Сказка сказок

Наш единственный долг перед историей — постоянно ее переписывать.

Оскар Уайльд

Я отчетливо помню первые впечатления от «Морской». Оперативно ознакомившись с привезенной из Лондона кассетой, я с первого раза мало что понял. Подобная музыка в духе Pulp не вызвала во мне бурных эмоций. Слишком много эклектики: тут и брит-поп, и новая волна, и неоромантика, и, я извиняюсь, русский рок...

Но чем больше я слушал «Морскую», тем больше она мне нравилась. Какие-то интригующие напевы про «ожерелье голых поп», стрекочущая гитарка во «Вдруг ушли поезда», старинные клавиши в «Утекай», циничный текст «Скорости» и мечтательность «Всецело всем» начали будоражить воображение. В «Морской» оказались замаскированы такие запретные конфетки и такие порочные «ла-ла-ла», которые могли привлечь к себе и богемную публику, и читателя кислотного журнала «Птюч», и пока еще невинную десятиклассницу. Этим можно и нужно было пользоваться.

Незадолго до этого у меня с Леонидом Бурлаковым был заключен джентельменский договор о систематизированной пресс-подержке молодой команды из Владивостока. Что именно делать, мне было не до конца понятно, но действовать приходилось решительно. Через пару недель мне надо было сдавать в журнал «Harper ’ s Bazaar» материал о лучших пластинках 96 года. Идеологически обработав в полумраке кафе молодую редакторшу издательского дома «Independent Media», я поставил рецензию на «Морскую» в гущу актуальных достижений сезона: аккурат между рок-мантрами Kula Shaker и новым диском Марианны Фэйтфул.

Рецензия на владивостокские рок-хроники заканчивалась на восторженных нотках: «Каждая вторая песня „Мумий Тролля“ — потенциальный хит. Если составители плей-листов на FM -радиостанциях наконец станут объективны, вы еще услышите эротичных „Девочку“ и „Розу Люксембург“, акустические „Забавы“ и „Утекай“ или датированную 84-м годом „Новую Луну Апреля“».

Лагутенко, с которым мы в тот момент были знакомы лишь заочно, рецензия в «Harper ’ s Bazaar» понравилась. Это был отличный повод пообщаться. Мы обменялись мнениями по телефону. Илья находился в Лондоне, я — в Москве. Прорвавшись сквозь автоответчик с записью группы Texas, я услышал в трубке мяукающий голос.

В процессе общения Илья показался мне каким-то несерьезным — все время шутил, смеялся и валял дурака. Со страшной силой коверкал и рифмовал все слова подряд, демонстрируя совершенно ассоциативное мышление. Он был себе на уме и производил впечатление Мальчика Бананана из кинофильма «Асса», который придет в квартиру прямо с пластинки «Банановые острова». О чем я Илье тут же и сказал.

«Я не могу отрицать, что во время школьных путешествий в Москву слышал „Банановые острова“ и любил этот альбом, — ответил Лагутенко. — И, наверное, хотел сделать для себя что-то подобное».

В это мгновение Илья показался мне откровенным. Но уже в следующую секунду он внезапно заявил: «А вообще-то мы никогда не делали музыку для танцев. Ведь я всегда хотел играть, как Deep Purple!»

Наобщавшись с непрогнозируемым Лагутенко, я начал сочувствовать продюсеру «Троллей» Лене Бурлакову, который бабахнул в эту авантюру свои сбережения. И только потом вспомнил его предостережение: «Учти, я в течение пятнадцати лет пытался найти в Илье хоть какие-нибудь логические блоки. Но так и не нашел. Они у него отсутствуют».

…В ожидании выпуска «Морской» я провел социологический опрос среди знакомых журналистов. Мониторинг мнений происходил в здании «Известий», где я трудился музыкальным редактором газеты «Неделя». В самый разгар очередной алкогольной фиесты я поставил в магнитофон кассету «Троллей». Дело было в пятницу вечером.

