы рассказывали что вас нашел святой отец по имени Кристиано, и что он помог вам стать монахиней, встать на правильны путь, возлюбить Бога.
- Да, да, и что с того, к чему ты тяниш?
- Ваши дети, вы рассказывали как били их, как дьявол завладел вашей душой, вашим телом. Как вся ваша жизнь пошла под откос. Как вы все потеряли, как вы не выдержали испытание, которое вам послала судьба. Вы рассказывали как вы замаливали грехи, как посветили себя Богу чтобы загладить все то зло которое вы совершили своим детям, мужу, себе.
- Черт, Маргарет, все знают что я хоть и рассказываю это дерьмо, я не люблю это обсуждать! Каждый дурак в нашей миссии это знает! Так же как и ты не любишь когда тебя спрашивают про то как тебя изнасиловали в твоем любимом университете Оксфорда!
- Сестра… - слезы потекли рекой из огромных, молодых, милых глаз сестры Маргарет.
- Боже прости…. Боже…. Что я наговорила… Боже прости меня Маргарет, Боже…. – старшая сестра упала и лежала на полу, и все что она могла произнести- Боже, Маргарет, простите меня, простите, что я наговорила, прости меня!
Сестра Маргарет присела на колени, обняла старшую сестру и прошептала ей на ухо: - Тише, все хорошо, Он любит тебя, Он всех любит, и я тебя люблю, прости меня, я тоже тебе наговорила много чего плохого, знаю ты не любишь это все вспоминать, но я должна была, должна была. Бог, я и они любят тебя.
Она вложила в ее руки свой смартфон и продолжила шептать: - Я узнала тебя в этих строках, узнала. Я уже несколько дней пытаюсь вам об этом сказать, нельзя терять не минуты, они ждут тебя! Прочитай, прочитай это! Они пытаются наитии тебя, достучаться!
- Кто они, Маргарет? Кто, “они”?
- У вас вся ночь Пятницы и Суббота, чтобы узнать об этом. В Воскресения вам нужно будет поговорить с отцом Антонио, они ждут тебя слишком долго.
* * *
- Сестра Маргарет. Я все прочитала… я хочу сказать тебе…
-Не стоит Старшая сестра, это все Он. Вы ведь знаете это, без Его воли нечего не делается на этой земле.
- Сестра Маргарет, а почему вы снова сонная, у вас такие синяки под глазами. Ведь смартфон был у меня и всю ночь Пятницы и всю Субботу.
- Нет, я просто, просто плохо спала эти дни… я…
- Говорите уже сестра Маргарет. Не тамите…
- Я прорыдала всю ночь в Пятницу, и всю Субботу рыдала. Старшая сестра, вы ведь поедите к ним? Поедите, ведь так?
- Я не знаю. Не мало лет прошло.
- Тем более! Тем Более! Представьте как они вас долго ждали! Мэгги, Боб Младшии!
- Моего сына не Боб зовут. Боже, что за простое имя. Его зовут Александр, как и бывшего мужа. Их обоих так зовут и всегда так звали. Мой Александры…
-Они все вас ждут. Вас простили, вас любят.
- Меня нельзя любить. Даже и целого века в Индии в этой миссии не хватит чтобы искупить все то, что я натворила.
- Прощения это то, во что мы верим! Бог простил нас, хоть мы и погубили сына его. Вся наша вера основана на прощение. Мы подставляем другую щеку если нас бьют, Старшая сестра, не мне вам это все объяснять. Этому учили нас вы и Библия.
- Библия… Нет, мне нельзя к ним. Я не заслужила этого, я зло, я боль. Я не заслужила их прощения, и всей жизни не хватит чтобы заслужить прощения моей любимой Мэгги, моего маленького Александра, и моего мужа. Я разрушала, не созидала, я доставляла боль, не радовала, я зло. Нельзя таких как я простить, нельзя…
Дата добавления: 2015-11-13; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Прошу тебя, опусти оружия Боб! Это не преведет к добру, я тебя не знаю, но я уверен что ты этого не хочешь делать! 8 страница | | | Halting cancer spread |