Читайте также:
|
|
Деятели спесимен-арта начали создавать документальные изображения людей с врожденными деформациями как раз в то время, когда генетическое тестирование позволяет убрать из потомства такие деформации. В то время как генетики стараются усовершенствовать тело человека, некоторые представители спесимен-арта гуманизируют его несовершенства. И точно так же, как генетическая дискриминация уже поднимает свою отвратительную голову, художники спесимен-арта концентрируют свое внимание на разнообразии людей, раздвигая границы терпимости, отвергая предрассудки и призывая к объединению различий. В их мире странных, причудливых ошибок природы оспариваются классификации нормы и де [296] фектности, красивого и безобразного, реального и идеального, при этом явно и скрыто высказываются сомнения в пригодности приложения этих категорий к человеческим существам. Сострадание, приятие, уважение к каждой отдельной личности и вдохновенное прославление уникальности каждого человеческого существа внезапно становится трансцендентным контекстом, в котором рассматривают другого человека.
Художница Нэнси Берсон фотографировала детей с краниофациальными поражениями (неправильное развитие лицевых костей и костей свода черепа), рубцами после ожогов и малышей с прогерией, редким заболеванием, проявляющимся ускоренным старением. Используя массовую любительскую низкокачественную пластиковую фотокамеру «Диана», Берсон фотографировала детей дома с их семьями в конце восьмидесятых – начале девяностых годов. Получились прекрасные черно-белые изображения страдающих тяжелыми уродствами маленьких детей, играющих в «ку-ку», смеющихся от щекотки и танцующих. На эти фотографии трудно смотреть – сначала. Это просто дети, которые делают то, что положено делать ребенку. При втором взгляде ошеломляет и потрясает любовь к этим детям со стороны родителей, сестер и братьев, друзей, и радость, ум и человечность самих малышей.
Работа Берсон, которая выставляется с 1992 года в музеях и галереях Нью-Йорка, Нового Орлеана, Хьюстона, Майами и в 1995 году на венецианской биеннале, была вдохновлена опытом, который художница приобрела в середине восьмидесятых в галерее магазинов. В то время они с мужем экспериментировали с новыми компьютерными графическими технологиями, которые они разработали вместе с двумя другими художниками, и однажды они вчетвером отправились в Холл (торговый пассаж. – Примеч. ред) . «Стейтен Айленд», чтобы предложить покупателям «валентинки» в виде сердечек. «Был канун Дня святого Валентина, и родители[297] фотографировали своих детей. Мы получили громадное удовольствие. Я была просто счастлива, потому что снимала детей, и мы разработали такую прекрасную технологию украшения фона и окраски, – рассказывала она. Было обеденное время, и три ее спутника ушли поесть, и в это время «какой-то мужчина подвез ко мне инвалидную коляску, в которой находилась его дочь, пораженная тяжелым параличом. Эта коляска была скорее похожа на кровать, и ребенок лежал на ней». Мужчина попросил сфотографировать эту девочку-подростка на «валентинку». Нэнси попыталась привести девочку в «нормальное» состояние (чего она никогда больше не делала, фотографируя впоследствии детей). Она причесала ей волосы, надела ей на голову собственный красивый берет и постаралась сделать снимок так, чтобы физический дефект был наименее заметен.
«У нас получилась очень красивая фотография. Но только оглянувшись вокруг, я вдруг заметила то, чего не увидела раньше. Вокруг нас собралась толпа, смотревшая на то, что мы делаем, – вспоминает Берсон. – Меня очень тронуло то, что отец был так захвачен любовью к дочери, что вообще не замечал эту толпу. Его совершенно не волновало, что на них таращат глаза. Ему было наплевать на толпу. Он хотел одного – получить фотографию своей любимой дочки. Для меня это был признак безусловной любви». Охваченная вдохновением, Берсон, которая уже начала в то время работать с больными детьми, решила создать серию фотографий детей с редкими врожденными дефектами. Вскоре она начала наводить контакты и знакомиться с семьями.