«Это группа из Владивостока, — пытался перекричать я звон битой посуды. — Существуют уже лет десять. На днях в Лондоне альбом записали…»

Договорить речь новому Цицерону не дали. «Морская» подверглась глобальной обструкции. Больше всего «Мумий Тролль» упрекали во вторичности. Для каждой композиции опытные журналисты легко находили сравнения и аналоги. «Ну это же вылитый „ЧайФ“», — уверенно говорили они, заслышав первые аккорды «Делай меня точно». Композицию «Скорость» сравнивали с Duran Duran, «Воспитанник упавшей звезды» — с «Аквариумом», «Владивосток 2000» — с «Алисой». Названия мелькали друг за другом — как известно, в музыке, медицине и спорте в России разбираются все. Короче, никакой сенсации «Мумий Тролль» не произвел. По крайней мере, в радиусе Садового кольца.

Твердолобую позицию своих коллег я гипотетически понимал — напомню, что лучшим альбомом 95 года был признан диск Чижа «Перекресток». С точки зрения актуальной рок-музыки это был, конечно, каменный век. Печально, но факт: половина акул пера в то время слушали Pink Floyd и Doors, а вторая половина об их существовании даже не догадывались. Лидеры брит-попа O asis и Kula Shaker считались гомункулами, а саундтрек к «Криминальному чтиву» — эстетской забавой. Такие вот были времена.

…Я прекрасно помню, какой восторг у меня вызвала первая положительная рецензия на «Морскую». С музыкальным редактором газеты «Сегодня» Игорем Стадником мне пришлось договариваться следующим образом. У себя в «Неделе» я ставил положительную рецензию на уебищную группу «Ромин Стон», а Стадник, в свою очередь, закрывая глаза на собственное мнение, хвалил в газете «Сегодня» дебютный альбом «Троллей». Это была ювелирная работа. Поскольку рецензия на пластинку никому не известной группы «Мумий Тролль» была написана максимально доброжелательно, и Бурлаков, и Лагутенко остались довольны…

Глазами сегодняшнего дня становится заметно, что из сотни кассет, розданных мною прессе, цели достигли лишь несколько. Среди журналистов группу поддержали Андрей Бухарин из «ОМа», Коля Табашников c канала ТВ-6, Дима Умецкий с «Эха Москвы», Володя Полупанов из «Аргументов и фактов». Все они дали позитивные отзывы на альбом задолго до того, как «Морская» шарахнула по мозгам всей стране.

Одна из кассет — к слову, без оригинальной обложки — дошла до Лени Захарова, ведущего музыкальной рубрики газеты «Комсомольская правда». Подводя итоги 96-го года, он выделил три главных мировых дебюта: Kula Shaker в Англии, Eeels в Америке и «Мумий Тролль» в России.

«Очень симпатичную пластинку выпустила (кажется, в Англии) владивостокская группа „Мумий Тролль“, — писал Захаров в своей музыкальной рубрике. — Но, естественно, у нас проще добыть любую информацию о зарубежном исполнителе, чем об отечественном. Поэтому рецензию на этот альбом мы отложим до той поры, когда будем располагать хоть какими-нибудь сведениями о его авторах. Кстати, если им в руки попадет этот номер, просьба связаться с нами для дачи показаний».

На следующий вечер я давал Захарову первые свидетельские показания. За чашкой душистого коньяка в баре «Вудсток» мною была озвучена извилистая и непростая история «Троллей». Не помню: то ли коньяк нам попался качественный, то ли я оказался красноречив, но ближе к полуночи первая победа была одержана. Чуткий Захаров, который слушал практически ту же музыку, что и я, искренне проникся нашими небывальщинами. А это значило, что «Комсомольская правда» теперь была на нашей стороне. Целиком и полностью.

Единственное, о чем я не сказал опытному журналисту, — это о стратегии «Троллей». Поскольку говорить тогда было не о чем. Ни стратегии, ни тактики у нас не существовало. Все делалось на ощупь, методом проб и ошибок…

Опыта глобальных полетов в шоу-космос у нас с Бурлаковым не было, поэтому Леня планировал издавать «Морскую» у знакомых пиратов. Выпустить тысяч пятнадцать компактов на подпольном болгарском заводе, а там «будем посмотреть». Вот такая серьезная была стратегия продвижения группы «Мумий Тролль» на музыкальный рынок.

