Новые технологии

Фадеев — первый и едва ли не единственный российский продюсер, который достиг запредельного уровня профессионализма. Уровня, характерного скорее для инвестиционных фондов, нежели для людей, делающих музыку. Каждая нота просчитана на компьютере и проверена электроникой. Эффект от каждого шага продуман на годы вперед.

«Афиша»

Коммерческие интересы Фадеева в России представлял его новый финансовый партнер Александр Аркадьевич Элиасберг — владелец клиники «Новый взгляд». У Макса с Элиасбергом действительно было немало общего. Интеллигентный Александр Аркадьевич часть прибыли вкладывал в киноискусство, пригласив Фадеева написать музыку к фильму «Триумф». В свою очередь Макс убедил бизнесмена разделить коммерческие риски по своим остальным проектам.

…Принято считать, что первое впечатление является определяющим. Первое впечатление от посещения «Нового взгляда» — здесь во всем чувствовалась Европа. В разгар рабочего дня оживленно, но без суеты. Вместе с поэтом Ильей Кормильцевым, с которым Макс планировал сотрудничать, мы оказались в просторном директорском кабинете. Вокруг — море солнца, море аппаратуры и море обаяния, исходившего от Фадеева и Элиасберга.

Познакомились, обменявшись дежурными комплиментами. Сразу бросилось в глаза, что Максим — свободный человек. У него свободная походка, на нем непринужденно болтается свитер, сверху — какая-то креативная жилетка. Брюки развеваются, как паруса. С шеи свисает непонятный черный шнурок. На правой руке — кольцо, на левой — швейцарские часы.

Мне показалось, что в ходе беседы его мысли находятся в двух местах одновременно — в Москве и Германии. Там за толстыми стенами немецких студий заканчивалась запись его нового проекта.

Без ненужной раскачки нам поставили экспериментальный клип на песню «Я смотрела вперед». На фоне индустриальных труб и стен цементного завода светловолосая девушка пронзительно пела под жесткий гитарный аккомпанемент. И почти никакой электроники и трип-хопа, с которыми у меня всегда ассоциировался Фадеев.

…Первоначально новый проект назывался «Тату». Правда, вскоре это название запатентовал ушлый психиатр из Саратова по фамилии Шаповалов. Такое в жизни бывает — кто первый, тому и тапки. Но Фадеева интересовало не название. Фадеева интересовала суть.

Мотаясь между Франкфуртом, Прагой и Москвой, он записывал саундтреки для европейских киношников, параллельно делая первые шаги в сторону жесткой гитарной эстетики. «После долгих размышлений я решил создавать музыку, которая в корне отличается от того, что я делал раньше, — говорил Максим, нога которого отстукивала никому не ведомый ритм. — Это будет драйвовая гитарная волна. И только живая. Я отошел от частого применения компьютера — в Европе становится модным не брит-поп, а музыка более тяжелого плана, типа HIM и Guano Apes. Вот в этом направлении мы и пытаемся двигаться».

Как я узнал позднее, на этом отрезке жизни Макс мог воспринимать исключительно жесткий рок. В частности, слушал Guano Apes, двойник Nine Inch Nails, новый HIM и всего Курта Кобейна.

Группу, готовую сыграть подобную музыку в России, Фадеев собирал по частям. Вокалистка Марина Черкунова и гитарист Гена Гаев — из Кургана, диджей Аня Корнилова — из Волгограда, ритм-секция — из Москвы. Первоначально они записали трип-хоповый альбом в Германии, но Максу эти эксперименты показались похожими на линдовскую «Ворону». Как выяснилось, эту запись Фадеев то ли потерял, то ли уничтожил, — тайна, покрытая мраком…

Музыкальная истина рождается в муках. Фадеев никогда не искал легких путей. У каждого неординарного музыканта свой «путь самурая». Но в случае с новым проектом Макс, похоже, был доволен результатом. «Я убежден на сто процентов, что эта группа займет достойное место, — в его голосе неожиданно зазвучали металлические нотки. — У нее будет свой слушатель, потому что этот проект сделан мной. А значит — он сделан качественно».

Дома на четырехполосных колонках я прослушал новые песни Фадеева. То, что я услышал, меня удивило. И впечатлило. Много гитар, выведенная на первый план барабанная «бочка», живые скретчи. Над мелодичной гранжевой фактурой неистовствовал сильный женский голос: «Не гони тоску на меня!!!». В одной из композиций даже промелькнул рэп в исполнении самого Фадеева. На энергичном инструментальном фоне несколько хромали тексты, но это искупалось драйвом и стеной плотного гитарного звука, непривычного для русских групп конца 90-х.