За несколько недель до того, как Берсон приступила к своим фотографическим сериям, ее подруга Джинн Макдермот родила ребенка с синдромом Эйперта, и в возрасте двадцати одного дня Натаниэль стал первым сюжетом Берсон. Синдром Эйперта – это редкое генетически обусловленное заболевание, поражающее одного [298] младенца из ста двадцати пяти тысяч. Болезнь проявляется перепонками между пальцами рук и ног, запавшими щеками и глазами. «Моя любовь к необычному лицу Натаниэля с самого начала, – писала Макдермот в книге «Лица», – была неразрывно связана со знакомством с Нэнси. Натаниэль – ребенок, которого мы хотели и любим, но никогда не ждали, что он родится, не могли даже представить себе такого счастья».
Натаниэль посетил открытие выставки «Лица» вместе со многими другими детьми, чьи изображения украшали стены галереи. Берсон, которая уже в течение двадцати лет занимается разработкой компьютерных программ для визуального виртуального изменения формы лиц (в настоящее время такими приборами пользуются в ФБР для розыска пропавших детей), включила один такой компьютер, который находился в выставочном зале. Посетители галереи могли сесть перед компьютером и, используя простую программу, так изменить свое лицо, чтобы оно стало похожим на лица детей, страдающих одним из шести представленных на выставке врожденных дефектов. Одна маленькая девочка с восторгом забралась на стул перед формирующим прибором и с помощью отца уменьшила свои глаза, сделала их более тесно посаженными, уменьшила нос, сделала асимметричный подбородок, увеличила череп. Когда ее лицо стало похоже на лица детей, чьи портреты висели на стенах, девочка оглядела зал и улыбнулась.
Родители ребенка с краниофациальным заболеванием садились к компьютеру и формировали свои лица так, чтобы походить на своего ребенка, а дети «подделывали» свои лица под «нормальные» лица своих родителей.
«Никто, – полагает Берсон, – из тех, кто был в тот день в галерее, никогда не будет смотреть на врожденные аномалии так, как он смотрел на них раньше».
Молодая британская художница Джиллиан Виаринг, обладатель престижной премии Тернера 1998 года, кото [299] рой ее удостоил музей Тейтума в Лондоне, пробует свою фотокамеру на городском стиле изображения жителей Лондона. Виаринг интересуется гуманизацией людей дна, некоторых из которых вначале можно осудить за «смену пола». В серии фотографий, озаглавленной «Сними лифчик», Виаринг фотографировалась с тремя разными транссексуалами на разных фазах их полового превращения. Дома, расслабившись в постели, рядом с лежащей с ними Виаринг, снявшей лифчик и скромно задрапированной в простыни, они кажутся счастливыми и безмятежными.
Художница Гарриет Касдин-Сильвер, одна из первооткрывателей симбиоза искусства и технологии, работает с шестидесятых годов и является ведущим специалистом по художественной голографии, сосредоточила свое внимание на гуманизации тех, кто «не похож на нас». В 1994 году она создала голограмму размером восемь на десять футов с изображением женщины с молочными железами и половым членом и мужчины с влагалищем. Отраженные голограммы появляются на затемненных металлических пластинах, напоминая крупноформатные рентгенограммы, вертикально подвешенные к стене. Каждая фигура разделена на три секции – голова и грудь, средняя часть и ноги. Потом все три секции снова собирают воедино. Обнаженные тела светятся приглушенным зеленым и коричневым цветами. Произведение не выглядит экстравагантным, оно просто красиво. В другом произведении «Рене Уолл» (1993), в котором используется тот же материал, Касдин-Сильвер сделала голограмму страдающего ожирением гермафродита по имени Рене, с которым она познакомилась, работая в Бельгии. «Моя главная цель – достучаться до зрителя, – говорит Касдин-Сильвер. – Я пытаюсь показать, что такие люди, как Рене, или любой другой, душевнобольной, бездомный (их так много) – тоже люди. Я не просто показываю формы или плоть». [300]
Интересующаяся вопросами красоты, странности и страха, фотограф Зоя Леонард была потрясена и рассержена, увидев в одном из частных музеев Парижа забытую в пыльном шкафу с папками голову бородатой женщины конца девятнадцатого века. Леонард взволновали дека-питация, стеклянный колпак, пьедестал и идентификационная карточка. Голова была насажена на стержень, укрепленный в дне стеклянного колпака. «Кто поместил голову этой женщины под колпак и назвал это наукой? – спрашивает Леонард. – Она лишилась почестей. Ни один из признанных нами ритуалов не коснулся ее. Ни имени, ни могилы, ни могильной плиты. Только расчленение и забвение».