Слава богу, через несколько месяцев у группы начал вырисовываться контракт с крупным звукозаписывающим лейблом «Rec Records», возглавляемым Александром Шульгиным. Надо отдать ему должное. Продюсер Валерии ни капельки не сомневался в успехе «Троллей» и поэтому сразу же решил сделать фильм про грядущее восхождение владивостокской рок-звезды. По сценарию там планировалась сцена с условным названием «музыкант дает первое интервью в жизни». Меня почему-то пригласили сыграть роль рок-журналиста. Все выглядело настолько нелепо, что я с легкостью согласился.

Интервью с прилетевшим из Лондона Лагутенко происходило в декабре 96-го года — в моей студии на Преображенке. В это время там вовсю кипела работа над книгой «100 магнитоальбомов советского рока». Я только-только закончил писать главу про группу «Вежливый отказ», как в дверь негромко постучали.

В квартиру шумно ввалились какие-то бородатые мужики — в телогрейках и со стационарными телекамерами. Не спрашивая разрешения, они сразу же стали курить. За этим татаро-монгольским нашествием, аккуратно вытерев ноги, вошел Лагутенко, осветив пространство нереально лучезарной улыбкой.

Пока устанавливали камеры и свет, я предложил своему другу — опытному рок-фотографу Сергею Бабенко — сделать несколько снимков Ильи. 35-летний фотохудожник внимательно посмотрел на главного «Тролля» и… неожиданно отказался. Будучи поклонником «Аквариума» и группы «Аукцыон», он каким-то нюхом учуял чужого. «Пришел постоянно улыбающийся мальчик, — вспоминает Бабенко. — Я не стал его фотографировать, подумав: „Мало ли кто там к Кушниру ходит?“ И ушел на кухню бухать».

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, я по законам московского гостеприимства предложил Илье устроить после съемок «небольшую групповуху». Скажу честно: что это такое, я знал весьма приблизительно. Скорее всего — по пиратским видеокассетам. Или по песне «Кот кота», в которой пелось про это самое «ожерелье голых поп». И только потом я пришел к мысли, что, наверное, при виде Ильи многих тянет продемонстрировать всю степень своей развратности. Порой — несуществующей.

«Девушка-то хоть красивая?» — учтиво поинтересовался Илья. «Где-то на четыре с плюсом», — не чувствуя подвоха, гордо заявил я. «Не, меньше пяти не устраивает», — начал имитировать торги новоявленный рок-стар. «А, понятно… Если трахаться, то с королевой», — обиделась принимающая сторона. Я действительно любил продавать воздух, но на этот раз сделка не состоялась…

Мы сели на палас, поджав под себя ноги, и начали готовиться к интервью. Каждый играл соответствующую роль. Я изображал ушлого корреспондента, а Илья вошел в образ успешной рок-звезды. Он был одет в модную темно-рыжую жилетку, в глазах — голубые линзы. На правой руке болтались часы, на большом пальце — толстое кольцо. Как выяснилось впоследствии — в память об отце.

Не успели мы расслабиться, как нам вручили по тяжелому микрофону и направили в лицо яркий свет. Прозвучала команда: «Мотор!» и игра началась.

«Мы были спокойные мальчики и ни с кем не дрались… — На вопрос про ранние 80-е Лагутенко отвечал с какой-то грустной улыбкой, странным образом растягивая гласные. — Спокойствие пришло к нам с моря, поскольку штормы бывали не часто… Мы жили в закрытой бухте, а близость моря каким-то образом успокаивает. Владивосток — город очень легкий, и там всегда хотелось чувствовать себя легко. Возможно, поэтому нам не хватало терпения заниматься чем-то одним. Например, во время концертов нам нравилось делать шоу. Но мы — очень несерьезная группа, поэтому на сцене все скатывалось к импровизации».

Насколько мне известно, фильм про восхождение молодой рок-звезды так в прокат и не вышел. Наша беседа сохранилась лишь чудом — кто-то из друзей не поленился включить цифровую камеру. Это было первое интервью лидера «Троллей» в Москве.