«И насколько такая музыка автобиографична?» — осторожно спросил я Макса на следующий день.

«Понимаешь, со мной часто происходят невероятные происшествия и аномалии, — выдержав долгую паузу, ответил Фадеев. — Я пережил два инфаркта, операцию на сердце. Перехоронил почти всех друзей. Один утонул, второй погиб. Третий мой близкий друг… Мы возвращались из Германии, ехали по автобану. Лопнуло колесо, и мы на огромной скорости вылетели на встречную полосу. В нас врезался трейлер… Я сломал себе ребра, а другу снесло голову — на меня вылетели его мозги. Я провалялся несколько месяцев переломанный, но жизнь все-таки продолжалась. Такие вещи не могут породить во мне легкую и веселую музыку. В лютом депрессняке все и пишется. Если я прихожу в студию в тяжелом настроении, никакая техника не работает — ни пульт, ни компьютер. Я — депрессивный композитор, причем депрессивный до стадии нирваны. Я сам впадаю в нирвану, когда делаю музыку, и происходит это без наркотического воздействия. Потому что музыка — это самый сильный наркотик».

Мне нравилось, что Фадеев говорит откровенно — значит, доверяет. Хорошо. Но на его доверие надо было отвечать тем же. И я решил спросить Макса о том, о чем спрашивать, в принципе, не планировал. «Мне в твоем проекте нравится почти всё: плотный звук, драйв, мелодии, аранжировки, саунд… — Самый сложный вопрос я дипломатично задал в конце: — Но, Макс, ты ведь знаешь, что у этой группы реально слабые тексты… В них нет ни послания, ни идеи, ни философии…»

«Ну что тут сказать, — перебил Фадеев. — Я ведь музыкант, а не поэт. Пытаюсь общаться и сотрудничать с поэтами — мне ведь самому не написать: «Чингисхан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви»… Так и должно быть, должно наматывать на колеса! У меня так не получается… Я ведь не поэт и не текстовик. Я просто пытаюсь передать эмоциональное состояние и отлично знаю все недостатки своих текстов, если их так можно назвать».

Через несколько дней мы вместе с Фадеевым и Элиасбергом собрались на совещание. Работа над альбомом подходила к концу, настало время снимать клип и запускать в радиоэфир первый сингл. Макс предложил нестандартную для России тактику «песни-разведчика». Суть ее состояла в следующем. Вначале в эфир выбрасывается ординарный «медляк» «Не гони». Он, словно рекламный ролик, пропагандирует группу, собирает мнения и сканирует информацию. И только потом, после кропотливого анализа, в эфир ставится беспроигрышный эротический боевик «Камасутра».

«Я знаю, что „Камасутра“ всех порвет — радиостанции будут драться за наши песни», — уверенно заявил Макс. На том и порешили. Первый клип будет сниматься на «Не гони», второй — на «Камасутру». Другой вопрос, который тревожил всех, — у проекта до сих пор не было названия. После украденного слова «Тату» оставалось еще несколько вариантов: «Гуарана» (энергетическое средство из семян лианы), английское «Total», и, наконец, «Габилло» — слово, смысл которого никто не знал. Оно приснилось Максу ночью и очень ему нравилось.

Меньше всего шансов было у Total — со слов Фадеева, оно категорически не устраивало гендиректора «Нашего Радио» Михаила Козырева — в частности, из-за своего «нерусского» написания. Оставить это название означало идти на конфронтацию чуть ли не с единственной радиостанцией, которая крутила такую тяжелую музыку.

Споры затянулись до глубокой ночи. Аргументов было немного, преобладали эмоции. «Надоела мне эта полемика, — устало сказал Макс, которому утром надо было улетать в Прагу. — Выбирайте, что хотите».

Выбирать пришлось мне с Элиасбергом. Времени оставалось в обрез — уже на следующий день мне надо было сдавать на верстку большой материал о новой фадеевской сенсации.

Ночью не спалось. Слово «Габилло» мне не нравилось на подсознательном уровне и почему-то ассоциировалось с гориллами. В «Гуаране» смущало два момента — явная аллюзия на Guano Apes и неприкрытые наркотические реминисценции. В итоге где-то под утро я остановил свой выбор на Total. Разбудил Элиасберга, который выслушал мои тезисы и, похоже, не слишком обрадовался. «А как же „Наше Радио“»? — сонно спросил он. «Ни хуя, прорвемся», — уверенно заявил я и отослал по электронной почте статью про группу Total в печать.

Дата добавления: 2015-11-13