Леонард организовала выставку, на которой представила пять черно-белых фотографий образчика, озаглавленного «Сохраненная голова бородатой женщины» (1991), с этих фотографий голова смотрит на зрителя сквозь стекло куполообразного колпака, глаза ее следят за вами, когда вы проходите мимо. Любопытно, замечает Леонард, что ученые, которые засунули ее голову под колпак, не сумели включить в идентификацию груди. «Для меня серия этих фотографий, – говорит Леонард, – меньше о ней, женщине, нежели о нас, об обществе, которое разодрано на части из-за различий между нами».
Не желая эксплуатировать эту безвестную женщину, Леонард обратилась за помощью к Дженнифер Миллер, актрисе перфоманса, которая сама является бородатой женщиной. Сотрудничество Леонард и Миллер привело к созданию фотографий Миллер, как красотки, позирующей на листах настенного календаря.
К излюбленным сюжетам Джоэла-Питера Уиткина принадлежат неоперированные транссексуалы, такие же красивые, как Фрида Кало, и он фотографирует их в таких классических позах, как, например, в «Грациях». Их красота ошеломляет, и через некоторое время смешение полов представляется зрителю вполне заурядным собы [301] тием. Уиткин заново интерпретировал античную скульптуру «Венера Милосская», и, манипулируя образом, он создал свою живую богиню также безрукой на темном фоне. Его Венера Женевская, чье тело почти до мелочей напоминает оригинальную скульптуру, не задрапировано также скромно, и на виду оставлены мужские органы.
В дополнение к фотографированию людей с двойственным полом, представители спесимен-арта представляют в своих работах людей с поврежденными или парализованными конечностями, часто делая это в классическом стиле. В одном из своих произведений Уиткин поместил пышную, роскошную, чувственную женщину с красивым лицом и белокурыми локонами, как у леди Годивы, на тумбу письменного стола. На фоне зачарованного леса она предстает как принцесса – с ампутированными по колено ногами. В своей жизни эта женщина перенесла более тридцати операций и недавно умерла в возрасте тридцати восьми лет. Уиткин сфотографировал ее со всеми предосторожностями, чтобы скрыть шрамы и другие деформации. На другой фотографии изображен мужчина с мощным торсом и пропорциями греческого бога. Он стоит, словно статуя на фоне нарисованного океана, гор и вздымающегося ввысь небосклона. Он стоит в классической позе, но у него нет рук, и на этот раз это не обман и не фотографическая манипуляция.