Кроме вышеприведенного высказывания мне запомнилась тогда еще одна фраза Ильи: «Всегда хочется что-то поменять в жизни. Но я такой человек, который активных попыток не предпринимает. Я плыву по течению и знаю, что рано или поздно меня обязательно прибьет к берегу».

…Следующий этап популяризации «Троллей» в России в каком-то смысле был связан с Лондоном. После того, как К ula Shaker с моей рецензией возглавили список «альбомов года» российского «Harper ’ s Bazaar», московские редакторы обнаружили в свежем номере американского издания «Harper ’ s Bazaar» крупный материал про новых звезд кришнаитского брит-попа. Странным образом получалось, что в своей оперативности русские критики обогнали американцев. Кредит доверия ко мне возрос до бесконечности. Не воспользоваться подобным стечением обстоятельств было бы большим грехом.

На очередной редколлегии я предложил сразу две темы: большой материал про Kula Shaker и наглухо мифологический сюжет про группу «Мумий Тролль». Статья называлась «Сказка сказок»: «Говорят, что песнями „Троллей“ заинтересовался легендарный саундпродюсер Джон Леки. Говорят, что их новый клип будет сниматься в одном из лондонских пабов — в окружении трансвеститов, целующихся парней и скучающих проституток. Говорят, что леди Диана сбилась с ног, разыскивая записи русской группы со смешным и непонятным названием».

Публиковать этот поток сознания в полном объеме было бы безумием. Диск «Морская» еще не вышел, по ТВ-6 только-только пошел «Кот кота» (который радиостанции панически боялись ставить в эфир), и «Троллей» в России знали еще хуже, чем Kula Shaker. А Kula Shaker не знал никто — их кассеты в культовом ларьке на «Соколе» не продавались и вовсе.

Но все было не так уж безнадежно. Главное — точно манипулировать желанием редакции модного журнала быть модным. Под мою энергичную жестикуляцию сотрудники «Harpers Bazaar» начали врубаться в актуальность текста про Kula Shaker. А затем — и про «Мумий Тролль». Мне нравилось завоевывать города оптом.

Единственный вопрос, который возник у опытного литературного редактора, был прост, как фанера: «Но ведь этот, как его, Лагутенко, никому не известен?! И что ты такого в нем нашел? Гнусавая сволочь фальшиво воет какие-то наркоманские напевы…»

Обвинение выглядело серьезным. Делать было нечего, и я стал перед редактором на колени: «Он будет известен! Клянусь вам, он будет известен! Через пару месяцев у них выйдет „альбом года“… Мы просто играем на опережение. Другие журналы и пикнуть не успеют, а мы — тут как тут. Поверьте моей интуиции! Мы будем самые первые из глянца, кто оперативно отреагирует на это культурологическое событие. Пока мы с вами тут спорим, серьезные люди уже подписали контракт с „Троллями“ на 49 лет!»

Это была дурная привычка. Когда у меня в споре иссякали аргументы, я вспоминал про «контракты на 49 лет». Хотя, надо признаться, этот прием работал безотказно. Так впоследствии мне удавалось поставить в разные солидные издания тексты про Земфиру, Butch, «Сегодня ночью», группу «ГДР» и еще с добрый десяток молодых артистов.

«А какой эксклюзив будет у нас в материале про Kula Shaker?» — не унимался редактор. «О, никаких проблем, — бойко отрапортовал я. — У меня в Лондоне есть знакомый. Он нам все устроит».

Знакомого звали Илья Лагутенко. Мы были еще не настолько дружны, чтобы я мог клянчить у владивостокской рок-звезды зарисовки про новых британских героев. Выручил Бурлаков, предложивший легкий бартер.

Смысл этой навороченной комбинации заключался в следующем. Илья пишет текст про Kula Shaker, Леня платит ему гонорар. В свою очередь Кушнир пишет небольшой текст про новый диск «Наутилуса Помпилиуса» — чтобы Бурлакову легче было его продавать в своем дальневосточном магазине. В обмен на свой текст я получал текст Лагутенко.

У этой литературной биржи существовала некая предыстория. В тот период Илья сидел в Лондоне почти без денег — консалтинговая фирма из Владивостока, которая его туда командировала, успешно разорилась. В итоге Лагутенко был вынужден подрабатывать случайными переводами и эпизодическими съемками в кино.

Чтобы помочь другу, Бурлаков заказывал Илье новости, которые затем отправлялись на владивостокские радиостанции. Это был чистой воды бартер, и Леня мог в любой момент получить на родине существенную медиа-поддержку. А Илья — худо-бедно поправить материальное положение. Одним из пунктов его шального англо-русского бюджета и стала пресловутая статья про Kula Shaker.

Писал Илья неплохо — чуть расхлябанно, но с даром божьим у него все было в порядке. Слово он чувствовал не только в поэзии, но и в прозе. Короче, статья про Kula Shaker, высланная факсом в Москву, послужила неким гарантом выхода большого материала про «Мумий Тролль» в «Harper ’ s Bazaar».

Я позвонил в Лондон и сделал с Лагутенко большое интервью для имиджевой статьи. У Ильи было лишь одно пожелание — чтобы текст не напоминал набор голых фактов. Или анкету. «Чтобы материал не был похож на статьи владивостокских журналистов», — выдал он мне поздно ночью какие-то свои мысли вслух. В свою очередь, получив такую неограниченную степень свободы, я окончательно успокоился. Меньше всего мне хотелось перечислять голые факты.

Начало текста нарисовалось само: «Существует семейная легенда о том, что 10–летний Лагутенко заинтересовался рок-музыкой после домашнего просмотра любительского фильма, в котором банда головорезов в белых рубашках и узких галстуках играла ногами на разбитом пианино дикий свинг. Черно-белые кадры демонстрировались дедушкой Анатолием Ивановичем — ректором одного из владивостокских институтов. Неожиданно дед кивнул в сторону экрана и задумчиво спросил у внука: „Узнал? Крайний справа — это я“».

Поскольку Илья находился в Лондоне, редакции пришлось договориться с дружественным журналом «The Face» о фотосессии с новой русской рок-звездой. Прямо «по месту жительства». Надо заметить, что четкого визуального образа у Лагутенко в тот момент не было. От фотографий, сделанных для буклета «Морской», за версту веяло подражательством обложкам альбомов Pink Floyd. Впоследствии Илье даже приходилось на эту тему отшучиваться: «Мы — Pink Floyd XXI века».

Во время лондонской съемки фотографу «The Face» Джейсону Фунари удалось вынуть из будущего «императора рокапопса» самую суть. Слайды непоседливого и смазливого чертенка прибыли в «Harper ’ s Bazaar» накануне старта «мумиймании». Наиболее хулиганское изображение Ильи нам удалось поставить на главную страницу «Harper ’ s Bazaar», открывающую раздел «Музыка, книги, кино, театр, искусство, дизайн». Другими словами, материал «Сказка сказок», посвященный «Троллям», был признан центральным в разделе «Культура».

Текст заканчивался небольшим разрушением мозгов — анонсами новогоднего шоу Лагутенко в Лужниках и чуть ли не грядущим концертом на Уэмбли через год. Не больше и не меньше.

Очерк о грядущем восхождении «прекрасных дилетантов» появился накануне крупномасштабной раскрутки «Морской». Сознательно нарушая журналистскую этику, я задолго до выхода публикации отдал верстку «Сказки сказок» Бурлакову. Леня переправил текст «по назначению» — Мише Козыреву, который летел в Лондон по важному делу: взять интервью у Дэвида Гэхена из Depeche Mode. Читая в самолете «Сказку сказок», программный директор «Радио Максимум» морально уже был готов общаться с Лагутенко.

«На мой взгляд, „Мумий Тролль“ воплощает в себе удивительно органичный симбиоз разнузданной дальневосточной приблатненности с декадентским брит-попом, — заявил Козырев сразу после возвращения из Лондона. — Этот проект обречен на успех в России».

Дата добавления: 2015-11-13