Одну из своих самых любимых моделей Уиткин встретил на открытии выставки в музее Уитни в Нью-Йорке в 1985 году. Он был поражен армянской красотой Джеки, ее губами, но более всего ее потрясающей голубой шляпкой, украшенной перьями. Женщина страдала параплегией и передвигалась в инвалидном кресле, которое возила ее компаньонка. Желая познакомиться с ней, Уиткин предпочел прокатиться в лифте для инвалидов, а не поднялся по лестнице. [302]
Несколько месяцев спустя Джеки согласилась сфотографироваться у Уиткина, но на определенных условиях: только если это будет в ее квартире, если на ней будет надето белье (большинство моделей Уиткина сфотографированы ню), если он сделает только двенадцать снимков и если она одобрит полученные фотографии. С характерной для него сдержанностью Уиткин «принимает оговорки» и вместе с другом всю следующую ночь готовится к съемке. Друг пишет изящный фон – пейзаж с облаками и деревьями, они покупают тяжелый занавес с кистями, и Уиткин строит в голове план композиции. На следующий день, стоя за камерой, Уиткин, желая создать более совершенную композицию, просит Джеки скрестить ноги. Она напомнила фотографу, что не может двигать ногами, и тогда он, словно она была моделью натюрморта, ставит ее на фоне пейзажа, созданного в ее спальне, скрещивает ей ноги и поправляет на голове Джеки голубую шляпку. В течение трех часов он «дружески влюбляется в Джеки». Со всеми строгими ограничениями, наложенными Джеки на съемку, в результате получилась одна из самых сильных работ Уиткина. Он увидел поразительную красоту, которая заслонила собой беспомощность и инвалидность. Последняя работа художника Марка Квинна, члена знаменитого кружка МБХ (Молодые Британские Художники), который вместе со своим другом Дэмиеном Херстом прославился тем, что вдохнул жизнь в современное движение британского изобразительного искусства в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, отражает тот же интерес, которым проникся и Уиткин. Но как скульптор Квинн прибегнул к оригинальному материалу – мрамору. «Классические греческие скульптуры практически все испорчены (из-за утраты конечностей) до известной степени», – рассказывает скульптор, объясняя свое решение воплощать в мраморе образы людей с физическими недостатками. Первые скульптуры были названы Питер Халл и Джейми Гиллеспи. Питер Халл, золотой меда [303] лист в плавании на параолимпийских играх, родился без ног и с культями вместо рук. Гиллеспи, уроженец Манчестера, Англия, потерял часть ноги во время аварии, когда служил в армии. Теперь он мастер по изготовлению протезов. Квинн изготовил слепки их тел и выполнил мраморные скульптуры. Летом 1999 года эти скульптуры были выставлены в германском музее Ганноверского художественного объединения. Затем выставка посетит Лондон, Милан и Соединенные Штаты. Квинн замечает, что люди не испытывают душевного дискомфорта, глядя на древние обезображенные статуи, но почему-то чувствуют себя очень неловко, когда встречаются с людьми, у которых нет ног или руки или у которых есть еще какие-нибудь физические недостатки.
Для представителей спесимен-арта не существует классификации на нормальное и аномальное. Для них реальность много интереснее, нежели культурные идеалы. Они хотят потрясти старые классификации. Безобразие и красоту можно найти в самых неожиданных местах. «Если вид этих образов облегчает нам восприятие реальных лиц с природными ошибками, – говорит фотограф Нэнси Берсон, – то мне удастся увеличить нашу осведомленность в том, что истинное уродство мира проистекает изнутри нас, а не извне».
Настанет, быть может, такое время, когда генетической технологии удастся избавить человечество от «ненормальных» пропорций – то есть от гигантизма или карликовости. Что произойдет, если мы удалим несовершенные образчики людей не только с глаз долой, но из жизни? Генетическая технология может позволить нам «усовершенствовать» идеализированную человеческую форму, но иллюзия совершенства навсегда останется таковой, то есть иллюзией. Совершенство формы не имеет никакого отношения к духу. «Любить человеческий дух в какой бы то ни было эфемерной упаковке», чему так хоро [304] шо научилась Джинн Макдермот, может быть трудно в обществе, где нет болезней и многообразия.
Глубина любви таких родителей, как Макдермот или отец девочки с церебральным параличом, позволяет нам видеть и чувствовать жизнь более ясно, с меньшей озабоченностью ее «эфемерной упаковкой». Макдермот пишет в «Лицах»: «Родам сопутствует период благодати. Из-за того, что быстрый и священный шепот времени и радость так туго пеленают новорожденного, что те, кто любит ребенка, отказываются видеть или даже воображать, что он не есть воплощенное совершенство».
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Клеточные изображения | | | Телесный организм |